Круглая формула грядущего. Сага Иного мира. Книга третья. Часть II

Вообще несомненно, что даже справедливейшим личностям достаточно небольшой дозы противоречия, злости, инсинуации, чтобы кровь кинулась им в голову, а справедливость вылетела из головы.

Фридрих Ницше, «Генеалогия морали»

═════════════════════════════════════════════

Сьяли Ивл, младший из пилотов-истребителей авианосца «Юса», ловко миновал мстительный сухопутный патруль и благополучно добрался до переполненного кинозала. В руках он держал гигантский пакет дорогих сушёных фруктов. Такой пакет был способен (по его расчётам) уничтожить вечно голодную машинную команду: наглая трюмная свора всегда невинно сморкалась при виде Сьяли, напоминая пилоту о разбитом носе. Вообще-то любой пилот был намного выше статусом любого чумазика из трюмного сословия, и сословие всегда вытягивалось в струнку перед пилотами. Но перед Сьяли оно сморкалось.

Основательно озлобленный Сьяли уже разорялся на два пакета, угощая друзей по кинозалу при просмотрах первого и второго шпионских фильмов. Но теперь привезли третий, самый что ни на есть шпионский, с Зелмой Сэй. Надёжные люди намекнули, будто вездесущая машинная команда уже видела кое-какие секретные фотографии из фильма. На них Сельма вообще в одних крохотных кружевных трусиках! Весь авианосец залихорадило восторгом. Значит, трюмные крысы явятся непременно. Сьяли был уверен, что все они влезут в свой излюбленный шестой ряд и потому прицелился расположиться в пятом, нарочито шурша пакетом и великодушно угощая троих своих сподвижников по несчастью, лётчиков-истребителей «Юсы». «Хвостохранителей», как за глаза – а наглая машинная команда и в глаза! – называли приятелей Сьяли, выброшенных свирепым командиром авианосца в презираемый всеми и ненужный вид войск. Никакие возражения бледных от обиды выпускников лётной школы в расчёт приняты не были. Сьяли попытался поднять стихийный бунт, опираясь на волеизъявление четырёх представителей народа, но бунт был подавлен злобным стариканом, командиром авианосца, в самом зародыше:

– Какой ещё «жребий»?! «Дуванить» мне тут вздумали, молокососы?! Мы не карасей делим на рыбалке! Тут флот! Будет так, как приказал командир! Запомните это раз и навсегда, хомячки сухопутные! Кто автор идеи?!

Под раскаты злобного командирского голоса вокруг Сьяли сразу образовался вакуум.

– Так-так-так… – командир оценил виновника колючим взглядом, с головы до ног.

И вдруг обратился в толпе пилотов ласково, почти отечески:

– А выдавать приятеля некрасиво, ребята.

И Сьяли был зачислен в истребители. Остальные семьдесят два выпускника авиашколы молча получили свои бомбардировщики и долго прятали глаза перед четырьмя неудачниками, стыдясь своей корыстной трусости, ведь никто из них не осмелился возразить распоясавшемуся командиру авианосца. Никто не поддержал идею Сьяли метать честный жребий, если уж какой-то умник и предписал держать на ударном авианосце истребители. Сьяли был растоптан командиром авианосца в полной тишине, перед строем из семидесяти двух предателей, некогда друзей по лётной школе ускоренной подготовки.

Так он считал.

Особо унизительны оказались ежедневные увольнения на берег, где даже девушки улыбались при виде нашивок на униформе Сьяли: с недавних пор все с упоением листали книжки-картинки языкастого столичного писаки, в них представала глазу гипотетическая война Ваулинглы с Ямихасой. Из политических соображений страны не назывались открыто, но все прекрасно понимали, кто есть кто, по малость изменённым (требование закона!) опознавательным знакам на самолётах непримиримых противников. Главным героем книжек-картинок был лётчик-истребитель, юный романтик-неудачник, разыскивающий несуществующие самолёты ямихасов с идиотской целью их сбить. Остальные бравые ребята удачливо громили островных психопатов фугасными бомбами, приводя наглых коротышек в чувство реальности. В полётах истребитель-неудачник вечно искал цели: под тучками, над тучками, и даже в дождевых тучках, промокнув насквозь. И радовался, как дитя, безудержно паля из пушки в бумажный самолётик. Бумажные самолётики ему выбрасывали из кабин своих бомбовозов сердобольные приятели. Они же прислали неудачнику самодельную медаль, они инсценировали для ликующего героя восторженные передачи по радио. И прочее, прочее, прочее. Словом, дурень воевал на какой-то своей личной войне, потешая экипаж победоносного авианосца.

Желание растерзать бойкого писаку потихоньку оформлялось на авианосце в заговор четырёх. Найти скотину и морду набить! Немного подсластил пилюлю страданий приказ вышестоящего командования: приказом предписывалось установить на все истребители новые устройства для внешнего крепления авиабомбы.

Хитроумное крепление поначалу как-то возвысило Сьяли в собственных глазах, но однажды на двери своей каюты он увидел беглую надпись: «протез номер четыре». Его не пытались оскорбить, надпись бездумно оставил разносчик ставок; машинное отделение традиционно принимало ставки на название очередной войны, затеваемой обнаглевшей Вечной Вехтой. Разносчик, наглец с медальоном невероятного размера, был новеньким и не знал всех кают. И черкнул так, машинально, по-привычке. Как говорил.

Оказывается, эти крепления для авиабомбы на истребителях в насмешку называли «протезами».

Война тем временем шла уже третий год, но какая-то ненастоящая, как в книжке-раскраске. «Вечная Вехта против всех остальных»! Вообще-то «остальные» не набрасывались толпою на Вечную Вехту, наголову разгромленную двадцать лет назад, в прошлой войне, в настоящей. Нет, Вехта залечила раны и злобно объявила всех остальных «насекомыми» и «слабаками», что только толпою и умеют драться. И принялась избивать остальных поодиночке. И что удивительно, у неё это получалось легко и быстро!

Все, кто мог, становились в Ваулингле военными. Непрерывно выпускали какие-то книги с назиданиями: как отличиться на войне, как говорить с начальством, как осаживать ретивых приятелей, как растить в себе чувство превосходства и как продвинуться из удачливой войны в успешную послевоенную жизнь.

Эти книги молниеносно раскупались в бедняцких картонных кварталах, где у Сьяли не было приятелей. Кани Квай, лучший друг Сьяли, обитал в пригороде, там жили люди достатка выше среднего, и отец Кани торговал автомобилями. Но два года назад Кани перебрался на Песчаные острова, где отец Кани получил заманчивое предложение. Ещё бы! – все, кто мог, уезжали с островов. Уйма вакансий! Там легко можно было получить очень хорошую работу и приличное жалованье.

Едва закончив элитную школу для отпрысков богатых ваулинглов третьего (и выше) поколения, Сьяли сразу подал документы в лётную. Он презирал закон «о поколениях», втихаря прибавил себе годик из опасения, что война закончится быстро, и потому толпы красивых девушек – так и не увидевших истинного героя воздушных налётов на Ямихасу! – разбредутся по бассейнам наглых торговцев подержанными автомобилями. Отец, желавший видеть обоих сыновей исключительно своими преемниками, только вздохнул. Но одобрительно улыбнулся и пожелал обоим большого военного счастья на маленькой войне.

Но война затянулась. Оказывается, лысые старички-политики в шляпах и вехтский красавец в мундире разыгрывали вовсе не клочок мира. Игра между ними шла, как вдруг выяснилось, по-крупному. И на всё сразу. За два года надменная Вехта шутя прибрала к рукам десятка полтора стран, не обращая никакого внимания на попискивания Миссии Гуманизма – то ли осуждающие попискивания, то ли одобрительные. Сама Миссия устроилась в карликовых независимых государствах, почему-то не тронутых вехтами.

Для Сьяли далёкая война казалась поначалу захватывающим фильмом. Потом она стала скучным и занудным фильмом, где финал знаешь заранее. В итоге – донельзя раздражающим. Фильмом несерьёзным, затянувшимся, и не очень страшным. И что досадно: не уйти никуда от такого фильма, страдай молча, будто ты с девушкой, но выпил слишком много пива! – бывал Сьяли в подобных неприятностях. Жуть как надо выйти, но ты ведь с девушкой! Брякнешь: «Милая, я отлучусь на минут пять» – бац! – а она уже с каким-нибудь наглецом из трюмной команды. И всё удовольствие от долгожданного облегчения в кинотуалете псу под хвост.

Начало самой первой войны было смешнее некуда. В то время Сьяли ещё учился в элитной школе, но запомнил хорошо новости с войны. Их показывали ежедневно: какие-то мешковатые всадники-плонги в треугольных фуражках скачут с блестящими саблями на угрюмые вехтские танки, а бравые подтянутые вехты в чёрных наушниках поверх чёрных беретов высовываются из стальных башен и хохочут, стуча кулаками по пятнистой броне. И передают друг другу флягу.

Все государства на пути пятнистых танков рассыпались, как картонные, едва заслышав урчание безотказных моторов или завидев флягу. Огромные колонны пленных во всех видах военной формы шествовали в Вехту под охраной одного-двух бравых ребят с красивыми автоматами, как на скучном карнавале. Казалось, что вот-вот на киноэкран выбегут лидеры различных государств, снимут шляпы с лысин, засмеются и скажут залу: «Господа, мы шутили так!» – примерно как на фотографии Миссии, где все представители всех государств стоят тесной толпой и машут ручкой. И хищно улыбаются объективу.

После лётной школы Сьяли приступил к службе на выведенном из резерва авианосце «Юса» – немного устаревшей, но весьма бодрой плавучей авиабазе времён Первой Планетарной войны. Авианосец был основательно модернизирован, везде следы электросварки, битком набит вчерашними учениками авиашколы, укомплектован новыми самолётами и назван в духе времени горделиво, «ударным авианосцем». Конечно, стальной серой громадиной (подобной двум спящим у пирса) ему никогда не стать, облепи его хоть выше трубы палубами, но… Но это был настоящий авианосец. По духу, по сути, по настрою. По ставкам, наконец!

Ставки на авианосце были азартны. Проголодавшаяся с первой проигранной войны Вечная Вехта очнулась, снова почуяла себя удавом и легко заглатывала мир. Услужливый мир-дурак снова хихикал – то ли от щекотки, то ли от врождённой глупости. И все привычно смотрели привычное начало каждой новой войны раззадорившейся Вехты с каким-нибудь очередным перепуганным неудачником. Смотрели, как фильмы с Вьюси Войлом, где летают автомобили с убийственными красотками и плавают яхты с красотками-убийцами. Иногда появлялись и горделивые фильмы из Ямихасы, умудрившейся построить подводный авианосец: неуклюжую подлодку с каким-то дурацким краном, выгружающим из тесного чрева уродливый самолётик с огромными поплавками вместо колёс. Самолётик был вооружён: под ним болтались две крошечные зажигательные гранатки, а пилот имел однозарядную винтовку, чем должен был навести ужас на Ваулинглу.

Такие фильмы комментировались насмешливо, с тонкой иронией, а зал сотрясался молодым хохотом: Ямихаса нацеливалась задать жару пожарным Ваулинглы! Двумя кострами и одним патроном! Костры ещё туда-сюда, погасят; но патрон – это ужасно, конечно.

Фильмы о новом и стремительном разгроме врагов Вехты смотрели молча, но с ленивым интересом: вехты так легко и так быстро всех побеждали, что интерес не успевал пробудиться. И вообще в мире становилось скучновато: все наперебой лезли в друзья к невозмутимым вехтам, и многие становились им друзьями. С облегчением и преданным взглядом на жизнь. В конце концов, лучше быть живым «насекомым», чем мёртвым «слабаком»!

Правда, бывали и весёлые заминки.

И тогда в запнувшейся с ответом на вехтский ультиматум стране начинались паника и перевод сбережений в Ваулинглу, с последующим бегством хозяина сбережений. Неуклюжие жёны сообразительных беглецов почему-то вечно опаздывали на океанский корабль; – так объясняли утрату жён чудом спасшиеся беглецы. И утешались в Ваулингле, в новых молодых семьях. Действительно: ведь надо жить! Куда ж деваться? Надо стерпеть горе и создавать новую семью.

В Ваулингле неимоверно поднялся спрос на молоденьких бездарных актрис с огромными бюстами, и вообще на молоденьких небогатых модниц выдающихся форм в коротких юбках, коими кишела Ваулингла.

И когда пятнистые танки подползали к брошенной лысеющими женихами стране, там уже только ветер шевелил бумаги у пустых прилавков. Отставшие от пароходов старые жёны, работая локтями, с проклятиями выкапывали из брошенных архивов свои вехтские корни. Они размахивали букетиками цветов и своими родословными перед угрюмыми пятнистыми танками, но их огорчённым экипажам, молодым и аккуратным ребятам в самом соку бойцовских сил, не терпелось пострелять и повоевать, наконец. Не протирать же надоевшим машинным маслом одни и те же надоевшие снаряды в чистеньких боеукладках! С одними и теми же (заученными наизусть со скуки!) номерами. Стрельнуть-то дайте ребятам! Но нет! – вместо войны опять надо сочинять письма домой. О сражениях и подвигах, выстаивая очереди к танковым фантазёрам. И опять плати десять мрогов за одну боевую фантазию. Две фантазии – двадцать мрогов. Три – тридцать. Никаких оптовых скидок! Сочинительство есть работа штучная и изнурительная, а потому героические письма домой – вещь накладная.

Перед началом каждой новой «обезоруживающей», «упреждающей» или «вынужденной» войны на авианосце принимались ставки. Угадать её начало и название до официального объявления! И (желательно!) длительность. Словом, манёвр для игроков в ставки был огромен. В исходе молниеносных войн не сомневался никто, потому азартный и противоречивый Сьяли вечно проигрывался на этих заявках в пух и прах. И регулярно смотрел фильмы, потому что военных пропускали в зал бесплатно. Тем более, что интрига предстоящего фильма всегда вывешивалась на авианосце загодя. На самодельном стенде.

Стенд оформляли дерзкие и языкастые пилоты первого набора, не добавившие себе лет в авиашколе и смотревшие покровительственно на всяких сопливых недомерков вроде Сьяли.

Сьяли подолгу рассматривал каждый новый стенд, пробиваясь через возбуждённую толпу: языкастые пилоты шикарных бомбовозов умудрялись где-то добывать фотографии Зелмы Сэй практически из любого предстоящего фильма, что строго-настрого каралось на берегу законом о собственности. Ясно, что у них были наказуемые корыстные связи – на разоблачение связей тоже принимались заявки! – но уж в этих заявках Сьяли не участвовал по причине своего финансового разгрома.

Перед каждым фильмом крутили сообщения с войны. Каждое новое сообщение вызывало стоны: все хотели видеть Зелму Сэй, а не идиотские сообщение.

…Испытания нового оружия Вехты: ракеты. Какая-то огромная пуля с дурацкими крылышками, устрашающее до колик в желудке название: «Вехтский Меч». Клубы пыли, рёв, что-то огненно-непонятное вылетает из пыли и уносится вверх. И взрывается там, наверху, разбрасывая огненные искры – увы, неудача.

Хохот в зале.

…Разработка вехтским гением нового оружия: множество гениев в белоснежных халатах суетятся у здоровенной бочки. Дурацкие, угловатые, совершенно не читаемые надписи на бочке. Испытания угловатой бочки: взрыв в форме гриба, растущего из-за горизонта и раздвигающего тучи. Где-то теперь отличная погода. Тучи-то раздвинуло! Умора… Вот оно, оружие предстоящей вехтской победы! Никто в зале не сомневался: вехты лгут, пугая мир отчаянным враньём. Что-то вроде рисованных фильмов, какие появились перед войной в Ваулингле. Вся страна восхищалась похождениями бравого рисованного кота, осыпая ликующего изобретателя и его рисованных персонажей комплиментами и деньгами.

Воинские фильмы из Сахтаръёлы были скучнее. Видимо, там спали и не освоили рисованные фильмы.

…Тайно построенный – и единственный! – авианосец Сахтаръёлы: огромные надстройки, весь в зенитках, одна-единственная кривая палуба. И не плоская почему-то, а круто изогнутая, поднимается вверх к носу судна. Из надстроек выкатывают мордастый самолёт с таким огромным тупым носом, что пилоту вряд ли вообще что-то видно из кабины. Бомбовозов на этой ледокольной коробке, оказывается, вообще нет! И чем они намерены бомбить Вехту? Истребителем с двумя пушечками?! Да, две пушки – это много, конечно. Не одна ведь, как у всех!

Молчание в зале: и эти не выстоят против Вехты даже десяти дней.

Эдак угловатые надписи скоро развесят на улицах Ваулинглы…

Впрочем, за такие мысли – высказанные вслух! – презирали сразу. И вовсю принимали ставки на очередную войну Вечной Вехты с последним мало-мальски серьёзным государством: Сахтаръёлой. Как выкрутятся на сей раз вехты: это будет «пограничная провокация», «ущемление прав вехтов», «оскорбление невинной вехтской девушки» или откопанные в древнем захоронении новенькие карты, сообразно которым «вся Сахтаръёла основана вехтами»?

Страсти кипели, заявки подавали наобум, от фонаря, потому как война приближалась к Ваулингле с ужасной скоростью. И, судя по всему, приближалась война нешуточная. Это тебе не война с каким-то смешным карликом за красавицу-Вебу или броненосная битва с пернатыми аборигенами. Вехты шутить не любят. А если и шутят, то очень мерзопакостным юмором, отстреливая из пятнистых башен хорохорящихся недоумков с саблями.

Сьяли поначалу было наплевать, чего там творится в другом полушарии планеты. Всё изменил один-единственный фильм. Сьяли очень не понравился юмор вехтов. Зачем картинно расстреливать из пулемётов какие-то крытые конные повозки, что рванулись с дороги к лесу, заслышав в облаках визг мощного мотора? Лошадей-то зачем убивать?! Пилот вехтского истребителя «ястреб» убивал их на глазах у остальных плонгов из лошадиного обоза, позволяя спасающимся посмотреть на свою предстоящую участь, поскакать немного, немного пожить и немного подышать последние мгновенья особенно вкусным воздухом. Это ведь только чудаку-плонгу кажется, будто он мчится к лесу на своей повозке быстрее ветра, что свистит у него в ушах! Для скоростного истребителя они – повозки эти! – стоят на месте, как приклеенные. И не спрятаться, их огромные хвосты пыли от облаков видно. Съяли прикинул: истребитель успеет зайти в атаку раз пятнадцать, а повозок всего семь. И аккуратный вехт не промахнулся ни разу.

Мрачный Сьяли внимательно рассмотрел пилота-вехта на экране, и этот вехт ему не понравился. Вехт запросто решал, кому и сколько жить по его капризу. Что-то было поганенькое в таком капризе. Ишь, врагов он увидел… Убей! Тут и одного захода хватит, чтобы перебить всех. Это война, а не удовольствие! Но вехт растягивал удовольствие повелевать чужими жизнями, он играл в войну. Небо-то чистое! Врагов нету!

Каприза повелевать чужими жизнями Сьяли не испытывал никогда, не было у Сьяли такой потребности. И даже мысли о ней. А пилот-вехт красиво подмигивал в автоматическую кинокамеру, посылал новенькой перчаткой приветы родным и… ураганом проносился над очередной лошадью, что билась от боли в пыли и в страхе. Хорошо стрелял… И машина у него была очень быстрая, куда быстрее истребителя Сьяли. Бегущих людей, возниц из перевёрнутых повозок, пилот расстреливал с глумлением: поодиночке, меняя выбор цели в последний момент. Ладно, пусть плонги ему враги… Пусть. Так сказал вехту его Вождь, и сопливый вехт поверил. Лошади чем ему не угодили?! Над животным обезумевшим зачем глумиться?! Оно же не человек, в нём подлости нет! И бросил умирать несчастную скотину, не добил ни одну лошадь, ноги им отстреливал… Они ведь не выживут!

А сам не старше Сьяли.

С причиной новой войны ошиблись все, кроме Сьяли: у каюты Сьяли возник наглый (они все ужасно наглые!) матрос из машинной команды со своим наглым медальоном-сердечком. И на ухмыляющийся вопрос: «Сколько ставим, протез?» – Сьяли наметил ему кулаком в скулу, но очухался в углу каюты с окровавленным носом. И на повторную ухмылку: «Не маловато?» – Сьяли злобно промычал:

– Ставлю против всего экипажа! Против всего авианосца! Против всего соединения ставлю, трюмная ты крыса!! Первая ставка: нападут этим утром. Вторая: без объяснений нападут. Третья ставка: на этот раз – подавятся!

Медальон снова ухмыльнулся и что-то вписал на картонку:

– За год проигрыш вернешь, мышь летучая? Пишу: клянётся честью вернуть за год. Ох и погуляем завтра за твой счёт!

В тот вечер Сьяли не пошёл ужинать и не вышел к завтраку, пока опухший нос не принял сносные очертания. Когда Сьяли решился-таки прошмыгнуть в столовую, то оробел: весь экипаж толпился у стен и взревел при его появлении! А на столике в углу, на постоянном месте Сьяли, стоял поднос с двумя толстенными пачками денег, перевязанными лентами. Каждая выше банки пива! Две банки пива выставил на поднос мрачный трюмный медальон и буркнул:

– Поздравляю, протез везучий…

Это был самый крупный выигрыш за всю историю соединения. Оказывается, война шла с утра: покоритель мира вместе с подручными вдохнул весенний воздух и ранним мирным утром, ни с того ни с сего, харкнул в спящую Сахтаръёлу тысячами бомб. Покоритель мира не стал играть в обиженного «нашего парня», предпочтя образ пусть лживого, но зато выигрышного внезапностью хулигана; – «верняк», как говорили на флоте. Тем более, что образ – штука очень зыбкая, его можно и подправить впоследствии (если что не так). У выигрышного хулигана обычно много поддакивающих друзей, и всё у него «так».

Пока он в выигрыше, конечно.

В то утро вехтский удав вполз в Сахтаръёлу, и утомительный смешной фильм о войне сразу стал кровавым. Вечерами весь авианосец и враз разбогатевший Сьяли молча смотрели короткие фильмы ошалелых информаторов, прибывающих оттуда пыльными взбудораженными толпами: бои, бои и бои. Бои по всему огромному фронту! Сахтаръёла не дрогнула перед натиском, её богачи не побежали в Ваулинглу, менять жён на молоденьких актрис. И чистенькие боеукладки аккуратных танкистов Вехты опустели в первый же день войны. Да и сами картинные ребята стали какими-то пыльными и неулыбчивыми.

Куда-то запропастились их фляги.

С того дня на жарких пирсах шёпотом начали пересказывать слухи: Лидер поставляет в Сахтаръёлу горючее, грузовики и консервированное продовольствие. Как невоенные грузы. Хотя и дурню понятно, что всё идёт в войска. И – негласно! – поставляет оружие для плонгов, что спаслись от Бешеного Вождя в Сахтаръёле. Оказывается, это для плонгов шьют на столичной фабрике иностранные мундиры и дикие треугольные фуражки! – ни одной безработной девицы не осталось в городе, все при жалованье и все воротят носы от нищих пилотов.

Флот недоумевал: откуда там плонги? Там, в Сахтаръёле? Непонятно… Кого же тогда давили поджарые красавцы своими пятнистыми танками?

Слухи: подлодки вехтов негласно топят негласные корабли Лидера, а Лидер Ваулинглы и Вождь Вехты вежливо улыбаются друг другу вежливым оскалом. Тройное жалованье за рейс, отбоя нет от желающих сплавать в Сахтаръёлу с негласным грузом – сплавать не из жадности, а из желания завязать узлом обнаглевшего вехтского удава. В Ваулингле исчезли молодые безработные моряки и молодые безработные водители тракторов, вечно кочующие на своих тарахтелках с севера на юг за волной урожая. Поразительно: зачем на океанских кораблях водители тракторов, да ещё за тройное жалованье?! Матросы – ещё куда ни шло, но чем в океане рулят водители тракторов?!

Тонкости тайной войны были непонятны Сьяли.

Новый фильм «оттуда»: светловолосая, умопомрачительная красотка с непроизносимым именем сбивает свой четырёхсотый пятнистый бомбовоз, в дымных трассах видны парашюты спасающихся вехтов. Рубит по два десятка в день! Боевой счёт авианосца «Эштаръёла» достиг восьми тысяч сбитых самолётов. Жуть! Уже на тридцатый день войны Вождь Вехты начал выкрикивать призывы к прыщавым восторженным юнцам: «Каждый вехт должен стать истребителем! Асом!». Лётные школы Вехты забиты юнцами, рвущимися к подвигам, все жаждут застрелить треугольного плонга и его лошадь. Видимо, о светловолосой красотке их не уведомляют.

Потрясающая техническая новость: тупоносые истребители «Эштаръёлы», оказывается, оснащены двухрядными моторами! И потому носатые. Мощность – вдвое против обычной! Скоростные «тупоносики» господствуют в воздухе над всем фронтом, жгут бомбовозы Бешеного Вождя сотнями, а бронированные штурмовики «Дака» свирепствуют над трупами упрямых вехтов. Не штурмовик, а посланец смерти какой-то… Его так и прозвали раздражённые покорители мира: «посланец смерти». Однажды, перед очередным фильмом с Зелмой Сэй, кинозалу показали эти штурмовики в деле, и все впервые увидали атаку штурмовиками «Дака» пятнистой танковой колонны. Атаку реактивными снарядами: шквал огня! Загудевший зал аж привстал в восторге. Второй раз зал вставал молча, вслед за командиром соединения. Все встали из уважения к экипажу подбитого бомбардировщика Сахтаръёлы: его экипаж принял решение не прыгать с парашютами и не спасать жизнь в плену у Вождя. Они торопливо прощались по радио, их слова переводила залу бойкая информаторша-ваулингла, что была в том полёте на одном из бомбовозов и привезла домой плёнку. Съёмка была неровная: неопытная информаторша снимала бомбёжку огромной колонны и случайно захватила в кадр горящую машину, пикирующую на танки – огненная лавина от взрывающихся баков и неизрасходованных бомб сметает с пыльной дороги пятнистые коробки танков.