Доктор Чума

Прежде, чем читать это, устройтесь поудобнее на диване. Лягте на кровать, положив подушку под шею. Опустите кресло в автомобиле или самолете. Сядьте так, чтобы вам было комфортно. Научно доказано, что норадреналин, гормон, отвечающий за реализацию реакций, вырабатывается в стоячем положении тела. Вам он не понадобится. Так что, если вы стоите в набитом автобусе, – отложите этот рассказ. Если вы ждете своего приятеля на площади – отложите этот рассказ.

Прежде, чем читать это, заварите себе из пакетика чай. Купите кофе в бумажном стаканчике из автомата на станции. Мы на восемьдесят процентов состоим из воды. А наш мозг – на все девяносто. Научно доказано. Так что – пейте. Не читайте этот рассказ, если вы изнываете от жажды, сидя на душной лекции по экономике. Не читайте этот рассказ, если в вашем офисе сломался кулер или в вашей комнате в общежитии сгорел чайник.

Если вы курите – закурите. Курение ненадолго провоцирует деятельность мозга. Научно доказано. Если вы едете в купе и здесь запрещено курить, можете просто положить в рот сигарету. Научно доказано, что при долгой зависимости даже этот жест вызовет эффект плацебо. А сигарету – сигарету вы сможете скурить позже в тамбуре. Тогда, когда дочитаете. Примерно через двенадцать минут. Через шесть, если вы владеете скоростным чтением.

Один мой друг после учебы подрабатывал в кафе. Знаете, такие кафе, где на первом этаже в зале над барной стойкой висит немой телевизор, где за прилавком стоит улыбчивая девушка и где можно заказать себе еды и поесть за одним из столиков. Такие кафе, где на втором этаже можно заказать ту же самую еду в два раза дешевле, но при условии, что вы запихнете ее себе в сумку и уйдете восвояси. Не будете сорить за столиком. Не будете дергать официантку.

Мой друг работал в таком кафе на приеме заказов. Ему даже выделили личный офис – ну, как офис. Кабинет. Комнатушку. Каморку для швабр без швабр. Все, что было у него в этой каморке, – огромный стол и пять, или шесть, телефонов.

– Добрый день, это приемная заказов традиционной японской кухни «Окинава», – говорил он в большую трубку красного кнопочного телефона.

– Здравствуйте, вы попали на линию «Харакири». Что бы вы хотели поесть? – говорил он в блестящий черный телефон с антенной.

– Кухня «Они-чан» на связи, – говорил он по зеленой трубке. – Слушаю вас.

Вся кухня города в одном кафе. Вся палитра в одном флаконе.

Доктор Чума. В Средневековье, во времена эпидемии чумы, доктора в масках в форме головы птицы пытались помочь больным. У них были сушеные травы. Горькие настойки. Чесночные амулеты. Они лечили своих больных лекарствами, кровопусканием. Прижигали и вырезали чумные бубоны. И у всех, всех этих способов была общая черта. Они все одинаково не работали.

Тот мой друг. Он был Доктором Чумой для клиентов своего кафе.

Он так много говорил по телефону, что у нас в компании даже была такая шутка. Мы звонили ему на личный, мобильный телефон, и ставили на то, куда мы попадем сегодня. Мы звонили ему на мобильный и слышали:

– «Окинава».

Наш смех было слышно даже в трубку в другой его руке. Мы узнали это, потому что на кафе подали в суд. Сначала этого моего друга уволили, с отвратительной записью в трудовой книжке, а потом кафе закрыли. С тех пор этот мой друг так и не может найти работу. Тот клиент, что звонил в элитный ресторан «Харакири», и услышал «Окинаву». Тот клиент, в трубке в правой руке моего друга. Он не перестал есть суши.

Этот парень явно не промах.

Другой мой друг, с моего колледжа, уехал работать в Китай. У него был выбор – поехать в Китай или Индию, и он выбрал Китай. Даже выучил китайский язык. Теперь, когда он вернулся в родной город, он любит сидеть на мокром скользком краю круглого фонтана у входа в тату-салон и смотреть на выходящих оттуда людей. Людей с новенькими татуировками на латыни, китайском или хинди. Людей, думающих, что на другом языке тату выглядит интереснее. Загадочнее. Умнее. Мой друг сидит и потом выкрикивает:

– Слоновье дерьмо!

Девушка в рваных джинсах нервно смотрит на него и быстро проходит мимо. У нее на раскрасневшейся руке – нет, у нее в руке – черная краска иероглифов. У нее в руке – слоновье дерьмо.

Мой друг сидит на фонтане и кричит мужику с бородой дровосека и голым воспаленным торосом:

– Моя сестра – грязная потаскуха!

Дровосек грозно смотрит на него, но уходит, ничего не сказав. Потому что у него в груди его сестра-потаскуха. Даже если его сестра – волонтер в доме престарелых, даже если у него нет сестры – она потаскуха.

Этот мой друг, из Китая. Мы сидим на фонтане, и он рассказывает, что он контролирует качество сырья, и ему приходится часто ездить на чайные плантации Фуцзяня. Он говорит, что там выращивают разные сорта чая. С одного кустарника. Белый чай. Красный чай. Зеленый, черный и желтый. Улун и пуэр. Весь чайный рынок на одной плантации. Вся палитра в одном флаконе.

Выделяется только часть плантации: полоска кустов с темно-зелеными большими плотными листьями.

Мой друг кричит деловитой женщине в цветочном платье, с распухшей красной лодыжкой:

– Обезьяньи кишки вкусны, если их настоять в моче тигра!

Кусты с плотными листьями поливают так же, как чай. Обрезают и собирают так же, как чай. Отправляют за границу так же, как чай. Только половину – в десять раз дороже, потому что это табак. А остальную половину – в пятьдесят раз. Потому что это элитный табак. Китайский табак и индийский табак.

Черный чай, белый чай, табак. Индия и Китай. Этот парень. Он Доктор Чума. Доктор Чума с мокрой от брызг фонтана футболкой.

В год примерно миллион двести тысяч человек умирает от рака легких. Это около трех тысяч в день. Сто двадцать пять в час. Два в минуту. Это значит, что пока вы курите свою брендовую сигарету ценой в пачку чая, два человека бросают курить.

Мой друг говорит мне это, потому что сейчас мы оба затягиваемся сигаретами и стряхиваем пепел в фонтан. Мой друг говорит мне это, потому что у него тоже рак. Мой друг говорит, что, если его мать, или я, или врачи отнимут у него сигарету, – он будет курить чай. Каркадэ. Мате. Ройбуш. Этот парень явно не промах.

Тот мой друг в кафе. Этот друг на плантациях. Я. Для нас Доктором Чумой стал наш колледж. У каждого из нас есть диплом. Но ни один из нас не работает юристом.

То, чем занимаюсь я. Мешаю бетон. Кладу кирпичи. Крашу стены. На свой диплом юриста я по утрам ставлю чашку кофе или стакан чая. Или кладу сигарету.

Наша компания была привлечена к постройке защитных сооружений под массивом Моста, «пятачков» каждые десять метров, между которыми по всей длине моста потом развесят металлическую сетку. Чтобы ловить самоубийц. Чтобы не позволять им умирать.

Чиновники области, нанявшие компанию, даже не догадываются, что тоже становятся Доктором Чумой. Они вешают на мосте баннеры и объявления с номерами телефонов психологической помощи. Они каждые пятьсот метров расставляют будки и нанимают сторожей, чтобы те следили за пешеходами. Теперь они строят «пятачки».

Баннеры, сторожа и пятачки. Они одинаково не работают. Потому что в таком деле, как смерть, если у человека есть цель – он добьется ее. Любой ценой. Ценой своей жизни.

Я стою в люльке, подвешенной к мосту. У меня есть мастерок и плоскогубцы. Лоток раствора и киянка. Отвертки, гайки, шурупы и болты. Целый вал инструментов. И сигареты.

Утром – утром не хочется работать. Ничто не бодрит. Кофе. Латте, американо и капучино. Чай – черный, зеленый и каркадэ. Вся палитра в одном флаконе. Вся палитра, которая одинаково не работает. Мой Доктор Чума.

Днем слишком палит солнце, чтобы заниматься физической работой. Пот стекает по спине, жара давит в виски стальными клещами. Солнце отсвечивает от воды, и, стоит опустить взгляд чуть ниже своего носа, как потом перед глазами, когда моргаешь, загораются и тухнут черные пятна.

Вечером – вечером нельзя работать. По технике безопасности. Я стою в люльке, подвешенной к мосту. Курю. Честным трудом зарабатываю себе рак. Меня не остановят плакаты психологической помощи. Меня не остановят сторожа в будках. Меня не остановят пятачки. Мои пальцы – кожа на моих пальцах, указательного и среднего, между которыми лежит сигарета, давно желтая от никотина. Мои легкие, по словам врачей, работают на шестьдесят процентов.

Я стою в люльке, висящей над одним из незаконченных пятачков. Даже не начатых. Темно. Раствор в лотке давно застыл. За ограждение моста перелезает женщина. Одна из тез целеустремленных женщин, которые в своем стремлении умереть не обращают внимания на баннеры и сторожей. Она стоит на металлической опоре, держась за ограждение, на десять метров правее от меня. У нее на лице – размазанная помада, потекшая тушь и отчаяние. У нее нет волос. Кожа, там, где были волосы, уши, лоб покрыты красной коркой. Вся палитра в одном флаконе. Она замечает меня.

Эта женщина. Мы учились с ней в колледже на юристов. Она узнала меня и кричит, пытается перекричать порывы ветра, стоя на опоре моста, что она работала в магазине косметики. Элитной брендовой косметики, которую не тестируют на животных, которую делают только из натуральных продуктов. Полностью безопасных. Она была замужем. У нее были дети.

Она бросает мне свой мобильный. Дорогой, элитный брендовый телефон. Он не тестировался на животных.

Она кричит, но ветер доносит до меня лишь обрывки ее слов. Она кричит, что у них в магазин привезли новую партию шампуня. Не тестируемого на животных. Только из натуральных продуктов. Абсолютно безопасного. Она кричит что-то, срывая голосовые связки, и я сквозь шум ветра понимаю лишь то, что у нее тоже есть Доктор Чума. Она использовала этот шампунь, и у нее выпали волосы. У нее выпали волосы, и ее попросили уйти с работы. У нее выпали волосы, и муж ушел от нее, забрав детей.

Она кричит, что нет разницы, почему ее уволили. Сегодня из-за шампуня или завтра из-за дезодоранта. Нет разницы, когда от нее ушел бы муж. Сегодня из-за облысения, через год из-за любовницы или через десять лет – оттого, что она растолстеет.

Она отпускает руки и летит с моста.

Она летит с моста и хочет умереть, через восемь секунд разбившись о воду на скорости шестьдесят метров в секунду.

Она хочет умереть, но падает на один из бетонных пятачков. Тот, который я закончил неделю назад. Падает со звуком, который слышится при отбивании мяса для стейка. Падает со звуком, который издают собаки, разгрызая коровьи хрящи.

Дешевая «Окинава» и дорогой «Харакири». Белый чай или табак. Кофе или мост. Нет разницы, как вы себя убьете. Вы себя убьете, разница лишь в том, вкусно или не очень. Дорого или дешево. Умрете вы с желтыми от никотина пальцами или коричневыми от кофеина зубами. С волосами или без. Со слоновьим дерьмом, обезьяньими мозгами или сестрой-потаскухой. Прохожие позвонят в полицию по кнопочному красному телефону или новому блестящему сенсорнику, который не тестировался на животных. Будете лежать в деревянном гробу или цинковом. Доктор Чума. Средства, которые одинаково работают, или одинаково не работают.

Эта женщина. Ее муж и начальник стали для нее Доктором Чумой. Мост стал для нее Доктором Чумой. Я стал для нее Доктором Чумой. Вся палитра в одном флаконе. Эта женщина, хотевшая умереть, прыгнув с моста, не умерла. Эта женщина умерла, вскрыв себе артерию, когда выдирала катетер из своей руки, после того, как очнулась после месячной комы в реанимации.

Если вы хотите умереть, вас ничто не остановит. Баннеры и пятачки. Реанимация и катетер. Картинки на пачках сигарет и интернет-статистика смертности от рака. Это ваш Доктор Чума. Нет разницы, как вы это сделаете. Разница в том, будет ли вам больно или ослепительно больно. Страшно или панически страшно. Вкусно или вкусно до умопомрачения. Хорошо или потрясающе.

Так что теперь, когда рассказ окончен. Можете выйти в тамбур и закурить свою сигарету. И, пожалуйста, купите себе натуральный кофе и новую подушку.