Круглая формула грядущего. Сага Иного мира. Книга третья. Часть I

– Брюнетка, и с зелёными! – возразил Кабанис.

– Сам ты «зелёный»! – вспылил Абукис. – Ты рядом с нею не стоял.

– Будто ты стоял, – насмешливо бросил Кабанис.

– Стоял два раза!

Видимо, спор о цвете глаз переводчицы был старый, начатым ещё на базе.

Молчащий Малгис привычно вынул из кармана безрукавки лупу и принялся изучать изображение:

– Кабан верно говорит. Сегодня карие.

– Дай сюда календарь! – Эшдарьяла решительно отобрала у Малгиса календарь и лупу. Долго рассматривала глаза шатенки-переводчицы в лупу. Объявила:

– Цвет торфяного болотца. Это глазные линзы, пластиковые. Свои глаза у неё водянистые, а грудь искусственная. Да, это вымя так вымя, но такое прочным и крепким не отрастить, чтоб вспузырилось и вздыбилось, как у неё. Обвиснет. Тут айсберг льда нужен! Ноги удлинены оптически, не тот фокус навели объективом. Подтверди, Малгис. Можно ведь оптически удлинить и вздыбить?

– Можно, – улыбался Малгис. – Разрешите вас сфотографировать?

– Зачем? – подозрительно поинтересовалась Эшдарьяла.

– На календарь, – запросто ответил Малгис. – Журнал иссяк, я полгорода одарил календарями. Спрос и упал. А вы смотритесь не хуже конкурсанток. Даже лучше некоторых. От спелых груш ждать уже нечего, их вкус известен каждому в нашем городе. Зелёная слива даст волю воображению капитана Къядра. Я вышлю ему один календарь.

– Никаких блондинок в нём быть не должно, – отчеканила Эшдарьяла. – Я и только я, в разных позах. Нечего старых кабанисов потчевать перезрелыми грушами, червивыми яблоками и прочими искусственными дынями. Нечего им хрюкать на неприступные дыни! Пусть оскомину набьют недосягаемой зелёной сливой.

– Я вас вздыблю, где надо, – пообещал Малгис. – Оптически.

– Не вздумай дыбить значительно, – строго приказала Эшдарьяла. – Это пошло.

Открыла журнал с конкурсантками.

– Показываю на примере этой туши: вздыбить тут и тут, утолстить тут и тут. Глаза утопить глубже и сделать больше. Оба. Губы и скулы увеличить, но незначительно. Чтобы щёки так…

Она втянула щёки и выпятила губы.

– Всё понял?

– Как не понять, – улыбнулся Малгис. – Сделаю.

– Тогда из вас вот эта штучка получится, – Кабанис ткнул пальцем в фотографию длинноволосой блондинки, которая держала «рожки» над хохочущей переводчицей, сразу четыре пальца, явно намекая на корону.

– Нет, должна получиться лучше! – повысила голос Эшдарьяла. – Снимай в самом выгодном ракурсе, Малгис. Пришлешь десяток календарей. Проверю, разрешу публикацию и разошлю завистницам.

– И со мной пусть снимет, – попросил Абукис. – Вы как бы важная клиентка, а я вам столик сервирую. Ну, как на фото с капитаном Къядром.

– На кой ляд? – удивилась Эшдарьяла.

– Для равновесия чувств посетителей, – тотчас ответил Абукис. – Выставлю вас рядом с Къядром. Чтобы клиенты смогли обсудить вас и Къядра. Тут любят обсуждать. Такое наобсуждают! Народ попрёт валом.

– Хм… – призадумалась Эшдарьяла. – Отличная мысль… Что ж, уравновесим злодея. А то и затмим. Но причешись и курточку смени на новую, накрахмаленную. У этой пятнышко возле кармана. Мой слуга должен быть безупречнее того немытого хлыща, который Къядра обслуживает. Глянь на фото: всё кое-как, всё наспех, как в блиндаже военном. Меня обслуживать будешь обстоятельно. И чтобы вон та тучка в кадр попала, Малгис.

…На том и расстались. Сослуживцы – довольными, Эшдарьяла – озадаченной. Разрозненные события: взрыв авианосца, арестованный князем юный механик-отравитель и юнкер, убитый вовсе не дуэлянтом-капитаном, никак не складывались в стройную версию и не вписывались в разгромную статью. В ней вообще не осталось места капитану Къядру.

Эшдарьяла поняла, что напортачила с первой публикацией.

Она шла знойными улицами и старалась не думать о своей разбитой карьере, которую сама загубила поспешным порывом к славе. И яростно решилась написать книгу о героях Сахтаръёлы, но не в виде «прикрытия», а по-настоящему. От этой мысли дышать стало легче. Страшная клятва – не есть конфеты до победы! – добавила движению души совсем уж героический оттенок, даже ореол. Стали сочиняться фразы и на удивление улучшился слог. Звонкий слог этот убедил Эшдарьялу: она – мученица.

Ведь все мученицы сочиняют хорошо и непременно попадают в историю.

Ноги сами привели её к шлагбауму и к мощному забору, огораживающему территорию базы «Кренда». Расстроенная, она с порога заявила удивлённому начальнику авиабазы:

– Выдайте мне универсальный пропуск в секретный концлагерь и солидное сопровождение. Немедля! И личный автомобиль до гостиницы. После опроса томящихся в лагере повстанцев я поселюсь в гостинице – на элитарном третьем этаже, учтите! – и задам тут жару. Всех разоблачу! Я веду следствие. Вот мои документы.

И только потом вспомнила, что надо держаться легенды о сборе материалов для патриотической книги, а в концлагерь советовали проскользнуть хитростью.

Добавила:

– И ещё мне необходим сопровождающий. В крепость «Кренда». Я должна осмотреть кабинет Эштаръёлы и убедиться в наличии портрета Великой управительницы. Есть подозрение, что шедевр спёрли.

Начальник авиабазы, седой офицер с отменной выправкой, долго и неторопливо разглядывал документы, модную дорожную сумку гостьи, новенькую модную куртку, скомканную поверх локтя, потный заносчивый нос. И вежливо произнёс:

– Крепость является собственностью господина Руштиярра. Он любезно предоставил все её помещения для дислокации отрядов «Зимний гром» и «Ночная змея». У вас есть разрешение от господина Руштиярра на посещение крепости? Нет? Значит, и никакого осмотра нет. Да и зачем он вам? Загляните за эту дверь, разрешаю, там мои личные покои. И любуйтесь на Эштаръёлу, сколько душа пожелает.

Разговор происходил в кабинете начальника базы с видом на лётное поле, где дремали, гудели и ползали десятки транспортных самолётов, вертолётов, дирижаблей и бронетранспортёров.

– У вас есть портрет Великой управительницы?! – поразилась Эшдарьяла. – Не может быть. Они все прячутся у верховного. Практически все. Лишь два на руках: в Озёрном имении и в крепости.

И прозрела:

– Вы умыкнули портрет из крепости в свою личную спальню?! Ну вы и жук, господин генерал…

– Н-да… – вздохнув, начальник авиабазы встал из кресла – …сложный случай. Прошу следовать за мной. А то ведь и впрямь напишете, будто я картины ворую! О капитане Къядре какая-то девчонка такое настрочила в вашем журнальчике, жуть! Все дружины до сих пор лихорадит пересудами.

– Почему «девчонка»?! – занервничала Эшдарьяла. – Возможно, это сочинял пожилой мужчина. Из лысых завистников. С больной от неумеренного пития печенью.

– Не-е-ет, юная ревнивица… – крутанул головой начальник авиабазы, открывая перед Эшдарьялой дверь.

– …как вы смеете! – вспыхнула Эшдарьяла.

– …сочиняла сей пасквиль, – завершил фразу начальник авиабазы. – Тут и к бабке не ходи. Прошу!

Эшдарьяла почувствовала, что краснеет ярче некуда. И торопливо прошмыгнула в дверной проём.

Покои начальника авиабазы были обставлены более чем скромно: казённый столик с телефоном старинного образца, с чёрными шнурами, большой диван, пара кресел, умывальник и зеркало в рост.

– Солнце у вас тут жгучее, – пожаловалась Эшдарьяла зеркалу. – Глядите: не успела прилететь, а уже сгорела до пунцовости! Ну, и где портрет?

– Перед вами, – вежливо ответил начальник авиабазы зеркалу. – Вот она, Эштаръёла Великая и пунцовая. Изучайте. А я поработаю пока.

И спокойно вышел.

Эшдарьяла быстро умылась, перед зеркалом подсушила лицо взмахами ладоней, и выпорхнула в кабинет, готовая к возобновлению схватки.

Начальник авиабазы изучал какие-то бумаги и поинтересовался, как ни в чём ни бывало:

– Простите за вопрос, юная госпожа: вы не приходитесь родственницей одному морскому офицеру из Бангиръяндра?

– Это к делу не относится! – вспылила Эшдарьяла и топнула ногой. – Я самостоятельная величина! Дочь потомственной гадалки! И запросто напущу порчу.

Повысила голос:

– И не ваше дело, кто мой отец! Пора бы знать правила древних приличий. Осведомляться о родственниках – это верх вульгарности.

– Я же косвенно… – принялся оправдываться офицер.

– Значит, это верх вашего косвенного неприличия!

– Значит, приходитесь, – улыбнулся начальник базы.

И снял телефон:

– Прошу вас об услуге, господин капитан. К нам прибыла госпожа Эшдарьяла Бангирьерра, писательница, и требует солидное сопровождение. Солидней вас тут только я, прикованный бумагами к столу, будь он неладен. Не откажетесь ли вы сопровождать госпожу Эшдарьялу и представлять её? Сам я не могу, как вы понимаете, хозяйственных дел выше головы. Вам же прямой резон. Походите с нею по городу, познакомите с нужными людьми, с местными чинами. Для посещения секретного концлагеря выделите ей охрану из моих офицеров.

Послушал удивлённый голос из трубки и невозмутимо разъяснил:

– Да-да, посёлка для убывающих. Госпожа Эшдарьяла намерена взять там разоблачительное интервью и задать нам жару с третьего этажа гостиницы. После визита в указанный секретный концлагерь представьте её хозяину гостиницы, пусть выделит номер на третьем этаже, с ванной, затем представьте управителю и… словом, всем её представьте, о ком попросит. Как, согласны? Отлично.

– Извольте предать ваши только что прозвучавшие указания бумаге! – мстительно велела начальнику базы Эшдарьяла. – И не какому-то мятому листу, а официальной бумаге с гербом и печатью.

К её удивлению, начальник преспокойным образом занёс несколько фраз в прекрасный казённый бланк.

– Печать! – потребовала Эшдарьяла. – Круглую и чёткую! Не вздумайте размазать.

Начальник авиабазы поставил печать и заметил буднично:

– Вот и отдохнул нервами. Благодарю вас, сударыня. Заходите, если что.

Казённый бланк повелевал некоему капитану Дихтаръярру «сопроводить и представить» госпожу Эшдарьялу. И первым делом она направилась в концлагерь. К «сочувствующим повстанцам».

…Два сонных повстанца томились за барьером из колючей проволоки длиною в полсотни шагов. К удивлению Эшдарьялы, увешанный гневными плакатами барьер начинался у раскидистого дерева и заканчивался у другого раскидистого дерева. Барьер ничего не охватывал и никого не окружал, он вообще не мог служить заграждением. Если бы Эшдарьяла обустраивала концлагерь, то окружила бы врагов двумя рядами колючей проволоки (под током!) и пулемётными вышками с хорошо выспавшимися пулемётчиками, обиженными на жизнь. А где же тут лагерь?!

У самой железнодорожной насыпи рядами тянулись сотни огромных палаток. Возле некоторых мерцало пламя под большими закопченными котлами, слабый ветерок приносил оттуда запахи варева и каких-то специй. Видимо, это и был концлагерь.

Эшдарьялу сразу окружили узники, они высыпали из огромного грязного шатра, размахивать перед пришлым информатором какими-то картонками с надписями. Узники визгливо проклинали алчную и злобную Сахтаръёлу, но, рассмотрев Эшдарьялу повнимательнее, немедля прокляли и её. И втихаря показывали растерянной Эшдарьяле ножи, не забывая при этом угодливо талдычить мрачному офицеру из сопровождения растерянной информаторши: «Господин капитан, господин капитан…».

И почему-то разбежались в панике, едва заслышав гул в небе.

Сопровождающий был всего лишь младшим офицером. Он-то и зашвырнул на колючую проволоку новенькую куртку Эшдарьялы, куртку кто-то исподтишка облил чёрной вонючей гадостью. Куртка была красивая и удобная. С горечью рассматривая висящую на колючей проволоке вонючую тряпку, Эшдарьяла не могла понять ни фальшивых картонок с надписями, ни искренней ненависти обитателей лагеря: контраст жалких слов на картонках и ненавидящих лиц резал глаз. Да и колючая проволока была натянута смешно и неряшливо, кое-как. И только с одной стороны лагеря! – для фотосъёмок, вовсе не для оцепления несчастных. На вопрос Эшдарьялы сопровождающему офицеру: «Что они от меня хотят?» – тот до ужаса понятно ответил: «Вечных материальных компенсаций за обиду». Эшдарьяла оторопела: «Я никого не обижала…» – но младший офицер впервые и холодно улыбнулся: «Они обижены не „вами“, сударыня. Они обижены на „вас“. Разницу понимаете?». Эшдарьяла не понимала разницу и занервничала: «Почему на меня?». И тогда младший офицер засмеялся уже по-доброму: «Ну не на меня же?! Мне выдан боекомплект и меня теперь любят. Так страстно любят, что рвутся проверить чувства разлукой», – и офицер кивнул на тёмную пасть тоннеля, в которую уползал переполненный поезд, набитый чужими воплями и запахами.

Эшдарьяла поняла, что зря не опоясалась автоматическим восемнадцатизарядным пистолетом, как настойчиво предлагал младший офицер перед походом в «лагерь беженцев». Тогда она гневно отвергла провокацию княжеского злодея и в результате осталась без куртки. Сунулись бы эти гады на куртку, будь у её хозяйки автоматический пистолет! – а пулю в лоб?!

Но кто же знал, что обиженные глупцы любят только людей с пистолетами?

Вечером, уже в гостинице, её настиг второй удар. Она случайно увидела неизвестно какими путями приковылявший в Южные владения экземпляр последнего номера «Истины», смертельного конкурента «Чистых всходов» в борьбе за прибыльные протесты. Журнал валялся на столике в холле и содержал заметку о Къядре – точнее, о его визите в журнал «Чистые всходы»:

«Наши смелые мальчики без труда отобрали у трусливого негодяя свидетельство очередного его кровавого преступления (обличающую фотографию с изувеченным трупом несчастного юноши) и выставили подлеца вон. Важную улику немедленно передали моложавой и очень энергичной сотруднице, высокой, худощавой и рыжеволосой Эшдарьяле Бангирьерре, семнадцати лет отроду, веснушчатой авторше разгромной статьи о Къядре в журнале „Чистые всходы“. Именно ей теперь поручено следствие в Южных владениях и она с радостью согласилась собрать все недостающие улики, как уже сделала однажды в одиночку, блестяще и дотошно, поразив даже бывалых информаторов своей непримиримостью. А смелые мальчики с гордостью поют гимн новой родины, целуют её флаг и будут служить в её настоящем войске, которое однажды накинет стальную узду на всех этих „къядров“. Смелые мальчики не унизятся до…»

Заметка вышла в тот самый момент, когда самолёт с покинувшей Сахтаръёлу авторшей и её бездарным отпрыском заглушал двигатели в Ваулингле. Автор прорвалась-таки в мечту своей жизни и в заморский филиал компании «братья Чаббры». Заметка не обличала, не разоблачала и не выводила на чистую воду, хотя именно в том и был смысл работы настоящего информатора, по мнению Эшдарьялы. Изобличить и расчистить! Заметка «сдавала» слишком молодую и слишком красивую сотрудницу «Чистых всходов» прямёхонько в лапы княжеским егерям, вооружённым до зубов сторонникам капитана Къядра. Имя, приметы, поступки… В заметке было спрессовано решительно всё.

Эшдарьяла помнила авторшу заметки, эту отчаянно молодящуюся особу. В первый день работы как-то потребовалось уточнить одну деталь, и Эшдарьяле посоветовали обратиться к источнику. Она довольно долго простояла с огромной тяжёлой папкой перед креслом сотрудницы, оживлённо перечислявшей другой молодящейся сотруднице невероятные способности своего сына. Слушательница сперва немного засмущалась, ведь на оба вопроса Эшдарьялы оживлённая особа не реагировала, она лишь оживлялась и повышала голос, не прерывая монолога.

Эшдарьяла с неприязнью заметила мелькнувшую радость в уголке глаз говоруньи и решила разобраться в папке сама, но её остановило пощёлкивание пальцев за спиной: сотрудница указывала ей пальцем на кусок пола рядом с креслом. Но вместо ответа на произнесённый в третий раз вопрос говорливая сотрудница неожиданно вспомнила о тонких вкусах сына и возобновила странно весёлый монолог, вновь позабыв об Эшдарьяле. Это был важный монолог, ведь умный чистый мальчик никогда не женится на какой-нибудь конопатой и долговязой дряни из низов общества.

Эшдарьяла тоже звонко щёлкнула пальцами под носом у молодящейся особы – та испуганно отпрянула – и, в ответ на окрик за спиной, с вызовом замедлила танцующий шаг. И щёлкнула пальцами над плечом ещё и ещё раз. С удовольствием услышала быстрый топот каблуков и успела в преданном восхищении схватить под локоть идущего навстречу (и сразу сомлевшего) главного редактора. Она удачно выставила твёрдую огромную папку, защитив рёбра. Именно в окованный металлом острый угол этого щита и пришёлся якобы случайный, практически незаметный и хорошо отработанный удар чужого ненавидящего локтя. Судя по судорогам на пористой физиономии владелицы локтя, удар о папку пришёлся в нерв.

Сомлевший от вопроса Эшдарьялы главный редактор тоже пощёлкал пальцами и указал ушибленному локтю на пол подле себя. И ушибленный локоть, сдерживая боль и ненависть, довольно долго был вынужден переминаться притихшими каблучками и разъяснять смысл неточности в измятой справке из непробиваемой папки. Когда локоть изложил всё, Эшдарьяла, задумчиво рассматривая изумительной красоты снегопад за окном, нежно смахнула пылинку с плеча главного редактора и очнулась с коротким вопросом: «А?..»

Главный редактор снова напряг свой дряблый бицепс под молоденькими пальчиками новой сотрудницы и даже привстал на цыпочки, дотягиваясь лысиной до её плеча. Он страх как грозно потребовал ушибленный локоть быть внятнее в ответах и повторить всё.

Эшдарьяла сжалилась бы уже после второго разъяснения красной собирательницы папки. Но она была справедлива; так вопреки усмехающейся управительнице гимназии считала мать. Только три одинаковых ответа на три ранее безответных вопроса исчерпывали инцидент! Три на три! Око за око! Три ока за три ока!

На третьем ответе у потной говоруньи проступили сквозь косметику все поры на щеках, отчего Эшдарьяла почувствовала дискомфорт. Она долго смотрелась в маленькое зеркальце, поочерёдно выпячивая кончиком языка румяные щёчки и восхищая этим главного информатора. Она не любила пыльной неопрятности в пожилых собеседниках и пористой неопрятности в пунцовых собеседницах.

Эшдарьяла была не только справедлива, но и великодушна. И с состраданием подарила пористой особе маленькое зеркальце, добытое из нагрудного кармана главного информатора. Как необходимое дополнение к аромату носков её талантливого сына, разумеется. Три ока за три ока – это религия размазни. Агрессору надо вышибить четыре ока и все руки отрубить!

…После прочтения заметки в «Истине» Эшдарьяла не спала ночь и боялась выйти из номера гостиницы весь следующий день. Она питалась консервами из своей новенькой, специально приобретённой для поездки сумки – та дурно пахла и совершенно не отмывалась от клейкой пакости, которую на неё плеснули в липовом концлагере. Панические помыслы о стремительном бегстве из Южных владений разрастались, ведь подленькая заметка в «Истине» дотошно перечислила приметы преступницы (одного имени пористой авторше показалось мало). Все дороги тут контролировали егеря, и Эшдарьяла подумывала об отходе на север безлюдными пустошами, по компасу. Но новенький компас всякий раз показывал разное направление в пыльном номере гостиницы. Неисправный компас, служебный долг и голод возобладали: вечером она осторожно высунулась из гостиничного номера. Поужинать и взять след Къядра. Нацепила огромные тёмные очки, убрала волосы под зелёное нечто с гигантским камуфляжным козырьком (так одевалась Лейна Квай в фильме ваулинглов), запудрила веснушки зубным порошком (он нашёлся в ванной комнате гостиницы) и двинулась ужинать.

На первом этаже гостиницы обосновался местный голосистый кулинар, там носились с подносами бритоголовые крепыши, вставляя через слово «господин офицер». В гостинице питались преимущественно егеря, измученные походами в горы и сухими пайками. Денег они не считали совершенно, потому заведение голосистого кулинара с его расторопными крепышами процветало и разрасталось на глазах.

Себя Эшдарьяла в зеркалах просторного холла гостиницы не узнавала и сразу привлекла своей маскировкой всеобщее внимание. Пришлось снять очки и козырёк. Вскоре она с радостью и горечью убедилась: господа офицеры протестующих журналов не читают вовсе, но обожают подолгу смотреть интересные картинки с пассиями капитана Къядра, слабея чувствами.

Чего-чего, а тех картинок она прихватила в дорогу предостаточно.