Жизнь моя. Сборник рассказов

В маленькой хижине голос бородача гремел, заполняя собой каждую щелочку. Сергею хотелось сбежать от этого голоса, а самое главное, от правды, с которой он в душе был согласен, но мечтал оспорить.

Фёдор неожиданно умолк, безнадёжно махнув рукой. Его жест говорил громче всех слов. Он мечтал, чтобы этот парень, казавшийся ему совершенным недоразумением, поскорее исчез и не мешал ему читать Библию и пытаться её понять. Сейчас хозяин хижины многое отдал бы, чтобы не оказаться там, у дальних капканов, во время аварии ребят. Ведь тогда можно было бы просто тихо жить своей жизнью, без угрызений совести, зная, что парни сами выбрали путь смерти. А теперь этот странный, почти мальчишка, говорит такое, за что Фёдору хочется его ударить. Но Христос призывает любить людей, и это казалось не сложным, пока люди были далеко. И всё же мужчина знал, что невозможно натренировать мышцы, если не заставлять их работать. И он понимал, что душа тренируется также как и тело – только под нагрузкой. Но сейчас ему казалось, что он не выдержит, и врежет этому самодовольному мальцу. И это будет проигрышем. Поэтому Фёдор замолчал и опустил взгляд на текст. Но читать уже не получалось. С тяжёлым вздохом он закрыл книгу и бережно положил её на место.

– Тебе запрещено её брать! – грозно приказал он.

До произнесения этой фразы, Сергею не хотелось читать Библию. Но стоило Фёдору произнести эти слова, парень очень сильно захотел взять книгу и почитать её. Сергей не знал, «сработал» ли обычный подростковый протест – взять то, что запретили? А может быть, ему захотелось доказать, что он способен понять Писание? Но сейчас парень не задумывался о причинах. Он просто решил взять книгу как только Фёдор уйдёт из дома. Сергей помнил, что Фёдор собирался на промысел, как только закончится буран. Но пока за окном мело и ветер не собирался успокаиваться. И двум разным мужчинам, молодому, почти мальчишке, и тому, чьи виски уже слегка побелила седина, приходилось делить общее тесное пространство и постараться хоть как-то поладить.

Глава 4

Сергей старался совсем не разговаривать с хозяином хижины. Он очень боялся этого грозного бородача, но ему было невыносимо находиться в замкнутом пространстве с этим человеком так долго, и не иметь возможности просто поговорить.

Парень был очень общительным и вынужденное молчание воспринимал почти как физическую пытку. Но казалось, что для Фёдора молчание – самый привычный способ существования. Так прошло еще пара дней. Метель понемногу начала стихать, хотя еще мела достаточно сильно, но мороз усилился.

С утра Сергей был занят раскалыванием чурок, затем Фёдор учил его готовить оленину. Мясо находилось в лабазе, как и другие продукты. Лабаз – довольно большой закрывающийся деревянный короб на дереве, был труднодоступным для медведей и других диких зверей и всё в нем казалось хрустальным, настолько промёрзло. Прежде чем готовить, все продукты приходилось размораживать в хижине у печки, и поэтому еду всегда нужно было начинать готовить заранее.

Пока руки были заняты и голова решала множество мелких задач, пытаясь научиться выживать в новых условиях, Сергей еще как-то выдерживал молчание. Но наступал вечер, Фёдор снова достал свою единственную в его жилище книгу и принимался читать.

– А что вы думаете о Заповедях блаженства? – не выдержав, наконец поинтересоваться Сергей. Ему очень хотелось блеснуть знаниями, но он не мог придумать, как начать нужный разговор?

– Что я думаю? – Фёдор прищурился, затем произнёс. – Мне кажется, что тебя моё мнение не интересует. Так что давай, рассказывай, что ты думаешь об этом? – едва заметно вздохнул он.

Было заметно, что после той утренней вспышки, Фёдор подумал и решил попробовать найти хоть что-то доброе в своём вынужденном постояльце.

– Ну, раньше меня ужасно раздражало слово «блаженны». Это же только про идиотов говорят, что они «блаженные», – начал Сергей.

– На добродушных идиотов, на тех, у кого сердце чистое, – поправил его бородач. – Про злых такого не говорят и раньше не говорили.

– …ну а потом нам пастор объяснил, что это за слово. – Продолжил Сергей, едва ли обратив внимание на поправку. Было заметно, что он не слушает собеседника, а только ждёт, когда же тот договорит, чтобы продолжить собственную речь. – Блаженный, от слова «благо», то есть добро. Ну, это те, кто уже готов к духовным богатствам.

– А может не стоило «мудрствовать» и просто читать как написано? – нахмурился Фёдор. -

– А ещё пастор рассказывал, – не мог остановиться Сергей, – что греческое слово «макариои», ну, то есть «блажен» – это не эмоции, и даже не пожелание, а состояние, просто констатация факта. И оно даётся не за заслуги, а за отношение к Богу.

– Всегда считалось, что блаженный – это очень счастливый, чьё счастье не зависит от обстоятельств и настроений, просто это высшая степень счастья.

– Ну, в общем, можно и так сказать, – согласился Сергей, боясь, что Фёдор вдруг замолчит сам и потребует, чтобы гость утих тоже.

– А о том, что сказал ваш пастор, тоже стоит подумать. – Немного рассеянно произнёс бородач, глядя, как языки пламени бодро пожирают очередное полено в печи. На некоторое время он словно улетел куда-то далеко в мыслях. Затем встал, положил Библию на стол и взял новые лучины. – За отношение к Богу… – добавил он задумчиво. – А ведь правда, если не искать общения с Богом, если не вызывать в себе желание Его присутствия, тогда оно и не придёт. В Псалме же сказано: «Боже, Ты – Бог мой. Тебя от ранней зари ищу я. Тебя жаждет душа моя. По тебе томится плоть моя…»3 – это очень сильный призыв! Наверное на такой призыв и отвечает Бог Своим присутствием?

Фёдор, привычно найдя в Библии то место, которое вспомнил, прочитал его из книги. Но было заметно, что он скорее поглядывает в текст, чем читает его. Сергей вдруг понял, что долгими зимними вечерами, закончив все дела, этот человек читает и перечитывает ту книгу, которая сейчас лежала у него на коленях. И парень подумал о том, что вряд ли миссионеры, подарившие Библию таёжному отшельнику, предполагали, что тот будет читать её так часто, что многие места сможет цитировать наизусть, не пытаясь учить текст.

– Там дальше сказано: «блаженны нищие духом». – Вдруг спросил Сергей. – Но я так и не понял, как богатый и умный человек может решить, что он – нищий?

Фёдор невольно приподнял бровь. Это на самом деле был вопрос, а не способ рассказать о том, что парень знает. И Фёдор удивился, ведь вопрос подразумевает, что у человека есть собственные мысли, или по крайней мере реальное желание что-то понять.

– Ну, я как раз сейчас об этом и думал. Давид в Псалме сообщает, что он, как бы сам создал в себе это чувство нищеты. Он ведь был очень богатым царём, но понимал, что никакие деньги или удовольствия, которые за них можно купить, не идут ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал в присутствии Бога. И тогда он, вместо того, чтобы искать с утра пораньше, чем бы набить свой живот, или какие бы другие удовольствия получить, начитает искать Бога. Ведь у нас не возникнет желания что-то иметь, если мы не будем говорить себе о том, что у нас чего-то нет. Вот когда у меня не было колбасы, и я не вспоминал о ней, то забыл, что она существует. А после того, как в ваших запасах я увидел много копчённой колбасы, то вспомнил, что она есть в мире. И теперь, когда она закончится, какое-то время, возможно, я буду её хотеть, пока снова не забуду про неё. А если я захочу мечтать о ней всегда, то я буду думать про неё и вспоминать её вкус. И тогда гарантировано, что и год спустя я всё еще буду хотеть её.

– Кажется я начинаю понимать, – удивлённо произнёс Сергей, на миг забыв о том, ради чего начал эту беседу. Он хотел говорить, но теперь вдруг рад был слушать. – Получается, что можно быть богатым в материальном, но всё равно вызвать в себе состояние духовной нищеты?

– Да, и можно быть нищим, совсем не понимая этого, и не ощущая своей нищеты, – согласился Фёдор. – Вот ты например, ты ничего путнего делать не умеешь, но считаешь, что все тебе обязаны и что ты – самый крутой.

Фёдор снова явно хотел зацепить паренька и у него это получилось. Но реакция парня оказалась совсем не той, какую ожидал мужчина. Сергей вдруг чуть не заплакал. Он закричал на всю маленькую хижину, надрывно, со слезами обиды в голосе:

– Да что вы можете понимать в этом? Как я могу что-то уметь, если мне сразу всё приносят, стоит только заикнуться о любой вещи?! Да, я – ничтожество! Я – ничего не умею, я ничего не хочу, я ничего не люблю! Я ни о чём не мечтаю! А как я могу мечтать о том, что лежит у меня перед носом? Как я могу мечтать о чём-то, если даже девчонку, которая мне в городе понравилась, отец мне привёл на следующий день? Я возненавидел её сразу, как только увидел в нашем доме. Раньше, в городе, она казалась мне какой-то неземной, воздушной, которую нужно завоевать, и которую очень трудно будет уговорить пойти со мной на свидание. Но она оказалась обычной продажной дешевкой, которую мой папаша купил на следующий же день!

– Да, я понимаю тебя, – взгляд Фёдора вдруг стал серьёзным и даже грустным. – Любая цель становится для нас важнее, если мы прилагаем усилие для её достижения. И если наше желание «настоится» невыполнением, только тогда может стать мечтой. Как квас становится квасом, только если постоит, побродит. Именно недостаток чего-то рождает в нас желание и мечту.

– Как вы верно заметили! – поразился Сергей. – Так значит тоску, которая меня замучила можно вылечить?

– Ну да, если забрать у тебя все твои безделушки и оставить жить без всемогущего «папочки», который считает, что любит тебя, а на самом деле наслаждается тем, что все может, а о тебе вообще не думает. – Резко ответил Фёдор.

– Мне кажется, что вы очень злы или на моего отца, или просто на всех богатых, – заметил Сергей.

– Да. И тому есть серьёзная причина. Но это не твоего ума дело, – жестко ответил бородач.

Он встал, закрыл Библию и вернул её на полку. В этот раз он явно не был сердит на то, что его юный гость помешал чтению. Ведь взамен он оставил мысли, которые сам Фёдор не смог бы прочитать. И в его голове они не могли родиться. И всё же он был раздосадован, что Сергей напомнил ему о прошлом. Фёдор вышел на улицу, чтобы покормить собак на ночь.

Через время, в хижину, вместе с вернувшимся с улицы хозяином, снова ворвалась метель, закружив снежинки по комнате, раздув в печке пламя. Фёдор шумно выдохнул:

– Ну разыгралась! Прямо не на шутку! Давно такого не было. Даже собаки ушли под снег, зарылись. Значит будет еще холоднее. Я- то думал, что она скоро закончится. А тут будто всё по кругу пошло.

– А вы собак домой не заведёте? В такой-то мороз. – Поинтересовался Сергей.

– Тогда они станут нежизнеспособными, не выживут в тайге. А мне они нужны не городскими, не домашними, а нашими, таёжными. – Спокойно ответил Фёдор, снимая тулуп и малахай. – Они прекрасно выживают в тайге. Пусть так и остаётся. Я их кормлю и этого достаточно.

Фёдор разделся, повесил тулуп на гвоздь у дверей и присел к печке, протянув к теплу руки. Он задумчиво смотрел на огонь, затем спросил:

– Как ты умудряешься совмещать так много добрых и полезных знаний и такой ужасный характер?

– Вы опять цепляете меня? Зачем? – не выдержал Сергей.

– Нет, я не собирался тебя обижать, просто стало интересно, – спокойно ответил бородач. – Мне кажется, что ты по сути, мог бы быть неплохим парнем, если бы не считал, что все тебе что-то должны.

Сергей хотел возразить, но потом задумался. За дни, проведённые в хижине, он вынужден был делать многие вещи, и ему это было приятно. Но он научился не только колоть дрова, готовить пищу, но самое главное – он научился вовремя замолкать. Раньше в его жизнь происходило немало неприятностей оттого, что парень не умел сдерживать эмоции, и не следил за словами. Но теперь он ощутил, что жизнь может складываться иначе, если промолчать, вместо того, чтобы вставить удачную колкую фразу. Иногда, охотничье ружьё, прислонённое к ноге сердитого мужчины, творит с людьми настоящие чудеса.

Сначала этот холодный ограничитель свободы слова сильно злил Сергея, но теперь он вдруг начал понимать, что можно жить иначе, что порой стоит промолчать и послушать собеседника, прежде чем озвучивать свои скоропалительные выводы. И парень задумался о том, чтобы научиться молчать даже тогда, когда вернётся домой.

«Если вернусь», – невольно поправил он себя, снова взглянув на ружьё Фёдора.

Теперь Сергей колол дрова каждое утро, затем они по очереди готовили еду, и чистили снег пробивая дорожки к поленнице и к лабазу. В свободное время Фёдор читал, а Сергей тосковал по своему телефону, завидовал хозяину у которого есть книга и иногда решался заговорить о чём-то. Сначала Фёдор принимал «в штыки» любые реплики своего гостя. Сергей явно раздражал его. Но потом бородач стал намного более снисходительным к гостю и временами с готовностью общался.

Глава 5

Сергей заметил, что Фёдор очень осторожно выбирает темы для разговоров. Он не переносил любые рассуждения «ни о чём» или мечты о чём-то далёком, но с готовностью включался в разговор, если речь шла о чём-то, что могло изменить жизнь, характер или давало новое направление для практической мысли. Однажды Сергей поинтересовался:

– А почему вы не хотите просто о чём-то поговорить?

– Потому что я знаю, что в нашей памяти остаётся всё, что мы услышали и увидели. Если я съел что-то не то, то у меня будет несварение или я выплесну содержимое желудка на снег, как ты, когда я тебя сюда тащил. А вот с мозгами так не получится. В них всё остаётся. И когда-то, скорее всего в самый неподходящий момент та самая пустая или отравляющая информация, вспомнится и всё испортит. Поэтому я решаю, что мне есть и что пить и не только в физическом, но и в смысле информации. – Сухо ответил бородач.

– Я никогда об этом не думал, – удивился Сергей.

Взгляд, которым Фёдор одарил парня, показался ему даже обиднее всех предыдущих слов. Он удивлённо сообщал: «А не предполагал, что ты думать умеешь!»

Но Сергей так сильно хотел поговорить, что молча «проглотил обиду».

– Как вы выдерживаете одиночество столько лет? – удивлённо спросил Сергей, когда узнал, что Фёдор живет в своей избушке уже пять лет, лишь несколько раз приехав в посёлок, чтобы сдать пушнину и закупить соль, спички и другие простые вещи, необходимые для жизни.

– А как ты можешь всегда находиться в толпе? – вопросом на вопрос ответил Фёдор.

– Ну… зато там я не чувствую себя одиноким, – поёжился Сергей.

Фёдор насмешливо приподнял бровь. Весь его вид сейчас говорил громче слов: «А ты хорошо подумал? Правда не врёшь? Или ты так наивен, что на самом деле веришь, что в толпе людей ты не один?» Но затем он посмотрел на огонь, подумал и вдруг произнёс:

– Через одиночество у нас есть возможность прорваться к Богу на личную встречу…

– А как же те, кто всегда живут среди людей? – Сергей выглядел немного растерянным.

– Одиноким можно быть и в толпе. И в толпе людей даже проще ощутить своё безнадёжное одиночество… – задумчиво ответил Фёдор, вздохнув.

Ему явно неприятно было объяснять то, что казалось очевидным. Теперь мальчик уже не казался совсем глупым и Фёдора вдруг огорчило, что ему нужно все пояснять словами.

– Да, вы правы, – задумался Сергей.

Он вдруг ясно понял, что здесь, в хижине нет смысла изображать то, чего нет, и не нужны маски. Скорее здесь они сильно мешают. Он понял, что именно маска, которую он почти не снимал даже оставаясь один, так сильно раздражала этого одинокого бородача. Но стоило на какое-то мгновение стать честным, и Фёдор изменил отношение, стал мягче и добрее. Для Сергея это казалось очень странным.

В обществе, где он родился и вырос, везде и всегда нужны были маски. Даже дома родители носили маски успешных людей и дружной семьи. Они не снимали масок даже перед детьми, стараясь вести себя доброжелательно друг ко другу. Но дети чувствовали холод между родителями и знали, что их брак давно на грани развала, и только общий бизнес держит их вместе.

В церкви нужны были другие маски. Там семья играла роль добрых, но разумных меценатов, которые иногда кому-то помогали. И эта помощь, всегда крупные суммы, которая выделялась случайно, под настроение отца семейства, как выигрыш в казино, держала всю общину в напряжении. Многие заглядывали в глаза Борису Львовичу в надежде, что когда-то и на их долю выпадет «выигрыш».

Но никто не знал, что отец Сергея получил своё место, когда женился на его матери и даже сейчас, любые большие суммы, потраченные зятем, Сергей Степанович должен был одобрить. Внука назвали в честь деда, не спросив у отца, и поэтому всякий раз, когда Борис Львович произносил имя сына, это напоминало ему о зависимости от тестя и он ненавидел имя сына, хотя сына всё же любил. Но это была любовь не к отдельному человеку, пришедшему в мир, а к своему продолжению и к возможности проявить свою силу на фоне беспомощности ребенка.

Маски в мире паренька нужны были чуть не на каждый вздох, и он никак не мог поверить, что можно хотя бы сколько-то прожить без них. Глубоко в душе он был уверен, что не выживет и дня, если перестанет притворяться тем, кем по мнению окружающих он должен быть. Но самое страшное было в том, что Сергей ненавидел свою жизнь, ненавидел маски, но понятия не имел, кто же он без этих самых масок? Он боялся искренности даже перед собой, страшась обнаружить полную пустоту и бездарность внутри себя.

И вдруг, оказавшись в хижине, Сергей обнаружил, что только честность, даже грубая или некрасивая, даёт ему право на жизнь и на общение, и никак не мог поверить с реальность того, что происходило.

И всё же постепенно Сергей пытался понемногу учиться общаться так, как хотел Фёдор. Иногда парню казалось, что это просто требование новой «маски», что хозяин хижины хочет, чтобы гость изображал честность и открытость. Но пытаясь что-то изобразить, Сергей не раз нарывался на грубость со стороны Фёдора, который не переносил фальшь и легко её замечал. После подобных резких замечаний о лжи, Фёдор замыкался и не хотел разговаривать, сердясь, если гость просто спрашивал о чём-то. Покой и простая жизненная правда были для Фёдора основой его существования и он не переносил, если кто-то пытался разрушить их. Именно ради того, чтобы жить в той атмосфере, которую избрал для себя мужчина, он согласился уйти от мира и терпеть немало лишений.

– Я имею право на свой выбор, потому что сам плачу за него своим образом жизни, – резко оборвал он Сергея, который в начале их знакомства попытался призвать его «к совести и к исполнению правил гостеприимства». – Я тебя не приглашал в гости и ничего тебе не обещал. Так что не вешай на меня выдуманные тобой «долги». В таком случае я начну напоминать тебе о том, что ты мне должен за то, что я не позволил тебя сдохнуть в тайге, – пригрозил он, – и за то, что защищаю тебя от диких зверей.

Сергей тогда замолчал и задумался, понимая, что правда на стороне хозяина хижины, который не только спас его от смерти, но кормит, поит и греет его каждый день, хотя и требует равного с ним труда по обслуживанию того минимального комфорта, которым они пользуются.

И постепенно Сергею захотелось попробовать понять, кто же он на самом деле? Чего желает, что ему нравится? Довольно скоро он выяснил, что говоря о честности перед собой, Фёдор имеет ввиду не только вскрытие пороков, но и понимание добрых качеств, возможностей и талантов, которые сам Сергей еще не раскрыл в себе. И тогда ему стало намного легче честно отвечать на вопросы бородача, или признаваться себе самому в том, что обнаружил. И с этого времени Фёдор перестал отпускать язвительные реплики в адрес гостя. Он лишь однажды с удивлением заметил:

– Оказывается в тебе не всё прогнило. Надо же, что-то есть толковое и живое!

– Опять вы! – вспыхнул было Сергей, но потом замолчал под внимательным взглядом Фёдора.

Посмотрев пристально на паренька, Фёдор спокойно сообщил:

– Это был комплимент.

С этого времени Фёдор чаще соглашался на беседу. И однажды даже разоткровенничался. Он рассказал о том, что было до того, как он ушел в тайгу. Рассказал о смерти родителей, о том как мечтал быть кому-то нужным, и после армии пошел работать в охрану к одному очень богатому человеку. Рассказал о том, как превратился в тень своего работодателя, стараясь не просто угодить ему, но даже предугадывать все его нужды и желания.

– Я даже личную жизнь решил не устраивать, – угрюмо сообщил он. – Была одна девушка, очень мне нравилась! Но я решил, что не смогу работать с полной отдачей, если женюсь. И я отошел в сторону. Я видел, что нравлюсь ей. Но она тоже приняла мой выбор. А потом… потом кто-то из наших охранников оказался «крысой», навел грабителей. Мой работодатель, которому я был верен всей душой, подумал на меня и, – ядовитая усмешка скривила его губы. – Он приставил к моему затылку пистолет, – тяжело вздохнул он. – Конечно, я и сам виноват, как может кто-то уважать меня, если я сам себя не уважал? Если я вел себя как верный, но бестолковый пёс.

Примечания