– Не пущу!
Царь Берендей с самого утра метал молнии, так что бояре, которых ни свет-ни заря подняли с теплых перин, сидели по лавкам в гриднице высокой, надвинув медвежьи шапки на самый лоб, но от грозного взгляда высокопоставленным особам было никак не скрыться.
– Я спрашивать не буду, отец!
Напротив грозно щурившегося правителя стоял стройный, широкоплечий юноша, с поразительно похожими на самого Берендея глазами серого цвета и таким же упрямым подбородком.
– Не для того я сына обрел, чтобы снова потерять!
Грозен был царь Тридевятого в гневе, -он так крепко стукнул кулаком по столу, что мирно стоявшая в стороне малахитовая чернильница опрокинулась, и алые чернила лужицей растеклись по накрахмаленной скатерти, но сей факт, впрочем, остался без внимания.
– Коль вся боярская дума разгадать не может, куда сия девица запропастилась – где уж тебе, юнцу, ее найти?
– Я с ним пойду!
Из-за резной колонны вышел еще один молодой человек в воинской одежде и расшитом бархатном плаще. Мягкой походкой он приблизился к сероглазому и встал подле, положив тяжелую ладонь на рукоять меча. Юноша был еще более статен и широкоплеч, чем первый, с копной золотистых волос и васильковыми глазами.
У Берендея от такой наглости аж дух захватило.
– И ты еще, смутьян! Вот вам мое царское слово-не пущу!
Он обратился к боярам, у которых от голода попеременно урчало в животах на весь тронный зал.
– Свободны! Все по домам, все равно толку от вас нет!
Два раза повторять слугам народа не пришлось, и зал мигом опустел, не считая троих вышеуказанных особ и ученого кота, опасливо выглядывающего из-за кресла.
– Есть идея! -мяукнул он…
Берендей все еще тяжело дышал, сжимая кулаки, но потом, слегка отдышавшись, он жестом приказал коту говорить, и тот сбивчиво затараторил, поправляя все время вползавшее с носа, пенсне:
–Царь-государь, они все равно пойдут Велимиру выручать, так?
Берендей помрачнел и буркнул себе под нос:
– Да с чего вы вообще взяли, что ее выручать надо? Может, она сама ушла!
– Не могла она без этого уйти! – Радим достал из рукава аккуратный свиток, и с первого взгляда царь узнал в нем тот, что две недели назад самолично вручил этой своевольной девице в благодарность за спасение Радима, своего единственного сына, из плена злой колдуньи Златы. Помнится, этой необычной грамоте, освобождающей ее от замужества по чьему-либо принуждению, Велимира была рада, как самому дорогому подарку на свете. Кто же, скажите на милость, мог подумать, что вздорная девица, попирающая вековые семейные устои, не успев отойти от дворца, – как будто сквозь землю провалилась, оставив злосчастную грамоту на ступеньках. Свиток подобрал не кто иной, как престарелый дворецкий Пахом, вышедший на минутку на улицу по служебной надобности.
– Совсем из-за этой девки помешались! –Берендей теперь уже не злился, а ворчал, глядя на обоих братьев, которые стояли, выражая собой немое упорство.
Он приказал позвать Пахома, и вскоре сухонький старичок в валенках бодро топал по мягким коврам тронного зала навстречу всей честной кампании.
– Не вели казнить, царь-батюшка, вели слово молвить! –громогласно объявил он и бухнулся ему в ноги.
Берендей малость опешил от такого обращения, Радим и Крас же подхватили старика под локти и чуть ли не силой усадили на лавку.
Старичок мотал седой головой и все порывался встать и выказать почтение. Братья уселись по обе стороны от старичка и выжидательно на него смотрели. Им пришлось нагнуться, потому как каждый даже сидя был выше его на целую голову.
– Рассказывай, что видел в тот день, когда девица Велимира пропала! –царственно приказал Берендей.
Пахом почесал затылок, припоминая события двухнедельной давности и шмыгнул носом.
– Дык это… Царь-батюшка, я и говорю –почто докУмент кидать, а? Ценный, небось, вот я и подобрал, отнесть, значить, обратно.
– Во сколько это было? –спросил Крас.
– Дык, перед обедом.
– Минут через 10 после того, как мы расстались, -уточнил Радим. Он был бледен, с синими от двухнедельного недосыпа, кругами под глазами. Они с Красом объездили все окрестные земли в поисках девушки, но тщетно – та как в воду канула. Однако, этим утром, бдительный дворецкий, пусть и с опозданием, но вспомнил некоторые полезные для дела обстоятельства, отчего и был вызван на беседу с высокими особами.
Крас насупился.
– И зачем это вы с ней встречались, пока я воинскую службу нес?
– Пока ты, братец, чин помощника воеводы доблестно принимал, Она почти согласилась стать моей Личной помощницей в моей следующей исследовательской поездке.
Крас скрипнул зубами.
– Как ты мог?
Радим в ответ сделал неопределенный жест в воздухе, явно для того, чтобы позлить брата.
– Думаешь, она тебе достанется?! –он в конец рассвирепел, Радим же смотрел на двоюродного брата с явным превосходством и негромко сказал:
– Это тебе за Гориславу, брат! Я ведь тогда почти женился на ней, как ТЫ мог! -он горестно усмехнулся, – что мне ей теперь, дегтем ворота вымазать прикажешь?
– А на Велимире ты прям женился бы?
– Коль она на тебя не клюнула – это уже серьезный повод!
– Тихо! Распетушились! –Берендей прикрикнул на братьев.
Они замолчали, и в тишине раздалось:
– Вспомнил, ваш Величства! –Пахом кашлянул.
– Что вспомнил?
Взгляды всех присутствующих обратились к нему.
Оказалось, примерно в то же время и в том же месте, где исчезла Велимира, видели иностранную делегацию, из Города Черных Медведей.
Берендей помрачнел. Международного скандала ему только до кучи не хватало – нарушать только что подписанный мир с Черными медведями ему было вовсе ни к чему, еще и торговые договоры сулили тридевятому царству очень даже большие доходы, видать, рано он обрадовался. С другой стороны – чтобы какие-то иноземцы просто так хватали девок и уволакивали на свой остров? – такого с рук спускать было никак нельзя. Своровали одну – уволокут и вторую, а потом парней так и вовсе не на ком женить будет. Этот сказочный беспредел нужно было пресекать в самом зародыше, а то потом хлопот не оберешься. Тут надо действовать хитро…
Старичок больше ничего не вспомнил и вскоре был отпущен, следом за ним на допрос были вызваны оба привратника, дежурившие в тот день снаружи черного входа.
– Так точно, ваш велика! –стрелец отрапортовал, как на духу, – видели-с, послы иноземные, один, который Андреас, главный-сшиб девчонку дверью, потом поднял, шибко она ему, по всему видать, понравилась, – при этих словах Крас с Радимом сжали кулаки, – а потом золотой петушок на шпиле закричал, кто-то за ограду проник, ну мы побежали нарушителя ловить по общей тревоге, вот и все.
Воцарилась мертвая тишина, которую нарушало только чуть слышное тиканье часов с кукушкой. В том, что Велимиру украли Черные медведи (так звали себя жители острова черных медведей – не в пример высокие, светловолосые и голубоглазые, отличающиеся воинственным характером, из-за чего вели постоянные войны с соседями, так что и Тридевятому периодически приходилось давать им отпор), – уже никто не сомневался и перспектива вырисовывалась, так сказать, щекотливая.
– Отец… -начал было Радим, но Берендей жестом остановил его и обратился к Ученому коту:
– Где толмач? Который с ними всюду ходил? Привести немедленно. Может, он чего скажет толкового, для общей картины…
Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса – толмача никто так и не привел. Зато пришел бледный как полотно воевода с докладом, из которого значилось, что толмача и след простыл. Тут уж совсем помрачнел Берендей, кулаки сжал так, что костяшки побелели. Ученый кот, хорошо зная такое его душевное состояние, мышкой юркнул за спинку трона.
– Приведи стрельцов, что дежурили в тот день в тронном зале, -сухо проговорил государь, капая себе в хрустальную рюмку, настойку валерьяны.
От стрельцов, впрочем, кое-что получилось добиться.
Первый, рыжий с кучерявой бородой, по имени Кузьма, бойко доложил, что так, мол, и так – был толмач, водил иностранцев кругами да рассказывал им про историю государства Тридевятого, пока его царь-батюшка изволил чай пить, дабы занять послов иноземных, чтоб не заскучали, значит. Портреты им стал показывать. Когда же дошла очередь до того, на котором Елена Премудрая изображена, главный их и спросил, мол, хто такая будеть сия валькирия? – на этом слове страж осекся, поймав свирепый взгляд Краса, но продолжил дальше.
Толмач, значит, объяснил ему, кто сия девица, чем прославилась, и что нетуть ее давно, однакось, внучка ейная живет тут и только-только из похода вернулась, победила змея настоящего и царского сына из плена привезла, за что награждена монаршьей милостью.
Кузьма в нерешительности замолчал.
Братья во все глаза смотрели на рассказчика, наконец Радим не выдержал.
– Говори уже!
– А все, ваш высокоблагородь, ушли они, тот, который главный, сказал толмачу, что разговор к нему имеется, секретный!
– Что еще сказать можешь?
– Да все, ваш благородь, только, по моему разумению, шибко ему та девица с портрету понравилась, -закончил стражник.
– Объявить толмача в розыск! –приказал Берендей стоявшему по струнке смирно воеводе. – Все мне на него, кто таков, приметы, ну сам знаешь! Боровикова ко мне попроси!
Когда воевода со стрельцами удалились, все немного подрасслабились: хотя бы, выяснились возможные похитители Велимиры.
– Я вот не понимаю, зачем она им? –Крас все еще прибывал в легком недоумении от рассказа, – Ведь ни царевна, зачем красть? Выкуп хотят?
– А сам как думаешь? –саркастически переспросил Радим, – зачем вот мы за ней волочимся, как малолетние сопляки, а?
– Мрр, -подал голос ученый кот, держа в когтистых лапах тонкую засаленную книжицу, – Нашел!
Кот встал посреди зала, откашлялся и зачитал:
«Женщина для мужчин рода Черных медведей особенна приятна, коль в ней соединяется сила, ум и красота. Она верят, что у мужественных женщин родятся такие же дети, отчего такая девица имеет огромную ценность и является бесценным сокровищем…»
– Твою…! –выругался Крас, – Теперь понятно, кто это сокровище уволок! Валькирию нашу!
– Пора в путь, не оставлять же эту ценность великую! –выпалил Радим и первым встал с покрытой алым ковром лавки.
Берендей и сам понял, что спорить с молодежью бесполезно, и махнул рукой.
– Только одни вы не поедете!
Братья стали было протестовать, но он жестом остановил их.
– Здесь силой не возьмешь, не с руки нам с ними опять воевать, тут хитрость надобна! Есть у меня один человек на примете, с ним точно не пропадешь! Правда…, -тут он нахмурил кустистую бровь, – шибко с характером он, не знаю, согласится ли, и прижать не могу никак, потому как влиятельный он очень, казне пользу большую приносит.
–Вот мое царское слово! –подвел итог Берендей, -коль уговорите Никиту Иваныча Афанасьева с вами отправиться спасать из плена Велимиру – отпущу вас, так и быть, в путь дорогу опасную, коль ослушаетесь меня да самовольно отправитесь, – погоню пошлю и в холодную запру, так что некому вашу красу ненаглядную искать будет, соколики.
Царь встал, разминая затекшие ноги в удобных домашних туфлях, которые поспешил прикрыть полой длинной одежды и первым пошел к незаметной двери за троном. Взявшись рукой за кованую ручку, он через плечо бросил:
– Все свободны! И да, замените кто-нибудь уже скатерть!
……………………………………..
Темной ночью, по освещенной лишь отблеском полной луны тропинке шла фигура, укутанная с ног до головы в богато расшитый узорами, плащ, так что каменья переливались даже при скудном лунном освещении. Фигура шла быстро, то и дело оглядываясь и дрожа от страха, потому как дорога к месту назначения, сама по себе была не из безопасных, а уж темной ночью в полнолуние – так и вовсе туда лучше в не соваться, как говориться, ни конному, ни пешему. То и дело из из-за ближних деревьев доносились ни то вздохи, ни то уханье. Тут на путника что-то кинулось с ветки и с диким хохотом пролетело мимо.
– Мама! –округу огласил истошный женский визг, и бедный филин, который имел несчастье налететь на эту самую фигуру, наверняка сам поседел от ужаса.
– Да если б не нужда великая… ни в жизть бы не пошла! -кряхтела путница, с одышкой забираясь на очередной пригорок.
– Ооой, ааа! –и она кубарем покатилась вниз, поскользнувшись на мокрой листве, однако быстро поднялась, разразившись потоком таких ругательств, что позавидовали бы бывалые моряки.
Наконец, в свете луны показался расположившийся на краю обрыва, темный силуэт замка, хищно ощерившийся на незваную гостью высокими шпилями башен.
Фигура в нерешительности остановилась, но тут же взяла себя в руки и решительно двинулась вперед по веревочному мосту. Высота над пропастью была такая, что аж дух захватывало, внизу чуть слышно журчала вода, из черной расщелины поднимался горячий пар, девушка с трудом балансировала в сафьяновых туфельках по сырым доскам, держась обеими руками на веревочные перила, так что к концу пути кожа на ее руках была основательно содрана, но она нисколько не обратила на это внимание, громко стуча зубами то ли холода, то ли от страха.
Решетка над огромными воротами была поднята, сами ворота были чуть приоткрыты, и в проеме виднелся слабый огонек. Пахло сыростью и прелой соломой.
Стараясь ступать неслышно, она прошла за крепостную стену и оказалась во внутреннем дворе, освещенным редкими масляными фонарями. Было слишком тихо, казалось – замок спал, но девушка знала, что это не так. Ночью жизнь здесь только начиналась. На всякий случай она вытащила из крепления в стене факел, и продолжила путь. Дверь замка также была заботливо приоткрыта, и мягкий свет как будто приглашал путницу пройти внутрь, что она, собственно, и сделала. По всему видать, эта особа была не робкого десятка, раз пришла в ТАКОЕ место одна, тем более, ночью. Миновав несколько слабо освещенных коридоров, в которых трудно было что-либо разобрать, кроме мягких ковров и темных портретов на стенах, она очутилась в огромном зале с высокими потолками, так что звук ее шагов гулко разносился под самыми потолками.
Девица обеими руками держала впереди себя факел, несмотря на то что зал был достаточно освещен тяжелыми канделябрами и огромным, в четверть стены, камином, в котором, несмотря на жутковатую обстановку, уютно потрескивали дрова, а точнее, огромные бревна. Посреди зала стоял богато сервированный стол, на серебряной посуде великолепно смотрелись всевозможные изысканные яства, расточая вокруг умопомрачительный аромат. Всего два кресла по оба конца стола намекали на пару персон, которым предназначалось все это кулинарное великолепие. Девушке было совсем не до еды, и она, не выпуская из рук факела, дрожащим голосом произнесла:
– Ээй, есть тут кто?
Тишина.
Она подошла к камину, чтобы немного обсушить вываленный в грязи плащ, факел пришлось вернуть в одно из креплений на стене, она сняла капюшон и протянула озябшие руки к огню.
Девушка была, бесспорно, хороша. Статная, светловолосая, как говорится, – кровь с молоком, с правильными чертами лица, как у античных статуй, придраться было не к чему, кроме, разве что, тонковатым, плотно сжатым, губам, и чересчур близко посаженным глазам. Выражение ее лица также расходилось с общим впечатлением о красоте – оно было решительно-злое, может, обидел ее кто?
– Так-так, кто ко мне пожаловал? –тишину нарушил насмешливый голос.
Девушка вздрогнула и обернулась.
В проеме стоял очень высокий, худой мужчина в черном бархатном кафтане, и весьма бесцеремонно разглядывал ее, изогнув кверху точеную бровь.
– Как договаривались! –гостья быстро пришла в себя и с вызовом посмотрели на хозяина замка.
Тот неслышно хмыкнул и пружинистым шагом подошел к столу.
– Присядь, отужинаем! –он отодвинул стул и чинно уселся во главе стола, кинув себе на колени кружевную салфетку.
– Я не есть сюда пришла! –девушка занервничала и принялась теребить завязку плаща.
Мужчина принялся аккуратно, не спеша резать холодное мясо. Его непроницаемое лицо не выражало никаких эмоций, кроме, разве что, презрения ко всему человечеству.
– Как знаешь, тогда жди меня. Сегодня на редкость вкусная оленина, просто тает во рту.
Жевал он нарочито медленно, словно желая потрепать ей нервы, время будто остановилось, нервы девушки были натянуты до предела, вот-вот взорвется. Наконец, пытка ожиданием кончилась, мужчина аккуратно вытер тонкие губы, небрежно кинул салфетку на стол, и, не мигая, уставился на молодую женщину.
Потом он поднялся, легко щелкнул пальцами, и стол, вместе со всеми вкусностями, растворился в воздухе, а сам он в мгновенье ока оказался в мягком кресте напротив огромного камина. Жестом пригласил девушку сесть в соседнее, и та безропотно повиновалась, примостившись на самый краешек. Мужчина скрестил на груди длинные руки, только алмазные запонки сверкнули при свете огня, и с невинным видом поинтересовался:
– Ну, приступим к делу. Что же привело тебя ко мне, красна девица?
Девушка облизнула пересохшие губы.
– Убери куда-нибудь эту девицу, все равно, куда, лишь бы не было ее в Тридевятом!
– Какую девицу? –непонимающе переспросил он, – здесь их много.
– Велимиру! –в голосе девушки появились истеричные нотки, – всю жизнь мне испортила, дрянь!
– Фи, как невежливо! –хрипло рассмеялся ОН, – Просто убрать ее из Тридевятого? А если он кинется спасать ее, и все труды окажутся напрасны?
– Ты, главное, убери ее подальше, а уж как удержать его – я придумаю!
– Ну как знаешь, девица!
Мужчина поставил на столик рубиновый кубок. В свете огня его тонкие черты лица приобрели хищное выражение, так что девушке снова стало боязно, но отступать ей было некуда. Она перегнулась через перекладину кресла и хриплым от волнения голосом спросила:
– Сколько? Золотом возьмешь иль каменьями самоцветными?
– Хмм… Я с тебя кое-что другое возьму…
Девица непонимающе уставилась на него, но тут же поняла и очаровательно улыбнулась:
– Аа, так даже проще!
Она скинула плащ и развернула пышный бюст в сторону собеседника, но тот отчего-то сделал неопределенный знак рукой:
– Не это, Горислава!
Девушка даже обиделась, закусив нижнюю губу – она и нехороша?
Мужчина растянул губы в подобии улыбки:
– Ты себя переоцениваешь! Поверь мне, эти стены видели настоящих красавиц, и те не были так самоуверенны. Но у тебя есть еще кое-что для меня.
Горислава пристыженно накинула плащ на плечи.
– Что? Что тебе надо?
Он запустил тонкую руку в карман сюртука и при свете огня блеснуло всеми красками хрустальное яйцо.
– Я возьму всего три года твоей жизни, -четко сказал Кощей (а это был именно он), – соглашайся сразу или расходимся, предоплата 100%.
Горислава думала недолго.
– Я согласна. Только зачем тебе эти три года?
Кощей покрутил в руках заветное яйцо и многозначительно протянул:
– Ваши годы – это моя вечность!
………………………………
Холодный ветер трепал светлые волосы вождя, черные волны яростно бились о борта лодки, словно не желая отпускать ту, что сейчас находилась в каюте, от родной земли.
На душе Андреаса было паршиво – он поступил, как подлый вор. Украл девушку, можно сказать, с порода царского дворца, усыпил с помощью сонного гребня, будь он неладен, который ему вручил надоумивший на эту подлую операцию, царский толмач.
Конечно, вождю черных медведей и раньше доводилось увозить девиц – но то был честный трофей во время боевых походов, так делали все дружинные, их предки, а чтобы так – словно тать ночной, подло вышло…
Войны тоже чувствовали себя ни в своей тарелке. Да еще и эта буря, ни кстати разыгравшаяся посреди бела дня.
– Андреас, морской царь гневается, вот и наслал на нас эту бурю! –нетвердо держась на ногах от сильной качки, к нему приблизился лучший друг и помощник Арвид, – ты не должен был красть ее, это недостойно воина!
Буря усилилась, и вода буквально захлестывала палубу, все на судне держались за подручные средства, чтобы не смыло за борт.
– Я знаю! – прокричал Андреас в ответ, – но мне ОЧЕНЬ нужна эта девица! Кстати, как она?
– Она спит в твоей палатке…
Он поморщился и неодобрительно покачал головой, – ладно, тогда мы выльем несколько бочек вина в море, попытаемся задобрить морского повелителя…
Арвид ушел, а Андреас с трудом добрался до кормы, сменив у штурвала уставшего воина. Острые брызги впивались в лицо, небо совсем почернело и впереди зияла кромешная тьма…
………………………………
– Я его убью! – мрачно припечатал Крас, тяжело шагая по булыжной мостовой, – варвар!
Всюду сновали люди, был базарный день, и на площади было не протолкнуться.
Вдруг кто-то из толпы ухватил Краса за рукав.
– Ты?! –недовольно обратился он к девице.
– Горислава? –удивился Радим.
Девушка была при полном параде, так что мухи на ходу падали от обилия духов, которыми сия ослепительная дама от души себя полила.
– Чего надобно? Жених очередной бросил? –буркнул Крас, пытаясь вырвать локоть из цепких ручек оной, но не тут-то было. Девушка вцепилась в своего ненаглядного мертвой хваткой. Она недоуменно похлопала намалеванными ресницами и тягуче пропела:
– Какой жених, соколик мой? Никого у меня кроме тебя отродясь не было!
– Как не было? –изумился Радим, – а я?
Горислава даже не взглянула на него, всеми силами стараясь привлечь внимание война.
– Когда свадьба, любимый?
Крас опешил от такого заявления и даже не пытался высвободиться.
– Когда снег летом пойдет! С какой радости мне на тебе, гулящей, жениться? Чтобы надо мной вся дружина смеялась? Тебя же вся округа знает!
Девушка, однако, ничуть не смутилась и она громко, так, чтобы все слышали, заголосила:
– Ах ты, аспид, обесчестил меня, невинную девушку, ребенка заделал, а теперь в кусты?! Все равно жениться придется, так и знай! Я к царю пойду! Негоже ребенка без отца ростить!
Из глаз девушки полились горькие слезы.
– Рот закрой! –зашипел Крас, видя, что кругом собирается толпа зевак, – хватит на меня напраслину возводить и чужое дитя приписывать! Два года мы с тобой… не встречались. От кого прижила – к тому и иди!
– Это мы еще посмотрим! –Горислава, довольная произведенным эффектом, напоследок негромко прошипела:
– Готовься, это еще что! Я такую речь перед государем заведу, что плакать от умиления будет, как миленький под венец пойдешь – никуда не денешься, скоро-скоро женишься!
Она гордо удалилась.
Крас в сердцах выругался ей вслед. Радим ободряюще положил руку ему на плечо.
– Спасибо, брат, что в свое время открыл глаза на нее, вместо тебя сейчас мог бы быть я.
– Умеешь поддержать, брат! –кисло улыбнулся Крас.
Какой-то мужчина с лопатоообразной бородой сочувственно похлопал парня огромной ручищей.
– Не боись, паря, меня тоже так женили! Живем душа в душу, погуливает иногда, но я ужо привыкший!
Он показал кувалдообразные кулаки и Крас в ужасе вздрогнул. Перспектива прожить с этой змеей в любви и согласии его отнюдь не прельщала.
Нужный дом братья отыскали не сразу – палаты Никиты Ивановича были надежно укрыты от любопытных глаз в тени раскидистого сада.
Братья на минуту остановились перед огромными воротами, и Крас от души замолотил в бронзовую колотушку.
– Чего долбишь, аспид?! –окошко приоткрылось и на свет показался крючковатый нос.
– Ходють и ходють, отдохнуть не дают! Завтра приходи, спит хозяин, устал, отдыхает после дальнего похода!
Но гостям было не до шуток.
– Перед тобой царский сын, холоп! Открывай калитку!
– Да хоть сам Берендей! –нахально ответил нос, но ворота все-таки отпер.
При ближайшем рассмотрении нахал оказался весьма почтенного возраста вертлявым старикашкой с хитрыми глазами и пышной седой шевелюрой. Рискуя быть пришибленным оскорбленными богатырями, он так лихо припустил в сторону терема, что братья еле поспевали за ним, на ходу замечая искусную работу садовника и общее добротное обустройство внутреннего двора.
Терем так и вовсе был загляденье –не терем, а целая крепость. Крас от удивления присвистнул:
– Ничего себе, избушка!
В доме их встретила пожилая экономка с недовольным взглядом, но узнав, кто к ним пожаловал, все-таки проводила наверх по лестнице красного дерева.
Внутри терема все говорило о состоятельности владельца и его отменном вкусе – резная мебель, мягкие ковры, книги в дубовых шкафах и огромный глобус посреди зала, который братья мельком успели заметить.
– Надо сказать тому купцу, что он слуг вконец распустил, -тихо шепнул Крас.
Остановившись перед одной из дверей широкого коридора, женщина, поджала губы с сердито процедила:
– Царевичи вы там, аль нет – то мне доподлинно неведомо, а будить его Никита Иваныч ни под каким предлогом не велели, я ему под горячую руку попасть не хочу, сами тут дальше разбирайтесь, а лучше подождите. Покуда он проснется, коль нужда в нем есть!
Она развернулась и быстро ушла, стуча каблуками сапог.
Богатыри в нерешительности остановились перед запертой дверью, из-за которой не раздавалось ни звука.
– Открывай, -неуверенно пробормотал Крас.
Радим нахмурился и рывком отворил дверь – ну почти. Дверь оказалась слишком тяжелой, и богатырь, можно сказать, повис на ней. Крас помог брату, и общими усилиями исполинская дверь была отворена. В комнате было темно, как в пещере, лишь тонкая полоска света, пробивающаяся меж ставень, падала на медвежью шкуру, да серебристые пылинки беззвучно летали на свету.
Когда глаза привыкли к темноте, братья с трудом разглядели очертания мебели. На широкой кровати явно кто-то лежал.
– Ээй, богатырь! –первым начал Крас, – повернись к стене задом, а к нам- …
Закончить знаменитую фразу он не успел, – потому что вдруг разучился говорить и неслышно осел на мягкую шкурку.
Радим был повежливее, впрочем, это ему не сильно помогло.
– Не гневайся, Никита Иванович мы к тебе с просьбой пришли, не гне…
Второй брат также не успел закончить начатое, и вслед за братом упал на пол…
………………………………………
– Так-так…
Напротив заботливо усаженных спинами друг в другу братьев, сидел купец Никита Иваныч, собственной персоной. И если бы знали они, что он является потомком славного Добрыни Никитича, некогда сразившего самого Змея Горыныча, то уж поостереглись столь беспардонно вламываться в его дом.
Никита Иваныч, судя по красиво налившимся фингалам у братьев (под правым глазом-у Радима и под левым-у Краса), мало чем уступал в силе своему славному прадеду.
Окна давно были раскрыты, так что холодный осенний воздух беспрепятственно освежал спальню, а дневной свет освещал приветливое лицо хозяина дома.
– Ты, значит, самый умный, -повернулся он в Красу.
– Давай знакомиться, Никита!
Он протянул пудовую ладонь.
– Очень приятно, -буркнул Крас.
– Так ты гостей встречаешь! –снизу вверх с вызовом посмотрел на него Радим.
– Так то – гости, а то – вы.
Никита Иваныч, казалось, ничуть не обиделся.
– Ворвались в мой дом, разогнали моих верных слуг, надо мной шутить изволили. Иль что, коли царевичи – так все можно? Но не у меня, ко мне сам Берендей без разрешения не заходит. Так что, приятно познакомиться и проваливайте, господа хорошие.
С этими словами купец легко поднялся и подошел к столу.
Хорош был Никита Иваныч, что былинный богатырь: как говорится, статен и высок, выше наших героев почти на целую голову и шире в плечах по крайней мере, раза в полтора. Прибавьте к этому насмешливые небесно-голубые глаза на мужественном лице да гриву волос цвета спелой пшеницы, вдобавок к огромному состоянию, которое он ежегодно приумножал, торгуя всевозможными заграничными редкостями, и сразу станет ясно, почему на этого субъекта еще три года назад все столичные невесты объявили самую настоящую охоту, до сих пор, правда, безуспешную, потому что потенциальный «жених» бессовестно уходил в походы за дальние моря, так что подловить его на светских мероприятиях не представлялось возможным, хотя бы потому, что он их практически не посещал. Вчера вон посетил сдуру, и что? Давний друг отца, боярин Филимон Панкратович так просил потанцевать с его дочерью, мол, окажи честь, займи дочурку…
Эта дочурка томно вздыхала всей грудью, заглядывая ему в глаза, у к тому же, бессовестно оттоптала ему все ноги своими, к слову сказать, немаленького, размера эдак 42го, туфельками, так что через пару часов он с трудом от нее отделавшись и даже не поинтересовавшись, как ее зовут, ретировался с праздника – игристый напиток, которым всех угощал Филимон, оказался коварной штукой и в один прекрасный момент подло ударил по мозгам, так что, пошатываясь, Никита Иваныч вышел из зала, расстегивая ворот рубахи и атласный жилет. Зеркальный пол ходил у него ходуном под ногами – странно, выпил-то он немного, видать, от усталости, пришел, так сказать, с корабля на бал…
Пошатываясь и держась за стеночку, он кое-как добрался до ближайшей залы – это оказалась библиотека хозяина дома, которую еще с утра приметил, и без сил опустился на кожаный диван. Мир закружился у него перед глазами, и богатыря вконец сморило.
Очнулся он уже глубокой ночью от громкого хлопания – за окном гости любовались россыпью ярких салютов на ночном небе – расщедрился Филимон, что на него было совершенно непохоже, потому как скуп был, что полевой хомяк – горелой нитки не допросишься, а тут нате вам! Толпу гостей позвал, весь цвет Тридевятого царства!
Яркие огни что огненные цветы продолжали причудливо распускаться, затмевая звезды на небе – даже видавший всякое Никита залюбовался эдакой красотищей. Тут он краем глаза заметил какое-то движение позади себя и рывком сел.
– Кто здесь?
Из-за мраморной колонны показалось по – лисьи хитрое лицо дочери хозяина вечера – вспомнил, как ее зовут! Бояна, так обращался к ней отец, когда знакомил их.
Девица продолжала хитро смотреть на него, поджав губу.
– Чего надо? –он и сам понимал, что хамит, но нельзя было допустить, чтобы их увидели здесь наедине…
Она улыбнулась, медленно ступая тяжелой поступью по направлению к нему и угрожающе, как ему показалось, помахивая страусиным веером. Девица была дородная, так сказать, кровь с молоком, такая и ударить может, а он до этого женщин пальцем не тронул.
– Ничего, посижу тут рядышком, тятю подожду, -пропела Бояна густым низким голосом, на ходу растрепывая прическу.
Никита сразу все понял. Вот почему хитрый боярин затеял весь этот вечер. Небось, подсыпал ему какого-нибудь дурману в кубок, вот ведь хитрый …!
Он быстро встал и пошел по направлению к двери, однако ноги подкосились и пришлось схватиться за спинку стула.
– Люб ты мне, добрый молодец! –пробасила она, но купец уже вовсю безуспешно дергал позолоченную ручку беленой двери – заперто, как есть!
– Это ищешь? -в руке девушки блеснул медный ключик.
– Открой! -у Никиты появилось жуткое желание придушить коварную девку, но он лишь тихо повторил просьбу.
Она заливисто расхохоталась и вдруг молниеносно опустила ключ в разрез декольте. Потом бухнулась на диван, достала кулек орехов и принялась зачерпывать их пригоршнями.