Круглая формула грядущего. Сага Иного мира. Книга третья. Часть I

- -
- 100%
- +
Эшдарьялу немного коробило, она не считала ряды безвестных героев Сахтаръёлы «чужими». В тех рядах остались отец и прадед – морской волк, сломавший меч привилегий о броню своего старинного крейсера, что ржавеет теперь на дне Вехтского моря. В тех рядах были все их – а значит, и её! – предки.
Но промолчала.
Она внушила матери мысль о шикарном плавании на шикарном корабле, ей якобы подарили – как вознаграждение за статью! – телевизор, гонорар, апельсины и билет на элитный корабль, совершающий весенние круизы по Длинному озеру.
Корабль действительно совершал круизы и у неё действительно имелся приобретённый журналом билет. Дальше Эшдарьяла намеревалась добираться поездом или попутными машинами. То есть по-обстоятельствам. Но… оказывается, ей был заказан самолёт Миссии, о чём Эшдарьялу уведомили телефонным звонком. Узнав о личном самолёте, она впервые в жизни ощутила себя невероятно значимой.
Эшдарьяла сочла ненужным объяснять матери что-либо, кроме деталей восхитительного круиза. В редакции ей показали на карте, где находится концентрационный лагерь, битком набитый семьями повстанцев – так и сказали: «концентрационный лагерь находится у входа в тоннель» – и показали фотографии: колючая проволока, орущие женщины с младенцами, мрачные подростки с плакатами. Иностранные надписи на плакатах: «Убийцы!», «Миссия, защити нас!», «Свободу и гуманизм Плоскогории!».
Искать преступные следы Къядра посоветовали именно там, в среде сочувствующих повстанцев. Дружественные повстанцы распахнут душу информатору журнала, верного идеям Миссии Гуманизма. И дадут правильные показания.
* * *
В Южных владениях оказалось неимоверно жарко – это ранней-то весной! – и Эшдарьяла взмокла в своей новенькой тёплой куртке, едва выбралась из частного самолёта. Отличный самолёт! – пять мест, услужливый экипаж из Миссии, отменный завтрак. Пришлось побегать по аэропорту с тяжёлой сумкой, запереться в тесной кабинке туалета и, ударяясь локтями о стенки, переодеваться в летнее. Она захватила с собою очень коротенькую юбку и тоненькую полупрозрачную рубашку. Так, на всякий случай. Вдруг на авиабазу «Кренда» нагрянет Къядр?!
Кроме неё, на круизном корабле в Южные владения плыли, а потом летели в самолёте двое миссионеров, информатор и его помощник-фотограф, ненатурально храбрившиеся всю дорогу. С высокомерным выражением лиц они жевали какую-то дребедень и дерзили направо-налево, пилотам и обслуге; словом, изрядно трусили. Оказывается, обоих послали работать за тройное жалованье, ибо их предшественников убили в Южных владениях какие-то наёмницы, две бандитки-извращенки. Укокошили, невзирая на толпу сочувствующих повстанцев! Эту толпу бандитки-извращенки тоже убили, кстати. Сперва толпу, потом миссионеров. Так что тройное жалованье – это справедливо и честно, но мало. Так считали оба миссионера.
Мученица
Вызывающе принарядясь в кабинке туалета, она шествовала городскими улицами к авиабазе, чтобы сразу взять непокорных быков за строптивые рога. Ужасно хотелось пить. Кормушек и водопоя в этом городе имелось предостаточно, но где-то показалось неуютно, где-то слишком жарко. Устав от жажды, Эшдарьяла наткнулась на заведение «У Абукиса», там весело питались немногочисленные аборигены. Столики разместились под открытым небом, на ветерке, беззастенчиво оттяпав часть городской площади. В центре площади шумел старинный фонтан, источая водяную пыль и прохладу, а вокруг возвышались красивые пятиэтажные дома из белого мрамора. Вид несколько портила телебашня вдали, но если сидеть спиною к ней, то зрелище древнего города было вполне терпимым.
Народу на площади наблюдалось мало, уже припекало вовсю. Весенний воздух благоухал цветами с клумб, коих цвело вокруг видимо-невидимо. Наверное, Эшдарьяла прошла бы мимо «Абукиса», но заведение поразило её взгляд рекламой: на огромном фото сиял изысканный интерьер (Эшдарьяла и сама не отказалась бы в побывать в помещении подобной роскоши), а за хрустальным столиком, в кресле заморского красного дерева, восседал сам… капитан Къядр, в отменном лётном снаряжении. Ему прислуживал (на фотографии) юноша в белой курточке, натянутой поверх униформы ополчения. Видимо, это и был «Абукис».
Эшдарьяла решительно направилась к пустому столику у фотографии.
Какое-то время она не могла понять, почему рослые парни в белоснежной форме так схожи лицами? И почему проносятся мимо с подносами, не обращая на неё никакого внимания?
Разозлясь на безразличный мир, она щёлкнула пальцами:
– А ну, милейший!
Эшдарьяла давно научилась говорить капризным или казённым голосом, по ситуации.
И тотчас перед столиком возник рослый белоснежный парень лет двадцати. Тот самый, с фотографии, где красовался капитан Къядр.
– Вот что, любезный… – Эшдарьяла слегка растерялась и даже посмотрела на фото: не оттуда ли сбежал абориген? Нет, фотографический персонаж был на месте. Эшдарьяла никак не могла сообразить, чего она хочет из съестного, помимо ответов на вопросы. И потому занимала руки пухлым бумажником.
Парень азартно пялился на бумажник.
«Ах, вот чего тебе надо показать, скотина!» – обиделась Эшдарьяла за свои укороченную юбку и полупрозрачную рубашечку.
И озлилась поверх надоевших очков:
– Порцию мяса с подливой из овощей, салат «Южный», плюс здешняя рыба, – заявила повелительно.
Положила на стол купюру в пятьдесят ръярров.
– Это гонорар за ожидаемое усердие. Видел? Могу и добавить! Так что пулей лети, пушистик.
Парень-пуля возобновился у её столика молниеносно и занялся сервировкой, поглядывая на купюру.
Эшдарьяла добавила к первой купюре вторую и третью.
Большая сумма. Такие не дают в знак пустой благодарности.
Парень замер с вилкой:
– Вам что-то угодно, сударыня?
Он явно насторожился и готов был дать дёру.
– Да, мне угодно кое-что! – заговорила Эшдарьяла казённым голосом. – Мне угодно узнать на эту сумму многое.
Указательным пальчиком она прижимала сумму из трёх купюр к столу, сам пальчик держала вертикально, отставив в сторону большой палец и согнув остальные в кулачок – видела такой жест у Лейны Квай.
И выложила на стол фотографию: капитан Къядр и ещё четверо мускулистых скотов – наверняка меченосных! – загорают на фоне пальм. Все в элегантных плавках, все запанибрата с очень смуглой девицей, какая в дочери годится кое-кому из фотографических сластолюбцев. Увы, сама девица даже не в плавках, а в крохотном треугольничке с ленточками какими-то, весьма игриво завязанными на бёдрах в бантики. Потяни одну ленточку – и на девке вообще ничего не останется. Ленточка попросту умоляла: «Потяни меня!». Прочие свои прелести девчонка вообще не прикрывала. И улыбалась, как будто всё так и должно быть.
– Видел ли ты в здешних краях этого типа? На типа смотри, не на девку!
Эшдарьяла ткнула в Къядра пальчиком – опять-таки как Лейна Квай, оттопырив большой палец и приподняв кисть. И осторожно повысила голос:
– Наверняка обретался тут и питался. Он на окружающих меня фото маячит. Вот он, навис над моим столиком. Узнаёшь его на моём фото?
– Ёлки-палки! – парень уронил сверкающую чистотой вилку в салат «Южный». – Капитан Къядр!
В здешних краях не росли ёлки. Парень наверняка подхватил выражение у меченосца из Лесных владений, который насаждал тут свои кровавые порядки. Так решила Эшдарьяла.
– Давно уволен из ополчения, милейший? – она сняла очки и подняла одну бровь, прищурив при этом другой глаз и слегка повернув голову: этому трюку она научилась в фильмах о Вьюси Войле. Все пассии суперагента владели подобными гримасками в совершенстве.
– Полгода! – парень сдёрнул с руки белоснежное полотенце и шутливо вытянулся.
– Хм… – Эшдарьяла изучила его осанку и размышляла. Выложила на столик сразу сотню. – Делись-ка секретными сведениями, дружище. И прикинься прислугой, а то больно глаз режешь народу своими строевыми выкрутасами. На нас уже оборачиваются.
На них действительно оборачивались, даже подлетел огромный хозяин заведения: нет ли проблем?
– Никаких проблем нет! – великодушно заверила Эшдарьяла. – Любезный, ваш сотрудник заслуживает гигантского повышения! Я от него оторваться не могу! Видите, осыпаю деньгами. Кстати, вы тоже держите три сотни. Я нанимаю вашего сотрудника для очень продолжительной беседы. Как тебя зовут, любезный сотрудник?
Сотрудника звали Абукисом. Хозяина тоже звали Абукисом, он округлил глаза, поднял оба больших пальца над волосатыми кулаками и одобрительно подмигнул сотруднику Абукису. И исчез с тремя сотнями.
Вокруг сновали сотрудники в белом, здоровенные и волосатые, ужасно похожие на хозяина. Видимо, тоже Абукисы.
Полученные сведения оказались странными.
– Ты хочешь сказать, – домогалась Эшдарьяла у потного парня, – будто прошлой осенью этот меченосный тип упал тут с неба? Сходу обаял губастую миссионершу, избил её любовника из ополченцев, нашёл среди вас малолетнего техника, взнуздал всю базу дисциплиной, но попал под арест за пальбу атомными ракетами? Заточили злодея не куда-нибудь, а в каземат самой Эштаръёлы? И ты снабжал узника деликатесами? Вызволять этого типа из-под ареста заявился сам князь и попутно ввёл во владениях круглосуточное военное положение? Хм… Прямо таки бульварный роман получается какой-то, разве что побега нет. В ночной ливень, верхом. Извини, слабо верится про атомные взрывы. Если честно, то вообще не верю. Радиации тут нет никакой, все счастливы. Где руины городов? Обугленные черепа?
– Спросите у Кабаниса… – обиделся парень. – Мы вместе служили, он на кухню пошёл, вон его спина.
– Спросим и эту спину, не волнуйся, – пообещала Эшдарьяла. – Сам-то видел атомные взрывы?
– Нет, – признался парень. – Облака светились вечером, их я видел. Мы всю ночь облака рассматривали, их сносило вбок и к утру развеяло. Взрывов никто не видел. Но вся казарма слышала! Мы спали ещё, когда стёкла вылетели и сирены заверещали. Хорошо ещё, сетки стальные стояли в рамах оконных, не то бы нас стеклом порубило в ошмётки. Мы проснулись и сразу в убежище полезли. Кто-то заорал: «Атомная война!» – ну, мы и попрыгали с коек. И полезли в убежище, в одних трусах. А там… – он указал рукою на горы, в сторону моря – …что-то вспухало. Я в окно увидел, как вспухает что-то огромное и белое. Многие увидели, и такая давка началась… Что надо была давка. Нас холодный пот спас. Мы потели холодным потом и потому скользили в давке. Кабы не пот, так бы и застряли толпой в коридоре. Очень узкий коридор в бомбоубежище. Извилистый.
– Там авианосец взорвался! – рассердилась Эшдарьяла. – «Вспухало»… Ещё бы не вспухло! Корабль-то здоровый! Тащи сюда Кабаниса.
…Кабанис долго вытирал руки пушистым полотенцем и подозрительно поглядывал на Эшдарьялу. Флегматичный здоровяк Кабанис помнил капитана Къядра и сонно восхищался молодецким ударом аса:
– Он Курку Ули челюсть изломал. Р-р-раз! – и всё. На три части одним ударом. Знаете, какая у Курка была челюсть? Карандаш перекусывал на спор. У его дедушки магазинчик через два квартала, но вы туда не заходите и Курка не спрашивайте. Обчистят вмиг. Да и злой он стал, Курк. Его губастая «миссия» надула. Размечтался с ней до Ваулинглы мотануть и зажить там богачом. Но она обманула, из бедных оказалась. Случайно выяснилось. Ему какую-то шину особенную хотели поставить на челюсть, за дополнительную плату. Но губастая «миссия» расплатилась за обычную шину своей банковской карточкой. На особенную шину у неё денег не хватило, этот факт дедушка Курка разнюхал моментом. Дедушка ящиками для инструментов торговал, с базы воровали ящики. Теперь Курк не служит, торгуют оба чем придётся, потому как дыру в заборе заделали, не пролезть на базу. У губастой всего пять тысяч нашлось на счету, а шина особенная стоила семь триста. Прямо золотая шина, да? Простую шину ему поставили. Так что Курк теперь шепелявит и даже убить может. Злой стал страшно. Посмотрит на миссионерский документ ваш, послушает и убьёт гаечным ключом. Возненавидел Миссию. А уж девку капитана Къядра он даже слушать не станет. Сразу убьёт. И спрячется в горах. Чтобы вторую шину не схлопотать.
– Какую такую «девку капитана Къядра»?! – похолодела Эшдарьяла. – У Къядра тут «девка» осталась?! Бегал по девкам?!
– Не, – Кабанис невозмутимо складывал полотенце. – Он с базы не вылезал. Я совет вам дам, можно? Смывайтесь отсюда, пока Курк про вас не прознал. Курк мстительный. Он мухам мстит.
– Да-а-а… – заулыбался Абукис. – Его муха укусила, так он эту муху всю ночь гонял по казарме. Всех затоптал и спать не давал. Поймал под утро и отрывал мухе лапки. По одной отрывал. И опять спать не давал, хохотал.
– Вернёмся к делу! – заспешила Эшдарьяла. – «Лапки», понимаете ли… У меня крепкие лапки! Словом, дружище Кабанис, ты тоже никаких взрывов не видел?
– Не, – Кабанис покрутил головой. – Я в убежище лез по костям сослуживцев и потел со страху. Там убежище в казарме и…
– …и ход в него извилистый! – прервала Эшдарьяла. – Поняла. И что же, никто из всего вашего трусливого гарнизона не набрался духу на события взглянуть?! Одним глазком! Это ж любопытно.
Абукис и Кабанис переглянулись.
– Да как сказать… – неуверенно заговорил Кабанис. – Я не набрался любопытства. Зачем мне глазок терять? От таких дел надо подальше. Тот парень видел, наверное. Круглосуточный техник. Его в убежище не было с нами. На лётном поле он был.
– Он в офицерском городке жил, – возразил Абукис. – Потому и не было. Вспомни. Там тоже убежище. Он в офицерское убежище залез. Я бы залез. Там интереснее, наверное.
Кабанис замотал головой:
– Мы спали, когда «Дака» взлетал. Я проснулся и слышу: «Дака» взлетает. Кто в полёт выпускал? – он. Не сам же капитан лестницу ставил к кабине? Капитаны лестниц не носят. Кто встречает машину? – он, техник. Никуда он не уходил с лётного поля. Значит, всё видел.
– Как найти техника? – деловито спросила Эшдарьяла и надела очки.
– Никак, – сразу ответил Абукис. – Он из Лесных владений. Мы с чужими не разговаривали особо.
– Имя? – добивалась Эшдарьяла.
Абукис наморщил нос:
– Кто его знает…
И заметил Кабанису:
– Он не техник, он механик. Ему даже форму выдали. Помнишь, вечером «Даку» в ангар закатывали со стоянки? – ну, мы ещё сбежались фотографироваться в альбомы рядом с «Дакой»? Не с ящиками же сниматься! Нас тогда Малгис фотографировал.
– Да, – припомнил Кабанис. – Точно.
– В форме механика княжеских дружин он был. В новенькой. Потому с ним и фотографировались. Для солидности.
– Кто такой «Малгис»? – быстро спросила Эшдарьяла.
– Служили вместе, – охотно ответил Абукис. – У него фотоателье за углом. Нас, сослуживцев, в городе человек десять. Сила! Иногда тут собираемся. Даже Курк приходит, скрипит челюстью на фотографию с Къядром. Но тронуть её боится. И меня боится. Он думает, я процент плачу господину капитану за рекламу.
Эшдарьяла сняла очки: на углу свежевыбеленного пятиэтажного дома действительно красовалась вывеска фотоателье.
– Вот что, горе-сослуживцы… – она постучала пальцами по столику, – …дуйте-ка к Малгису и притащите мне Малгиса с фотографией этого самого механика.
Кабанис что-то хотел сказать, но Эшдарьяла подняла указательный пальчик:
– Удваиваю гонорар! Фотографию покупаю по отдельной таксе. И щедро вознагражу Малгиса. Вперёд! Я пока позавтракаю. Посмотрим, что тут у вас за салаты пекут.
…Салат был недурён, а Малгис оказался худощавым и смышлёным. Он сразу выложил на стол фотографию:
– Нашёл с трудом, госпожа Эшдарьяла. Очень мучительно искал. Единственное фото, последнее. Случайно при том разбил вазу. От усердия. Дорогую.
– Понятно… – сквозь зубы заметила Эшдарьяла, рассматривая фото. – Держи за трудность.
И выложила на стол сразу пятьсот ръярров.
Кабанис и Абукис хохотнули.
Почти всю фотографию заполнял фрагмент боевого самолёта, часть фюзеляжа и крыла. Объективом захвачены кусок неба, остекление кабины и самое главное украшение – пушки. Стволы пушек казались огромными. С фотографии на Эшдарьялу оглядывался незнакомый парень, совсем молодой, немногим старше её самой. Но уже в униформе княжеской дружины. Как он дослужился до механика, злодей?! Механиками к тридцати становятся, да и то при выдающихся умственных способностях! На Вебе какой-то мальчик тоже фигурировал у самолёта капитана и был заколот стимуляторами насмерть. Главный информатор обмолвился, будто Къядр кого-то повысил в механики на «Кренде». Неужели этого парня? Зачем? Стимулятором колоть?
Фотограф застал господина механика врасплох, за работой. Эшдарьяла ценила такие фотографии, на них не хмурятся нарочито и не пыжатся, на них видна сущность человека. Если у человека есть такая, конечно.
У парня с фотографии была добрая и умная сущность. Даже странно, почему он с Къядром связался.
– Молодец! – похвалила Эшдарьяла фотографа Малгиса. – Талант! Ракурс и всё такое… Куда делся механик?
И положила на стол ещё пятьсот ръярров. Она сорила деньгами напропалую.
– На самолёте увезли, – торопливо ответил Малгис, забирая купюру. – В то утро князь прилетел. Я пробрался к самолёту, очень хотел сфотографировать князя, но он в город уехал. А в самолёт погрузили этого парня, Дъярра. За шиворот. Потом приехал капитан Къядр. Там ещё какие-то девицы грудастые крутились. В тугих и коротеньких шортиках и в таких убийственных маечках, скажу я вам, что еле-еле соски прикрыты! Остальное поблескивало снизу. Из-под маечек. В смысле, вываливалось наружу; ну, есть такая мода у матёрых хищниц. Они это «остальное снизу» обдували веерами, льда-то нету.
– Какого ещё «льда»? – не поняла Эшдарьяла.
– Ежели там, «снизу», холодной водичкой спрыснуть или льдом пройтись, то очень, знаете ли, вздыбливаются «достоинства», – хмыкнул Малгис. – Утверждаю, как фотограф. У меня в мастерской кабинка для переодеваний, а в ней инструкция и лёд. Как придёт какая-нибудь модная тётка сниматься, так полведра льда нету. Вы записывайте, пригодится в старости. Но я не заметил, погрузились они в самолёт или нет.
– Грузились, – уточнил Абукис. – Они всей стаей прошмыгнули. Еще до того, как привезли капитана. Охмурять в полёте. Там закоулков много, наверное, а он богатый.
– Къядра привезли арестантом? – сквозь зубы спросила Эшдарьяла, записывая эти омерзительные показания и обмахиваясь веером из фотографий.
– Что вы! – удивился Малгис. – Повидал я арестованных. Куда там! Не, прикатил на машине, все егеря навытяжку встали, лётчики приветствовали. А вот механика грузили арестантом. За шкирку. Говорили, он капитана опоил чем-то, тот и тронулся умом. Временно. Потому и долбил атомными ракетами по всему, что видел.
Озадаченная Эшдарьяла сложила фотографический веер в сумку и вынула оттуда украденную у Къядра фотографию:
– Теперь, горе-сослуживцы, вопрос очень дорогой. В смысле, высокооплачиваемый. Знаком ли вам убитый?
Фотографию с убитым горе-сослуживцы рассматривали поочерёдно и серьёзно. И качали головами: нет, не знаем. Фотограф Малгис смотрел фото последним. Долго изучал фотографию и произнёс наконец:
– Тысячу ръярров, госпожа Эшдарьяла.
– Ничего себе! – возмутилась Эшдарьяла. – Вымогатель.
– Может, я жизнью рискую! – принялся оправдываться Малгис. – За какую-то тысячу!
– Так серьёзно всё? – помедлив, спросила Эшдарьяла.
– Конечно! – воскликнул Малгис, и сослуживцы закивали: да, тут всё очень серьёзно.
– Ну, ладно… – неуверенно согласилась Эшдарьяла и выложила на стол ещё две купюры по пятьсот.
– Это ведомый капитана Къядра, – заявил Малгис, пряча деньги. – Юнкер. Разбился в последнем вылете. Говорят, ему замедленную мину какую-то подсунули в самолёт, потому капитан и озверел за напарника. Я их обоих видел в штабе тем утром, перед вылетом, из которого юнкер не вернулся. Я подрабатывал в штабе фотографом. Говорили, будто слосы поймали и казнили юнкера. Наверное, он с парашютом прыгнул и попал к банде Щузицоша в лапы.
– Уверен? – нахмурилась Эшдарьяла.
– У меня фотографическая память, – обиделся Малгис.
– И в чём риск для твоей жизни? – прищурилась Эшдарьяла, записав имя «Дъярр» в блокнотик. – Ты аж на тысячу намерил смертельного риска.
Фотограф Малгис наклонился к её уху и прошептал:
– Вдруг слосы опять понаедут к нам? Знаете, какие они мстительные?
– Мухам лапки рвут? – тоже шёпотом спросила Эшдарьяла.
– Ничего себе! – отпрянул Малгис. – И в столице знают про муху?! Ну и слава у Курка… Прямо как у Къядра.
– Курка девушки не любят, – заметил Кабанис. – Даже самые некрасивые шарахаются. А за Къядром эвон какие юбочки носятся! Из двух носовиков сшита. Правда, майка коротенькая вам пока ни к чему, вы правильно в длинную рубашку облачились. Зато ноги уже ой-ёй-ёй!
– Вот что, друг Бизонис… – сдержанно начала Эшдарьяла тоном, который ничего хорошего собеседнику не обещал.
– Кабанис, – улыбнулся парень.
– Тем более! – она повысила голос. – Ты эти свои намёки мерзопакостные брось. Ишь, «носовики» углядел тут, «девку Къядра» с ногами… Я-те дам «девку»!
– Всего лишь предположил, – оправдывался Кабанис. – Девичья страсть, она такая штука! Заметна невооружённому глазу сразу.
– А ты вооружи глаз, – зло посоветовала Эшдарьяла. – Если он тебе дорог, друг Свинус.
Кабанис засмеялся.
«Хороший парень, – подумала Эшдарьяла. – Хоть и Кабанис».
– Зря вы Кабаниса пинаете, – обиделся за друга Абукис. – На капитана все девушки с базы «запали» сразу, едва из кабины вылез. Обе, значит.
– Кто да кто? – быстро спросила Эшдарьяла, вынимая книжечку и карандашик.
– Миссионерша, например, – уверенно объявил Абукис.
– Ну тебя… – сразу замотали головами Кабанис и Малгис. – Нашёл «девушку»…
– А что? – ощетинился Абукис. – Разве нет?! Девка ядрёная.
– Эта самка губастая на кого хошь западёт, абы рослый и жилистый был, – равнодушно отметил беспардонный Кабанис. – «Капитан», да ещё при деньжищах, да ещё при имении… Это ж клад! Вот и размечталась дура иностранная в горничные.
– Она к нему бегала по пять раз на дню, протоколы какие-то подписывать, – добавил Малгис. – Один протокол, другой, третий… А трусы на ней всё короче делаются, всё короче…
Приятели засмеялись.
– Помните, перед последним его вылетом, вечером уже, промчалась мимо казармы? Все «старики» на сетку полезли, рассматривать вослед. Я сам полез. И то: сама в шортах, а обрезаны так, что пол-задницы наружу, светят половинками!
– Обыкновенная… – Кабанис замялся.
– Разрешаю выразиться в её адрес жёстко, – Эшдарьяла сделала величественный жест вилкой над салатом «Южный». – По мужски! Я пойму изречение вашей души, как писательница. Мужские души истекают изречениями.
– Обыкновенная сука, – улыбнулся Кабанис. – А вот переводчица…
И собеседники Эшдарьялы тотчас пришли в незаметное движение, волнуясь чем-то пережитым:
– У-у-у…
– О-о-о…
– Что за переводчица? – с тревогой оборвала волнения умов Эшдарьяла.
– У нас такие не водятся, – флегматично пояснил Кабанис, кивнув на площадь, по которой шнырял народ. – Даже сравнить не с кем.
– Шибко толстая? – занервничала Эшдарьяла.
– Нет, ну что вы… – замахал руками Малгис.
– В нескольких местах очень толстая, – уверенно объявил Абукис. – В смысле, «выдающаяся».
– Каких именно «местах»? – совсем разволновалась Эшдарьяла. – Уточни.
– В самых главных! – торжественно провозгласил Абукис, воздев руки. – На её «места» шиш майку натянешь, лопнет, ей никакого льда не надо. Она на всемирном конкурсе красоты была призёршей. Там выбирали Первую красавицу вселенной, а всех остальных финалисток наградили призами и кликухами. Она «госпожа Наслаждение». У Малгиса журнал есть, аж на трёх страницах она красуется, почти голая. Малгис календари печатает с теми призёршами. На каждый лист помещает призёршу.
– Дуй-ка за журналом, друг Малгис. – велела Эш. – И календарь захвати. Покупаю. Одна нога тут, другая там. Я снова утолю голод, что-то аппетит разыгрался. Тащи лучшие блюда, Абукис. А ты, Кабанис, рассказывай про переводчицу.
…Весь номер журнала, принесённого Малгисом, был посвящён конкурсу красоты, который проводили раз в пять лет. На развороте журнала сияли совершенством тел все призёрши, сразу дюжина полуголых девиц. Среди них была знакомая Эшдарьяле пассия Къядра, длинноволосая блондинка. Все толпились на мраморной лестнице какого-то роскошного зала, окружая «Первую красавицу Вселенной», в которой Эшдарьяла с ужасом узнала… будущую хозяйку Озёрного имения Къядров.
И произнесла упавшим голосом:
– Эта, что ли, переводчицей будет? Коронованная брюнетка, предводительница голой шоблы? Тоже мне, «шиш майку натянешь»… Враз натяну! Она?
– Не, – хором ответили приятели.
– Вот эта, – ткнул пальцем Кабанис. – Рядом с блондинкой длинноволосой. «Рожки» одна другой ставят.
– Тёмная шатенка с карими глазами, – добавил Абукис.