Осень одиночества

Он указал на худую спину, завернутую в шотландский плед.

Копну рыжих волос незнакомца венчал тартановый берет, а из-под его килта торчали тощие волосатые ноги, облаченные в шерстяные носки и грубые ботинки. В углу почтового отделения валялось что-то похожее на переметную суму.

– Простите, сэр, – вежливо кашлянул Сабуров. – Куда вам необходимо добраться?

Он не спутал бы этот акцент с сотней других. На орлином носу обернувшегося к нему незнакомца блестели стекла пенсне, похожего на сабуровское.

– Дункан! – сердито выкрикнул он. – Озеро Дункан и замок Дункан, но меня здесь никто не понимает, а я читал лекции по геологии в Кембридже! Меня зовут мистер Зонненшайн, то есть мистер доктор профессор!

– Здесь все-таки не Кембридж, мистер доктор профессор, – примирительно заметил Сабуров, увлекая Зонненшайна к двери, за которой виднелись накрытые тартановыми скатертями столы. – Я тоже направляюсь на озеро, а пока давайте выпьем чаю.

Он перешел на немецкий и ученый даже отступил на несколько шагов.

–Англичане обычно не учат другие языки, думая, что знания своего достаточно, – заметил Зонненшайн.

– Считайте меня необычным англичанином, – коротко улыбнулся Сабуров.

– Стойте, – бесцеремонно велел Зонненшайн и Сабуров послушно остановился.

Вдалеке звонко лаял Тоби. Под сводами каледонского леса сеттер освободился от поводка. Волков в Шотландии давно истребили и Сабуров сомневался, что лисы подходят так близко к Авимору. Тоби гонял тетеревов, притаившихся на ветвях вековых сосен. Сабуров никогда не бывал в сибирской тайге, но, по его мнению, тамошние леса, должно быть, выглядели именно так.

Пройдя с полмили по накатанной дороге, ведущей прочь из Авимора, они с немцем словно оказались в зачарованном мире. Вздымающиеся к небу деревья обросли зеленовато—серыми мхами, а раскиданные по лесу гранитные валуны пестрели пятнами лишайников. Под ногами пружинила палая хвоя и Сабуров вспомнил свои немногие вылазки на охоту в леса под Петербургом. Заметив среди ползучих кустиков что-то красное, он хотел наклониться, но Зонненшайн опередил его.

– Клюква, – довольно сказал немец. – Прошлым августом я обошел пешком вокруг Исландии и немало ей пробавлялся. Берите, мистер Гренвилл. Я геолог, но уверяю, что ничего опасного в ягодах нет.

Рот Сабурова наполнился знакомой прохладной кислинкой и он поинтересовался:

– А что вы изучали в Исландии?

Зонненшайн посмотрел на него с плохо скрытым сожалением.

– Вулканы, разумеется, – высокомерно ответил ученый. – Без пристального к ним внимания невозможно понять природу земного шара.

Он постучал ногой в потрепанном ботинке по очередному валуну.

– Я спускался в жерло потухшего вулкана и мне повезло увидеть извержение. Можно было отправиться на Сицилию, – Зонненшайн пожал плечами, – но я предпочитаю высокие широты.

– И вы существовали на одной клюкве? – спросил Сабуров.

Неподалеку виднелась оранжевая россыпь лисичек, но сыщик велел себе не двигаться в их направлении. Ни один англичанин никогда не бы не сорвал дикий гриб в лесу. Максиму Михайловичу казалось странным, что джентльмены, отдающие большие деньги за французские лисички и итальянские трюфели в ресторанах, пренебрегают грибами, растущими у них под ногами.

– Грибы там, к сожалению, не водятся, – Зонненшайн снял тартановый берет, – поэтому я ловил рыбу, собирал водоросли и ракушки, а добрые фермеры делились со мной молоком и сыром. Погодите! – он одним прыжком оказался у лисичек.

– Нас ждет роскошная трапеза, мистер Гренвилл.

В переметной суме ученого, кроме мешка камней, притаились медный котелок, походная фляга и складное удилище с крючками.

– Я брожу пешком со студенческих лет, – объяснил Зонненшайн. – Лес или горы для меня все равно что дом родной.

Выяснилось, что ученый месяц назад прибыл в Абердин на рыбацкой шхуне.

– Сначала я обследовал Шетландские и Оркнейские острова, – объяснил Зонненшайн. – Вы знаете, мистер Гренвилл, что в Северном море могут найтись месторождения нефти?

– На поверхности воды? – спросил Сабуров и немец закатил глаза.

– Разумеется нет. На шельфе, – он подхватил сучок. – Вы знаете, что такое шельф? Погодите, я сейчас нарисую.

Сабуров предполагал, что, пройдя пешком сто миль от Абердина до Авимора, немец все-таки соскучился по человеческой компании. За три часа дороги к озеру Дункан Максим Михайлович узнал и о шельфе, и о природе вулканов и о теории строения Земли, за которую, как гордо сказал Зонненшайн, его называли сумасшедшим.

– Галилея тоже никто не понимал, – немец вернулся к ожидающему его Сабурову с очередным камнем. – Смотрите, вот ваш портплед. Нечего было волноваться.

Зонненшайн наотрез отказался ехать к озеру в экипаже, присланном из имения Маккарти.

– Я должен осмотреть окрестности, – заявил ученый, – что невозможно сделать из коляски. Вам полезно прогуляться пешком, – он оглядел Сабурова, – вы похожи на кабинетного червя. Отправьте портплед с кучером, он никуда не денется.

Максим Михайлович, отвыкший от немецкой прямоты в разговоре, только кротко кивнул.

Подхватив портплед, он крикнул:

– Тоби!

Сеттер, испачкавшийся в болотной грязи, вынырнул из густого кустарника и немедленно ринулся на каменистый берег озера.

Рассматривая вздымающуюся в лазоревое небо гору, Сабуров присвистнул.

– Видимо, это и есть остров Дункан, герр Зонненшайн, а гора на нем похожа на…

– На потухший вулкан, – потер руки немец. – У меня впереди много работы. Зажгите факел, мистер Гренвилл, – распорядился он.

В необъятной походной суме Зонненшайна отыскались завернутый в промасленную бумагу кусок бекона и шотландские овсяные лепешки.

– Пить мы можем из озера, – заявил ученый. – Ручаюсь, что вода безопасна. Я не противник алкоголя, – он ухмыльнулся, – но только в свободное время, мистер Гренвилл.

Помешивая в котелке румяные лисички, немец левой рукой набросал в появившемся из сумы блокноте рисунок чего-то, напоминающего русскую кулебяку, которой немедленно захотелось Сабурову. Шансов получить в Лондоне что-то похожее не было, поэтому он пробавлялся корнуольскими пирогами.

Примечания