Сломанный меч привилегий. Книга вторая. Часть II
- -
- 100%
- +
Илли поглядывала на него с тревогой.
– Хромает дисциплина в ополчении, – огорчённо посетовал капитан, поправляя на суставах пальцев сложенную вдвое перчатку.
И – одним ударом, без взмаха! – сбил с ног ближнего ополченца. Вторым ударом – второго.
Не повышая голоса, приказал:
– Встать, скоты.
Одному ополченцу уже помогала встать Илли. У неё дрожали губы и голос:
– Ты им носы сломал… Руки чешутся, господин капитан?!
– Нет, – равнодушно ответил он. – Устав свербит.
И приказал вытянувшимся перепуганным ополченцам; жёстко, надменно:
– Чемоданы нести в левой руке, в двух шагах позади меня. В поезде не сидеть, не спать, ртов не открывать и дежурить в коридоре бессменно.
– Как так: «в коридоре»? – растерялась Илли. – У меня уже билеты на всех и…
– Оба поедут в коридоре, сударыня! – повысил голос капитан. – Стоя!
Сменил выражение лица на вежливое и подставил Илли локоть: держись, идём чинно.
Он знал, что жёны господ офицеров наблюдают за ними из окон.
Илли всегда была умна и «подыграла» идеально.
…В роскошном номере вагона завтрак выглядел очень аппетитно.
– Скольких ты пристрелил, дуэлянт? – тихо спросила Илли.
Она не уходила в свою комнату и накрывала на стол: унесла грязную тарелку, подливала в бокал. Илли никогда такого не делала раньше. И никогда раньше не интересовалась подробностями дуэлей.
– Троих, – ответил капитан, хрустя жареной куриной ножкой. – Настрелял бы больше, но патроны экономлю. У меня всего две обоймы. Когда израсходую обе, то подарю пистолет музею. Так мне покойная госпожа Сугтаръёла напророчила.
Обернулся к двери, за которой маялись тихим разговором избитые ополченцы:
– Не болтать, скоты! Смирно стоять! И молча!
За дверью мигом стихло, и он снова принялся за куриную ножку. Похвалил:
– Отлично приготовила.
Ночью он не спал. Слушал всхлипывания Илли из соседней комнаты роскошного поездного номера.
…В госпитале охнули при виде пациентов. Их вела Иллиёлла, ибо глаза обоих заплыли огромными багровыми синяками.
– Ускоренно изучали устав под моим руководством, – сухо пояснил капитан, упреждая вопросы врачей. – Вбивал обоим скотам азы дисциплины и хороших манер.
Главный врач госпиталя, сухонький старичок, осмотрел прибывших и вздохнул:
– Ну так отправили бы «скотов» домой. Скот-то зачем колотить и неволить воинской службой?
Развёл руками:
– Ну зачем вам скот в геройском бою, голубчик?
– Даром не нужен, – согласился капитан с умным старичком. – Он домашний. Потому обязан не мычать из загона боевые кличи и тем более не бодаться. Желательно его заклеймить. Так бы и выжег на этих лбах: «скот домашний».
– Вас как будем клеймить, господин капитан? – грустно улыбнулся врач.
– «Служебным псом», – ответствовал капитан старичку. – Если Госпожа Великая Сахтаръёла начала жить по понятиям пищевой цепи, чего нам клейм-то стесняться? Хоть видно будет: кто «пёс служебный», а кто «скот домашний». Палату управителей разбить на стойла и весь домашний скот ринется прямиком туда. Незачем домашнему скоту изображать службу князю ради боевой биографии. От таких биографий один вред войску.
– У вас безнадёжно запущенная форма боевого братства, – вздохнул врач. – Не с нею ко мне пожаловали, надеюсь? Видите ли, дебоширов обычно конвоируют младшие офицеры, а не сам капитан Къядр. Да ещё с мордобоем, с очаровательной спутницей! Заинтриговали, голубчик. Извольте в мой кабинет для приватной беседы.
Старичок был не просто умён. Он был очень умён.
Приватная беседа проистекала в просторном кабинете, где перед огромным столом врача сиял на полу красный круг, по обе стороны от которого величественно возвышались неподъёмного вида кожаные кресла. В одно из них главный врач жестом пригласил Иллиёллу. Но капитану этот круг не понравился – место казни какое-то! – и он остался стоять за спинкой кресла, в котором устроилась Иллиёлла.
Говорил капитан:
– Я приехал просить вас за тех двух ублюдков. Они покалечили молодого парнишку. Мальчугану почку разбитую удалят в госпитале, подлечат и уволят инвалидом к маме-учительнице.
Он сообщил старичку то, что узнал от Иллиёллы. И принялся излагать свои мысли:
– Командование Северной бухты просит вас моими устами – я ведь герой, говорят – объявить обоих ублюдков психами. Излечимыми, разумеется. Вы подержите их с год на чистых простынях, на прекрасной диете, а потом тихонько отправите домой. К бешеным мамам и к людоедам-папам. Видимо, весьма влиятельным.
Врач молчал. Он напряжённо смотрел в бумаги, которые тосковали на столе. Врачу было неприятно отказывать герою.
– Вообще-то командованию плевать на этих типов, – продолжал капитан. – Будь сейчас война, их бы расстреляли без лишних слов, и делов-то. Но сейчас у нас показательный мир. Образцовый. И ему, командованию, важен непорочный образ Северной бухты. Позвольте, я теперь выскажусь по приватному существу, господин главный врач. Мне перечислена князем одна десятая от ущерба врагу, такова незыблемая традиция, как известно. А крейсеры и реактивные истребители нынче в цене! Я готов оплатить искусственную почку для мальчугана…
Врач поднял голову и посмотрел на рукав мундира знаменитого аса, где повыше эмблемы красовались нашивки с числами его побед. Числа впечатляли.
– …который искалечен. Эту самую почку изобрёл в Академии основ науки ваш друг, знаменитый хирург. Так мне сообщила госпожа Иллиёлла, она врач и сидит сейчас напротив вас. Так что я знаю, сколько стоит почка от знаменитости, но готов возместить расходы немедленно. Прямо тут. Даже профинансировать дальнейшие исследования вашего друга в почечной области. Но с двумя условиями. Первое: пациенту и его маме вы объявите моё вспомоществование компенсацией от вашего госпиталя, но никак не моей подачкой. Второе: вы примете от меня некую небольшую сумму на ежедневные лечебные процедуры обоим липовым психам.
– То есть? – заинтересовался врач.
– То есть три огромных клизмы в день каждому, в течение года. Вымойте из них всё дерьмо. При попытке сопротивления закатывайте обоих в смирительные рубашки. И ежедневные уколы тупой иглой. Вводите что-нибудь безобидное; воду, например. Или вообще ничего не вводите. Но тогда колоть два раза, в обе половинки задниц.
Врач улыбнулся:
– Оригинальный курс лечения психических расстройств. На таких удивительных условиях я не могу отказать герою, господин капитан. Теперь расскажите о спутнице. Тут ведь тоже просьба какая-то сокрыта?
Капитан стоял за креслом и положил руки в перчатках на плечи Илли. Та не шелохнулась.
– Да. Прошу объяснить мне, господин главный врач, один странный парадокс ожесточённой человеческой души. Вы же великий психиатр? – вот и объясните.
– Интересное начало. Давайте.
– Я понять не могу, почему я прошу вас за двух ублюдков и не краснею совершенно? Почему я стесняюсь попросить вас за эту красивую и умную девушку?
Врач изучал лицо смущённой Иллиёллы.
– Тогда не просите. Просто изложите суть своих душевных мук. Это будет проще.
– Госпожа Иллиёлла Аръяверра бросила медицинскую академию в силу личных обстоятельств. Неудачное замужество. Жаждет вернуться и учиться. Она готова работать в вашем госпитале на измор, чтобы наверстать учёбу. Ей только один экзамен и остался. Отличница!
Старичок-врач снял очки, протёр, снова надел… Внимательно посмотрел на Иллиёллу и вдруг спросил:
– Я не мог вас видеть недавно? Не удаётся отделаться от наваждения, будто постоянно вижу вас где-то чуть ли не каждый день! Удивительно.
– Я… – кашлянув, осторожно начала Иллиёлла.
– Вы ежедневно видите госпожу Иллиёллу, – перебил сестру капитан, – через прозрачные двери палат «семь», «девять» и «одиннадцать», господин главный врач.
Иллиёлла подняла к нему удивлённое лицо, а капитан продолжал, как ни в чём ни бывало:
– Она красуется в тех палатах, как призёрша конкурса «Первая красавица Вселенной». Призёрши стадом толпятся на рекламных плакатах внутри палат, как раз напротив прозрачных дверей. Мы шли коридором и видели.
– Верно! – просветлел старичок. – Мой коллега оклеил стены плакатами. С буйными пациентами работает, они ценят изящное особенно чутко. Уверяет, будто зрелище сонма прекрасных тел разгружает буйным нервы. Быстрый у вас глаз, господин капитан. Теперь верю, что рассказы о ваших подвигах не сочиняли писаки князя.
И полюбопытствовал у Иллиёллы:
– Вы что же, действительно участвовали в конкурсе, или это розыгрыш какой-то фотографический?
– Участвовала, – закивала Иллиёлла. – Правда, первой не стала.
– Ну, голубушка… – развёл руками старичок, оглядывая Иллиёллу уже как оценщик. – С вами поступили несправедливо. Вы достойны первого титула. Про неудачное замужество и вовсе молчу: он несомненно мой будущий пациент. У меня вопрос: кто из вас надумал совместить обе просьбы?
– Я, – мгновенно ответила Иллиёлла.
– Из вас выйдет психиатр, – удовлетворённо заметил старичок и принялся что-то быстро записывать.
– Вот направление в канцелярию госпиталя, сударыня, – он протянул Илли листок. – Зайдите туда, получите пропуск и завтра вечером приступайте к работе в госпитале. Но с утра извольте в Академию! Разберёмся с вашим образованием и с экзаменом. Жить-то есть где?
– Есть, – вместо Иллиёллы ответил капитан.
…В дорогущем трамвае они молчали. Илли забеспокоилась, когда замелькали знакомые ей дома:
– Мы куда едем-то? Где ты квартиру успел снять?
– Я её выкупил, – коротко ответил капитан. – Недавно. Вашу, прежнюю.
Он вносил в квартиру чемоданы, а владелица чемоданов была мрачнее тучи: ещё год назад в этой роскошной квартире обитали две студентки, Илли и Рени.
– Я не хочу жить тут одна, – выдавила наконец Иллиёлла. – Зачем ты…
– Жить ты будешь именно тут, – велел капитан, выкладывая на стол пластиковую банковскую карту. – И одна. Вот деньги, на именной карте твоё имя. Оплатишь почку для парня, перечислишь госпиталю вспомоществование на исследования и на курс лечения ублюдков. Остальное – твои личные расходы. Денег ведь у тебя нет, как я понимаю? В этой квартире все твои вещи целы, никто ничего не трогал, ничего покупать не надо. И главное, сюда ты никого не притащишь. Утешаться.
– Что значит «утешаться»? – пробормотала Илли. – Ты о чём?
– Дурочку не строй, женщина, – отрезал капитан. – Не идёт.
И пояснил побледневшей девушке:
– Тебе перед вещами Рени будет стыдно.
Помолчали.
– Ладно, я пойду, – произнёс наконец капитан. – Ты пореви тут.
Ответственное задание
Когда Илли получила диплом и место врача в госпитале, то позвала отметить событие с помпой, но… именно в тот день капитана вызвали в штаб, к начальству, на дорогой ковёр и под сверкающие люстры. Взяли под локоть (очень дружески), прошлись под люстрами, осведомились о настроении и намекнули иронично, что дело предстоит весьма тонкое и скандальное: полёт в зону разоружения, в Южные владения. Эта странная военно-воздушная акция, при внешней её бессмысленности, необходима стране позарез. По двум причинам. Первая: сына господина наместника – «не будем называть имени!» – задержали в иностранном подвальчике с парой тамошних девок. И не выпускают балбеса из кутузки. Где именно задержали? – да то ли в Ваулингле, то ли в Плонге… Оскорбляют самолюбие господина наместника, скоты! Публикуют унизительные допросы сына и смачные откровения его сообразительных спутниц. Чем оскорбляют самолюбие Госпожи Великой Сахтаръёлы? – «унижением великой и единственной страны, имеющей собственное мнение»! – так трактует происходящее наместник. Каков орёл трактовок, а? Нет бы, за сынком приглядывал.
Публикации о мытарствах богачей шли нарасхват за границей, там любой нищий завистник тоскует по ним денно и нощно, но похохатывать над неудачником станет только через дырку в надёжном заборе, хранящем его от растерзания осмеянным. Потому-то над «своим» богачом там не хохочут – ненависть к нему есть, да; но ведь забора-то нет и здоровье дороже! – но… но почему бы не посмеяться над богачом «чужим»?! От «чужих» твоё здоровье охраняется ядерным забором. И смехом своим ты станешь как бы причастен к богатому обществу избранных судьбой – ведь оно всё тут, за дорогим ядерным забором. Глядишь, и «успешность» придёт. Твои нынешние финансовые неприятности – это мелочь, вот олуха из Сахтаръёлы терзают настоящие неприятности! – он пресмыкается перед тобой из вонючей кутузки, как пресмыкаются какие-нибудь мусорщики-иностранцы, что живут в картонных коробках. Так кто успешнее всех иностранных богачей? – ты! Будь веселее! Все твои временные неудачи растают от хохота в дырку надёжного забора. Можно даже язык показать иностранному богачу, мнящему из себя невесть что: «Ы-ы-ы!»
Всё было, как в кинофильмах Миссии Гуманизма: в первой серии фильма (интригующей) элегантно изобличён сахтаръёл-растлитель. Он заискивающе выкладывает элегантному и надменному следователю-гуманисту все свои ужасные козни против бойких девушек Ваулинглы (все – в незначительных купальниках). Эти бойкие девушки абсолютно невинны и служат (неявно) неким идеям Миссии Гуманизма, что в фильме не высказываются, но широко подразумеваются. Умыслы и козни растлитель выкладывает не только заискивающе, но и очень подобострастно (то есть совсем без нажима и в безупречном кабинете Миссии, сверкающем новизной дверных ручек и свежестью благородных красок). Во второй серии фильма (душещипательной) подло схвачен в Сахтаръёле гуманист-миссионер, законно распространявший гуманизм среди отсталых племён, не подозревающих о независимости от угнетательницы-Сахтаръёлы. Гуманист с леденящим достоинством выдерживает идиотские пытки, обшарпанный подвал и угодливое кривлянье следователя-растлителя, увешанного примитивными пистолетами и какими-то искрящими разрядниками. В третьей серии (триумфальной) арестантов обменивают (на каком-то туманном мосту), и достойно освобождённый миссионер едет в жаркий отпуск с обеими бойкими девушками (невинно служить гуманизму), а унизительно вышвырнутого в Сахтаръёлу (и подобострастного) растлителя забивают насмерть свои же следователи в неряшливых мундирчиках. Забивают в грязном подвале. Искря разрядниками.
И каждый заморский воришка-кинолюбитель от рождения уверен: он превыше любого сахтаръёла, будь тот хоть следователем. Выше идеалами обогащения, одеждой, мебелью, кухонной техникой и бойкостью девушек в купальниках, что где-то за кадром служат гуманизму попарно и невинно.
То есть он выше «качеством жизни»!
Но горластый господин наместник иначе расставил акценты на качестве жизни своего арестованного недотёпы. Видимо, наместник-папа был весьма влиятелен и смог возбудить требование палаты управителей к умирающему в госпитале старенькому князю Госпожи Великой Сахтаръёлы: надо перебросить на юг штурмовики «Дака». Хотя бы пару! Пора намекнуть объевшейся манной величия Миссии, что мировой закон един для всех.
Подобная смутная мысль давно терзала умы управителей и обрела чёткость в блестящей речи наместника.
Действительно: а пора бы и намекнуть!
В Миссии (конечно) сделают вид (как всегда), что намёка (про закон) совсем не поняли и смысла смешной возни со штурмовиками совсем не уяснили, но сына господина наместника отпустят. И оба «Даки» улетят на север, унося в столицу моральную победу над злокозненным другом.
Решение было изящно и необременительно, а потому с облегчением утверждено каким-то десятым заместителем князя. Первые девять страдали у изголовья умирающего воина и сочиняли предвыборные речи, им было не до утверждения решений, арестуй Миссия Гуманизма хоть всех наместников в подвластных ей государствах. Все десять заместителей готовились к выборам нового князя, готовились к беспощадной борьбе с одиннадцатым беспощадным претендентом на всесильную должность. Иначе зачем тридцать лет топтаться в заместителях?! – чтобы отдать всё сопляку какому-то, выскочке?! – ишь, стрелять научился да по горам с кинжалом шастать… Должность требует дипломатического ума!
– Какова вторая причина? – поинтересовался капитан. По опыту службы он знал, что именно «второе» бывает главным. Оно, как ядро ореха, всегда завёрнуто в ненужную скорлупу «первого».
– Есть информация по каналам Охранной службы, что в Южных владениях мигранты из Слоссы вот-вот кликнут независимость, – доверительно сообщило начальство. – С подачи наших партнёров. Переброска двух штурмовиков в Южные владения намекнёт им о серьёзности намерений Госпожи Великой Сахтаръёлы. Вылетаете немедля.
– У меня учебные ракеты на подвесках, – возразил капитан. – Мы же на полигон собирались. Заменят на боевые только к вечеру. Уйма контрольных проверок.
– Зачем менять? – удивилось начальство. – Вы там стрелять собрались, что ли? Не надо. Механика-то нового подобрали себе?
– Пока нет.
– Понимаю, понимаю… Механик аса сродни старому коту: не так-то просто завести нового после смерти любимца. Ну, на «Кренде» полно механиков. Помогут, если что.
Механик капитана Къядра погиб у Южных островов, когда капитан исхитрился посадить потрёпанную зенитками машину в кессон «Эштаръёлы». Стыковать покорёженную кабину с переходным шлюзом пришлось вручную. Один из баков штурмовика дал течь, счёт жизни пилота шёл на минуты, но механик не ушёл из полузатопленного кессона. К вечеру он умер в лазарете авианосца, отравленный парами ядовитого горючего. Это был классный специалист и сделал невозможное, спасая жизнь запертому в кабине лётчику.
Штурмовики для полёта на юг не разоружили, ибо штабным шишкам это показалось абсолютно ненужным. Снимать тяжёлое вооружение с «Даки»? – это что: многозначные коды всякие, проверки с мигающими зелёными и красными цифрами? – муторное, тонкое и ненужное занятие. В Северной бухте людям делать больше нечего, что ли, как на всякие мигающие табло смотреть?!
Но как быть, если по договору с Миссией Гуманизма все Южные владения Госпожи Великой Сахтаръёлы объявлены зоной первого этапа взаимного разоружения?! – а быть следовало так: послать на юг штурмовики с учебным вооружением. Ведь если ракеты «Сенхимел» никогда не взорвутся, то – можно сказать! – их нет вовсе. Ведь ни один проверяющий миссионер не назовёт учебные ракеты боевыми! А пушки и разряжать не надо: зачем разряжать пушки?! – вот ещё глупости какие… О пушках в договоре ни слова. Мелок у пушек калибр, чтобы попасть в межгосударственный договор о разоружениях и ограничениях. Следовательно, «Даки» с учебными ракетами никому не представляют опасности массового уничтожения и всё в таком безоружном полёте более чем законно. А вот имя капитана Къядра произведёт впечатление, очень даже произведёт!
Так разъяснили ситуацию господину капитану, и ему не показалось странным, что в бессмысленный полёт на юг отправляют именно эти две машины, вооружённые новыми скоростными ракетами, но с регистрирующей аппаратурой вместо боеголовок (авианосец «Эштаръёла» готовился к учебным океанским стрельбам и капитану дали в ведомые молодого юнкера, набираться опыта в пилотировании). Правда, большой секрет представлял «щит» – хитроумное устройство, выпустившее прозрачные провода из-за кабины пилота ко всем закоулкам штурмовика и сделавшее машину невидимкой для радаров. Но что не представляет секрета в боевой технике?! Вообще теперь, что ли, не летать на «Даках»?! – так снисходительно пошутили в штабе и капитан согласился полетать над Южными владениями. Во имя свободы для узника, какой лапает иностранных дур парочками. В конце концов, не всё ж иностранным лакомкам за нашими дурами волочиться!
Эту шутку капитана оценили высоко.
Он и сам был не прочь продлить короткое лето учебным полётом на юг, к границе со Слоссой, соседним государством, веками мечтающим оттяпать у Госпожи Великой Сахтаръёлы все её Южные владения. Там шла самая настоящая война, и это при том, что в мире крепли объятия и благостность всеобщих намерений. Капитан не понимал, что там за война такая: разговоры какие-то непонятные, нечленораздельная истерика в прессе и пышные круизы иностранных знаменитостей, произносящих речи перед обиженными переселенцами; те валом валили в Южные владения из соседней Слоссы. И валили уже обиженными на Сахтаръёлу, вот что дивно! – а ведь за горным хребтом нет Сахтаръёлы! – как их умудрились там обидеть?!
Капитана предупредили, что с «круизом свободы» в Слоссу наметили прибыть покровители её инстинктов. Приятель из Охранной службы уточнил: авианосец «Йюлаусёч» идёт к тоннелю под горным хребтом и несёт в своём бронированном чреве жену Лидера могущественной страны, утомлённую однообразными океанскими прогулками на фешенебельных лайнерах с их лакеями-близнецами. Жене первого лица самого амбициозного государства стукнуло вдруг под замаячившую актёрскую старость совершить кругосветный «круиз свободы» на большом-пребольшом авианосце. Но не каприза или пресыщенности ради, нет! – совершить великий круиз, как совершала такой вояж её киногероиня: на суровой броне, с трепещущим флагом, вздымая пением гимна сверкающий от солёных брызг синтетический бюст. И патриотично вдохновляя гордых повстанцев по всему миру.
Чего ни сделают стареющие тела бездарных актрис, чтобы напомнить о себе неблагодарному миру и опустевшему без себя надменному искусству!
Первое скопище гордых повстанцев, намеченное ко вдохновению, сыскалось в тоннеле под горным хребтом, коим сама природа навсегда разделила Госпожу Великую Сахтаръёлу и обидевшуюся на неё Слоссу. Княжеские вояки действительно обидели Слоссу до обморока, обидели давно, лет восемьсот назад. Но обиделась Слосса недавно, лишь вступив в Миссию Гуманизма, где очнулась от обморока смертельно обиженной за все проигранные Сахтаръёле древние войны. И теперь в гигантском тоннеле между двумя государствами была собрана и вооружена очередная шайка из пятнадцати тысяч мускулистых бездельников, алчущих ринуться в Южные владения Сахтаръёлы, чтобы пулями раздобыть обещанное Миссией финансовое вспомоществование и подразумеваемых рабов.
Под восхитительными сводами из могучих скал авианосная путешественница будет произносить мечтателям-рабовладельцам бесхитростные речи о свободе личности и свободе выбора, поедать привезённую на авианосце грубую пищу и спать в простой казарме на привезённых стерильных простынях. Под охраной изнывающего на жаре атомного гиганта.
Утром «Даки» вылетели на юг, на авиабазу «Кренда».
Чествование
Вид Южных владений навёл уныние на капитана. Сплошь низкая туманная дымка да сырые облака слоями. Иногда в просветах облаков мелькали реденькие лужи озёр, окружённые невнятной растительностью. Впрочем, озёра попадались глазу редко. Сквозь космы туч прослеживалась унылая степь до самой базы, до предгорий.
Туманный влажный пирог, а не южные небеса.
А он так надеялся загореть…
Впрочем, вид на авиабазу встряхнул воображение. Аэродром и военный городок соседствовали с горным массивом, который тянулся вдоль всей линии побережья. Старинная крепость времён Эштаръёлы охраняла пролив в Тёплое море. Украшением пролива являлись как сама крепость, так и два огромных корабля, они уткнулись в берег напротив её бастионов. Ржавые корпуса из высококачественной брони, покинутые воинственными обитателями сто лет назад. Океанские рейдеры «Вечная Вехта» и «Нилзихорд», гордость тогдашних завоевателей мира. Говорят, их подумывали отправить на переплавку после войны, но старенький князь потребовал созвать Большой сход и настоял: пусть стоят напротив крепости «Кренда». У Госпожи Великой Сахтаръёлы хватает трофейного металлолома и без этих рейдеров. А всяк приплывающий в Сахтаръёлу с товаром должен увидеть участь того, кто приплыл сюда с оружием.
Тогдашний князь был мудр, он победил в двух Планетарных войнах. Из уважения к седому воину Большой сход проголосовал: быть посему.
И теперь эти рейдеры сродни бельму на глазу у новых претендентов на мировое господство. Чего только не сочиняют про их блистательную историю, дабы затмить постыдный конец обоих.
Давно умерший князь оказался прав: пусть видят и помнят, даже если таковская память встала поперёк горла новым мечтателям властвовать над миром. Глядишь, тиснение в горле и образумит ум. Если ум имеется, конечно. А ежели нет – встретим безмозглых карликов так, как встретили когда-то этих ржавых гигантов. До тиснения в их горле.
«Даки» заходили на посадку. Промелькнули бастионы крепости и воинский городок. Какая-то одинокая девица купалась в целебном озере, граничащем с лётным полем, удивлённый капитан успел разглядеть в воде нагую купальщицу. И мгновенно «завесил» машину, прервав заход на посадку: не почудилось ли? Нет, не почудилось – над чёрным дном озера грациозно парило абсолютно голое существо.
Оба «Даки» висели над водой и раздражённо ждали, пока капризная купальщица соизволит выбраться на берег и уберётся подальше от стоянки штурмовиков, возле которой наблюдались аккуратно разложенные яркий халат и яркое полотенце.