Эгоплерома

Кто людям помогает, лишь тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя.

(Песня Шапокляк)

Пролог

– Желательно в серединку, – произнес молодой человек, обращаясь к окошку, от которого пахло макулатурой и безнадегой.

– Молодой человек, – кассирша посмотрела на него с профессиональной жалостью, присущей учителям на пенсии. – Я бы с превеликой радостью, но выбор небогат. Остались только два билета на балкон, дальний ряд крайние места.

Алекс понимающе кивнул, совершил необходимый денежный обряд и, отступив на несколько шагов, окинул взглядом вереницу страждущих. В фойе пока не пускали, сидячих мест не предлагалось.

– Два! – Прокуренные пальцы говорящего сунули в окошко смятую банкноту.

– Молодой человек, – снова начала кассирша, – я бы с превеликой радостью, но билет… он последний. Будете брать?

– Нет, – отрезал тот без раздумий, и от этого «нет» веяло детской радостью.

– Тогда я сама! – возмутилась его спутница, но улыбка не сходила с её лица.

– Оля, мы же договорились…

– В кино ты не хотел, желал на дискотеку. Судьба дает тебе шанс.

– Берите билет, молодой человек, – внезапно проявила участие кассирша, уловив суть конфликта с полуслова. – Вон, у колонны парень стоит, глядишь, и уступит свой. – Выдав сдачу, она захлопнула окошко, избежав продолжения спектакля. Ей хватило и немого кино. Ходила бы в церковь – перекрестилась.

* * *

Пара, скрепленная одним билетом на двоих, приблизилась к Алексу.

– Здаров! – бросил парень.

– Привет, – вежливо отозвался тот.

– Слушай, я тут не один, – парень мотнул головой в сторону подруги, наблюдавшей за диалогом с азартным любопытством. – Короче, в кассе швах. Свой не продашь?

– Я бы с превеликой радостью… – Алекс осекся, сплюнув фразу-прилипалу, и покосился на закрытую кассу. – Мне часа четыре до поезда как-то скоротать. Вам, – он снова взглянул на озорную особу, – думаю, проще найти занятие.

Заскрипели двери, зашуршали народные массы. Толпа ринулась из вестибюля в фойе, подобно рыцарям на лёд Чудского озера.

Парень, осознав провал, извлек из-за пазухи телефон-раскладушку, откинул крышку и с видом бухгалтера, проверяющего годовой отчет, решился: – Оля, – повел плечами, будто ему стало в одежде тесно, – дела. Срочные. Встречу на выходе. – Бросил на Алекса взгляд, полный подозрительной глубины, развернулся и двинулся к выходу.

* * *

– Зря от билета не избавился, – сообщила подсевшая к Алексу на банкетку девушка. Судя по улыбке, в ней плескался неисчерпаемый резерв оптимизма. – Я этот фильм уже видела – унылая картина. Сбежала с середины. Откуда родом? Из Северной Пальмиры?

– В точку! – удивился Алекс, скорее не догадке, а названию города.

– Женская логика. У меня там тётка. А расписание поезда, наверное, вечность не менялось.

– Понятно, – он глянул на часы. – Целых двадцать минут. Не съесть ли нам мороженого?

– Запросто! Мне сто пятьдесят с двойным сиропом: два шоколадных, один крем-брюле. Я ужасная сладкоежка. Боюсь растолстеть, а бег по утрам… фу.

– Я тоже разделяю философию сладкой жизни и питаю отвращение к физкультуре, – скользнул он взглядом по её фигуре. – И, как видишь, не терзаюсь угрызениями.

– Ты здесь проездом или как?

– Гостил у бабушек. Если точнее, вторая – прабабушка.

– А в Питере?

– Чаще один. Родители в вечном отъезде. К зиме подтянется бабушка для надзора.

Первый звонок, приглашающий в зал, вернул его в школьные годы: гладиолусы из балконного ящика, тяжелые лямки ранца, внезапно ставшего портфелем, первоклассницу с колокольчиком на плече…

– Давай сбежим отсюда, – предложила девушка, бросая ложку в креманку. – В поезде насидишься. Ночь длинная.

– А как же твой… кавалер? – подобрал он слово.

– Я свидание ему не обещала. Какая разница? Пусть пополнит коллекцию неудач. Лучше бы марки собирал.

– Тогда распоряжайся моим временем. Каковы пожелания?

– На вокзал! За билетами! – сложила она ладоши. – А в гости меня пригласишь? Не бойся, я к тёте. Первую ночь у неё. Конспирация. Днём погуляем мимо музеев. Вечером я ей совру и рвану к тебе. Испугался?

– А стоит?

– Единица! – она схватила его за руку. – Бежим! А то пешком четыре остановки!

* * *

– Купила в твой вагон. Места рядышком. Уговорим кого-нибудь поменяться. Ты рад? Молчи, и так вижу. Теперь ко мне, переоденусь. В культурную столицу же. Багаж в камере хранения?

– Ага.

Они вернулись к началу пути, но теперь, спустившись с крутого берега, преодолели реку по подвесному мосту.

– Мы здесь летом часто ныряем, – сказал он. – Там, ниже, здоровенный плоский булыжник под водой. Иногда на него получается встать.

– И часто ты так знакомишься с девушками? – спросила она загадочно.

– Это как? – смутился он.

– Не дождёшься, – рассмеялась. – Не скажу.

Они поднялись на гору, миновали универмаг, свернули и снова пошли вверх.

– Мы на месте. Подождёшь? – она указала на скамейку. – Родители дома. Замучают вопросами. Готов к пыткам?

– Не очень, – честно признался Алекс. – Я не партизан. Сдам всех и сразу.

– Я тоже. Тебе опять повезло! Не скучай…

Дверь скрипнула, звякнула пружина. Наступило время тишины и ожидания. Думать об Оле вроде как рано, а мечтать – уже поздно.

– Смотри-ка, не сбежал! Вот, сумку держи, потащишь. – Взяла его под локоть. – Теперь ты мой…

– Почему-то не сомневался.

* * *

– Гляньте, пацаны, да у нас тут мелодрама – сбежавшая зазноба! – раздался голос, полный дешёвой бравады.

Алекс обернулся. Четверо. Типичная компания с примитивной иерархией. Он посмотрел на вожака и произнёс с усталой иронией: – Вы что, гуртом как гопота? Или ты, возомнив себя аристократом, бросишь гламурную перчатку?

– Мы здесь, вообще-то, транзитом, – буркнул тот и цыкнул зубом. – Не твоё это дело!

– Вот как? – удивилась Оля. – Интересный эволюционный скачок! Продолжай в том же духе. Главное – держись от меня подальше. Пошли, Саш.

* * *

Что-то чиркнуло Алекса по воротнику. Оля вскрикнула, схватилась за голову и медленно осела на тротуар. Алекс рухнул на колено рядом. Кровь стекала по её виску, пропитывая волосы, будто краска беличью кисть, и заполняла трещины в асфальте.

Мяукнул громким мартом, освобождая подоконник, потревоженный кот Васька. Женский голос закричал: «Василий, звони срочно в скорую!» Дом пробуждался, выходя из сумрака, раздвигались шторы и тюль, местами распахивались окна.

– Оля, потерпи. Смотри на меня, – в голове у него кружилось от бессилия.

– Сходишь со мной в кино? – прошептала она, стараясь быть легкомысленной. – Только фильм выберу я… – она спрятала за ресницами помутневший взгляд.

* * *

Сирена, синие вспышки, чья-то рука на плече. – Поднимайтесь, молодой человек, поднимайтесь. Прибываем через полчаса. – Голос проводника катился по вагону. – Граждане, не толпитесь у туалета! Забытых вещей не будет!

Глава 1

Едва переступив порог, Алекс остановился. За спиной беспричинно захлопнулась дверь, лязгнув железной собачкой замка. Он не обернулся. «Просто сквозняк», – отмахнулся и шагнул вперёд.

Комната встретила вошедшего тусклым взором ночного окна. Пружинный будильник, убеждённый противник точного хода, мерно тикал – и тем лишь подчёркивал тишину. Алекс привычно коснулся настенного выключателя. Раздался негромкий щелчок – и обстановка, годами хранившая уют, предательски исчезла. Её сменило нечто, лишённое права на существование, но бессовестно нарушающее запрет.

Каждая деталь интерьера попирала гармонию. Даже пол стал странным, привычный паркет заменён неприятным на вид материалом. Наступить на него босой ногой было бы наказанием.

На потолке приютились несколько люминесцентных ламп, напоминая гигантских комаров. Они не испускали, а, напротив, поглощали свет, затеняя окружающее мраком.

Под ними выстроились то ли детские кроватки, то ли пеленальные столики, схожие с тележками из супермаркета. Завершала композицию, сумбурно разбросанная по стенам, живопись в рамах-многоугольниках. Посему сам собой напрашивался вывод: на подконтрольной бардаку территории повсеместно наступил развитой кубизм.

– Знаешь, кто я? – Окрылившись кульминацией хаоса, оживилась слуховая галлюцинация.

Алексу чудилось, как пустота, сгущаясь, формирует образ дракона. Мгновением назад – лишь блёклая рябь на холсте иллюзий, теперь же мнимая материя обретала осязаемые черты.

– Ты – дракон! – самонадеянно ответило подсознание Алекса.

– Имя твоё – Гоор! – добавил Алекс.

И не стало больше тайны. Ведь тайну просто обязан кто-то хранить. Только теперь о ней знают больше чем двое.

* * *

– Александр! – Неприятный голос, точно слышишь себя со стороны, требовал диалога. Субъективно он принадлежал дракону, потому как больше, вроде, и некому.

– Да? – недолго думая, откликнулся Алекс.

– Не волнуйся, – сказал опознанный собеседник. И после пары мгновений успокоительной тишины продолжил: – Во-первых, ясли – абсолютно безопасное место. А во-вторых, не беспокойся за новорождённую. Фон её сознания под моим контролем, и это – просто белый шум. Он абсолютно безвреден для окружающих! – Зачем-то сразу пояснил невидимый дракон и на всякий случай уточнил: – Ты понимаешь меня, Александр?

Алекс спешно склонился над ближайшей пародией на детскую кроватку. Затем, не отпуская её край, над второй и третьей, замер в междурядье, напрягся, подобно сцепке вагонов, готовых разойтись. Минута – и пришло осознание: в каждой из кроваток сопит младенец.

Встряхнув головой в отчаянном жесте самопомощи, Алекс метнулся к ближайшей стене, съехал на пол и прижался спиной к покрашенной чем-то синим штукатурке. Почувствовав некий дискомфорт, вытащил из заднего кармана джинсов записную книжку. Появилась определённая надежда, но она не оправдалась.

Имена и прозвища, фамилии и телефоны, не единожды прочтённые, не оживили в памяти образы владельцев. И уже совсем от безысходности, отогнув обложку за край, вдруг обнаружил старое чёрно-белое фото. Трое позировали на фоне лодочного сарая. Двое – незнакомцы, себя же он узнал. Нестройные, но печатные буквы на обороте призывали: «Саня, помни друзей. Третий курс». И ниже – пародии на вензеля.

Алекс гипнотизировал фотографию, но память упрямо молчала. Сарай, ворота – нет ассоциаций. Настроение испортилось, прокисло, как молоко, оставленное лягушкой, так и не ставшей принцессой. Записная книжка с фото вернулась в карман.

Время лениво текло остывающей лавой.

* * *

То ли сквозь дурман, то ли сон, исподтишка напавший, сюжет с фотографии ожил. Тут же, кучей мусора, сложился лодочный сарай. Друзья, решив остаться незнакомцами, поспешно разбрелись кто куда. Более никто не заслонял забытый ригельный ключ, торчавший из замочной скважины ржавых ворот.

– Выходи из заточения, Александр, – посоветовал Гоор. – Грех не воспользоваться, пока хозяева в отлучке.

Алекс мысленно надавил на ключ – и фото-наваждение растаяло. За распахнутыми створками ворот, оттеняя мглу, замер дракон цвета битых зеркал.

Ребёнком Саша, увидав фонтан в Петергофе, застыл, поражённый воплощением всемогущества. Магия фонтана приковала детский взгляд и легко противилась окрику нетерпеливых родителей. Водный поток играючи уносил негодование предков.

Теперь не узнать, сколько длилась борьба стихии с правами родителей и кто победил. Память подобна размокшей акварели – одни намёки да недомолвки.

– Выходи из заточения, Александр, – повторил дракон и, не дав тому опомниться, сгрёб в охапку.

* * *

Спустя минуту, осмелев, Алекс уселся по-турецки и наконец-то расслабился. Дракон оценил происходящее, выждал мгновение, раскрыл ладонь – и тут же ниоткуда возникла подножная твердь цвета серого колчедана. Назойливый блеск неидеальной поверхности резал глаза и действовал на нервы.

– Неужели приуныл? Оглянись вокруг, – посоветовал Гоор, – пред тобой раскинулась Эгоплерома! Почва-грунт, извольте, всё что смог! Создал в меру собственных сил. – Манерно развалился. – Далее тебе решать, чем вот это всё засеешь! – И наставительно добавил: – Только думай в глобальном, а не в приусадебном масштабе. – Помолчал и продолжил: – Если сложно, кто-то вдруг отвлекает – на себя, естественно, не намекаю, – то попробуй глаза закрыть, включить воображение. На потом не откладывай. – Забеспокоился дракон. – Забудешь ненароком, как выглядит небо. Возьми, пожалуйста, с него и начни! – Покосился вверх. – Спорить о качестве не стану! – то ли оскалился, то ли улыбнулся. – Этот мир всецело принадлежит тебе. Однако и мне в нём жить предстоит!

– Гоор, не попытался бы ты озвучить упущенные подробности? – попросил Алекс. – Сейчас совсем неподходящий случай, когда краткость – сестра таланта, а тот побратим недосказанности.

– Вряд ли я ведаю о большем! – ответил тот. – Всего-то и подметил: здесь в Эгоплероме, при желании, нужные мысли можно облечь в материю. Вот как пример: мой эпический образ, он – создан твоими заботами, и колечко дыма. – Тут же наглядно его продемонстрировал. – Сотворено моим талантом. Как видишь, это всё – тому прямые свидетели. Уверен, принцип созидания прост и понятен, да и опыт, само собой, положительный копится.

Алекс, помедлив, разлёгся рядом с драконом. Оказалось неудобно, точно на матрасе с дефицитом пружин или значительно хуже. Подложил под голову руку, но надолго не хватило – быстро затекла. Покосился на Гоора, опустил глаза, проявил на несколько секунд терпение и попросился обратно в лапу.

Тот не отказал.

Худо-бедно устроившись, Алекс задумался: «Небо, а почему бы и нет. Ящеры, они же древние и оттого плохого не посоветуют. И пока совсем не понятно, как я тут оказался и что вообще представляет собой это «тут», лучше проявлять добролюбие».

Сосредоточился и ощутил беззвучные фанфары. Он не видел и не слышал их, но верил – они существуют.

И небо получилось! Оказалось многим проще, чем рисовать. Раньше бывало: воображаешь красивейшее создание, а выходит нечто ужасное. И неважно, пейзаж это или натюрморт.

«Добавить солнце в зенит!? – Усмехнулся Алекс. – Проще простого!»

Тут же захотелось убавить яркости, всё же Эгоплерома далеко не солярий. Призвал на выручку кучевые облака – и смутился полученным результатом. Глянул исподволь на дракона. Тот делал вид, будто ему всё равно, и это немного досаждало. Пришлось придать облакам абстрактные формы, избавить от привычки подражать питомцам зоопарка.

* * *

Когда под ногами навязанная почва, а над фальшивым горизонтом самодельное небо, совершенно нет желания творить себе подобных. Для начала хочется хоть немного обустроиться.

Алекс не сомневался: он либо умер, либо спит, либо находится в коме. Определиться точнее не получалось. Редкие сны он помнил отрывочно. Умирать и вовсе раньше не приходилось. О пребывании в коме только в сериале смотрел. При этом мир Эгоплеромы выглядел привычным, а собственные действия казались логичными.

Поэтому он жаждал продолжения.

Однотипные действия по материализации простых вещей (будь то травинка, песчинка и далее по смыслу), а также и более сложных конструкций – куст, дерево, россыпь камней – подтолкнули Алекса к идее создать некое подобие хранилища – кладовую Эгоплеромы. Другими словами, если объект любой степени завершённости становился ненужным, он больше не уничтожался, а просто растворялся в окружающем эфире и по мере необходимости вновь воплощался в необходимых количествах.

Однако создание парка сразу выявило массу физических и ботанических проблем. Деревья падали. Может, от топоров призрачных лесорубов-самоучек, а может, от нашествия невидимых бобров. Рухнувшие стволы безжалостно стирали различия между парковой аллеей и девственным буреломом. Ландшафтный дизайнер, потерпев неудачу, пригорюнился, но не стал выяснять причину.

– Александр! Творческая личность, а создатель иным и быть не вправе, обречён на собственное представление о прекрасном. – Не сказать, что голос дракона издевался, но и сочувствия в интонации не прослеживалось. – Созидай! – Советовал Гоор. – Ни на кого не обращай внимания!

Тот с прищуром посмотрел на убогую поверхность тверди, затем его взгляд взметнулся вверх, к искусно сотворённому небу. Прямой намёк на существенную разницу. Закончив уничижающий жест, процедил: – Ни в чьих советах не нуждаюсь! – Продолжил начатое дело уже со спокойной совестью.

И всё же диссонанс безмолвия угнетал. От вида стоящей по стойке смирно травы, равно как и от пары-тройки деревьев, несущих караул, – мутило. Не то что прогуляться в столь замечательном месте – да сходить до ветру и врага не заставишь. Впрочем, как и себя даже при остром желании.

Проиллюстрировать дракону в терминах опредмечивания процесс движения воздушных масс у Алекса не получалось, не хватало первичных навыков. Промежуточные достижения пугали и не только его самого. Решение – табличка: «Парк закрыт на просушку. Проход запрещён!»

* * *

Терраформирование Эгоплеромы отнимало много сил. Несмотря на сложность, работа увлекала, всё же это не кайлом на стройке размахивать.

Дракону достался комплекс «гнездо-пещера» с видом на бездну. Гнездо – нависающий выступ, сросшийся с вершиной скалы. Оно плавно перетекало в пологое плато – идеальную площадку для экстренных взлётов и посадок крупных воздушных судов. Пещера пока не нашла применения. Гоор мог входить в неё в полный рост и вытягиваться во всю длину.

Алексу достался дом, возведённый из монолита белого мрамора, дощатая пристань, погружённая опорами в воды утопающего в зелени озера, перекрёсток, где путнику предлагался выбор на целых пять направлений. И он его сделал.

* * *

Последние недели Алекс ясли не посещал, да и делать-то там ему определённо нечего. Разве что сходить на экскурсию.

Младенцы, от участия в судьбе которых его успешно оберегало творчество, хаотично двигали конечностями. Сейчас, присмотревшись, он сообразил: новорождённые-то – девочки; одинаковые распашонки розовых тонов, аналогичных оттенков ползунки, чепчики и носочки.

«Что-то с яслями в целом не так, с детишками этими не так, да и со мной однозначно не в порядке», – обеспокоился Алекс. Прислушался к организму.

Первая идея, что посетила голову – задержать дыхание. Непреодолимое желание вернуть его никак не проявлялось, а время неумолимо текло. Вскоре Алексу всё это изрядно надоело, и вредная привычка дышать тут же взялась за старое. На следующем этапе самоанализа Алекс попался на чувстве абсолютной сытости организма. Он просто знал: вид копчёной рульки и кружки пива не вызвал бы у него ни капли слюны. Ну, не проявлялся симптомами голод – не проявлялся и всё. В надежде на то, что его недоедание где-то коротает время в одиночестве, Алекс исподволь глянул на дракона. Тот безмятежно торчал в створе ворот, щеголял здоровым образом жизни и подозрений не вызывал. И тут до Алекса дошло. Ящер он ведь не только автор колчедановой тверди, но и атмосфера – дело его лап, анализировать состав которой, Боже упаси.

Алекс, перестав копаться в себе, вновь почувствовал себя счастливым.

* * *

– Материализация… – Дракон разлапился. – Не требует моего непосредственного присутствия. – В ответ на жест непонимания собеседника уточнил: – Астральной связи между нами достаточно. – И, не выдержав театральной паузы, посоветовал: – Не пытайся осмыслить, Александр, просто прими. Я – лишь участник группы поддержки, идол-вдохновитель. Ты здесь – философский камень! Но если понадобится воплотить неосознанную идею или несформированную мысль – тогда другое дело. Зови. Помогу значительно сэкономить время, а большего и не жди. Твори! – И дракон, как бы атипично это ни прозвучало, продемонстрировал безупречные зубы без брекетов.

* * *

Начать хотелось с чёрной пантеры, ведь Алекс с детства обожал больших кошек. Но идея чуточку страшила. Он понимал, что с драконом ягуару не справиться, а самому, случись чего, от него не убежать. Посему прототип лохматого насекомого цвета угля в жёлтую полоску завис прямо перед создателем на расстоянии вытянутой руки. Сопровождая мыслительный процесс пассами рук, точно дирижёр на траурной церемонии, Алекс правил его масштаб и анимацию. Облик насекомого, казалось бы, достиг совершенства. Однако автор снова и снова возвращался к нему, как к неиссякаемому источнику вдохновения.

«Золотая рыбка, щука из проруби, джинн из бутылки тёмного стекла… – медитировал Алекс. – Вечно недовольны и очень капризны. Что имею? – Квинтэссенцию власти Гоора над материей. – Хмыкнул. – В свободном доступе, здесь и сейчас. Попробуй не мечтать. Старик Хоттабыч, царевна-лягушка, царевна… лягушка… царевна, царевна, царевна…!». – Зрачки от подобной перспективы, если бы смогли, стали бы драконьими.

– Александр! – Как всегда не вовремя обозначился Гоор. – Срочно бросай рукоделие! Без тебя никак не обойтись!

Насекомое неспешно растворилось в эфире, исчезли и сладкие грёзы. Алекс нехотя повернулся к раздражителю. – Слушаю.

– Ясли устарели! – Поделился знанием ящер. – Она пытается садиться и может выпасть из кроватки, если не вмешаться в самотёк. – Гоор явно спешил и потому не позаботился об интересах спутника. Алекс, вероятно, желал бы обсудить проблему в неспешной пешей прогулке, а не мчаться в лапе Гоора.

Ясли и на самом деле нуждались в срочных неотложных мерах, потому как малышки заметно подросли.

* * *

Совместить в единое целое кроватку, коляску и корзину воздушного шара – вот неполный перечень требований, предъявленных драконом к конструкции детского манежа. Если бы в списке имелись топор мясника, верёвка с мылом или чугунная сковорода, Алекс всё равно воплотил бы взбалмошную идею Гоора. Не ему же поступало сие изделие в пользование, ответственность лежит на совести заказчика. Оскалился и приступил к работе.

Каркас манежа представлял собой вписанный в круг прямоугольник. Нижнюю часть Алекс выдержал в цвете дракона, верхнюю – оформил полупрозрачной эластичной бронёй. Дно разделил на амортизированные ячейки с гироскопами – чтобы малышек не укачивало в полёте. Защитные шторки срабатывали автоматически при сильном наклоне или отрыве от земли. Антигравитационное поле предотвращает свободное падение с высоты.

Изделие Гоору понравилось, но особенно ручка для переноса, приятно лежащая как в передних, так и в задних лапах.

* * *

Алекс еле поспевал за драконом, выкатывая кроватки из широко распахнутых ворот яслей. Гоор с проворством подцеплял малышек грейфером из трёх когтей, на который и смотреть-то боязно, и распределял их по ячейкам манежа. Ни одна из перемещаемых девчонок ни разу не пискнула – нравилось происходящее.

Отслужившие кроватки мгновенно превращались в бесполезный хлам и разлетались в разные стороны.

Закончив с переносом детишек, дракон осклабился. Парой слов отмел все возможные споры о месте переезда.

Алексу оставалось только смотреть, как двадцать четыре малышки отправляются в свой первый чартерный рейс. Помахать рукой не хватило душевных сил.

* * *

Алекс сидел, прислонившись к стене опустевшего помещения, и утешал себя мыслью: «Сначала были ясли…».

И это – истина! Ведь ясли – приданое Земли за малышнёй, одновременно и его наследство. К факту же, что ясли – закладной камень Эгоплеромы, величайшее чудо света, и второго уже никогда не воздвигнут, Алекс относился спокойно, как к первоисточнику, основе, точке привязки. Благодаря яслям, многие теории далёкой земной цивилизации стали или станут здесь аксиомами. Тут в мире чистых красок, будто нарисованном детьми, все сущности рукотворны. Небо – синь, трава – зелень, тропинки – охра. Ясли – это кладезь упущенных возможностей, энциклопедия, где каждая страница – магия оттенков, гармония звуков и волшебство ароматов, место, где ничто само по себе не случается. Если же эти умозаключения ошибочны, значит, ясли – всего лишь прошлое.

Алекс решил отвлечься от неправильных мыслей и вернуть позитивный настрой. Поднялся и подошёл к ближайшей многоугольной картине. Геометрические фигуры на холсте смутно напоминали женщину с младенцем. Автор явно старался – хоть и кистью.

Холсту повезло – существуют и иные способы нанесения масла, Боже упаси узреть сие кощунство.

Нецензурно выругавшись, он вдруг осознал: в атмосфере яслей, заражаясь логикой кубизма, в основном деградирует образность мысли.

– Чур меня, чур, – взмолился Алекс и вырвался на свободу, где, успокоившись, огляделся.

Распахнутые настежь, скрипящие старой жалобой ворота; застывшие тут и там в нелепом положении, точно брошенные в панике, отслужившие своё детские кроватки.