- -
- 100%
- +
Пролог
Вечерний дождь монотонно стучал по прогнившей кровле заброшенного склада, а внутри витал тяжёлый запах ржавчины, сырости и страха. В центре огромного тёмного пространства, под ослепительным светом одинокой лампы, свисавшей с балки, застыла немая сцена. В кружащихся пылинках она казалась срисованной с мрачного полотна старого мастера.
На коленях в луже сидел мужчина лет пятидесяти. Дорогое пальто было порвано, лицо избито. Дышал он прерывисто и громко – только это и нарушало звенящую тишину. Над ним, недвижимая и безжалостная, стояла Алиса.
В идеально сидящем чёрном костюме, без намёка на макияж, с волосами, убранными в тугой пучок, она выглядела инородным телом в этом грязном хаосе. Руки в тонких кожаных перчатках были спокойно сложены.
– Ты взял не своё, Сергей Владимирович, – её голос прозвучал тихо, ровно и холодно, будто лезвие. – Не просто деньги. Ты взял товар, находившийся под моей защитой. Это не ошибка. Это оскорбление.
Она не спрашивала. Она констатировала. Выносила приговор.
Мужчина забормотал, предлагая вдвое, втрое больше, пытаясь припомнить влиятельные имена. Голос его сорвался на визгливый шёпот.
Алиса не слушала. Медленно, почти театрально, она сняла с правой руки перчатку. Кивнула почти незаметно.
Один из двух молчаливых людей в тени беззвучно подошёл сзади. Раздался короткий, костлявый хруст. Вопль Сергея Владимировича был сдавленным и хриплым.
Алиса не моргнула. Она смотрела, как боль перекашивает его лицо.
– Вернёшь втройне, – её голос не дрогнул. – Или твоя дочь в Швейцарии получит по почте не диплом, а твои пальцы. По одному. Ясно?
Не дожидаясь ответа, она развернулась и ушла. Её шаги отдавались эхом. Люди остались доделывать работу. А в свете лампы оставалось лишь искажённое болью и ужасом лицо.
––
Тишина в особняке была звенящей, почти стерильной. Тёплый приглушённый свет лежал на дорогих поверхностях, и ни одна пылинка не смела нарушить безупречный порядок. Лишь тихое щебетание радио няни доносилось из приоткрытой двери.
Алиса, уже в мягком кашемировом халате, с распущенными волосами, бесшумно вошла в детскую. Комната напоминала сверхсекретный бункер, оформленный дизайнером: бронированное стекло вместо окна, камеры, тихо жужжащая техника. В центре – кроватка, а в ней под шёлковым одеялом спал мальчик.
Она подошла и замерла, глядя на него. Вся её холодная собранность растаяла, сменившись немой нежностью. Поправила одеяло, кончики пальцев едва коснулись светлых волос.
– Всё съел? Температуру мерили? Никто не звонил? К воротам не подходили? – шёпотом спросила она, не отрывая взгляда от сына.
Няня в строгой униформе так же тихо и чётко ответила на каждый пункт привычного протокола.
Алиса кивнула, но не отошла. Проверила изображение на мониторе, провела рукой по прохладной металлической спинке кровати, прислушалась к тишине дома.
Наклонилась и надолго прикоснулась губами ко лбу сына. Это был не просто поцелуй. Это было заклинание.
Всё спокойно. Он в безопасности. Он не узнает, каков мир снаружи. Я создам ему другой мир. Чистый. Даже если для этого придётся утопить старый в крови.
Она погасила свет и вышла, оставив дверь приоткрытой. Плечи её, совсем недавно такие прямые и уверенные, теперь ссутулились под тяжестью двойной жизни.
В полированной поверхности двери отражалась её одинокая тень, растворяющаяся в темноте коридора. А из щели доносилось ровное, безмятежное дыхание ребёнка.
Глава 1
Панорамное окно кабинета было обрамлено в черный матовый металл и разделяло небоскребы города пополам. На фоне вечерних огней, заливая все пространство холодным сиянием, стояла Алиса. Только что закончился звонок. Трубка легла на массивный стальной стол без единого звука.
– Сеть «Сияние» теперь наша, – сказала она, оборачиваясь к Марго и Мирону. Голос ровный, без эмоций, но в воздухе висело напряжение, будто после разряда молнии. – Все документы будут готовы к утру. Мирон, займись переводом активов. Марго – найди управляющего. Того, что из «Северного», он знает, как усмирять бывших хозяев.
Они кивнули почти синхронно. Марго сдержанно улыбнулась, в глазах читалось удовлетворение. Мирон что-то отметил в планшете, его лицо оставалось невозмутимым каменным барельефом.
Адреналин все еще гулял по венам Алисы, напоминая о только что законченной «разборке» на складе. Он требовал выхода, физической разрядки, смены острых ощущений. Она провела ладонью по идеально гладкой поверхности стола, чувствуя его холод даже через кожу.
– Все свободны, – бросила она, снова поворачиваясь к окну.
За спиной послышался мягкий звук закрывающейся двери. Алиса не села в кресло. Она осталась у стекла, уперев кончики пальцев в прохладную поверхность. Перед ней город жил, шумел, мигал огнями – огромный, податливый и уже почти принадлежащий ей. Но сейчас он казался лишь декорацией. Пальцы сами забили нервную дробь по стеклу.
––
За тяжелой дверью кабинета Марго и Мирон оказались в бесшумном ковровом коридоре.
– Сильно она его опустила, – констатировал Мирон, не замедляя шага. Голос его был глуховат и деловит. – Сергей Владимирович больше не игрок. Чистая работа.
Марго шла рядом, слегка покачивая головой.
–Сильно. Слишком сильно, – задумчиво произнесла она. – Раньше она оставляла людям лицо. Теперь только… перчатки.
Она бросила короткий взгляд на массивную дверь кабинета Алисы.
Мирон нахмурился, нажимая кнопку лифта.
–Не нам ее судить. Она держит все в ежовых рукавицах. И это хорошо для бизнеса.
Двери лифта бесшумно разъехались. Они вошли внутрь, и только когда створки сомкнулись, Марго позволила себе устало вздохнуть. Динамика была задана. Мирон – непоколебимая опора. Она – та, кто начал сомневаться.
Дверь кабинета распахнулась без стука, без предупреждения. В проеме возник Кирилл. Он был в застиранной кожаной куртке, с чуть взъерошенными волосами. От него пахло дымом, бензином и чем-то звериным, агрессивным, мужским. Он только что вернулся с «зачистки» на автомойках Сергея Владимировича.
– Дело сделано, – бросил он, с силой закрывая за собой дверь. Голос был низким, уверенным, с вызывающей, почти наглой ноткой. – Никаких проблем.
Алиса медленно обернулась от окна. Её взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по его фигуре – от запыленных ботинок до влажного от пота лба. Она видела не просто подчиненного, докладывающего о выполненной работе. Она видела самца. Грубую, дикую силу, инструмент, который привел ее к власти и который сейчас был идеальным средством для сброса напряженности, что сжимала ее изнутри.
Он сделал шаг вперед, к столу. Его глаза, темные и яркие, не отрывались от нее, в них читалось непоколебимое желание и уверенность в своем праве на это.
Алиса не отступила. Не моргнула. Она лишь слегка откинула голову, будто изучая дикое, опасное животное, переступившее порог ее владений.
Воздух в кабинете сгустился, стал тяжелым, значимым. Между ними проскочила та самая электрическая искра – молчаливая, готовая вспыхнуть в любой момент.
Молчание между ними достигло критической точки, стало густым и тягучим, как нагретый мед. Алиса сделала первый шаг – медленный, точный, полный хищной грации. Ее пальцы, холодные и уверенные, нашли молнию на его кожаной куртке и медленно повели ее вниз. Грубая ткань расстегнулась, обнажив мокрую от пота футболку. Резкий запах дыма, пота и мужской агрессии ударил в нос, но она лишь глубже вдохнула его, как аромат власти.
Она прижала ладонь к его груди, чувствуя под тканью бешеный стук сердца.
– На стол, – приказала она, и в ее голосе не было ничего, кроме холодной стали.
Резким, сильным движением она толкнула его на полированную поверхность массивного стола. Кирилл, не ожидавший такой ярости, грузно рухнул на спину. Папки с документами, дорогой планшет, хрустальная пепельница – все с грохотом полетело на пол.
Это не было любовью. Это был ритуал подчинения. Она оказалась сверху, зажав его бедрами, доминируя, контролируя каждый его вздох. Ее пальцы вцепились в его волосы, оттягивая голову назад, обнажая горло. Она прикусила его нижнюю губу – не ласка, а укус хищницы, пока не почувствовала на языке металлический привкус крови.
Ее руки рванули на нем футболку, обнажая торс, покрытый старыми шрамами и свежими царапинами. Ее ногти, острые как лезвия, провели по его коже, оставляя красные полосы – метки собственницы. Она смотрела на него сверху вниз, видя, как он зажмуривается от смеси боли и наслаждения, как его тело напрягается под ее властью. Это доставляло ей не физическое удовольствие, а головокружительное чувство абсолютного контроля над этим сильным, опасным животным. Он был ее орудием, ее вещью.
Для Кирилла это было высшим подтверждением его статуса – быть выбранным, быть нужным именно так, грубо и безжалостно. Он наслаждался и ее телом, и своей исключительностью, принимая боль как награду.
Она двигалась резко, почти яростно, ее бедра работали как поршень, подчиняя его ритм своему. Каждое движение было расчетливым, каждое прикосновение – утверждением иерархии. Она не издавала ни звука, лишь тяжело дышала, не сводя с него холодных глаз. Она положила его руку себе на грудь поверх блузы и сжала его ладонь. Кирилл зарычал и второй рукой впился в её бедро, помогая поддерживать, установленный её ритм. Их возбуждение было не от самого процесса, а от власти, которую они получали в моменте.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. С резким выдохом она замерла, затем так же резко отстранилась, соскользнув со стола. Ее дыхание быстро выровнялось. На лице не было и тени блаженства или расслабления – лишь холодное, удовлетворенное выражение полководца после удачной битвы.
Она поправила юбку, снова став невозмутимой королевой своего кабинета.
– Теперь иди, помойся, – бросила она через плечо, уже отворачиваясь к панорамному окну. – От тебя пахнет бензином и чужим страхом.
Этой фразой она расставила все по местам. Он был инструментом. А инструменты имеют свойство пачкаться в борьбе за ее власть.
Глава 2
Тишина в спальне была абсолютной, густой и давящей, как вата. Адреналин, что еще недавно пенился в крови, ушел, оставив после себя лишь горький осадок и пустоту. Алиса сидела на краю огромной кровати, вцепившись пальцами в край шелкового одеяла.
На прикроватной тумбе мерцал экран монитора, транслирующий картинку из детской. Максим спал, зарывшись носом в плюшевого медвежонка, его дыхание было ровным и безмятежным. Личико, освещенное мягким светом ночника, казалось абсолютно беззащитным.
Алиса смотрела на него, и в горле вставал ком. Запах ржавчины и страха со склада, казалось, все еще въелся в ее кожу, смешиваясь с приторным ароматом дорогого мыла, которым она отчаянно пыталась его смыть. Перед глазами вновь всплыло искаженное болью лицо Сергея Владимировича, оглушительный хруст кости. А следом – грубые руки Кирилла на ее коже, вкус его крови на губах, собственная ярость и холодный, всепоглощающий голод власти.
Легкая тошнота подкатила к горлу. Она чувствовала, как дно ее мира, некогда такое прочное и определенное, становится скользким, зыбким. Каждый шаг, каждая жесткая мера отдаляли ее от той женщины, которой она когда-то хотела быть. Ради него. Всегда ради него.
«Это цена, – пронеслось в голове, и мысль была холодной и четкой, как лезвие. – Цена его безопасности. Цена его будущего. Цена того, чтобы он никогда не узнал, как пахнет страх и ржавчина. Как пахнет его мать после работы.»
Она сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль была ясной, знакомой, отрезвляющей.
Я заплачу её. Всю. До последней капли. Чужой и своей.
Её рука потянулась к монитору и резко щелкнула выключателем. Изображение погасло, погрузив комнату в полную темноту. В ней ее лицо, озаренное лишь слабым отсветом уличных фонарей из-за окна, стало решительным и жестким, высеченным из камня. Не осталось и тени сомнения или слабости. Только воля. Готовая на все.
Утренний свет, холодный и безразличный, заливал кабинет через панорамное стекло. Алиса, уже облаченная в безупречный костюм, просматривала отчеты на планшете, когда дверь открылась без стука. Вошел Мирон. Его обычно непроницаемое каменное лицо было мрачным, а в глазах читалась тревога, что само по себе было тревожным знаком.
Он остановился перед массивным столом, сцепив руки за спиной.
–Вчера вечером нашли того когона, что пас «груз» у центральных моллов, – его голос был низким и ровным, но в нем слышалась сталь.
Алиса медленно опустила планшет на стол, все ее внимание теперь было приковано к Мирону.
– С ним «поговорили», – продолжил он. – Очень аккуратно. Профессионально. Работа чистая – никаких лишних повреждений, только необходимые для… убеждения. И оставили живого. Сознание. Он передал сообщение. Слово в слово.
Мирон сделал микропаузу, его взгляд уперся в точку на столе позади Алисы. —«Передай Решале – старые долги надо отдавать. Все до копейки».
Воздух в кабинете застыл. Алиса не пошевелилась, но в ее позе появилась неестественная напряженность, будто каждый мускул застыл в ожидании удара. Она понимала. Это была не мелкая угроза от очередного выскочки, не попытка вымогательства. Это был почерк иного уровня. Старой школы. Почти уважительный, отмеренный и оттого – в разы более опасный. Это был не крик, а шепот из прошлого, несущий в себе ледяную уверенность.
Ее лицо осталось абсолютно бесстрастным, лишь глаза стали холоднее утреннего льда. Когда она заговорила, ее голос был тихим и обезличенным, лишенным всякой эмоции.
– Удвой охрану. Здесь. И вокруг сада Максима. Никаких новых людей. Только проверенные. Из старого состава. – Она медленно подняла взгляд на Мирона, и в ее зеленых глазах вспыхнул опасный огонь. – И чтобы я не видела ни одного нового лица в радиусе километра. Ни одного. Ясно?
Мирон кивнул, его собственное лицо стало еще суровее.
–Будет сделано.
Он развернулся и вышел, оставив Алису одну в огромном, залитом светом кабинете. Она снова взяла планшет, но пальцы ее сжали его так, что костяшки побелели. Игра началась. И ставки только что взлетели до небес.
Легкий стук в дверь нарушил утреннюю тишину кабинета.
– Войдите, – откликнулась Алиса, не отрываясь от финансового отчета.
Дверь открылась, пропуская Марго с плотной папкой в руках. Она молча положила ее на край стола.
– Ежемесячный отчет, – деловито произнесла Марго. – Все цифры в норме, поступления стабильные. Инциденты за прошлую неделю исчерпаны.
Алиса кивнула, продолжая бегло просматривать страницы. Ее взгляд скользил по колонкам цифр, графам доходов и расходов, но сознание уже фиксировало каждую деталь, каждую мелочь. Бизнес работал как часы – отлаженный, беспристрастный механизм.
– Есть обновления по… неосновным контактам, – чуть замедлив речь, добавила Марго. Она перелистнула несколько страниц. – Краткая справка по Артему.
Алиса не подняла головы, но ее пальцы замерли на странице. Она сделала вид, что это имя не значит для нее ровным счетом ничего.
– Живет в своем загородном доме, – зачитала Марго ровным, бесцветным голосом, словно диктуя погодные сводки. – Автосервис работает, прибыль растет. Ни с кем из наших не контактирует. Вел переговоры о покупке земельного участка под новый объект. Всё.
Она перевернула страницу, готовясь перейти к следующему пункту, но Алиса вдруг протянула руку.
– Дайте.
Марго, слегка удивленная, вернулась на предыдущую страницу и молча подала папку. Алиса сделала вид, что внимательно изучает цифры, но ее взгляд упал на небольшую, слегка размытую фотографию, прикрепленную к углу страницы с отчетом по Артему.
Снимок был сделан скрытой камерой. Артем стоял на территории своего сервиса, возле поднятого на подъемнике внедорожника. Он был в замасленной спецовке, одной рукой вытирал лицо краем рукава. Он выглядел уставшим. Но на его лице, обращенном к солнцу, было странное, забытое ею спокойствие. Умиротворение. В его позе не было привычной ей готовности к удару, к постоянному ожиданию ножа в спину.
В душе Алисы что-то едва заметно шевельнулось. Острая, ядовитая зависть к этой простой, «нормальной» жизни, которую он сумел построить без нее. И старая, не выкорчеванная боль, внезапно ожившая, как ноющая рана при смене погоды. Она помнила тепло тех рук. Помнила, каким иным было это лицо, когда он смотрел на нее.
Она резко перевернула страницу, отодвинув папку.
– Хорошо, Марго. Свободны.
Голос ее прозвучал ровно, но чуть тише, чем обычно. Когда дверь за помощницей закрылась, Алиса на несколько секунд закрыла глаза, снова видя перед собой не цифры в отчете, а уставшее, но спокойное лицо человека, которому она когда-то могла доверять.
Глава 3
Будуар тонул в полумраке. Единственным источником света был одинокий торшер, отбрасывающий мягкий ореол на шелковое покрывало. Глубокая ночь за окном была непроглядной и безмолвной.
Алиса сидела на краю кровати, закутавшись в тонкий шелковый халат. В руке она медленно вращала тяжелый бокал с янтарным виски. Лед уже растаял, разбавив напиток, но она не делала ни глотка. Она не могла уснуть.
За день напряжение должно было уйти, сменившись усталостью. Но нет. Под веками будто насыпали песка, а в голове стучало назойливое, тревожное эхо. Перед глазами то и дело вставало уставшее, но спокойное лицо Артема с той фотографии. И тогда в груди сжималось что-то тяжелое и незнакомое.
Она зажмурилась, сделав наконец глоток. Виски обжег горло, но не смог прогнать навязчивые мысли. Наоборот, алкоголь размотал клубок памяти, выпустив наружу то, что она тщательно запирала.
Воспоминания нахлынули внезапно и ярко, словно это было вчера. Его руки. Они могли быть такими же грубыми и сильными, как у Кирилла, работать с металлом, чувствовать оружие. Но с ней… с ней они всегда знали, как стать нежными. Она вспомнила, как эти пальцы, покрытые мелкими шрамами, медленно и почти благоговейно скользили по ее коже, не оставляя синяков и царапин, а лишь мурашки и забытое теперь чувство безопасности. Как они могли успокоить ее одной лишь тяжестью, положенной на плечо. Как его прикосновения говорили не о владении, а о принадлежности друг другу.
Резкий, животный контраст с тем, что было вчера в кабинете, вызвал у нее почти физическую тоску. Холодный, властный секс с Кириллом был лишь способом сбросить напряжение, утвердить свое превосходство, пометить территорию. Это был обмен энергией, борьба, транзакция. В нем не было ни капли того тепла, той взаимности, того немого диалога тел, который когда-то был у нее с Артемом.
Она поставила бокал, и стекло громко стукнуло о мрамор тумбочки. Ей стало холодно. Она потянулась за одеялом, но поняла, что согреться не выйдет. Холод был внутри. Тоска по чему-то безвозвратно утерянному.
Она погасила свет и легла, уставившись в темноту потолка. Но за закрытыми глазами все равно стояло его лицо. И его руки.
Тоска, острая и физическая, сжала горло, перехватила дыхание. Желание и одиночество накатили единой, сокрушительной волной, смывая остатки самоконтроля. Алиса резко сбросила с себя шелковый халат. Ткань бесшумно соскользила на пол. Она легла на спину на холодную шелковую простыню, и ее ладонь сама, почти без участия разума, скользнула вниз по животу, к влажному теплу между ног.
Она зажмурилась, пытаясь вызвать в памяти нужный образ. Но это был не грубый профиль Кирилла, не его властные, пахнущие дымом руки. Нет.
Перед внутренним взором всплыло другое лицо. С твердым, но мягким взглядом. Шрам на брови, который она помнила на ощупь. Она представила его запах – не дорогой парфюм и не порох, а просто чистая кожа, мыло, легкий оттенок металла и бензина, который, казалось, навсегда въелся в его кожу. Она почувствовала призрак его прикосновений – не отметины, не доминирование, а знание. Грубые пальцы, которые умели быть до жути нежными, которые знали каждую клеточку ее тела лучше, чем она сама. Его голос, низкий и спокойный, шепчущий ее имя не как титул, а как… просто ее имя.
Артем…
Ее пальцы двигались быстро, яростно, отчаянно. Она не искала наслаждения, она пыталась достичь ыплеска, короткого забвения, чтобы заглушить ноющую боль в груди, загнать обратно воспоминания, что рвались наружу. Она впилась зубами в свою же губу, стараясь подавить стоны, которые рвались из горла. Ее тело напряглось в дуге, дыхание сорвалось.
Оргазм накатил внезапно и резко, короткой судорожной волной. Имя сорвалось с ее губ с хриплым, сдавленным выдохом:
– Артем…
Но вместо обещанного облегчения, вместо пустоты и покоя, на нее обрушилось другое. Сразу, как ледяной ушат воды. Жгучий, унизительный стыд. Горькое, соленое послевкусие потери. И всепоглощающая, оглушающая пустота, которая оказалась куда страшнее любой боли.
Она упала на спину, раскинув руки. Глаза широко открылись, уставившись в темноту потолка. Сердце бешено колотилось, но внутри была мертвая тишина. По щеке скатилась единственная предательская слеза, исчезнув в волосах.
Одна-единственная мысль, холодная, четкая и беспощадная, пронзила мозг, причиняя боль острее любого ножа:
«Этого больше никогда не будет.»
И это осознание ранило больнее всего.
Глава 4
Солнечный свет заливал гостиную особняка, играя бликами на безупречно отполированных поверхностях. Алиса просматривала документы, когда в дверь постучали. Вошла няня, ее обычно невозмутимое лицо было слегка озадаченным. В руках она держала аккуратную картонную коробку среднего размера.
– Это пришло на имя Максима, – произнесла няня, протягивая коробку. – Без обратного адреса. Курьерская служба… которой, как выяснилось, не существует. Охранник принял, не проверив, прошу прощения.
Алиса медленно опустила папку. Ее пальцы сомкнулись на коробке. Она была легкой. Слишком легкой для чего-то опасного, но ее ладони отчего-то похолодели.
– Выйдите, – тихо приказала она.
Оставшись одна, она долго смотрела на коробку, словно пытаясь рентгеновским взглядом увидеть ее содержимое. Затем острым маникюрным ножом аккуратно вскрыла скотч.
Внутри, утопая в мягкой древесной стружке, лежал кукольный театр. Не яркая пластмассовая безделушка, а старинный, дорогой, явно ручной работы. Дерево темного дуба было тщательно отполировано, крошечные фигурки в бархатных костюмах выглядели как настоящие произведения искусства. Арлекин, Коломбина, Пьеро… Их лица были вырезаны с удивительной тщательностью. Ни записки. Ни угроз. Только этот немой, прекрасный спектакль в коробке.
Алиса не дотронулась до него. Она смотрела, и ледяная рука сжала ее сердце, перехватывая дыхание. Она поняла. Это была не взрывчатка. Это было куда страшнее.
Это было сообщение. Бесшумное, идеально рассчитанное.
«Я знаю о нем всё. Я знаю, что он обожает, когда ему читают про Петрушку. Я знаю, что ему нравятся именно деревянные игрушки. Я могу входить в его мир, касаться его жизни, и ты, со всей своей властью и охраной, ничего не сможешь сделать. Твои стены для меня – бумага».
Кровь отхлынула от лица. Она отшатнулась от коробки, как от ядовитой змеи. Ее взгляд упал на дверь в сад, где всего в сотне метров под присмотром телохранителя играл ее сын. И впервые ее неприступный особняк показался ей хрупким стеклянным колпаком.
Тишину гостиной взорвал ледяной, сжимающийся от ярости голос Алисы. Она вцепилась в телефон, костяшки пальцев побелели.
– Немедленно ко мне. С оборудованием. Всё, – она бросила трубку, не дожидаясь ответа.
В считанные минуты кабинет превратился в лабораторию параноика. Двое ее технических специалистов в стерильных перчатках, с лицами, напряженными от концентрации, исследовали кукольный театр. Они сканировали его на наличие электроники, аккуратно снимали крошечные костюмы, проверяли дерево на следы ядов, водили детекторами вокруг и внутри. Алиса наблюдала за этим, стоя у камина, не двигаясь, как изваяние. Внутри все кипело от бессильного гнева.
– Чисто, – наконец отчеканил старший из специалистов, снимая перчатки. – Никаких следов химикатов, микрокамер, передатчиков. Просто… игрушка. Очень качественная.
– Уйдите, – прозвучало тихо, но с такой силой, что люди бросились к выходу, прихватив свое оборудование.
Алиса осталась одна с немым укором, лежащим на столе. Ее первый порыв был – швырнуть эту изощренную насмешку в камин, наблюдать, как огонь пожирает изящные фигурки, превращая их в пепел. Она уже протянула руку, но замерла.
Из-за двери послышался топот маленьких ног и оживленный голосок няни: «Смотри, Максим, что тебе принесли!» Мальчик вбежал в гостиную, и его глаза сразу же широко распахнулись от восторга. Он потянулся к ярким куклам, бормоча что-то радостное и неразборчивое.