Сломанный меч привилегий. Книга вторая. Часть II

Семь дней штурмовики кружили и кувыркались над прозрачным морем, над живописными горами и над городом. И вот поздним вечером капитана уведомили, что задание выполнено блестяще, ему приказано улетать. Немедля. Ночью. И шепнули: сын ликующего наместника освобождён с извинениями! Господин наместник принимает поздравления соратников! Моральная победа! Говорят, господин капитан будет представлен к награде хлопотами героического наместника. А господин капитан не знает, кто станет новым князем?

Капитан не знал, кто станет новым князем. Он зло откозырял и уведомил командование базы, что намерен улететь не ночью, а утром. Перед отлётом он даст прощальный круг над ущельем. В Северную бухту он не полетит ночью, как вор. Не попрощавшись.

В штабе базы скривились, но смолчали: имя капитана Къядра действительно производило впечатление.

…Завтра к полудню один «Дака» будет в Северной бухте. Второй штурмовик навсегда остался тут, в ущелье. Его не сбили пулемётчики: при утреннем барражировании у него взорвались двигатели. И ведомый, отчаянный мальчишка второго года лётного обучения, не смог протащить машину над туманными вершинами гор. Он влетел в неразличимое ущелье, в длинную наклонную трещину, что разломала горный хребет сверху донизу. В таких ущельях нет привычных вертикальных стен, в них есть очень покатый ступенчатый пол и низко нависающий каменный потолок. И узкая полоска неба где-то высоко, но в стороне.

Ведомый успел сообщить после аварии, что цел и невредим, что висит на привязных ремнях вниз головой, а к разбитой кабине уже лезут какие-то небритые люди с фонариками. И капитан, немедля посадив «Даку» на базе, помчался в штаб «Зимнего грома», чтобы попытаться через егерей выменять у наёмников-слосов ведомого.

Обмен должен был состояться в тёплый и дождливый полдень, у тоннеля на Слоссу. Слосы потребовали трёх пойманных главарей, и егеря согласились. Главари ушли по насыпи в тоннель не спеша, скалясь и делая непристойные жесты старому раскидистому дереву, под которым остались егеря. Ждали долго, и наконец из тёмного нутра притаившегося тоннеля показалась старая платформа, лязгая на стыках ржавых рельсов. Видимо, её так хорошо разогнали в тоннеле каким-то моторным средством, что она замедлила ход лишь у дерева.

Ведомый лежал поперёк грязной платформы, широко открыв глаза и детский рот. Из вспоротого живота юнкера торчала какая-то вонючая солома, а по ржавому мокрому металлу платформы растекалась тёплая кровь.

Капитан не мог поверить, что мальчишка мёртв. И никак не мог взять в толк: зачем на платформе стеклянная банка и чем она наполнена? А когда понял, его стошнило, выворачивая желудок прямо у платформы. Видимо, он наклонился очень резко, потому как пуля снайпера, выпущенная в него из тоннеля, прошла довольно высоко над головой и угодила в дерево. Одновременно со щелчком пули капитана свалил подножкой егерь, сильно и бесцеремонно пихнув за насыпь. Капитан больно ударился локтем о рельс и покатился с насыпи вместе с егерями, а платформа медленно уехала за поворот, к изумительной красоты творению великого Адгиярра – туда, где расположился штаб «зигров».

Он ещё долго не мог отдышаться под сочувственными взглядами егерей: потеря младшего считалась в дружине позором, такой позор смывался только десятикратной кровавой местью. Его прадед прошёл всю войну без единой царапины: «чёрная ведьма» не подпустила к прадеду ни одного истребителя, хотя прадед был настоящим асом и мог за себя постоять. За всю войну ни единой царапины! А ему, капитану Къядру, доверили юнкера, и какие-то подонки тут же убили мальчишку.

Кто-то из егерей напялил ему на голову фуражку и он машинально поблагодарил. И сам он двигался, подобно механической кукле. Кто-то другой говорил из его тела, кто-то другой отвечал на вопросы и называл адрес матери ведомого, а сам он не мог оторвать взгляда от стеклянной банки. Вспыхивал фотоаппарат, что-то бормотала рация егерей. Ведомый лежал мёртвым на ржавой тележке, а секретная машина застряла в разломе скал, где шастают вдохновлённые путешествующим авианосцем иностранные наёмники, воюющие за отделение Южных владений от Сахтаръёлы.

Этих небритых скотов призвали сюда местные воротилы, ибо механизм отделения от Сахтаръёлы аппетитного куска был стар и скучен: прогони – или убей! – всех сахтаръёлов, и любые владения отвалятся от неё сами. Миссия Гуманизма упрямо называет наёмников «орлами независимости» и «буревестниками свободы», но капитан уже повидал, куда уносятся все эти перелётные птицы с раздобытой независимостью в клюве, не успев её и в лапках подержать приличия ради: туда, где за блестящую безделицу побольше отвалят, где можно хорошо нагреть освобождённые от мозолей лапы. Так и летают между слонами, тиграми, удавами, медведями. Оглушительно галдя о свободе или неслышно торгуясь подмигиванием, если клюв уже занят свободой.

Правда, одна истинно независимая птичка всё ещё имелась в мировых джунглях, но миссионеры давно подрезали ей крылья жесточайшей блокадой, едва посмела чирикнуть, что свою свободу из когтей не выпустит. Миссия Гуманизма уверена, что свободная птичка рано или поздно разожмёт коготки в голодном обмороке, но птичка по имени Веба оказалась бойкой, похорошела на диете и уточнила: с голоду помрёт на своих пустых курортных пляжах, но помрёт свободной.

И на том рассорилась с гуманистами окончательно.

Да, на пустых курортах Вебы лето бушует круглый год… И там очень красивые девушки.

…Расстроенный начальник базы извинялся за аварию перед капитаном Къядром, господином потомственным офицером отборного княжеского отряда. Конечно, причина аварии – в преступной халатности! А бледного пожилого механика господин начальник базы немедля оправит в камеру арестантов и будет судить за халатность. И выставит из ополчения за безграмотность. Выставит с треском!

Вызванный в штаб испуганный механик всегда искренне доверял вышестоящим, всегда был строг с нижестоящими и безуспешно пытался что-то сказать перебивавшему его господину начальнику базы. Похоже, он жаловался на старшего техника Дъярра – того карьериста, что лазил с отвёртками в машине господина юнкера. И грозил вызванному в штаб старшему технику Дъярру оплеухой.

Пожилой механик не знал, что новый техник осматривал машину юнкера Эдигъярра по приказу капитана: накануне Дъярр нашёл в штурмовике капитана маленькую и очень аккуратную магнитную мину с хитроумным электронным взрывателем – такую не сделаешь в местной мастерской и не распознаешь в нагромождении труб и проводов, такая меняет цвет и фактуру под окружающий её фон; – высокие технологии! Но Дъярр каким-то образом нашёл и снял мину. А затем тихо, в трёх словах, доложил о ней капитану. И капитан взглядом велел лесному самоучке проверить вторую машину – проверить так, чтобы никто ничего не увидел и не услышал.

Никто ничего не увидел и не услышал. Кроме механика. Оказалось, усердный и бдительный механик присматривает в бинокль за стоянкой (в домике у озера обитала переводчица Миссии, она всегда купалась голышом прямо возле стоянок). И вооружённый биноклем глаз механика заметил возню у штурмовиков. Механик тут же пожаловался господину начальнику базы на своеволие юнца, ковырявшегося в сложной машине без спроса. Любопытный сопляк лез в двигатели! В двигатели, отношения к которым не имел никакого! Да откуда этот карьерист Дъярр вообще тут взялся?! Ишь, «прибыл из Лесных владений»… Вот и пусть катится в свои Лесные владения! Пилить лес!

Механик косвенно обвинял молокососа в аварии – видимо, механик ничего не знал о минах и о приказе капитана. А капитан понял, что жалобу услужливого дурака учли и под утро заминировали машину вторично. Именно «под утро», ведь под утро капитан вызывал Дъярра со стоянки, варить настой. Второй штурмовик заминировать вторично не успели – значит, вернувшийся на стоянку Дъярр спугнул диверсанта.

Капитан променял жизнь ведомого на свой пищевой каприз.

Начальник базы был сдержанно разгневан. Начальник пришлёт нового механика! На базе множество исполнительных толковых механиков. А с нерадивым «старшим техником» Дъярром он, господин начальник базы, разберётся жёстко. Очень жёстко! И совсем в другом месте.

Капитан не стал спорить. Он кивком подозвал испуганного Дъярра, безжалостно оторвал от рукава старшего техника шеврон ополчения и одним движением прилепил на его место эмблему княжеской дружины: обслуживать машину капитана Къядра теперь будет этот – без механиков из местного ополчения! – и теперь уже «господин механик» Дъярр. И швырнул новому механику свой белоснежный платок: вытрись, воин! – седьмой день в мазуте. Ах, «машину осваивал»… Умойся, получи на складе форму княжеских дружин и пришей к ней эмблему, господин освоивший машину механик. «Осваивал» он… Тебе «Даку» и за пять лет не освоить, гимназист!

Штурмовики не требовали обслуживания ещё семнадцать дней, так утверждали специалисты «Авиатактики» и так уверяли перед вылетом механики авианосца.

Затем капитан повернулся к господину начальнику базы и снова стал вежлив: если господин начальник базы желает разобраться жёстко и в другом месте, то господин капитан не прочь присутствовать при разбирательстве. Даже обязан присутствовать! И обязан сопровождать обоих спорщиков в столицу, в точном соответствии с Правилами суда над людьми князя Госпожи Великой Сахтаръёлы. Ведь господин механик Дъярр намерен спорить в княжеском суде? Видите: он хочет кивнуть. Готов. Господин начальник желает слетать в столицу, к новому князю? Говорят, новый князь справедлив и быстр в решениях.

Господин начальник базы очень торопливо не пожелал лететь в столицу. Капитан поймал растерянный взгляд уже бывшего механика и отвернулся. А новый механик, несмотря на полученную красивую эмблему и неожиданный гигантский взлёт по служебной лестнице, выглядел страшно обиженным. Он не сохранил мины, обе сработали в бездонном заброшенном колодце за пляжем: капитан не позволил мальчишке лезть в механизмы мин с какой-то дурацкой отвёрткой-самоделкой и велел спрятать мины именно там. В надёжном каменном колодце, откуда древние строители крепости брали какой-то минерал. И велел новому механику перебраться с вещами из офицерского домика в ангар, куда тягачом буксируют штурмовик. И жить в ангаре, как в лесном дупле. Всю ночь следить за машиной! Попутно сбегать в библиотеку базы и разыскать все путеводители по знаменитому ущелью. Непременно с фотографиями целебных источников и всевозможных видов ущелья изнутри. Видов замшелых красот, кустарников всяких, каменных сосулек… Особенно каменных сосулек!

Капитан опасался, что в ущелье имеются каменные перемычки, огромные каменные сталактиты от потолка до пола, какие он видел в пещерах Северной бухты. И тогда проскочить на штурмовике сквозь ущелье будет самоубийству подобно. Гибнуть ради секретного «щита» капитан не собирался, полагая обмен своей жизни на любую аппаратуру неравноценным.

Он намеревался на рассвете пролететь ущельем на штурмовике и расстрелять упавшую машину из пушек. Сжечь вместе с нею секретный «щит», делавший «Даку» невидимкой. Главное – попасть в бак с горючим. В полный бак упавшего «Даки» втиснута энергия десяти боеголовок, предназначенных для стрельбы по авианосцу. От разбитого штурмовика останется кучка оплавленного металлолома, а от местных целебных вод – воспоминания. И уж потом – выполняя приказ умершего князя! – можно брать курс на север. Капитан не нарушит никаких договоров и ничьих законов. И удаляться от горящего ущелья не будет стыдно.

…«Дака» и Дъярр появились в ангаре одновременно. Тягач тащил машину, а Дъярр сидел, свесив ноги из правого двигателя. Он был в новенькой униформе с эмблемой и с двумя огромными металлическими чемоданами. Чемоданы волокли ополченцы – видимо, восторженные приятели господина механика.

Дъярр с удивлением доложил капитану, что в библиотеке нет ни одной фотографии ущелья. Странное дело: этих старых путеводителей всегда – завались! Кучи пылятся! А теперь – ни одного не пылится. Чудеса… Но он, Дъярр, побывал в этом ущелье с егерями, прошёл его насквозь и может нарисовать господину капитану самый точный план, указав все источники. Очень вкусный третий источник. И седьмой. В том походе был обострён вкус к воде – уйму фляг выпили! – и он, Дъярр, неплохо рисует.

Капитан внимательно изучил рисунок и похвалил механика за наблюдательность: никаких перемычек в ущелье действительно нет. И велел нанести на план приблизительные поперечные размеры от пола к потолку ущелья, по всей его длине. Через равные интервалы. Ну: линии со стрелками, цифры над ними… Превратить рисунок в чертёж, так сказать.

Юный механик догадался наконец, зачем капитану потребовались путеводители. Он страшно разволновался и понёс какую-то околесицу про реакции ядерного синтеза в смесях, про боеголовки – о которых он никогда не думал вообще-то, но в принципе они возможны на этих реакциях! – и листал измятую тетрадь с формулами. И горячо доказывал, что наука ошибается уже сотни лет, а он-то к утру точно управится. Ибо всё необходимое есть в чемоданах и в том ангаре, куда утащили «Даку». Сюда ведь свалили уцелевшее оборудование разграбленных ремонтных мастерских. Незачем лезть в ущелье на самолёте! Влететь-то можно, вход в него из долины широкий… А как вылететь?! Выход к морю узкий. Это же верная смерть! Там машина протиснется еле-еле, впритирку! Нельзя же намылить штурмовик! Надо стрелять издали, ракетой. Конечно, ущелье длинное. Наверное, и десяти ракет не хватит, чтобы сжечь в нём «Даку». Да и неизвестно к тому же, где лежит «Дака»! Как быть? – а очень просто! – надо заменить боеголовку! Да! Имитатор боеголовки учебной ракеты превратить в настоящую, в термоядерную! Да! Не совсем настоящую и не в том смысле «термоядерную», конечно… но наука ведь ошибается. Удивительно: как никто не догадался раньше? Главное – попасть ракетой в ущелье. Взрыв будет такой, что из ущелья все камни в Слоссу улетят! От сбитого «Даки» и кусочка не останется! Если и останутся секретные кусочки, их взрывом в море забросит, там они утонут. Он, Дъярр, к утру управится. Ибо теоретически рассчитал, что…

И трещал листами тетради.

Капитан уяснил из непонятного научного лепета, что механик Дъярр предлагает втиснуть в учебную аппаратуру головной части ракеты миниатюрную боеголовку-самоделку из какой-то подручной атомной взрывчатки и собственных галлюцинаций. Он нисколько не удивился намерению юнца забраться в боевые цепи сложнейшей ракеты, все юнцы всегда лезут в любые цепи. В боевые, в пищевые… С отвёрткой.

Капитан давно освоил тон, которым образованные господа офицеры вели беседы с ополченцами-лесниками, ополченцами-скотоводами, ополченцами-пасечниками… да и прочими ополченцами из лесной и степной глуши, где добрые мамы снаряжали любимому чаду вещмешок и утирали слезу, а небритые отцы подбирали слова сурового напутствия:

– Служи честно, сынок! Милосердной Ормаёле, значит.

Он видел таких ополченцев на полигоне. Старательных и кое-как выученных в бревенчатых «гимназиях», хотя некоторые ученики самоотверженных старушек-учительниц и разбирались в электричестве. Даже изучили геометрию. Высокообразованные же ополченцы-философы отбывали службу в уютной Северной бухте, бесконечно споря: кто такие сахтаръёлы?

Капитан поморщился:

– Я слыхал, тебя сослали сюда на погибель. Так вот: тебя сослали на мою погибель. Уморишь формулами. Где и зачем ты их срисовал?! Умеешь варить настой лесных колдуний? – вот и вари. Какое у тебя вообще образование, чучело ты лесное?!

И услышал нечто поразительное: да, юный механик Дъярр учился в основном дома, самоучкой, но с отличием закончил гимназию в столице Древних владений, городе Вадиръяндре. Экстерном! Вообще-то он из Лесных, но живёт прямо-таки у границы с Древними. Имеет там участок леса. У границы. И два золотых диплома. Диплом Академии основ науки и диплом университета Гаттирхарда.

– Тебе сколько лет? – оторопевший капитан даже отступил на шаг.

– Девятнадцать! – лихо доложил механик и занервничал:

– Скоро будет девятнадцать… Вот-вот будет… То есть весной будет…

– Перескажи историю своего обучения, – велел капитан; он не поверил в дипломы. – Тащи сюда дипломы и начинай с гимназии Вадиръяндра. С датами!

Историю обучения Дъярра физике, генетике и кибернетике капитан выслушал, как лесную сказку, оторопело разглядывая принесённые Дъярром золотые пластинки дипломов. Он слыхал про гениев, которые уже в детстве знают сто языков, в тринадцать лет поступают в академии и совершают всевозможные подвиги ума, но никогда не видал таких типов среди учёных полигона или специалистов «Авиатактики». И пришёл к выводу, что их либо вовсе нет и журналы врут про гениев, либо специализированных умников прячут от общества из сострадания: они невменяемы, их взгляд блуждает бесцельно, их кормят с ложечки. Они выплёвывают кашку и бормочут миру идеи про устройство мироздания на ста неизвестных науке языках.

Но перед капитаном Къядром стоял обыкновенный юнец, который и не брился ещё ни разу. Обыкновенный парень первого полугодия службы, разве что в форме дружин, но этой униформой капитан принял его под защиту князя, а не в дружину вовсе. Да и какой из него профессиональный воин?!

Капитан даже закашлялся настоем: ему показалось почему-то неуместным придерживаться в разговоре с механиком прежнего снисходительного тона.

Спросил, подумав:

– Значит, боеголовки заменить надо? – так?

– Так точно! – громко подтвердил Дъярр.

Капитан вздохнул и направился к штурмовику. Привычным движением открыл незаметный и тяжёлый люк в боку машины:

– Перестань чеканить шаг и выкрикивать «так точно», «никак нет», «не могу знать»… Утомляет. Пилот штурмовика и механик говорят кратко, чётко и только по делу; правило такое в дружинах. Теперь подойди. Знаешь, что это?

Механик с интересом рассматривал четыре ряда блестящих заглушек на броне штурмовика. И произнёс упавшим голосом:

– В инструкции этого нет…

– В какой ещё инструкции? – удивился капитан. – Ты инструкции на «Даку» читаешь, что ли?!

– Уже прочёл все, господин капитан! – вытянулся механик и спохватился:

– Те, в библиотеке базы. Секретные.

– Нет, дорогой мой… – усмехнулся капитан – …тут нужна не «секретная» инструкция, а «совершенно секретная».

И похлопал рукою по рядам заглушек:

– Это кодоблокировочное устройство. Сокращённо КБУ. Верхний ряд – это «кладовка», в ней хранятся стержни. Ряд ниже – это дырки, в них вставляют стержни из «кладовки», в правильной последовательности. Такие штуки установлены на всех носителях термоядерного оружия. На наших носителях и на носителях Объединённых сил Миссии. Совместная разработка и совместный контроль.

– И «совместные» разработки ведут?! – остолбенел механик.

– Ведут… – вздохнул капитан и принялся выкручивать одну из заглушек, под которой оказалось отверстие в броне штурмовика. – Видел? Сюда вворачивают стальной стержень с резьбой, из верхнего ряда. Он замыкает одну цепь.

Провёл рукой по ряду заглушек:

– Тут код на тридцать два стержня. В дырки нужно ввернуть сколько-то штук стержней; я не знаю, сколько куда и в какой последовательности, чтобы открыть доступ в ракетный отсек. А вот эти… – провёл рукой по другому ряду – …блокируют пуск ракет. Всё так же: выворачиваем стержень из верхнего ряда и вкручиваем в нижний. Сможешь угадать, сколько и куда из тридцати двух? Дважды! Рядов два. Вот и я не смогу. Так что у меня четыре учебных «Сенхимела», которые я даже запустить не могу. У меня только пушки и есть. Вот так-то. Наливай настой.

Механик задумчиво наливал в чашку ароматы из термоса. И нерешительно предложил:

– Может, я попробую подобрать шифр, господин капитан? Время есть.

Капитан наблюдал, как наполняется чашка на деревянном ящике, заботливо превращённом в столик:

– Пробуй. Но учти: первая ошибочная установка замыкающего стержня – и завоет сирена, сработает радиомаяк несанкционированного доступа, сигнал уйдёт к нам и в Миссию. Вторая ошибочная установка заблокирует доступ к кодовому устройству и к «Даке». Даже в кабину не влезешь. Нужно будет вызывать специалистов с аппаратурой, чтобы всё оживить.

– А… третья? – механик слушал, переливая настой поверх чашки.

– Сработают заряды самоликвидации боеголовок, – капитан отобрал у Дъярра термос. – Они там, в отсеке. Ракетам и «Даке» каюк.

Отпил настоя:

– Угомонился?

Механик приуныл:

– Рассматривать-то эту штуку можно?

– Рассматривай, – разрешил капитан. – Хоть глазами прожги. Но пока слушай и запоминай. Завтра я улечу, а ты – будь добр! – сиди тут очень тихо. В «Даке» нет места двоим, увы. Как мышь сиди: и не видно тебя, и не слышно тебя. Лучше всего за ящиками спрячься.

Капитан кивнул на гору ящиков.

– На рык начальников не выпрыгивать, на девичий плач не поддаваться, друзья детства для тебя умерли.

– Н-н-не было друзей… – заикнулся механик.

– Теперь есть, радуйся, – обнадёжил капитан. – Друзья уже догадались, что кто-то умный снял мины с «Даки». И нервно вычисляют имя. Вычислят быстро, это на твой «вычислительный метод Дъярра» им талантов и дипломов не хватит, а твоё имя они разнюхают, как раз чихнут. Любой шелудивый пёс может унюхать такое, что тебе и не снилось; а у пса диплом есть? Нету у пса диплома. Ты опасный свидетель, господин генетический кибернетик. И завтра вечером улетишь давать показания Охранной службе. Они пришлют транспортник. К транспорту мчать ураганом и на окрики со стрельбой не реагировать: боевыми стрелять не решатся, тут сторожевые датчики боевой стрельбы ещё не заржавели. Видишь седьмую стоянку? Туда сядет транспортный самолёт. Прямо туда и дуй опрометью, как только выключат двигатели. Я уже отправил уведомление о твоём срочном переводе в Северную бухту. Пилоты транспорта будут в курсе.

– А… – механик был растерян. – Что я буду делать в Северной бухте?

– Настои варить, – коротко ответил капитан. – Теперь: меня не беспокоить и не будить, хоть всю базу пусть взорвут, мне надо выспаться перед вылетом. Тебе из ангара не выходить, носа не высовывать и не спать. Новых друзей не проспи! Вопи, если что, не геройствуй сдуру. У меня пистолет есть – видишь пистолет? – а тебя, пока ты свою робость раздуешь до героизма, убьют сто восемь раз. И вся твоя дипломированная история закончится в этом ангаре. Осмотрись: грязный ангар? Вот в нём и закончится. Под тем тряпьём. Они тряпьём тебя закидают, а крысы сожрут твои мышцы и внутренности.

Дъярр задумался над числом «сто восемь» и вдруг поинтересовался неуверенно:

– Может, вход в ангар заминировать, господин капитан? Я не хочу заканчивать историю в ангаре. И «сто восемь» – это быстро, я не успею разозлиться до рукоприкладства.

– Чем ты его заминируешь?! – с досадой бросил капитан.

– У меня мины «Тарантул» имеются! – оживился Дъярр и вытащил из своих чемоданов мину неприметной наружности. – Бесшумные! Егеря подарили. Мой гонорар за услугу, так сказать.

– Очень своевременный и удачный гонорар, – капитан осмотрел мину. – Минируй. Кого князем выбрали, кстати? Ага… То-то, смотрю, база в панике.

Сплюнув от досады за свою безоружную машину, он ушёл к облюбованным для ночлега десантным парашютам – их возвышались целые горы в захламлённом ангаре, представлявшем гигантскую свалку приборов. Капитану надо было выспаться перед полётом сквозь ущелье, ибо события дня его вымотали.

Поздней ночью капитан проснулся от визга дрели: механик Дъярр задумчиво сверлил что-то, а из раскрытого брюха штурмовика выдвинулись на манипуляторах четыре ракеты «Сенхимел»: белые, с внушающими трепет символами на корпусах и складывающихся стабилизаторах. Капитан некоторое время тщился понять спросонок: что за мальчишка в униформе профессионального воина орудует над содержимым ракеты? Почему кругом разбросаны какие-то огрызки проводов и дымят светящиеся колбы?

В другое время он поразился бы взломщику, сумевшему без кода вскрыть ракетный отсек «Даки». Разгром самих ракет был делом вообще немыслимым! – во всяком случае, капитан никогда не видел подобного безрассудства и вышвырнул бы энтузиаста со службы без колебаний. Но сквозь тяжкую дрёму он глянул на невозможное событие и подумал равнодушно: «Приснится же такое».

И снова провалился в сон.

…Дъярр трудился самозабвенно и ничего не замечал. Не заметил он ни бесшумно сработавшего «Тарантула» за входом в ангар, ни панической возни за дверями: там с тихими проклятиями пытались замести следы, оттащить в ночь улики, ловя тела убитых на леску с крючками, сродни рыболовным. Трупы никак не желали ловиться, а подползать ближе «труполовы» не решались: они прекрасно знали радиус поражения и точность мин «Тарантул». И не знали, сколько ещё таких тарантулов стерегут вход в ангар.