- -
- 100%
- +
– Конечно, конечно, – Олег даже приподнялся с места.
– Так вот, этого-то я хочу меньше всего. Во-первых, я богат. Точнее, деньги для меня сейчас ничего не значат.
Поморщившись от того, что я делаю, я засунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда перетянутую резинкой пачку мятых долларов. Не глядя на Олега с Асей, почувствовал удивление на их лицах и, стараясь не смотреть им в глаза, продолжил:
– Вот это вам. За мой сегодняшний визит.
– Но… Ну, ты даёшь! – вырвалось у Олега.
– Подождите удивляться. Сейчас попробую объяснить.
Снова радуга цветных бликов перед глазами. Боже, как я сдал!
Я, наконец, взглянул на их удивлённые лица. Чёрт, все-таки перебарщиваю. Но как иначе?
– Вы правы в том, что мне нужно помочь. Но… на моих условиях.
– Вы… вы скрываетесь от кого-то? – в голосе Аси послышалась некоторая робость.
– Нет, что вы… – я нервно усмехнулся. – Мои условия в другом. И эти условия – для вашей же безопасности. Потому что… потому что я могу быть очень опасен. Нет, нет, успокойтесь, физически вам ничего не угрожает. Это я гарантирую…
Олег (молодец всё-таки) помог:
– Мне кажется, что я понял вас. Предлагайте правила игры, а мы уже решим, принимать их или нет.
Я вздохнул с облегчением и посмотрел на него с благодарностью
– Хорошо. Я надеялся на это. Можно начинать? – я взглянул на Асю.
– Да. Да, конечно.
– Меня просто нужно выслушать.
Но тут словно пелена спала с моих глаз. В ИХ глазах не было понимания, не было сострадания. В НИХ был профессиональный интерес.
Щелчок в моей голове – и всё встало на свои места. Смотреть на них мне уже не хотелось – всё это я уже видел тысячу раз: глаза Олега лучатся неподдельным участием. Ещё секунда, и мир изменится: остановится, замрёт, станет неподвижным. Я начинаю понимать, что в такие моменты становлюсь самим собой, тем, кем я был когда-то, и этот кто-то – знает, что нет этим людям дела до меня, как и, впрочем, всем. ВСЕМ.
Этого мне уже не вынести. Сейчас, по крайней мере. Как во сне, я вскакиваю и гигантским прыжком бросаюсь в прихожую, на ходу хватаю свою одежду и всовываю ноги в незашнурованные ботинки…
Прихожу в себя только у своего подъезда, дрожа от холодного ветра, держа скрюченными пальцами ворох мятой одежды. Глаза застилают слёзы. Или это просто дождь?
Сон. Точка отсчета.doc
Наутро следующего дня дождь прекратился. Самый первый солнечный лучик, возвещавший о приходе в этот мир нового дня, осветил окно «хрущёвки», где в комнате, освещённой до него только голубоватым светом компьютерного монитора, сижу я, щёлкая неумело одним пальцем по клавишам. Я давно небрит, глаза красные от бессонной ночи.
Снимаю с колен клавиатуру и закуриваю, откинувшись в кресле. Сейчас я спокоен. Неторопливо сохраняю в компьютере файл под именем «Психиатры.doc» и, кажется впервые за последнее время, чувствую себя довольным.
За окном вступает в свои права утро большого города: звякнул стальными колёсами по рельсам первый трамвай, к форточке с чириканьем подлетел воробей и, усевшись на пустую кормушку, зачирикал, требуя ежедневной дани.
Я смотрю на него. Поднимаюсь с кресла. Открываю форточку, подставив лицо под струю свежего воздуха. Воробей перескакивает с кормушки на ветку ближайшего дерева, и к нему тут же присоединяются несколько его сородичей. Ухмыльнувшись, я лезу в шкаф за приготовленной для них пшённой крупой.
Впервые за долгое время я сделал какое-то дело, после которого не хочется сразу же жалеть о последствиях. Просто нужно быть честным с самим собой, тогда-то всё и сдвинется с мёртвой точки.
Впервые за много дней я забылся во сне.
…Первое, что я почувствовал – холод и вкус крови во рту. Превозмогая дикую головную боль и дрожь во всём теле, я попытался разлепить глаза и понял, что не могу это сделать без помощи рук – такое впечатление, будто мои веки намазали клеем. Деревянными пальцами я потянулся к лицу и с трудом разлепил-таки веки.
Карьер, стены которого освещали лучи утреннего солнца, представлял собой удивительное зрелище – он напоминал (если смотреть снизу) поставленную с ног на голову египетскую пирамиду (перевернутую пирамиду!). Когда-то здесь добывали ровными блоками тальк, сейчас же это место было заброшено, и только редкие любители пикников изредка заглядывали сюда.
С пробуждением сон не забылся, мне показалось, что это был и не сон вовсе, а транс, вызванный последствиями визита к психиатрам. Я чувствовал боль, боль во всем теле и холод, который судорогой сводил всё моё тело. Обнажённое тело!
Перебираю свои небогатые пожитки: ворох мятой одежды, блокнот (единственная зацепка!) … Но он почти пуст: обычный журналистский блокнот, где записано одно интервью и небольшие заметки. Блокнот этот и деньги мне выдали в больнице при выписке. И всё!!!
Итак. Всё, произошедшее со мной, делится на ДО ПЕРЕВЁРНУТОЙ ПИРАМИДЫ и ПОСЛЕ НЕЁ.
ДО НЕЁ всё запутано, есть только отдельные кусочки.
ПОСЛЕ НЕЁ есть то, что происходит со мной сейчас, и воспоминания о ДО, то есть опять те же самые кусочки, всплывшие, кстати говоря, не сразу.
Получается, что ПЕРЕВЁРНУТУЮ ПИРАМИДУ вполне можно считать некоей точкой отсчёта в обе стороны. Условной, потому что я называю ПЕРЕВЁРНУТОЙ ПИРАМИДОЙ конкретное место, которое само по себе, скорее всего не значит ничего. Разве… Разве что я ещё многого не знаю и до многого не додумался. Посмотрим.
Я встал из-за компьютера и, поставив чайник с водой на газовую горелку, задумался.
Голова ясная, но её переполняют воспоминания, совершенно не похожие одно на другое. Начавшись во сне, они стали приходить ко мне независимо от моего желания, иногда в самый неподходящий момент. Некоторые из этих воспоминаний истинные, а другие – ложные. Удастся ли разобраться хоть в чем-то?
Когда я смотрю в зеркало, мне кажется, что это не моё лицо. На меня из зазеркалья смотрит человек, которого я где-то видел. Где?!?
Я снова и снова смотрю на это лицо, и вдруг из глубин памяти всплывает имя: Дмитрий. Дима. Димка. Как такое может быть? Кто Он? Кто Я?!?
Я собираюсь с силами и пытаюсь внести хоть какую-то ясность в свои мысли. Перевёрнутая пирамида – это первое, что я увидел в своей нынешней жизни (реинкарнации?)
От этого условного нуля и будем крутить события.
Сосредоточившись, я могу вспомнить фрагменты целых трёх линий воспоминаний.
В первой линии меня зовут Виктор. Это основная линия, наиболее чёткие воспоминания.
Во второй линии меня зовут Дмитрий. Это – какие-то фрагменты воспоминаний.
И, наконец, есть третья линия, она пугает меня гораздо больше первых двух. Она не похожа ни на ту линию, где я ощущаю себя Виктором, ни на ту, где я ощущаю себя Дмитрием. Хотя… скорее, это всё-таки линия Дмитрия, но она имеет мало общего с миром, где мы живём. Точнее, с нашим временем.
Линия Виктора.doc
Не могу сказать, что помню все досконально. Но я уверен, что жил в этом городе и работал здесь журналистом. У меня было много друзей и знакомых. У меня были жена и любовница…
Я вновь разглядываю в зеркало свою физиономию.
В памяти всплывает магазин «Продукты», который я видел, когда был с визитом у психиатров.
Улица Чайковского.
Или я жил здесь когда-то, или я – тот ВТОРОЙ… Ну дела!
Но визит на Чайковского, конечно же, нанести стоит.
Странно. Странно и, я бы сказал, дико.
– Димочка, здравствуй!
«!!! Я знаю, что меня зовут Виктор!!!»
Девушкой бы я её не назвал. Скорее по-деревенски – молодуха. Пышная фигура едва прикрыта домашним халатом. Голубые, навыкате глаза лучатся. Я в них отражаюсь. Весь.
– Ты… Жив?!
– Здравствуй, – чувствую себя ужасно глупо и произношу то, что почему-то кажется логичным: – Я к Виктору.
Её и без того огромные глаза становятся ещё больше. Кажется, что лица больше нет – одни глаза. В них непонимание и… слёзы.
– Зачем ты так? Ведь ты… Ведь ты не знаешь, что он пропал! А здесь он не живет давно.
Откуда-то из глубин памяти вытаскиваю: «Это бывшая жена меня-Виктора».
Вместо того чтобы окончательно смутиться, я чувствую, что начинаю нервничать.
Закрываю глаза. ЩЕЛЧОК.
И – передо мной совсем другая картина. В глазах женщины больше нет удивления – в них участие, желание помочь и… похоть. Она похорошела, подтянулась что ли. Появилась грация, женственность. Её губы тянутся к моим…
Понимание происходящего приходит на каком-то интуитивном уровне.
– Пожалуйста, – произнес я неожиданно охрипшим голосом, – пожалуйста, приготовь покушать. Я пойду приму ванну.
Миг – и она уже на кухне. Слыша позвякивание посуды, я странно знакомой дорогой действительно иду в ванну и, через несколько минут, в охватившей моё тело горячей истоме, на меня накатились старые воспоминания.
Мы были одноклассниками. Дружили, спорили, соперничали друг с другом всегда. Влюблялись одновременно, учили физику и математику, обсуждали музыку и порнографию, литературу и карточные игры, одноклассниц и вождей революции… В общем жили бок о бок. Даже учительница любимая была у нас одна и та же, и родились почти в один день. (Димка всегда заявлял с гордостью: «Кто тут старший?», имея в виду то, что он действительно старше меня аж на четыре дня!).
А познакомились мы в восьмом классе средней школы нашего поселка, куда его привезла мать из Башкирии. Говорят, там у них климат особенный – то ли радиация, то ли ещё какая штука, но по сравнению с «местными» Димка был просто великаном, а вот я на физкультуре стоял в самом конце шеренги – пацан, да и только.
Что-то меня в нем привлекало, хотя мы были очень разные.
Он самоутверждался. Всегда и во всем. Самый красивый, самый интересный, самый остроумный. В классе он за месяц-другой стал более «своим», чем я за восемь лет.
Абитуриентским летом наши пути-дорожки разбежались. Я поступил на журфак, а он успешно завалился в институте торговли и загремел в армию. В «учебке» он пару месяцев был в городе и даже как-то выбрался ко мне в гости, в общагу. И – представьте – впервые не смог доказать свое превосходство моим новым патлатым друзьям. Чуть до драки дело не дошло… Даже обиделся.
Дальше – больше. Через два года он вернулся в родной поселок. Он пел в ансамбле и на свадьбах, крутился и халтурил как мог, одно время даже пытался возродить комсомольскую организацию – хлопотно, зато интересно. Параллельно увлекся компьютерами и вскоре стал хорошим, хотя и не очень востребованным, программистом-самоучкой. Я в посёлок приезжал редко, зато, если появлялся, то обязательно звонил:
– Димка! С тебя пиво, с меня – веники. Баню я топлю сам, и чтобы в восемнадцать ноль-ноль был как штык!
Пили пиво, болтали. Играли в карты, иногда в шахматы. Рассказывали друг другу о жизни. Он чувствовал, что у меня в жизни тоже не всё в порядке – с журфака я ушел, «бегал» от армии, уезжал на север к черту на кулички и, под занавес, зачем-то поступил в технический вуз, будто зло насмехаясь над самим собой.
А я чувствовал – представьте – что он мне завидует. Он вернулся из армии, по его собственному выражению, «деревянный по пояс», на учебники смотреть не мог. Крутился как мог, а толку – чуть, без образования – никуда…
Я всегда его слушал внимательно. Давал кучу всяких советов, да толку… Другое меня удивляло. Приезжая, я ни к кому кроме него в гости не ходил, а вот с ним готов был общаться сутками. Чувствовал какую-то общность между нами. Странно.
Вскоре мы стали встречаться чаще, уже в городе, куда он стал наведываться несколько раз в месяц за свежими музыкальными кассетами для дискотек. Я к тому времени уже женился – квартирка и все дела, только вот детей не было. Он оставался холостым.
Димка для меня всегда был любимым гостем. Приезжает – и я все дела прочь. Друг, одним словом.
Вскоре он узнал, что у меня есть любовница, и я мечусь между двумя бабами. По-моему, жалел меня, но с советами не лез.
Вот, вроде, и всё. Понимаю сейчас, что не так уж и хорошо я знал его.
До его смерти.
Вокруг всё в красном. Всё плывёт перед глазами. Я с трудом поднялся на ноги и пустил прямо в лицо обжигающе холодные струи. Стало немного легче. Я ступил ногами на холодный кафель и поискал глазами халат. Не нашёл и, недолго думая, завернулся в большое махровое полотенце.
На кухне меня уже ждал накрытый стол – чай с лимоном, яичница, какой-то салат. Молодуха сидела и молча взирала на меня. Я только отметил про себя, что действую на неё каким-то странным образом. Она молчала, и я принимал это как должное – почти не обращал на неё внимания, словно так и должно быть. Ел я так, будто у меня неделю крошки во рту не было – смёл всё подчистую и устало отвалился на спинку стула, смежив веки.
– Спать хочу, – в этот момент я почувствовал, что воспоминания накатываются новой волной.
Я опоздал…На похороны.На похороны друга.Безумная дорога в никуда, длящаяся два месяца, а потом – только боль. Себе, другим. Вообще говоря, глупость несусветная была рвануть в дорогу. Мир, видите ли, хотелось посмотреть – взял сто баксов, и вперёд! Пока деньги не кончатся. «На мизерах», зато интересно. Кто ж знал, что это фатальность?Я не шевелюсь, боясь потерять ниточку, связывающую меня с воспоминаниями, и в то же время чувствую, как чьи-то руки помогают мне подняться, ведут и укладывают в постель. А затем женское тело – мягкое и теплое – обволакивает меня всего, а я боюсь даже пошевелиться, потому что память возвращается обрывками и требует сосредоточиться на них.
Ну, я и рванул. Просто путешествовать – без особого маршрута. Собрался, сообщил о своем решении родным и знакомым (врал почти всем, только Димке (ЕМУ!) правду сказал – когда прощался. Сел в поезд, идущий на запад. Ночной.
Оторвался на полную катушку! С палаткой, котелком и всеми делами. Кто ж знал, что, когда я приеду, Димки уже не будет.
Только могилка на поселковом кладбище.
Я расчленён надвое – сквозь картину воспоминаний, которую мне так не хочется спугнуть, я чувствую, как, помимо моей воли, моя плоть сливается с чужой плотью. Мне хорошо, но я всё ещё стараюсь не потерять ниточку. Это очень важно.
Зашел к ЕГО маме. Посидел. Что ещё? Смеюсь горько о том, что кое в чем он меня всё-таки переплюнул. По рассказам, день его похорон был солнечным и тёплым. Говорят, что пришла толпа – как на демонстрацию. Девчонки убивались…
Тоска и боль.
И к черту всё. Даже девчонок.
Наконец, плоть берет своё, и воспоминания пропадают. Почти в ярости раз за разом я вгрызаюсь в податливое женское тело, пока не проваливаюсь в липкую паутину сна.
Линия Дмитрия.doc
Проснулся я на чём-то удивительно мягком. Я заснул прямо на ней. И снова – воспоминания, и опять, в боязни спугнуть их, я, даже не пошевелившись, стал прислушиваться к себе.
…Толпа у военкомата, окружившая автобус с новобранцами, похмелье, песни, мама плачет… Меня забрали на день раньше, видно у них, в военкомате, какие-то планы изменились. Там нас первым делом обыскали – проверяли, что мы с собой взяли. Забрали иголки, ножи, лезвия, даже открывашки…
Подобные воспоминания меня настораживают. Твёрдо помню, что я-Виктор никогда не служил в армии, потому что сразу после школы поступил в институт.
Тело подо мной зашевелилось, и я аккуратно, чтобы не спугнуть картинку, сполз набок.
«Не реагировать!»
Тёплое тело прижимается ко мне.
…Курс молодого бойца проходили в карантине целый месяц. Это утром и вечером, подъем за 45 секунд. Отбой в десять, но на самом деле ложимся в половине первого. По утрам вскакиваю как угорелый. 40 минут зарядки, потом заправляю кровать, чтобы была гладкая и ровная, как «кирпичик». Это выражение сержанта, который всё бельё срывает у меня, и я снова заправляю, а остальные в это время отжимаются…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.