Несколько слов о литературном «оскудении»

Пессимистический взгляд на современное состояние русской беллетристики получил, как известно, весьма широкое распространение. «Литературное безвременье» – вот предмет постоянных жалоб, раздающихся и в обществе и в печати. «Литература оскудевает» – вот положение, которое в большинстве случаев признается за неопровержимую истину, за истину, не требующую никаких доказательств. «Современным художникам также далеко до писателей «классического» прошлого, как земле до неба», – таковы категорические заявления, которые приходится слышать почти на каждом шагу.

Что современная русская беллетристическая литература переживает период кризиса, не подлежит ни малейшему сомнению. Не подлежит также сомнению, что она приобретает характер, совершенно отличный от того, какой имела раньше, например, в шестидесятых-семидесятых годах. Но насколько категорические заявления и жалобы справедливы? В какой степени они оправдываются фактами действительности? В каких формах выражается кризис, переживаемый литературой? В чем сущность «оскудения?» Вот ряд вопросов, требующих ближайшего рассмотрения.

В своей последней статье, посвященной как раз вопросу об «оскудении» современной беллетристики, критик «Русского Богатства»[2] г. Подарский отмечает, между прочим, следующий интересный факт: он доказывает, что недовольство текущей беллетристикой вовсе не является исключительным достоянием наших дней. Жалобы па литературное «оскудение» раздавались на всем протяжении XIX века, не исключая эпох, признанных эпохами «рассвета литературы». «Строго судила себя, – говорит г. Подарский. – устами своих выдающихся представителей литература семидесятых годов. «С неменьшей строгостью высказывалась на свой счет литература шестидесятых годов на странницах «Современника». И раньше того, восходя к сороковым и тридцатым годам, мы найдем то же недовольство, то же страстное искание? лучшего под пером Белинского, который в одной из самых блестящих статей своих прямо доказывал отсутствие настоящей литературы. И если бы мы захотели подвигаться все дальше и дальше, то, пожалуй, дошли бы и до писателей екатерининского века». Отметивши этот факт, г. Подарский спешит оговориться, что жалобы людей семидесятых, шестидесятых, сороковых годов на литературное «оскудение» не имеют ничего общего с современными аналогичными жалобами. В первом случае, по его мнению, пессимистический взгляд на состояние текущей литературы являлся плодом самых повышенных запросов на жизнь и самых строгих требований к литературе, представляемых людьми необыкновенно развитыми и стремящимися к бесконечному самосовершенствованию. Во втором случае жалобы вызваны действительно безнадежным состоянием литературы.

Как типичный сотрудник «Русского Богатства» г. Подарский усвоил себе безусловно отрицательную точку зрения на современный ход жизни и на современных людей. Все в прошлом, ничего в настоящем – таково его credo; начиная с конца семидесятых годов русская жизнь, по его мнению, пошла на убыль; переживаемая нами эпоха характеризуется им как эпоха непрерывно развивающейся общественной реакции. Подобный, слишком пристрастный взгляд на прошлое и настоящее лишил его возможности дать надлежащую оценку литературным явлениям, заставил его неправильно истолковать значение отмеченного им факта недовольства текущей литературой, которое высказывали представители различных десятилетий и эпох.

Следует обратиться к журналам любой эпохи, посмотреть подряд несколько периодических органов этой эпохи и познакомиться с беллетристическим материалом, содержащимся в них; следует далее приглядеться к общей массе книг, изданных в эту эпоху, – тогда легко убедиться в том, что жалобы на литературное «оскудение» не являлись только результатом, высокого умственного развития, но были порождены действительно мало утешительным состоянием литературы. В каждую эпоху подавляющая масса беллетристических произведений представляла из себя нечто мало жизненное и мало художественное. По сравнению с этой общей массой число произведений, отмеченных печатью крупного дарования, было всегда очень и очень незначительно. Появление каждого из этих произведений критика всегда приветствовала как выходящее из ряда вон событие.

Наше время художественными талантами и дарованиями ничуть не беднее любой из предыдущих эпох. Напротив, теперь литература может гордиться таким изобилием талантов и дарований, какого, пожалуй, раньше и не встречалось.

В конце девяностых годов выдвинулась целая группа молодых художников слова. Художники слова, начавшие свою деятельность несколько раньше, в предыдущее десятилетие, проявили в конце девяностых годов усиленную энергию. И в настоящую минуту в рядах действующей литературной армии находятся: Максим Горький, В. Вересаев, г. Скиталец[3], Антон Чехов, Леонид Андреев, г. Тан[4], Евг. Чириков[5], А. Серафимович[6], Иван Бунин, К. Баранцевич[7], Д. Мамин-Сибиряк[8], М. Альбов[9] и другие; с другой стороны, нельзя не отметить также имен: К. Бальмонта[10], Ё. Фофанова [11], Д. С. Мережковского, А. Будищева[12] и других.

Говорить об «оскудении» талантов и дарований, одним словом, в настоящую минуту не приходится.

Не приходится говорить и об упадке художественной техники: отделкой стиля, тонкостью психологического анализа, уменьем пользоваться описательным элементом современные беллетристы, в общем, могут поспорить с мастерами прошлых времен.

Разговоры и рассуждения об «оскудении» литературы порождены обстоятельствами совершенно другого рода.

Русское интеллигентное общество привыкло с давних пор смотреть на беллетриста как на мудреца, призванного разрешать запросы жизни.

«Скажи: чему вы учите?» – обращается М. Горький устами одного из своих героев («Читатель») к современным беллетристам.

«Растет жизнь, с каждым днем люди учатся спрашивать. Кто будет отвечать им? Должны бы вы»… Но современные беллетристы, по словам М. Горького, не понимают «жизни настолько, чтобы объяснять ее другим», не понимают «запросов своего времени», не могут ничего «сказать для возбуждения человека, растленного мерзостью жизни, павшего духом». И потом, М. Горький в негодовании называет их «апостолами-самозванцами».

Подобное отношение к беллетристам типично не для одного М. Горького. Именно с тем же вопросом, как и М. Горький, обращается русское общество к беллетристам; именно образ «апостола», обманувшего возлагавшиеся на него надежды, мелькает перед глазами читателя, когда оп говорит о современном беллетристе…

Читатель не прав, обвиняя беллетристов. Он плохо прислушивался к голосу беллетристов, неоднократно заявлявших о своем отказе от пророческой миссии. Можно указать лишь единичные случаи «самозванства», имевшие место в лагере декадентов.

Кроме того, читатель знает хорошо, где следует ему искать источники жизненной мудрости. Чтение книг научного содержания, книг, по общественным и экономическим вопросам, которому за последние годы он с таким жаром предался, должно быть, научит его не преувеличивать роли беллетристики в деле уяснения роста текущей жизни. Но читатель все еще живет преданиями прошлого, не хочет никак примириться с мыслью, что времена Глеба Успенского или Салтыкова-Щедрина миновали, что беллетрист – учитель жизни и беллетрист – руководитель общественного мнения сошли с исторической сцены, что перед ним стоит совершенно' новый тип писателя. Этот тип писателя: ясно вырисовывается, если мы познакомимся с рядом беллетристических произведений, появившихся в журналах текущего года.

Мы найдем среди этих произведений несколько написанных красиво, отличающихся художественными достоинствами. Таковы: «В Цирке» А. Куприна[13] («Мир божий», январь), «Нерв прогресса» А. М. Федорова («Русское Богатство», февраль), «Горе отца Николая» В. Томского[14] (ibid.), «Роман в клетке» Е. Чирикова («Русская Мысль», январь), «Неудачник» Ануфрия Ефимова[15] («Образование», январь), «Домой» и «По Японии» г. Тана («Мир божий», январь и март), «Только час» А. Крандиевской[16] («Мир божий», март), «Новый год» Ивана Бунина («Русская Мысль», январь). Встречаются рассказы, замечательно умно написанные, – таковы: «Служащий» С. Елпатьевского[17] («Русское Богатство», январь), «Иннокентий Васильич» Е. Чирикова («Образование», январь).

Одним словом, названные беллетристы доказали, что творческий гений в русской литературе не умер, что силы художественного воображения не иссякли… Но если к новинкам текущей литературы русский читатель захочет обратиться с желанием «поучиться жизни», то особенно много нового и полезного для себя он не узнает.

Беллетристы предложат его вниманию, во-первых, несколько истин, с незапамятных времен ему известных.

Он прочтет, например, что жизнь, отданная интересам однообразной долголетней работы, не только скучна и гибельна для человека, что она убивает в человеке всю его энергию, все– лучшие порывы и движения его сердца («Нерв прогресса» А. Федорова).

Он прочтет, что жизненные неудачи и борьба за существование подрезают талантливым людям крылья, заставляют их приниматься за занятия, нисколько не отвечающие их духовным запросам («Неудачник» 0. Ефимова).

Он прочтет, что женщина не имеет нрава на праздность, что она должна трудиться («Вечеринка» А. А. Вербицкой[18], «Русское Богатство», январь).

Он прочтет, что совместная супружеская жизнь при отсутствии духовных интересов, единственно способных внести гармонию в семейный быт, немыслима («Роман в клетке» Евгения Чирикова).

Он прочтет, что непосредственное знакомство с недугами жизни, созерцание страданий неизмеримо сильнее действуют на человека, чем теоретическое знакомство с ними, подчеркнутое книжным путем («Только час» А. Р. Крандиевской).

В других случаях беллетристы остановят внимание читателя па «противоречиях жизни», укажут, что жизнь гораздо сложнее, чем принято думать, укажут, что некоторые установившиеся точки зрения требуют пересмотра, что нельзя слишком прямолинейно решать, например, такие вопросы, как вопросы о моральной ответственности, нельзя делать слишком поспешную оценку человеческих проступков и т. д. Но беллетристы в большинстве случаев не идут далее констатирования фактов, не пытаются заглянуть «в корень вещей», осветить вое стороны мрачной глубины противоречий.

Таков рассказ В. Брусянина о «Человеке-звере» («Мир божий», февраль) – о голодном крестьянине, старающемся устроить крушение поезда на железной дороге с целью грабежа.

Гораздо большему научится читатель из ряда рассказов, действие которых переносит его в среду, ему мало знакомую или вовсе не знакомую.

Из рассказа А. Куприна он почерпнет много сведений о быте служителей акробатического и атлетического искусства («В цирке»). Его сильно заинтересуют этнографические очерки г. Тана.

С. Елпатьевский расскажет ему о новом типе служащего – приказчике, о новом представителе трудового начала, который вступил уже на путь сознательной жизни и уже успел достичь некоторых успехов в борьбе за существование. Выведенный г. Елпатьевским тип, впрочем, не может считаться идеальным в некоторых отношениях. Его служащий слишком узко понимает интересы труда. Он видит смысл борьбы за существование исключительно в отстаивании узко личных интересов[19].

Последний рассказ, из всех перечисленных произведения, вообще способен удовлетворить читателя. По жизненности затрагиваемой им темы, по выраженному в нем стремлению ответить запросам читателя и следить за ростом текущей жизни, этот рассказ, наряду с рассказом гимназической жизни Евг. Чирикова «Иннокентий Васильич», является своего рода исключением из общего правила:

Но в общем современные беллетристы не могут многому научить читателя. Напротив, они сами только учатся жить. Они стоят перед лицом растущей жизни, как бы– в недоумении, они спешат лишь наблюдать ее, спешат передать читателю свои первые, поразившие их впечатления, отмечать, по ни выяснять, противоречия, на которые они наталкиваются…

Очень часто их внимание останавливается на явлениях и фактах, давно замеченных, давно оцененных русской литературой: это значит, что подобные факты и явления особенно часто выдвигаются ростом жизни, что, будучи оценены и взвешены теорией, в практической жизни, в жизни «толпы», в которую ушли беллетристы, подобные факты и явления играют громадную роль, составляют внутреннее содержание этой жизни.

Будучи не теоретиками, будучи людьми, вообще мало склонными заниматься строго критическим анализом действительности, современные беллетристы, отказавшиеся от «пророческой» миссии, переставшие быть «героями», по мере своего обращения в самых простых «смертных», все более и более отдаются жизни чувства.

Они сильно чувствуют, – о чем свидетельствует почти каждый из упомянутых выше рассказов. Наиболее удачны в большинстве этих рассказов именно их лирические места (особенно замечательны в данном отношении рассказы Ив. Бунина, В. Томского, А. Федорова), – они настолько сильно чувствуют, что даже те из них, которые обладают строго определенным миросозерцанием, зачастую увлекаются темами, которые с точки зрения этого миросозерцания не представляют особенного интереса (случай с Евг. Чириковым: см. его «Роман в клетке»).

«Курьер», 1902, № 76.

1

Статья Шулятикова «Несколько слов о литературном оскудении» помещена была в его критических этюдах в газете «Курьер» (1902, № 76).

2

См. статью В. Г. Подарского (Н. С. Русанов) «Процесс оскудения литературы и причины его». Статья напечатана, в журнале «Русское Богатство (1902, № 1). «Русское Богатство (1876–1899) – известный публицистический журнал, в начале специально экономического, а с 1880 г. литературно-общественного характера. Значительную роль журнал «Русское Богатство» сыграл в 70-е – 80-е годы, являясь главным проводником народническо-демократических воззрений.

3

Скиталец (1868) (псевдоним Степана Гавриловича Петрова) – писатель. Начало литературной деятельности протекает в «Самарской газете», а затем рассказы печатаются в ряде видных журналов. Лучший рассказ-»Октава» в журнале «Жизнь» (1900). Повести и рассказы Скитальца относятся преимущественно к жизни полуинтеллигентного босячества.

4

Тан (псевдоним Владимира Германовича Богораза) – писатель, а также этнограф-исследователь. В творчестве Тана, представляющем главным образом этнографический интерес, использован богатый краеведческий материал Якутской области. Стихи и рассказы печатались в ряде разнообразных периодических изданий.

5

Чириков Евгений Николаевич (1864) – писатель. Рассказы, повести Чирикова, преимущественно бытового характера, посвящены изображению мещанско-буржуазной жизни. Литературную деятельность Чириков начал; в приволжской газете, затем перешел в периодические журналы – «Русское Богатство», «Новое Слово», «Жизнь» и др. Эмигрант.

6

Серафимович (1863) (псевдоним Александра Серафимовича Попова) – известный беллетрист, выступил в литературе в 90-е годы драматическим рассказом «На льдинах» (из жизни северных охотников), из быта рабочих: «Маленький шахтер», «Под землей» и др., а вскоре и с большим романом «Город в степи». Расцвет творчества писателя падает на пореволюционный период. Серафимович получает известность как крупный пролетарский художник. Особенно значительно и художественно интересно eго большое произведение «Железный поток».

7

Баранцевич Казимир Станиславович (1851) – беллетрист. Повести и рассказы Баранцевича – преимущественно о жизни бедных и средних слоев общества. Наиболее значительна повесть «Порванные струны».

8

Мамин-Сибиряк (1852–1912) – известный писатель. Начало литературной деятельности относится к 1877 г. – появление романа автобиографического характера «Черты из жизни Пепко». С 1882 года Мамин-Сибиряк дает серию очерков и романов из приуральской жизни, в которых, сохраняя еще значительную верность народническим традициям, отмечает пагубное нашествие капитала. Наиболее значительны романы «Приваловские миллионы» (1883), «Горное гнездо» и др.

9

Альбов Михаил Нилович (1851–1911) – писатель. Творчество посвящено, с одной стороны, изображению человеческой личности, а с другой – актовым зарисовкам из жизни беспочвенной интеллигенции; последнее сближает Альбова с Чеховым. Рассказы: «Записки подвального жильца», «День итога», «Конец неведомой улицы».

10

Бальмонт Константин Дмитриевич (1867) – известный поэт-декадент, сторонник так называемого «чистого искусства». Первые литературные сборники: «Под северным небом» (1894), «В безбрежности» (1897) окрашены налетом пессимизма. С 1900 годов творческий путь Б. выражается в резком отходе от действительности, в стремлении поэта к крайнему индивидуализму и эротико-эстетизму. Сборники: «Будем как солнце», «Горящие здания» и др. В 1905 и 1917 гг. в творчестве Бальмонта зазвучали кратковременные вспышки «гражданских» мотивов, которые, однако, быстро исчезли. После Октябрьской революции Бальмонт эмигрировал. Творческий путь поэта завершился непримирением с Советским союзом. В настоящее время как поэт Бальмонт уже мертв.

11

Фофанов Константин Михайлович (1862–1911) – поэт. Творчество Фофанова, чуждое общественности, замыкается в узкий круг однообразной по мотивам лирики. Стихи Фофанова печатались в газете «Новое Время» и журналах «Северный Вестник», «Неделя», «Наблюдатель».

12

Будищев Алексей Николаевич (1867–1916) – беллетрист. Повести, рассказы и очерки печатал в «Новом Времени» и «Вестнике Европы».

13

Куприн Александр Иванович (1870) – известный беллетрист-эстет. В своем творчестве идейному началу Куприн противопоставил мироощущение – созерцателя-жизнелюба. Большие социальные сдвиги, знаменующие собой эпоху 90-х годов, прошли мимо художника. Любовь, красота – излюбленные темы его небольших рассказов. Октябрьская революция перебросила Куприна в эмиграцию, ярко вскрыв подлинную социально-классовую природу художника. Наиболее значителен рассказ «Поединок». Был напечатан в сб. «Знание» в 1905 году.

14

Томский В. – беллетрист. Его перу принадлежат несколько повестей и рассказов, преимущественно бытового характера, не выделяющихся из уровня «средней» журнальной продукции.

15

Ефимов Ануфрий – писатель «серенькой жизни». Один из лучших рассказов – «Неудачник».

16

Крандиевская (Анастасия Романовна Тархова) (1865) – писательница. В творчестве Крандиевской значительное место занимают темы, связанные с эмансипацией женщины. Рассказы печатались в периодических изданиях.

17

Елпатьевский Сергей Яковлевич (1854) – беллетрист, пользовался известным успехом как автор разнообразных путевых заметок. Лучшие рассказы – о Сибири.

18

Вербицкая Анастасия Алексеевна (1861–1928) – писательница; пользовалась в свое время значительным успехом, преимущественно в мещански-настроенной читательской среде. Центральный вопрос творчества Вербицкой – право женщины на любовь. Тематическая трактовка дается Вербицкой с большим привкусом порнографизма. Наиболее значительны романы Вербицкой «Дух Времени», «Ключи Счастья» и некоторые другие.

19

Рассказ А. Р. Крандиевской о посещении шахты, судя по началу, обещал быть весьма интересным; к сожалению, писательница сосредоточила свое главное внимание не на описании шахт и труда рудокопов, а на психологии интеллигентной девушки, спускающейся в шахту: ряд ощущений и настроений, которые испытывает эта девушка, описан г. Крандиевской хотя довольно ярко, но все-таки представляет мало интереса.