Предки под куполом

- -
- 100%
- +
Мы приблизились к пляжу и замерли, пораженные открывшейся картиной. Песок, состоящий из белого перламутрового бисера, был идеальным – нога в него не проваливалась, а лишь нежно погружалась, создавая невероятно приятное ощущение при ходьбе. Сделав еще несколько шагов, мы остановились у самой кромки воды. Бирюзовая гладь так и манила окунуться, но что-то заставляло замереть в сладкой нерешительности.
– Думаешь, безопасно? – спросила мама.
– Море солёное? Холодное или теплое? – поддержал ее Егор
– Да откуда же я знаю?! Рискнём? – это уже я пошла на очередную авантюру.
– А почему рискнём? – возразил Егор. – Завеса же нам сказала, опасности для нашего биологического вида на этой планете нет.
– Но людей здесь нет, а были. С ними что-то ведь произошло? – пыталась образумить нас мама.
– Думаешь эпидемия? На войну не похоже, всё сохранилось в целости. – предположила я, пытаясь включить голос разума, но, если честно, не очень это у меня получалось, да и не сильно хотелось.
– Может, для них когда-то и была опасность, но не сейчас и не для нас. Если верить Завесе. – сказала я, понимая и разделяя желание Егора убедить нас всех в безопасности этого удивительного мира, но должен же кто-то быть голосом разума в нашей семье.
Решающий аргумент Егора возымел действие и спустил стопор. Мы медленно, все еще преодолевая остатки сомнений, двинулись к воде. Я первой опустила в волны палец, затем и всю руку. Вода оказалась удивительно теплой и мягкой, словно жидкий шелк. Вынув руку, я завороженно наблюдала, как капли на коже излучают нежное свечение, не причиняя видимого вреда. Дождавшись, пока морская вода на коже высохнет, понаблюдала и, убедившись, что всё в полном порядке, не стала себя сдерживать. Я скинула домашние брюки и в одной футболке вошла в воду по пояс, затем обернулась и поманила родных.
Они откликнулись с радостью: Мария Степановна – осторожно и мягко, внимательно глядя под ноги, Егор – с громким смехом буквально влетел в воду, подняв фонтаны брызг. Морская вода оказалась восхитительной – теплой, чуть солоноватой и необычно плотной. Эта плотность делала невероятно простым как плавание, так и простое удержание на поверхности, превращая купание в чистое наслаждение.
Глава 2
Накупавшись, так как плавать в нашей семье умел только Егор, а наши с бабушкой неуклюжие всплески вряд ли можно было назвать плаванием, – мы выбрались на берег и растянулись на перламутровом песке. Лежа на спине и глядя в небо, мы наконец-то разглядели его должным образом: над нами сияли два солнца. Все сомнения отпали – это определенно была не Земля. Одно светило, золотистое и в целом привычное, напоминало наше, разве что горело мягче, и на него можно было смотреть без «зайчиков» в глазах. Второе же излучало нежный розовый свет, окутывая пейзаж теплым, жизнерадостным сиянием. Интересно, как назвали бы эту звезду на Земле? И в какой вообще звездной системе мы оказались?
Полежав еще немного под ласковыми лучами, мы отряхнулись и двинулись дальше на разведку местности. На окраине поселка мы обнаружили нечто удивительное – не то сад, не то огород, размещенный под сводами огромной хрустальной оранжереи.
Идеальный порядок, царивший там, поражал воображение: ни единого сорняка, только организованное буйство незнакомых растений. Я запустила приложение для распознавания флоры – к счастью, оно работало офлайн, а заряда батареи еще было достаточно. Деревья и кусты будто сочетали в себе несколько видов плодов одновременно – или это лишь нам так казалось? Вокруг порхали бабочки невероятных расцветок, форм и размеров, словно живые цветы, подхваченные шаловливым ветерком. Воздух звенел от слаженного птичьего многоголосия, такого мощного и гармоничного, что казалось – сама природа аккомпанирует этому волшебному танцу.
Больше всего нас удивило знакомое растение. Приложение уверенно опознало в нем яблоню, усыпанную огромными наливными плодами, хотя определить сорт оказалось невозможно. На экране тут же всплыло предупреждение о возможной токсичности неизвестного сорта, так что пробовать мы, конечно, не стали. «Срочно нужен новый хомяк, – мелькнула у меня мысль. – В следующий раз возьмем его с собой через Завесу. Надо же проверить, что здесь можно есть и последствия от питания местными растениями».
Решив, что на первый день впечатлений от нового мира достаточно, мы отправились обратно. Переход через Завесу прошел на удивление спокойно. Мы опасались, что нас занесет неведомо куда, но очутились в собственной квартире. Однако облегчение было недолгим.
Вернувшись, мы не обнаружили дома Атику. Наша кошка, всегда встречавшая нас у порога, на этот раз не вышла навстречу. Егор, пытаясь заглушить тревогу, носился по квартире, надеясь что она где-то спит и пропустила наше возвращение, заглядывая во все уголки, заманчиво шелестя пакетиком с кормом – но тщетно. С каждым мгновением он понимал: надежды нет. Наконец, срывающимся от отчаяния голосом он начал корить всех подряд: себя – за незакрытую дверь шкафа, меня – за открытую Завесу, бабушку – за то что ушла без подстраховки, и, наконец, саму Атику: «Глупая! Ну зачем ты полезла за нами?»
– Думаешь, она пошла за нами через Завесу и… сгорела? – проговорила я самое страшное, что вертелось у нас в головах.
– Конечно, нет! Мам, что ты! Я бы почувствовал! – почти крикнул Егор.
Не в силах больше обсуждать это, не такая огромная у нас квартира, чтобы не найти любимицу, мы в полном расстройстве побрели на кухню. По меркам мира за Завесой мы провели на природе у моря целый день и изрядно проголодались. Взгляд, брошенный на настенные часы, поверг нас в новое изумление: в нашем мире отсутствовали всего ничего – неполных три часа.
К тому моменту, как ужин был готов, мы обнаружили нашу любимицу. Атика вышла из комнаты с завесой, с гордо поднятым хвостом, и, как обычно, направилась к нам выпрашивать еду. Но на этот раз она принесла и нам подарок. В зубах у кошки была маленькая птичка с радужным оперением, и уже с первого взгляда стало ясно, что эта птаха – не из нашего мира.
Значит, кошки и впрямь могут проходить через завесу без последствий и являются жителями не только нашего мира. Егор схватил свою любимицу в охапку, и та уронила свою добычу, и он чмокнул ее в пушистый лоб:
– Я же говорил!!! – радостно выдохнул он. – Мам, теперь за нее можно не бояться, пусть ходит гуляет на ту сторону!
– Да кто ж ей это запретит!!! – с облегчением рассмеялась я.
На следующий день, а он, как вы помните, в нашем мире был выходным, мы решили привести в порядок и обустроить новый дом. Вооружившись беспроводным пылесосом, кучей тряпок, моющими средствами, тазиком и ведерком, мы отправились на свершение трудовых подвигов.
Пройдя через завесу, которая на этот раз хранила молчание, мы, всё еще ощущая легкое волнение, приступили к уборке в комнате, куда попали в первый раз. Решили, что нечего тащить пыль и мусор из нового мира домой на одежде и обуви. Сохранившиеся трухлявые вещи и лохмотья ткани, хранившие следы былой роскоши, при любом нашем движении по комнате поднимали тучи пыли. Мы увлеклись, стаскивая старую развалившуюся мебель в кучу у дальнего угла, как вдруг неожиданно услышали мужской голос:
– Здрав буде, хозяева новые! Пошто не угашаете, в помощь не зовете?
Еще никогда мы не подпрыгивали так дружно и синхронно. Озираясь по сторонам, мы увидели, как из-за уже сваленной в углу кучи мусора к нам вышел маленький старичок. Говорил он на интуитивно понятном, но очень старом русском языке с причудливыми оборотами.
Не буду передавать его речь дословно – не ручаюсь за точность написания сказанных фраз. Изъяснялся он столь витиевато, что мой мозг улавливал лишь суть сказанного, да и то не всегда. Выглядел наш гость потешно: ростом меньше полуметра, в начищенных до блеска крошечных черных сапогах, одетый в ярко-синие штаны и ярко-красную рубаху из блестящего материала, сшитые из блестящего материала, похожего на наш шелк или атлас. Одежда была без единой пуговицы или застежки. Несмотря на весь этот лоск – а было видно, что он старается произвести впечатление, – волосы на его голове были растрепаны так, будто их ни разу в жизни не причесывали. Или же специально взлохматили и поставили дыбом. Он казался сердитым или расстроенным – сходу было не разобрать, и я решила уточнить:
– Здравствуйте! А вы кто?
Вероятно, сложно было придумать вопрос глупее. Старичок уставился на меня таким пронзительным взглядом, что мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Но через мгновение до него дошло, что я не издеваюсь, а в самом деле не знаю, кто он, и он представился:
– Я старшой над домовыми. Нафаня!
Сын зажал рот, чтобы не расхохотаться в голос, а я сама чуть не присела на пол – настолько комичной была ситуация. Выходит, сказки про домовых – вовсе не сказки.
– Домовой из мультика!!! – давясь смехом, прошептал мне на ухо Егор, от чего мне стало еще труднее сдержаться. Положение спасла мама. Видя, что мы не в состоянии прийти в себя, она спокойно и доброжелательно протянула руку для рукопожатия:
– Здравствуйте! Меня зовут Мария Степановна. А это моя дочь и внук Егор.
Нафаня, заметив царапину и прокол на ее пальце, недоверчиво поднял брови и радостно воскликнул:
– О, вы все же вернулись! Вижу, вы здесь совсем недолго, и дом вас принял!
– Вернулись? Откуда? – я все еще не могла взять себя в руки и стать серьезной. Трудно было справиться с позывами рассмеяться, ведь ситуация складывалась невероятно комичной: реальное присутствие мультяшного персонажа с его необычным произношением.
Видя наше полное непонимание того, куда мы попали, Нафаня решил просветить нас. Он взялся рассказать историю этого мира и родного острова, а также о том, почему наши предки ушли в новый мир – в мир Ингарда, или, как мы его зовем, Землю.
Едва старик начал свой рассказ, как вся наша веселость разом испарилась. Мы замерли, сосредоточенно вникая в каждое слово, с трудом расшифровывая причудливую речь. Стоит сказать, что всю историческую и бытовую информацию, которую мы получили, я в дальнейшем буду излагать адаптированно – на современном и понятном нам языке. То же касается и речей всех местных жителей. В оригинале же их говор был столь архаичен, что мы лишь через наводящие вопросы улавливали суть, да и то не всегда находя точные аналоги в нашем языке.
Итак, много веков назад – Нафаня и сам не помнил, сколько точно, ведь в те времена он был еще мальчишкой, – здесь стоял цветущий город. Там, где мы вышли из Завесы, располагались богатые кварталы. Люди со средствами и властью не любят тесноты, да и могут себе позволить выбрать лучшие виды из окна. Вот и селились они вдали от шумного, густонаселенного города, у белоснежных пляжей, бирюзового моря и живописных гор. И именно в этом месте впервые в истории этого мира и произошел Пробой.
Однажды утром в центре этого богатого квартала, на площади, возникло странное марево. Из-за густого тумана, стелившегося почти до самого обеда, его заметили не сразу. Первой тревожной весточкой стало исчезновение няни с тремя детьми местного главы, не вернувшихся с прогулки.
Были начаты масштабные поиски, и именно тогда случилось необъяснимое: люди, участвовавшие в розыске, на глазах у своих товарищей бесследно исчезали, стоило им пробежать через определённый участок площади. Так была обнаружена аномалия. Место немедленно оцепили и призвали учёных из столицы.
Начались многочисленные опыты, целью которых было понять природу загадочного явления и, что главное, – вернуть людей из-за Завесы. Поначалу проход работал лишь в одну сторону, и все попытки вернуться обратно в ходе экспериментов долгое время оставались безуспешными.
На этих словах Нафани мы переглянулись. Выходило, мы и сами могли здесь застрять. Не знаю, как остальные, но я аж похолодела, представив такую перспективу. Мы готовились ко многому, но о такой опасности даже не подумали.
Нафаня, продолжая свой рассказ, сообщил, что в конце концов двустороннюю связь между мирами наладить удалось. Однако радость открытия была омрачена страшной бедой: вместе с вернувшимися людьми в этот стерильный мир проникли наши бактерии и вирусы, оказавшиеся для него смертельно опасными.
Вновь прибывших не догадались изолировать. Те, кто вступал с ними в контакт, почти сразу начинали болеть и сами становились разносчиками заразы. Так на острове разразилась пандемия. Местные жители, не имевшие никакого иммунитета, умирали стремительно и массово. Чтобы остановить распространение болезни, правительство приняло жестокое, но, видимо, единственно возможное решение: локализовать угрозу, объявив весь остров зоной строгого карантина. Отныне его запрещалось покидать при любых обстоятельствах. Людей охватила паника, боясь заболеть, они всеми правдами и неправдами пытались покинуть чумной остров.
В те времена на острове жил гениальный учёный – его имя, увы, не сохранила память Нафани. Этот человек за свою жизнь совершил больше открытий, чем вся планетарная академия наук вместе взятая.
Именно этот ум, опережавший своё время, сначала рассчитал возможность возвращения людей обратно, а затем – и полного закрытия Пробоя. Так это явление и стали называть на планете.
Следуя вычислениям учёного, власти попытались ликвидировать Пробой в центре площади. К несчастью, попытка обернулась новой трагедией: едва его удалось закрыть в одном месте, как он немедленно сместился и разверзся в другом – прямо в резиденции главы города.
Это случилось в большом зале, где как раз проходило расширенное совещание с участием учёных и городского совета. Погибло множество людей. Гений, руководивший работами по закрытию Пробоя, на том совещании отсутствовал и по счастливой случайности уцелел. Однако он возложил вину за случившееся на себя и больше не мог рисковать. Учёный принял решение не уничтожать аномалию, а изолировать её, создав для этого особый мембранный купол.
Купол, распространившийся на огромную площадь, накрыл всех, кто оставался на острове, и даже тех, кто в панике пытался уплыть морем. Однако гений, вынужденный действовать в спешке и без возможности провести предварительные опыты – ведь нужно было срочно остановить разносчиков заразы, – снова допустил роковую ошибку. У него не было ни времени, ни возможности экспериментально проверить расчёты. Он не учёл мощность создаваемого поля, не предусмотрел последствия установки купола и возможность его последующей коррекции.
В результате все, кто приближался к куполу изнутри, будучи заражёнными или даже просто неся в себе частицы чужеродного ДНК, мгновенно сжигались. Учёный рассчитывал, что купол будет лишь блокировать выход с острова и, подпитываясь солнечной энергией, со временем иссякнет, когда её станет недостаточно. Но в его расчётах не было учтено страшное обстоятельство: блокировка оказалась смертоносной, а энергия, высвобождаемая при сожжении жертв, поглощалась куполом, многократно продлевая время его существования. За пределы купола в те дни выплывали лишь пустые лодки с пригоршнями пепла. При этом здоровые люди и прочие живые существа могли преодолевать его беспрепятственно.
Купол стал вселять ужас. Многие не знали, заражены они или нет, а способа проверить это наверняка не существовало. Со временем массовый мор прекратился: у выживших стал формироваться иммунитет, утихла паника, и жизнь понемногу начала налаживаться. Люди, запертые под куполом, стали задумываться о том, как жить дальше.
Жители этого мира не были привычны к замкнутым пространствам – они свободно путешествовали не только по своей планете, но и в пределах солнечной системы. Именно поэтому, едва оправившись от первого шока, они решили, что выжившие после эпидемии и выработавшие иммунитет люди могут безопасно перемещаться через Завесу. Была организована экспедиция в наш мир.
Экспедицию переселения подготовили основательно: снабдили оружием, оборудованием для строительства жилья, семенами и фильтрующими масками. А тот самый гениальный учёный дополнительно установил на Завесу биофильтр. Отныне вернуться обратно могли только те существа, в чьей структуре ДНК присутствовал код ушедших жителей этого мира.
Экспедиция увенчалась успехом, и почти все жители с островов под куполом переселились в новый мир. Те же, кто поначалу оставался в старом мире – так было проще для остальной планеты, – в условиях полной изоляции начали медленно угасать: одни скучали, другие деградировали, третьи боролись за призрачную власть. В конечном счёте и они ушли в наш мир.
Тут Нафаня с гордостью пояснил, что в экспедиции участвовали и некоторые представители «малого народца» – так себя называли домовые, лесовики, водники и многие другие обитатели того мира, память о которых в нашем суровом мире сохранилась лишь в сказках и легендах.
Малый народец сильно привязан к своим местам обитания, и потому переселились лишь самые отчаянные авантюристы. Долгое время они поддерживали связь с родиной, передавая вести с нашей стороны, но выжить здесь удалось немногим. Они научились скрываться, со временем почти перестав показываться даже людям, которые сами сильно одичали и деградировали со временем. Искусство маскировки уцелевшие представители малого народца довели почти до совершенства.
Засыпав Нафаню вопросами о структуре этого мира, мы узнали, что его солнечная система состоит из семи планет и светила. Само солнце носит короткое имя – Ра. А то, что мы поначалу приняли за второе солнце – ласковое, теплое, излучающее розовый свет, – на самом деле было дневным спутником этой планеты, и звали его Мама.
Второй спутник, Месяц, являлся альтер эго Мамы и появлялся только ночью. Услышав эти названия, мы снова переглянулись.
– Понятно, откуда берут свои корни в нашем языке эти слова! – радостно хмыкнул Егор.
– Интересно, что ещё мы у вас позаимствовали? – озвучила общую мысль бабушка.
И она была права. Из дальнейшего рассказа Нафани стало ясно, что имена многих богов в нашем мире тоже отсюда. Но я забегаю вперед.
– Наш мир состоит из шести земель! – провозгласил Нафаня.
– Ого! Земля! – мы ахнули хором и снова переглянулись, на этот раз в изумлении.
– Что-то не так? Вам это о чём-то говорит? – сбился с мысли старичок.
– Потом и мы расскажем тебе свою историю, – поспешила я его успокоить. – Только не сбивайся, Нафаня, продолжай, пожалуйста. Что ты имеешь в виду под «землями»?
Из пространных и витиеватых объяснений Нафани мы, наконец, уяснили, что местным термином для «планеты» является «земля», а для «планетной системы» – «мир». Обитаемыми были пять из шести земель. И из описания их жителей до нас дошла шокирующая истина: теория эволюции человека на нашей планете здесь ни при чём. Свою внешность – цвет кожи, разрез глаз, физические пропорции тела – все те признаки, что объединяют людей в расы, мы унаследовали от своих предков, когда-то пришедших из этого мира.
Первая от солнца Ра земля, Шанго, располагалась так близко к светилу, что близость к светилу превратила её поверхность в пылающий ад. Планета дышала огнём: её ландшафт составлял вечно бурлящий океан магмы, где материки рождались и гибли за несколько столетий. Атмосфера Шанго клубилась парами расплавленных металлов и ядовитыми газами, а над этим хаосом бушевали магнитные бури – ослепительные сполохи, хорошо видимые даже в скромные телескопы жителей Ошун, второй земли.
Именно на Ошун, спасаясь от испепеляющего зноя, обитали высокие, крепкие люди с бьющимися мелкими колечками волосами цвета воронова крыла и угольно-чёрной кожей – признак, обусловленный близостью их планеты к солнцу. В этом красочном и детальном описании мы без труда узнали черты негроидной расы Земли.
Ошунцы были повелителями огня и камня. Их культура, суровая и величественная, была целиком построена на покорении этих стихий. Они не просто добывали редкие элементы и драгоценные минералы в недрах своей планеты; они – они вдыхали в них жизнь. В грохочущих кузнях, питаемых геотермальной энергией планеты, ошунские мастера создавали оружие, не знавшее себе равных по прочности и красоте, а ювелирные изделия такой утончённости, что они, казалось, были сплетены из застывшего света и звездной пыли. Их цивилизация по праву считалась колыбелью металлургии и геологии для всей системы, а их непреклонный характер и чувство чести стали легендой.
Третья земля, Ваиирри, была миром непроходимых лесов и раскисших равнин, где царила могучая гравитация, прижимавшая все сущее к земле. Эта сила сформировала и ландшафт, и самих его обитателей. Ваииррийцы, чьи черты лица напоминали аборигенов Австралии, были приземистыми, невысокими и невероятно коренастыми. Их тела, плотные и мускулистые, среди ваииррийцев не редко встречались пигмеи, чей рост компенсировался невероятной силой и ловкостью в густом подлестке.
Но главным чудом Ваиирри была не физическая мощь ее народа, а его уникальный дар. Ваииррийцы были повелителями жизни. Они не просто собирали и выращивали диковинных существ со всех земель системы – они установили с ними безмолвное управление. Их сознание было способно устанавливать глубинную ментальную связь с любым живым существом, от крошечной радужной шестиногой колибри до гигантского бронированного ящера. Эта связь была тоньше и богаче простого послушания; они обменивались ощущениями, делились инстинктами и мыслями, становясь с животным единым целым. Благодаря этому дару они могли направлять стаи крылатых разведчиков через всю планетную систему или успокоить разъяренного зверя на другом конце галактики. Их фермы и заповедники были живой библиотекой фауны вселенной, а сами ваииррийцы – ее вечными хранителями и собеседниками.
Четвертая земля, Шивар, представляла собой бескрайний живой гобелен, сотканный из полей, садов и виноградников. Планета-сад, чьи леса пахли специями, а в реках струился не вода, а сок питательных растений. Именно здесь обрели свой дом предки индоиранских народов и индейцев нашего мира – шиварийцы, рожденные творцы и хранители флоры.
Их дар превосходил обычное растениеводство. Шиварийцы были художниками жизни, виртуозами, переписывавшими генетический код растений так, как поэты слагают стихи. Они не просто адаптировали культуры к чужим мирам – они создавали новые формы жизни, способные цвести в магматических трещинах Шанго или плодоносить в разреженном воздухе высокогорий. Именно их руками были выведены знакомые нам пшеница, рис и картофель, ставшие потом основой земледелия на Земле.
Будучи приверженцами вегетарианства, шиварийцы подняли его на уровень высокого искусства. В их садах вызревали «дынные перцы» со вкусом копченой грудинки, стручки «бобовой салями» и сочные грибы с текстурой и ароматом запеченной дичи. Но их таланты не ограничивались пищей. Из стеблей особых лиан они получали волокна прочнее стали и нежнее шелка, а из цветовых палитр растений создавали краски, не выцветавшие тысячелетиями. Неудивительно, что лучшие ткачи, портные и модельеры системы были родом с Шивара. Их одежда была не просто предметом гардероба – это были живые симфонии цвета и формы, способные менять оттенки в такт биению сердца владельца или согревать в лютый холод. Шиварийцы одевали всю планетную систему, а их ботанические технологии стали основой медицины, строительства и даже архитектуры других миров.
Пятая земля, Слава, на которой нам довелось оказаться, была для нас миром, одновременно чуждым и до боли знакомым. Её просторы населяли люди европеоидного типа, а их речь, звучавшая как музыкальная архаика, была удивительно похожа на древнеславянский язык. Эта лингвистическая и антропологическая близость и ввела в заблуждение Нафаню – он не мог и предположить, что мы, далёкие потомки переселенцев, затеряли память о своей прародине и не знаем ни его, ни законов этого мира.
Славяне, как гордо именовали себя местные жители, исполняли в планетной системе роль арбитров, негоциантов и защитников. Их белоснежные города, украшенные выращенными деревянными теремами и сияющими куполами храмов, были центрами межземельной дипломатии и торговли. Здесь, на великих соборах, разрешали споры между купцами с Ошун и учёными с Аматерасу, здесь заключались договоры, связующие все шесть земель в единое целое. А на орбитальных верфях Славы строились знаменитые на всю систему боевые корабли – «богатыри», экипажи которых несли дозор на дальних рубежах, охраняя мир от неизвестных угроз.
Но самой поразительной чертой Славы были её океаны – безбрежные, полные тайн и жизни. Их бирюзовые воды породили уникальную ветвь человечества – атлантов, или морян. Добровольно отказавшись от суши, эти отважные пионеры океанов обжили глубоководные впадины, построив сияющие города из коралла и прозрачного сплава. Их тела со временем обрели возможность трансформировать ноги в ластообразные конечности и способность долго находиться без воздуха, а их культура, окутанная флёром морских легенд, была для сухопутных славян таким же символом тайны, как и для нас – далёкие звёзды.