Порог, за которым…

© Андрей Щупов, 2020

ISBN 978-5-0051-8586-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Порог за которым…

«Упавший духом гибнет раньше срока».

Омар Хайям

Глава 1

Главное, чем отличался городок Архиповск от того же Екатеринбурга или, скажем, Челябинска с Тюменью, это ласковым солнцем и обилием дешевых фруктов. Крым ломился от наплыва туристов, хватало гостей и на российском Кавказе, а вот в Грузию отдыхающие по старой памяти соваться не спешили. Еще свежи были воспоминания о грузино-осетинских дрязгах, о кровопролитных стычках с той же Абхазией и взрывах на многострадальных рынках. Кроме того, на горизонте маячил новый конфликт – на этот раз уже с вольнолюбивой Аджарией, что снова било по карману хозяев садов и полей. Сотни тысяч тонн персиков, мандаринов и слив приходили в негодность, не дожидаясь своих едоков. Продавать выращенный урожай было решительно некому. Впрочем, компанию Жорки Гуслина это вполне устраивало. В морозной России бомжеватым воровайкам приходилось туго, зато на Кавказе они обрели подлинную свободу. Практически забыли о пустом желудке, и даже когда над головой не находилось крыши, от холода не страдали. Правда, и пристрастиям своим по-прежнему не изменяли. Вкусное кавказское вино пить так и не приучились, оставшись верными водке…

Скверик был как скверик – с памятником какого-то кавказского революционера, с неказистым, окруженным кустами акации фонтанчиком и обязательными нищими. Такое уж это место – сквер, что для попрошаек лучше пастбища не придумать. Тут тебе и бесплатные чинарики, и брошенные бутылки, и последние политические новости, и живая эротика за ближайшими кустами. Нынче, правда, для эротики было рановато, но местные часовые в виде бабулек с авоськами на пост уже заступили. Именно здесь команда Жорика решила немного передохнуть. Свист с Шорохом, понятно, не устали, а вот сам Жорик едва волочил ноги. Грустная это вещь – паленая водка, особенно если пить ее в чрезмерном количестве. Но в эти дни у Жорки была особая причина. Мент, связавшийся с ним по сотовому телефону, рассказал о смерти в далеком Екатеринбурге родного брата Степана Гуслина. Дело, кажется, самое обычное, но необычным оно оказалось для предводителя маленькой команды. Известие не просто огорчило Жору, – оно потрясло его и раздавило. Как оказалось, брата своего он обожал. Это было чувство из того редкого разряда, когда говорят, что любят больше жизни. Собственно говоря, жизнь свою Жорик давно уже ни во что не ставил. Учеба, работа, незадавшаяся семья – все давно кануло в лету. Одно только и оставалось у него в мире – это связь с братом. Пусть нечасто, но они перезванивались, бывало, что и ругались по телефону. Обычно Степан пенял брату на непутевую жизнь, Жорик невпопад огрызался. Особым радушием общение братьев не пахло, однако, как выяснилось, Жорке и эта малость была крайне необходима. Он и надежды на Степана возлагал особые. Сам он из органов вылетел давным-давно и, в общем-то, не очень об этом жалел, но в будущую карьеру брата продолжал верить. В каком-то смысле Степан оправдывал его собственное нелепое существование, праведным своим делом компенсируя тот вред, что ежедневно и еженедельно наносила обществу вороватая компания Жоры.

Наверное, для Жорика это был звонок с того света. Чужой голос не просто сообщил о кончине брата, – он сообщил о том, что жить больше не имело смысла… Кажется, его приглашали в какой-то санаторий, даже предлагали бескорыстную помощь, но это Гуслина уже не волновало. С места они, конечно, снялись, но ехали к месту назначения без особого куража – может быть, потому, что все равно надо было куда-то ехать и чем-то жить. Тем более, что на последней квартире они успели засветиться с ворованным товаром, а потому оставаться там не стоило. Опыта путешествий по стране у них хватало, и все-таки удачной эту поездку назвать было трудно. Практически всю дорогу Жорик безостановочно пил, а без него дела шли из рук вон плохо. Дважды чуть было не погорел на легких кражонках Свист, едва не залетел в омоновской облаве Шорох, и даже Лизке всегдашний фарт на этот раз изменил, – возвращаясь из своих уличных турне, вместо барсеток с баксами она приносила какие-то тощие кошельки и дешевые цепочки. Все ближе подступала проблема банального голода, но окружающее по-прежнему Жорика не трогало. С упорством смертника он продолжал тратить последние деньги на выпивку, с каждым днем приближая себя к неласковому финишу. Если бы не нынешние его приятели, давно бы затерялся в какой-нибудь из придорожных канав. Но верные оруженосцы не забывали своего командира – в дороге не бросали, делились последним. Вот и теперь заботливо опустили на пустующую лавочку, аккуратно прислонив затылком к гнутой, сбитой из деревянных реек спинке.

Лизка отправилась к ближайшим ларькам за минералкой, а Шорох со Свистом занялись разглядыванием снующих мимо скверика голоногих девиц. Мужиками они были вполне нормальными, и потому у обоих в этом плане наблюдался определенный физический голод. Дурында Лизка любила Жорика, и если уступала их домогательствам, то крайне редко, предварительно вытребовав какой-либо ценный подарок. Между тем, девицы продолжали прохаживаться мимо фонтана, покачивая бедрами столь зазывно, что у Шороха всякий раз обрывалось что-то в груди и хотелось то ли умереть, то ли, схватив какую-нибудь из пигалиц в охапку, умчаться в ближайшие кусты. А тут еще, как на зло, парочка крашеных малолеток остановилась совсем рядом, помахивая сумочками, громко и без стеснения заговорила о каких-то своих общих знакомых.

– ..А вчера, прикинь, он звонит мне и говорит: погляди, типа, в окно. Ну, я и глянула. А он, прикинь, стоит возле открытого окна и, знаешь, что делает? Морковь чистит!

– Да ну?

– Точно тебе говорю. Огромную такую, красную. И все в мою сторону поглядывает.

– Во, блин, дает!

– А то! Но главный прикол в том, что он голый, прикидываешь? Типа, значит, без майки и штанов.

– А трусы?

– Тоже, наверное, снял, только там же подоконник. Он как раз по пояс закрывает, так что как следует не разглядишь. Прикольно, да?

– Да ты гонишь!

– Чего мне гнать-то! Он, козел такой, стоит, смотрит и морковь продолжает чистить.

– А ты чего?

– Я тоже смотрю. Стою, такая, и думаю – может, Пашке с Ашотом позвонить? Ты же знаешь, у них разряды по тайскому боксу, кого хочешь, отоварят. И этому, если надо, наваляют… А тут – бац! – и снова звонок. Беру трубку, а это опять он. Говорит: теперь, типа, ты. В смысле, значит, одежду снимай.

– Во, дает! А ты?

– Я что дура – за просто так раздеваться? Я, может, и за триста рублей не буду раздеваться.

– А за четыреста?

– И за четыреста не стану. Нашли дешевку!

– А за пятьсот?

– За пятьсот?.. Ну, вообще-то мне кроссовки надо новые купить. А за пятьсот на рынке можно найти неплохие.

– Ну, ты даешь! А я бы знаешь, и за триста смогла. То есть, если бы перед Вадиком или Рубиком.

– Что, дура, блин? Они же потом по всей школе раззвонят.

– Может, не раззвонят…

– Ага, как же! Они же, прикинь, оба трепачи по жизни. Мужикам языком трепать, что болтом махать.

– Так это, если чепуха всякая, а тут ведь полный серьез. Они, может, даже влюбятся после этого.

– Ну, и раздевайся за три стольника, если хочешь. А я не нанималась!

– Тебе хорошо, ты, блин, гордая…

Звонкая трескотня архиповских аборигенок пробудила на мгновение Жорика. Подняв голову, он бросил мутный взор на голенастых старшеклассниц и снова задремал. Шорох со Свистом по-прежнему сидели рядом, а более ему ничего не требовалось.

Когда-то крохотную их компанию цементировала водка, но с некоторых пор к водке добавились воровские дела, на которые у Жорика открылся настоящий талант. И то сказать, бывший мент даже не подозревал, что однажды возглавит ватагу нищебродов, с равным успехом шныряющих по квартирам и чужим карманам. Впрочем, по карманам лазила одна Лизка. Когда-то она играла на пианино, и теперь тонкие ее пальчики с успехом порхали по сумочкам дремлющих дам, ныряли в карманы и барсетки пузатеньких мужчин. Она и бритвой владела вполне виртуозно, кромсая кожу легкими движениями дирижера. И хотя Жора не слишком любил отпускать ее в утренние рейды по трамваям и троллейбусам, но частенько случалось и так, что Лиза в одиночку кормила всю их команду. Конечно, когда становилось совсем невмоготу, выходили на дело и они. Грабить прохожих – не такое уж сложное дело. Плохо только, что шуму от этого было чересчур много. По своей прошлой милицейской работе Жорик знал, что громил, промышляющих гоп-стопом, отлавливали практически всегда. Каких-либо исключений история не знала – даже в тех жутковатых случаях, когда терпил убивали на месте. Они же мокрухой не занимались принципиально, а значит, и в городах, через которые они проезжали, оставалось огромное количество свидетелей, способных выдавать властям достоверное описание их внешности с подробнейшими фотороботами.

Так или иначе, но бомбить ухоженные квартиры было и выгоднее и интереснее. До появления в команде Жорика этим делом промышляли в основном Шорох со Свистом. Приятели действовали абсолютно незамысловато, особенных хитростей не измышляли, отчего и добыча была довольно средненькой. Связей лишних ребятки тоже не искали, процентами с барыгами не делились, норовя сбагрить краденное тут же на ближайшей толкучке. Словом, если бы не Жора, париться бы им всем уже на нарах. Однако бывший мент, хоть и пил по-черному (за что в свое время и загремел из милиции), в паузах между запоями все же вспоминал о деле. Учил своих подельников безошибочно находить богатые квартиры, устраивал ликбез по сигнальным системам, делился опытом по части электронных замков. Забавно, но для них это было настоящим откровением, поскольку Шорох, мускулистый детина с загорелой физиономией, привык взламывать двери обычной фомкой, а субтильный Свист, фигурой напоминающий подростка, предпочитал проникать на чужую территорию исключительно через окна и форточки. Пожалуй, Жорик первый доказал этим парням, что в дома терпил можно входить вполне по-людски – не ломая ни стен, ни косяков, ни оконных шпингалетов. По счастью, навороченные замки встречались достаточно редко, а свои отечественные Жора по сию пору вскрывал без особого труда, управляясь порой даже быстрее, чем с консервными банками. При этом в сравнении со статным Шорохом и смазливым Свистом выглядел он далеко не самым выигрышным образом. Даже Лизка блюла себя – одеваясь не то чтобы роскошно, однако и не без некоторого блеска. Иначе – какой мужик позволил бы ей прижиматься к себе в переполненном трамвае или троллейбусе! А к Лизке прижимались и с большим азартом. Она и под лифчик себе подкладывала ватные тампоны, чтобы мужичье клеилось поактивнее. И пока кавалеры пялились на ее грудь, умело подчищала их карманы, снимала часы, а порой лишала и колец.

К слову сказать, водку она пила вровень со всеми, однако на внешности ее это пока не сказывалось. Да и Свист с Шорохом на спившихся забулдыг никак не походили. Одного только Жорика проклятое зелье успело состарить. Во всяком случае, подле того же Свиста он смотрелся, как печеный картофель рядом с румяным персиком. Тем не менее, бесспорным лидером команды оставался именно он, и всем было понятно, что без его советов жить бы компания стала намного хуже. Скорее всего – и не жили бы, а торчали на какой-нибудь из российских зон. Дураков ловят быстро, а особо острым умом ни Свист, ни Шорох, ни сама Лизка похвастаться не могли. Они были неплохими исполнителями, но на роль руководителя и выдумщика годился один Жора. Опять же и больная печенка бывшего мента справлялась со своим дело отменно, всегда вовремя предупреждая о близящейся опасности. Именно по Жориковой команде бродяги послушно срывались с насиженного места, меняли города, переезжали с одной квартиры на другую. Он же обычно корпел над документами, добытыми Лизкой из чужих карманов, ловко переклеивая свеженькие фотографии, подделывая печати и подписи. Не будь этого, на путешествиях по стране можно было бы поставить жирный крест. Между тем, приятели сохраняли свободу и даже наловчились в считанные дни привыкать к своим новым именам и фамилиям.

Увы, на этот раз вконец проспиртованная печень дала маху. Маясь жестоким похмельем после паленого дагестанского суррогата, надвигающейся опасности Жорик не учуял. А следовало бы, поскольку старшеклассницы ушли, а вместо них к скверику подъехало несколько красивых машин. Наметанный глаз немедленно определил бы, что место у фонтана забито под банальную «стрелочку». Но тот, кто обладал «наметанным» глазом был не в себе, а потому и должной бдительности не проявил. Между тем, с полдюжины иномарок выстроились полукольцом возле огороженного каменной оградкой фонтанчика, и плечистые парни начали хозяйственно выбираться из салонов, бдительно осматривая прилегающее к скверику пространство. Конечно, встреча была не из разряда боевых, однако тот факт, что проходила она под открытым небом, а не в уютном ресторане, тоже кое о чем говорил.

Разумеется, съехавшимся на стрелку браткам не было дела до помятых выпивох, но, видимо, так уж выстроились на небе звезды, предначертав компании Жорика крутые перемены. Ссоры могло бы и не случиться, но она, тем не менее, состоялась, и причиной конфликта, как это часто бывает, стала женщина. А точнее – Лизавета, так и не сумевшая добыть в ларьке минеральной воды и потому отважно вернувшаяся прямо к фонтану. Миновав сгрудившихся быков, она подошла к бьющей вверх струйке воды и, достав из сумочки стеклянную бутыль, привычно начала свинчивать пробку. Очень уж хотела, дуреха, помочь Жорику. Знала, что он любил ее компрессы и любил, когда приходившая к нему по ночам деваха вместо плотских утех начинала за ним ухаживать – все равно как мать или старшая сестра. Она прикладывала к его вискам холодные тампоны, массировала грудь, поила минеральной водой, а то и настоящим рассолом…

Скрючившись на своей скамейке, Жорик так и не увидел начала поединка. Между тем, отклячив обтянутый платьицем зад, Лизка оперлась о каменный фундамент и, вытянув руку с бутылкой, начала набирать воду. Бритоголовых парней она, судя по всему, не заметила, а если и заметила, то не удосужилась рассмотреть как следует. И совершенно напрасно, поскольку есть дятлы, а есть вороны, есть коршуны, а есть стервятники. Как бы то ни было, но эту братию отнести к разряду безобидных пташек было никак нельзя. Больше всего Лизка приглянулась одному из вожаков – явному абхазцу, массивную челюсть которого покрывала жесткая щетина. Татуированная кисть коснулась плеча помощника, и главарь вполголоса что-то сказал. Высоченный бугай с иссиня-черной шевелюрой все понял правильно. Растянув губы в неприятной улыбке, приблизился к Лизке, крепко приобнял, склонившись над ухом, зашептал незамысловатые скабрезности. Увы, с Лизкой подобные номера не проходили.

– А ну, пусти, урод! – она рванулась из рук громилы, взмахнула над головой бутылкой с водой. Пожалуй, ей удалось бы вырваться, но в эту секунду сильная пятерня залепила ей пощечину. Звук шлепка прозвучал оглушительно, и голова Лизки обморочно качнулась. Увы, то, что кавказцы редко позволяют себе в отношении собственных женщин, легко и просто распространялось на всех приезжих. Громко взвизгнув, Лизка еще энергичнее затрепыхалась в мощных ручищах, компания бритоголовых загоготала. Были здесь и русские, но уж эти-то жалеть пойманную девицу никак не собирались. Подобно большинству россиян они знать ничего не знали о Петровском «Домострое», однако жили исключительно по его правилам.

– Але, мужики, вы чего! – с места поднялся плечистый Шорох. – Это моя девушка! Быстренько отпустили ее!

Даже в своем не самом рабочем состоянии Жорик сразу понял, что Шорох взял неверный тон – и мужиками назвал, и командовать сходу начал. С этими следовало говорить иначе…

Но что получилось, то получилось, и поворачивать вспять было поздно. Рядом с Шорохом встал Свист, и, выпустив Лизку, чернявый бугай немедленно шагнул к ним.

– Твоя, говоришь? – он даже разговаривать с ними не собирался, сделав еще шаг, сходу пнул заступника в пах. Пнул точно и сильно, – охнув, Шорох тотчас осел на асфальт, скрючился беспомощной запятой. От боли глаза у него полезли на лоб, под темечком заиграли дурные фанфары. Что-то хотел сказать Свист, но кулак второго братка живо впечатался ему в лицо, перстнем рассадив губы. Бедному Свисту тут же добавили ногой и, верно, могли бы свалить на землю, но в этот момент на бритоголовых с рыком метнулась Лизка. За те короткие секунды, пока ее выпустили из рук, она успела подобрать упавшую бутылку, по-бойцовски перехватила ее за горлышко. С ней она и ринулась на случайных врагов, выражая всем своим видом такую решимость, что противник менее храбрый наверняка бы струхнул. Но эти не испугались и в бегство не ударились. Только на губах чернявого расцвела презрительная усмешка. Однако Лизка их все-таки перехитрила, потому что ударила не чернявого громилу, а вожака. Видимо, хорошо запомнила давний совет Жорика, наставлявшего, что бить «шестерок» – дело скучное и неразумное. Вот и выбрала для себя цель более достойную, вложив в удар воистину неженскую силу. Как бы то ни было, но от столкновения с человеческим черепом полулитровая бутыль хрупнула, разлетевшись на части. Охнув, вожак, схватился за разбитую голову, начал медленно оседать. Меж волосатых его пальцев густо потекла кровь.

– Вкусно, твари? – продолжала визжать Лизка. – Только суньтесь, всем головы поразбиваю!..

Что характерно, бутыль из руки она так и не выпустила. Продолжая размахивать «розочкой», заставила братков испуганно отшатнуться в стороны. Лизку уже «несло», и выйди против нее сам Жорик, она и тогда не сумела бы остановиться. Потому, верно, и отлежала в свое время три месяца в диспансере для психически неуравновешенных. Вылечить – ее не вылечили, но ненавистью к людям в белых халатах заразили надолго.

Присевший на корточки Шорох, избитый Свист и визжащая Лизка – все это единой картинкой встало перед помутневшим взором Жорика. Наверное, эта картинка его и отрезвила. Он уже понимал, что все они покойники и что жить им оставалось ровно столько, сколько понадобится пассажирам иномарок, чтобы достать из загашника один-единственный приличный ствол. Хорошо, хоть на стрелках оружие обычно не светят, – этим обстоятельством и решил воспользоваться пробудившийся Жорик. При этом он вовсе не проявлял чудеса героизма и отнюдь не жертвовал собой во имя друзей, – он просто спасал собственную шкуру, поскольку прекрасно понимал: без этих троих он протянет недолго.

Секунда, и он сидел уже в кабине ближайшей иномарки. Ключики бритоголовые, разумеется, оставили в замке, благо никого в этом городе не опасались. Да и номера этих машин, небось, каждая собака в Архиповске знала! А вот Жорик не знал и по большому счету не хотел знать.

Двигатель лощеной машины завелся с полоборота, и полуторатонный джип с готовностью прыгнул вперед. Сверкающий бампер тараном смел троих ближайших братков, разом расчистил себе дорогу.

– Сюда! – рявкнул Жорик, распахивая дверцу.

Видимо, опасность и впрямь способна вправлять мозги, – во всяком случае, и Лизка, и оба побитых приятеля мгновенно сообразили что к чему. Мешая друг дружке, втиснулись в салон джипа, забарахтались телами, пытаясь разместиться на одном сиденье. Не теряя времени, Жорик тут же притопил педаль газа. Кто-то бросился им наперерез, но фигурка бритоголового не могла остановить японского бронтозавра. Хрустнули чужие кости, распахнутый рот с обезумевшими глазами на миг припал к лобовому стеклу и тут же улетел прочь. Виляя загнанным волком, Жорик обогнул фонтан, заставил отпрыгнуть в сторону еще одного братка и прямо через шеренги кустов погнал машину из скверика. Самое странное, что он отчетливо сознавал, что с этого самого момента жизнь их вступила в совершенно новую полосу. Возможно, это даже был их последний звездный старт, но странное дело, никакого сожаления Жорик не ощущал. Один лишь голый азарт и ликующее бешенство. Очень уж долго приходилось жить под милицейскими сдерживающими канцеляризмами, очень уж долго его принуждали бороться с собственной неукротимой жаждой. Один раз в жизни можно было позволить себе побыть зверем. Да и какая, в самом деле, разница – что именно его прикончит – цирроз печени или нож кавказских урок! С жизнью, так или иначе, расстаются все, но расставаться с ней, сидя за рулем этого шикарного танка, было намного приятнее…

Глава 2

– Я-то думал, Сталин только на озере Рица отдыхал

– Какое там! Он же царь и бог был, у него подобных курортов – не менее дюжины по всей стране водилось. Другое дело, что ездить он не любил – самолетов, как чумы боялся, даже на пароходах никогда не плавал. – Зимин пожал плечами, отчего парочка багровых шрамов на его груди, жутковатым образом перекосилась. Еще несколько пулевых отметин украшали Стасиковы плечи и бедра. Потому и не любил бывший спецназовец ходить на пляжи и в общественные бани, – не нравилось, когда пялились на ранения, когда приставали с расспросами. Стас немедленно начинал злиться, в мрачном настроении мог и вспылить.

– А в Куйбышеве у него даже командный бункер остался. – Добавил он, чуть помолчав. – Это уже во время войны под ставку перестраивали, когда правительство из Москвы линять собиралось. И под Новосибирском что-то такое сооружали. Так сказать, на всякий пожарный.

– Да-а… Хорошо, когда страна большая, – протянул Харитонов. – Есть, куда отступать…

Бинокль в его руках качнулся, и панорама скал сменилась уютным зданием санатория – с башенками в стиле ампир, с многочисленными белоснежными колоннами. Ни дать, ни взять – дворец грузинского князя. Взор Дмитрия опустился чуть ниже – к двум женским, растянувшимся на циновках фигуркам. Женщины лежали поблизости друг от друга, позволяя всем желающим любоваться собой, а при желании и сравнивать. Обе были далеко не худышки и обе обладали вполне гармоничным строением тела. Если смотреть со спины, различие в возрасте было практически незаметно, – атласная, чуть тронутая загаром кожа Валентины Сергеевны ничуть не уступала молочной спелости более юной соперницы. Зато Мариночка в полной мере владела искусством эпатажа и совершенно не стеснялась присутствия посторонних мужчин. В первый же день, выйдя под солнце, она отважно обнажилась, сняв с себя лифчик. Могла бы, наверное, стянуть и трусики, но не позволил Зимин. Впрочем, избежать расплаты ей все-таки не удалось. Абхазское солнышко, хоть и светило по-осеннему мягко, силы своей отнюдь не утратило, и уже к вечеру того же дня, Мариночка получила довольно сильные ожоги. Еще более скверным было то, что наметилась первая трещина в отношениях между женщинами. Своего бюстгальтера Валентина Сергеевна так и не сняла, а наготу спутницы восприняла, как вызов. Потому и не скрывала злорадства, когда под лучами здешнего светила белая кожа соперницы приобрела свекольный оттенок. Впрочем, молодость есть молодость, и пары дней кремовых процедур хватило юной бизнесменше, чтобы вернуть утраченную форму. Теперь она загорала уже не иначе, как под матерчатым тентом и при всяком удобном случае просила Зимина растереть ее питательным гелем.

Дмитрий перевел взор левее. Будь он снайпером, обязательно попробовал бы устроить логово где-нибудь здесь – на северном склоне гор. Во-первых, достаточно близко от здания санатория, во-вторых, есть, где укрыться, а в-третьих, солнце не бьет по глазам, позволяя спокойно высматривать освещенную цель. Кроме того, в случае чего с этого склона можно было легко удрать, перебравшись горной седловиной на другую сторону каменного хребта. Именно этот склон Харитонов и изучал сейчас, внимательно обшаривая взглядом каждый квадратный метр, уделяя внимание всем наиболее высоким деревьям.

Мягко светило солнце, зелень, покрывающая откосы гор, отдавала масляной желтизной. В отличие от Урала осень только заглядывала в эти края, дуновением морского ветра напоминая курортникам о близком снеге и скором падении температуры.