Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова

В кругосветные плавания (или, как в то время говорили, кругосветный вояж) Нахимов ушел еще совсем юным моряком, вернулся же возмужавшим морским волком, прошедшим три океана. Отныне и навсегда судьба Нахимова переплелась с судьбой Лазарева. В служебной характеристике командир фрегата «Крейсер» написал о Нахимове: «…Душою чист, и любит море». Умри, лучше не скажешь! Эти слова могли бы, наверное, стать девизом всей жизни Нахимова. Наконец «Крейсер» вернулся в Кронштадт. Но задерживаться на берегу долго Нахимов уже не мог. Море снова звало его к себе. Вскоре вместе с Лазаревым он убывает в Архангельск принимать новостроенный 74-пушечный линейный корабль «Азов». Затем был трудный переход штормовыми морями в Кронштадт. На «Азов» Лазарев подбирал офицеров самолично. Среди них были мичман Корнилов и гардемарин Истомин.

В это время резко осложнилась политическая ситуация в Средиземноморье. Турция утопила в крови восставшую против порабощения Грецию, и император Николай решает послать к греческим берегам эскадру, чтобы демонстрацией силы прекратить избиение единоверцев и поддержать повстанцев. В состав эскадры был включен и «Азов». А перед самым выходом в море на «Азов» прибыл прославленный флотоводец, герой Афонского и Дарданелльского сражений адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин. Когда-то Сенявин сам начинал свой ратный путь под флагом великого Ушакова. Теперь же от него эстафету служения Родине перенимало новое поколение: Лазарев и Нахимов, Корнилов и Истомин. Преемственность поколений, имен, подвигов… От Петра Великого к Спиридову, от Спиридова к Ушакову, от Ушакова к Сенявину, от Сенявина дальше, дальше и дальше… Непрерывающаяся связь времен и традиций…

Впрочем, во время плавания на «Азове» произошел и неприятный случай с Нахимовым. За жестокое обращение с матросами он был наказан в приказе самого Сенявина. Так в деле Нахимова столкнулись две морские школы: английская с ее равнодушным отношением к нижним чинам и старороссийская, пусть тоже барская, но видевшая в матросе не вербованного наемника, а соотечественника, служившего не за призовые деньги, а за живот. Отметим, что отеческое сенявинское «внушение» сыграло свою роль – отныне Нахимов навсегда не только поймет, что матрос тоже человек, но и постепенно настолько сроднится с ним, что впоследствии заслужит даже прозвище «матросского адмирала».

В Портсмуте эскадра простилась с Сенявиным. Прославленного адмирала отзывали в Петербург. Далее эскадру повел уже контр-адмирал Логин Гейден. Свой флаг он также поднял на «Азове». Соединившись с британской и французской эскадрами, наши корабли подошли к Наварину, где укрылся турецкий флот. Союзники не желали кровопролития. Командующий турецким флотом был предупрежден о немедленном прекращении карательных экспедиций в Греции. Турки не ответили, и тогда в Наваринскую бухту вошли союзные корабли. Пятьдесят семь лет назад здесь уже грохотали пушки русских кораблей эскадры адмирала Спиридова, принесшие славу русскому оружию. Теперь сюда пришли сыновья героев тех лет, чтобы вновь сразиться за свободу братского народа. История подвига повторилась, сделав еще один виток…

Первыми ударили турецкие пушки, им незамедлительно ответствовали орудия с русских, английских и французских кораблей. Так началась знаменитая Наваринская битва. «Азов» сражался в самом пекле против пяти, а то и против шести противников сразу. От частых разрывов вода в бухте буквально кипела, в воздухе висел тяжелый пороховой дым. В один из моментов боя Лазарев увидел, что турки буквально расстреливают английский флагман «Азия». Не раздумывая долго, Лазарев тут же прикрывает своим бортом союзника, невзирая на большие повреждения от огня. Весь бой Нахимов сражается на баке. Там он командует артиллерийской батареей. Ведя непрерывный огонь по неприятелю, лейтенант умудряется одновременно руководить и тушением нескольких пожаров. Рядом с Нахимовым отважно сражаются мичман Владимир Корнилов и юный гардемарин Истомин. К концу сражения на боевом счету «Азова» четыре уничтоженных неприятельских судна.

В своем письме другу юности Михаилу Рейнеке Нахимов писал: «О, любезный друг! Кровопролитнее и губительнее этого сражения едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что ни при Абукире, ни при Трафальгаре ничего подобного не видели».

Наградой за мужество в Наваринском сражении стал для Нахимова внеочередной капитан-лейтенантский чин и Георгиевский крест. В наградном листе против фамилии Нахимова имеется приписка: «Действовал с отличной храбростью». Вместе с ним получили свои первые боевые награды и Корнилов с Истоминым.

Вскоре после сражения Нахимов получает и новое назначение. Теперь он командир захваченного у турок корвета, названного в честь одержанной победы «Наварин». Можно только представить себе, как счастлив был он, получив под свое начало боевое судно. В кратчайшие сроки Нахимов приводит еще недавно запущенный и грязный корвет в образцовое состояние. Затем долгие месяцы крейсерских операций в Средиземном море и блокада Дарданелл. И снова Балтика. Боевые отличия не остались без внимания начальства, и Нахимова ждет новое назначение, на этот раз командиром строящегося фрегата «Паллада».

Наверное, ни один из судов парусного флота не получил такой известности, как «Паллада». Ее воспел в одноименном романе Иван Гончаров, а подвиги экипажа фрегата во время обороны Петропавловска-на-Камчатке давно стали легендой. Но первым командиром, вдохнувшим жизнь в это знаменитое судно, был именно Нахимов.

Командуя «Палладой», Нахимов еще раз находит возможность показать свои блестящие морские навыки. В ненастную погоду, идя в голове эскадры, он обнаруживает, что заданный курс ведет прямо на камни. Немедленно оповестив следом идущие корабли сигналом: «Курс ведет к опасности», Нахимов отворачивает в сторону. Надо ли говорить, какую ответственность взял на себя молодой капитан, когда выявил ошибку такого знаменитого и сурового флотоводца, как адмирал Фаддей Беллинсгаузен, опытнейшего моряка и первооткрывателя Антарктиды.

А затем новый поворот судьбы! И капитан 2-го ранга Нахимов навсегда расстается с Балтикой. Отныне теперь его жизнь, смерть и бессмертие будут связаны с флотом Черноморским. Пока Нахимов пересекает на почтовых империю с севера на юг, приглядимся к нему внимательней. Внешне он ничем не примечателен: высок, сутул, худощав и рыжеволос. В поведении и привычках весьма скромен. Общеизвестно, что он никогда не разрешал писать с себя портретов. Единственная карандашная зарисовка Нахимова была сделана в профиль, со стороны и наспех. Таким его образ и остался для потомков. Всю жизнь Нахимов бережно хранит память о своем старшем товарище Николае Бестужеве, сгинувшем после восстания декабристов в сибирских рудниках. Он никогда не забывает своих друзей-однокашников Михаила Рейнеке и Владимира Даля. Он постоянен в своих привязанностях, не искушен в интригах, но в делах службы до педантизма требователен к себе и другим.

Назначению на Черное море Нахимов всецело был обязан своему учителю и наставнику Лазареву. Лазарев к этому времени уже полный адмирал и только что назначен командовать Черноморским флотом. Лазарев собирает к себе своих единомышленников, таких как контр-адмирал Авинов (женатый на сестре жены Лазарева), друг юности контр-адмирал Бутаков, всех своих воспитанников, тех, в кого верит, тех, на кого он может положиться в любом деле: Корнилова, Истомина и, конечно же, Нахимова.

Владимир Алексеевич Корнилов, также переведенный на Черноморский флот, имел к тому времени чин лейтенанта, два ордена, репутацию блестящего боевого офицера и эрудита. Лейтенант Владимир Иванович Истомин, приобретя к этому времени опыт крейсерских операций, также имел самые лестные отзывы. Так в 1834 году на Черном море собрались воедино все те, кому двадцать лет спустя придется обессмертить здесь свои имена, пасть, но не отступить перед врагом.

Прибыв в Николаев, Нахимов получает многообещающее назначение командиром на строящийся линейный корабль «Силистрия». И сразу же, как всегда, энергично принимается за работу. Одному из своих друзей он пишет в это время: «В Кронштадте я плакал от безделья, боюсь, чтоб не заплакать здесь от дела». Тогда же за отличие в службе получает он и свой следующий чин капитана 2-го ранга.

Естественно, что предводимая рукой столь ревностного командира «Силистрия» вскоре по праву становится лучшим кораблем Черноморского флота. Поразительно, но Нахимов относился к своему кораблю, как к существу одушевленному, именуя его не иначе как «юношей». Когда же он по болезни вынужден на некоторое время отсутствовать, то в письмах очень переживает за то, в какие руки попадет его «юноша» и как пойдет его «воспитание» дальше.

Командуя «Силистрией», Нахимов участвует в высадках десанта против кавказских горцев при Туапсе и Псезуапе. В ходе этих операций на «Силистрии» неизменно держал свой флаг адмирал Лазарев. Там же был и начальник штаба эскадры – только что произведенный в капитаны 2-го ранга Корнилов. Рядом с флагманским кораблем неотлучно следовала и посыльная шхуна «Ласточка» под началом капитан-лейтенанта Истомина… Снова учитель настойчиво передавал знания и опыт своим ученикам, словно предчувствуя, какие страшные испытания выпадут на их долю…

О человеческих качествах Нахимова впоследствии вспоминал его сослуживец, капитан-лейтенант Д. Афанасьев: «…Нахимов был большого роста, несколько сутуловатый и не тучный; всегда опрятный, он отличался свежестью своих воротничков, называвшихся у черноморцев “лиселями”. Наружная чистота, любимая им во всем, соответствовала его высоким нравственным качествам; скуластое, живое лицо выражало всегда состояние его духа, а мягкие голубые глаза светились добром и смыслом; характер энергический и вполне понятный морякам; человек высоких талантов и притом хорошо образованный и много читавший».

И опять, как несколько лет назад на Балтике, поведение Нахимова рождает целые легенды. Во время одного из выходов в море на «Силистрию» наваливается неудачно сманеврировавший корабль «Адрианополь». Тут же командир «Силистрии» бросается в самое опасное место, туда, где разлетается в щепу борт и рвутся снасти. Когда же недоумевающие офицеры корабля спрашивают своего командира, зачем он подвергал свою жизнь опасности, то Нахимов невозмутимо отвечает:

– В мирное время такие случаи редки, и командир должен ими пользоваться. Команда должна видеть присутствие духа в своем командире, ведь, может быть, мне придется идти с ней в сражение!

И здесь Нахимов идет своим, только ему присущим путем, и здесь он живет одним – подготовкой к возможной войне!

Впрочем, Михаил Петрович Лазарев своему ученику доверяет безгранично, по праву считая его лучшим из лучших. В 1845 году Нахимов получает контр-адмиральские эполеты. Однако в жизни его ничего не меняется, все отдается только службе. Даже в редкие минуты отдыха он занят флотскими делами. Именно Нахимова избирают севастопольские офицеры общественным директором Морской библиотеки. Говорят, что любил он иногда выходить на Графскую пристань и в подзорную трубу подолгу рассматривать входящие и выходящие из бухты суда. От придирчивого взгляда адмирала нельзя было скрыть ни малейшей погрешности в такелаже.

Никогда не имея своей семьи, Нахимов считал своей семьей матросов. А потому зачастую все свои деньги отдавал им, их женам и детям. Зная доброту и отзывчивость адмирала, к нему шли все, от молодых офицеров до старух вдов, и Нахимов старался помочь каждому. Вспомним, что тогда еще властвовало недоброй памяти крепостное право, и россияне делились на бар и мужиков. Отношения между ними были соответствующие. Тем зримее для нас видна большая и добросердечная нахимовская душа, которая никогда не могла остаться равнодушной к чужому горю…

В 40-е годы Нахимов очень сближается с Корниловым. Одно время они даже были соперниками. Нахимов командует «Силистрией», Корнилов – «Двенадцатью апостолами». Между капитанами и кораблями идет нескончаемое соревнование. Кто быстрей поставит паруса, кто быстрей поймает ветер. У каждого из адмиралов было немало подражателей. Между последними кипели нескончаемые споры, чья система лучше. Больше всего спорили, как лучше поворачивать через фордевинд. Нахимов в этом случае ставил задние реи поперек, а Корнилов, по средиземноморской традиции, держал их в положении «левентин», продолжая непрерывно брасопить их до галса.

Всякий раз, бывая в Николаеве, Нахимов неизменно останавливается в семье Корнилова, занимаясь и играя с его детьми. Корнилов же, будучи в Севастополе, – всегдашний гость Нахимова. Соратники по наваринской эпопее, они постепенно становятся не только друзьями, но и единомышленниками в деле развития Черноморского флота.

Из воспоминаний современников о Нахимове: «…Доброе, пылкое сердце, светлый пытливый ум; необыкновенная скромность в заявлении своих заслуг. Он умел говорить с матросами по душе, называя каждого из них, при объяснении, друг, и был действительно для них другом. Преданность и любовь к нему матросов не знали границ».

Из рассказов князя Путятина: «По утрам раз в месяц Нахимов приходит на пристань. Там его уже ожидают все обитатели Южной бухты из матросской слободки и безбоязненно, но почтительно окружают его. Старый матрос на деревянной ноге подходит к нему: “Хата продырявилась, починить некому”. Нахимов обращается к адъютанту: “Прислать к Позднякову двух плотников”. “А тебе что надо?” – обращается Нахимов к какой-то старухе. Она вдова мастера из рабочего экипажа, голодает. “Дать ей пять рублей”. “Денег нет, Павел Степанович”, – отвечает адъютант. “Как денег нет? Отчего нет?” – “Да все уже розданы”. – “Ну, дайте пока из своих”. Но и у адъютанта нет денег. Тогда Нахимов обращается к другим офицерам: “Господа, дайте мне кто-нибудь взаймы”. И старуха получает просимую сумму».

Может, именно за эту простоту и любовь к простым матросам его недолюбливало столичное начальство, называя порой за глаза то боцманским, а то и матросским адмиралом. Думается, Нахимов на это не обижался. Дел у командира корабельной бригады всегда было вдосталь.

В аттестационном списке от февраля 1853 года начальник штаба Черноморского флота писал: «Вице-адмирал Нахимов. Отличный военно-морской офицер и отлично знает детали отделки и снабжения судов; может командовать отдельною эскадрою в военное время». Эту характеристику Нахимову довелось оправдать в том же году.

Ранний портрет Корнилова. Он капитан брига «Фемистокл». Элегантно расслабленная поза, «байроновский» платок, небрежно обвязанный вокруг шеи. Нахимова представить таким просто невозможно. Карьера Корнилова была столь стремительна, что он обошел многих, в том числе и старшего возрастом Нахимова.

После смерти Лазарева Корнилов остается, как и прежде, номинальным начальником штаба Черноморского флота, но фактически его командующим.

Знаменитая картина Айвазовского «Смотр Черноморского флота». Сколько в ней скрытого смысла! Вот император Николай I, облокотившись на фальшборт, восторженно взирает на безукоризненный строй парусных линейных кораблей. За его спиной тесной сплоченной кучкой стоят Лазарев, Корнилов и Нахимов. Белизна наполненных ветром парусов ласкает взор императора. Увы, мощь его могучего и эффектного флота призрачна. Англия и Франция уже спешно спускают на воду паровые суда. Россия отстанет всего лишь на несколько лет, но цена этого отставания будет кровавой…

В 1850 году в Новороссийской бухте встретились два черноморских фрегата – «Кулевчи» и «Кагул». На первом держал свой флаг Корнилов, на втором – Нахимов. Думаю, что настроение у обоих друзей-соперников в тот день было прекрасным, да и обстановка, видимо, позволяла расслабиться. Неизвестно, кто из них первым предложил устроить гонку, да важно ли это! Участники этой удивительной гонки спустя много времени вспоминали, что азарт у всех ее участников был небывалый.

В облаках белоснежных парусов фрегаты мчались в Севастополь. «Кулевчи» только чуть-чуть опередил «Кагул». Кто мог тогда знать, что впереди друзей-адмиралов будет ждать одна из тяжелейших войн в истории России. Никому не дано предугадать своей судьбы…

Весной 1851 года, имея флаг на линейном корабле «Ягудиил», Нахимов командовал отрядом из трех линкоров, перевозивших войска из Севастополя в Одессу, а затем младшим флагманом 1-й практической эскадры Черноморского флота.

Теперь именно они – Корнилов и Нахимов – остались в ответе за Черноморский флот. Теперь именно по ним равняются все остальные. Теперь именно им предстоит продолжить эстафету черноморской доблести и славы.

По старшинству первое место полагалось Нахимову, но Корнилов уже занимал пост начальника штаба флота. Если бы два вице-адмирала были склонны к интригам, все бы это имело значение. Однако Нахимов не собирался претендовать на первое место.

Адъютант Корнилова Жандр позднее писал: «…Служа вместе на корабле “Азов”, под командою Михаила Петровича Лазарева, эти два человека сохранили приязненные отношения и в высших чинах. В Севастополе Корнилов всегда останавливался у Нахимова, который не раз говорил, что желал бы назначения Владимира Алексеевича главным командиром; бескорыстно преданный службе, Павел Степанович забывал свое старшинство и видел в этом назначении преуспеяние Черноморского флота; он знал, что его дело – водить флоты в море, и что ему не по силам административные и письменные занятия, неразлучные с званием главного командира. Высоко ценя дарования и деятельность Корнилова, Павел Степанович старался всеми силами содействовать ему в общем деле совершенствования Черноморского флота, и содействие такого отличного моряка, конечно, было полезно во многих технических вопросах…»

Современник начальника штаба Черноморского флота писал: «…Корнилов был не только уважаем своими подчиненными за свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость к оценке подчиненных ему людей, но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил, а их был легион… Правда, не любили его (но все-таки уважали) все те весьма немногие, у которых было рыльце в пушку…»

Они были очень разными людьми – Нахимов и Корнилов. Если первый был настоящим матросским любимцем, то второй отличался аристократизмом и романтичностью. Но общим было главное – любовь к родному флоту, к своему Отечеству и готовность положить во имя этого свою жизнь.

Тем временем, неудовлетворенный своим положением, Луи-Наполеон объявил себя новым французским императором Наполеоном III, а Францию, соответственно, Третьей империей. После чего стал ждать реакции первых держав Европы.

Первой откликнулась Англия и сразу сделала весьма важный шаг навстречу новоявленному императору. Уже через несколько дней после провозглашения Третьей империи в Париж прибыл лондонский лорд-мэр в сопровождении лучших людей Сити. Лорд-мэр торжественно вручил в Тюильри Наполеону благодарственный адрес за восстановление порядка во Франции, подписанный четырьмя тысячами представителями ведущих банков, компаний Туманного Альбиона. Это была внушительная демонстрация британских буржуа в поддержку племянника своего самого заклятого врага. И хотя приезд лорд-мэра носил сугубо частный характер, все всем было предельно ясно.

Австрия отделалась нейтральными поздравлениями, выжидая, что будет дальше.

Совсем иначе прореагировал на неожиданное появление нового императора Николай I. В своем весьма прохладном письме правителю Франции он демонстративно назвал его «любезным другом», а не «братом», как было принято при личной переписке монархов. Это было почти открытое оскорбление, и Наполеон III не счел нужным даже скрывать своего гнева перед российским послом генералом Киселевым:

– Я недоволен отношением вашего царя к моей особе и не намерен прощать ему ни малейшего унижения!

Что мог ответить на такое заявление посол?

– Император Николай отныне мой личный враг, зато Англия, судя по последним событиям, отныне наш союзник и друг! – определил тогда же свои политические приоритеты новоиспеченный император.

Было совершенно очевидно, что в русско-французских делах началось серьезное обострение.

В начале 1853 года Наполеон III помимо политики был занят еще двумя весьма важными для него делами. Во-первых, как уважающий себя монарх, он перебрался из Тюильри в свою собственную новую резиденцию, которой стал некогда принадлежавший маршалу Мюрату Елисейский дворец. А затем женился на испанской красавице Евгении де Монтихо. 30 января 1853 года в соборе Парижской Богоматери прошло торжественное венчание. Вопреки ожиданиям Наполеона, император Николай поздравлений новой супружеской паре так и не прислал…

В декабре 1951 года контр-адмирал Корнилов со своим адъютантом Жандром был вызван в Петербург. Император желал из первых уст услышать доклад о состоянии Черноморского флота.

Николай принял Корнилова в малом кабинете Зимнего дворца. Начальника штаба флота поразила спартанская обстановка: рабочий стол, солдатская кровать и небольшой диван с креслом. Контр-адмирала император встретил радушно. Пожав руку, усадил на диван, сам расположился напротив в кресле.

– Я желаю, чтобы управление Черноморским флотом продолжалось так же, как и при покойном Лазареве! Что касается назначения Берха, то потерпи год-два, зато потом поднимешь на грот-мачте полный адмиральский флаг. А пока не будем нарушать флотские традиции, тем более, что и покойный Михаил Петрович старику Берху всегда доверял. Скажи лучше, кто на сегодня из дивизионных командиров у вас лучший?

– Разумеется, Павел Степанович Нахимов! – не задумываясь, ответил Корнилов. – На своем месте и контр-адмирал Новосильский.

Посмотрев план Севастопольского адмиралтейства, император нашел его неудобным.

– Строения слишком близки друг к другу. А экипажеские магазины надо строить по примеру Кронштадта вдоль берега.

Утвердил предложение Корнилова перевести выслужившие свой срок линкоры «Силлистрию» и «Махмуда» в блокшивы.

– Я хочу, чтобы Черноморский флот состоял из 17 линейных кораблей, а старые фрегаты будем постепенно заменять винтовыми. Да и линейные корабли отныне будем строить только винтовые, а то отстанем от европейских флотов.

– Разрешите, ваше величество, вопрос! – спросил Корнилов в конце встречи.

– Спрашивай! – кивнул Николай.

– Насколько сложна сейчас наша политическая ситуация?

– Все очень непросто, мой дорогой Корнилов! – вздохнул император. – У нас сейчас два варианта: или война с турками против французов, или в союзе с Австрией – против Турции!

– Какой же из двух вариантов предпочтительнее?

– Желателен, разумеется, первый!

– А как к этому отнесутся Пруссия с Англией? – вопросил начальник штаба Черноморского флота.

– Относительно пруссаков я спокоен. А вот Англия – это наша главная боль! Однако будем надеяться на лучшее!

На прощанье Николай пожал вице-адмиралу руку. Уже выходя, Корнилов обернулся и увидел, что император опять склонился над какими-то бумагами.

Больше они уже никогда не увидятся…

В марте 1852 года контр-адмирал Нахимов был назначен командующим 5-й флотской дивизией, а в конце апреля Корнилов определил его командовать 2-й практической эскадрой. Младшим флагманом был назначен контр-адмирал Вульф.

4 июля 1852 года Нахимов вывел на Севастопольский рейд линкоры «Двенадцать апостолов», «Ростислав», «Святослав», «Гавриил», «Три иерарха» и бриг «Птоломей». Несколько позднее к эскадре присоединились фрегаты «Кулевчи», «Коварна», корветы «Пилад», «Калипсо» и бриг «Эней». Нахимов держал флаг на «Двенадцати апостолах».

В тот год морская кампания была на редкость напряженной и длилась до конца октября. За это время эскадра дважды ходила в Одессу, перевозя войска, затем занималась эволюциями в Черном море, после чего вновь ходила с войсками из Севастополя в Одессу.

Пока Нахимов штормовал в морях, Корнилов занимался административными и хозяйственными делами, которых на флоте хватало всегда. Особенно волновало начальника штаба состояние артиллерии. Проверив поступившие с заводов новые орудия, он с возмущением писал, что они хранятся на ростовской пристани без платформ, забиты землей и ржавеют. В том же году при осмотре кораблей 4-й флотской дивизии Новосильского он отметил неверность прицелов и частые осечки при выстрелах. Если учесть дополнительно, что в николаевское время большое внимание обращали на чистоту орудий и драили их до блеска, можно полагать, что разные зазоры между ядром и стволом также влияли на меткость стрельбы. Уже упомянутые сведения об учениях 1852 года подтверждают разброс в меткости стрельбы, очевидно связанный и с опытностью канониров.

Апогеем же кампании 1852 года стал высочайший смотр флота императором Николаем.

Осенью Николай I отправился на юг, чтобы лично проверить боеготовность армии и флота. Корнилов в этот момент находился в командировке в Англии. Там начальник штаба Черноморского флота решал вопросы по постройке новых винтовых корветов «Воин» и «Витязь» на английских верфях. Увы, эти корабли так никогда и не будут построены.