Веллоэнс. Восхождение
- -
- 100%
- +
– Но тогда ваша компания станет монополистом в сфере энергетических ресурсов планеты! В вашей власти окажется безграничная энергия. Этого нельзя допускать! Кроме того нет гарантий, что такого рода инноватика сработает как следует. Насколько мне известно, ваши опыты уже приводили к человеческим жертвам. Спасибо за представление проекта, после конференции он будет рассмотрен комиссией Лиги.
По залу прошла волна возмущения. Хеминс был близок к провалу. Эти алчные чинуши во главе с Ленгом готовы загубить планету, лишь бы на своем веку накатать жирное брюхо. Ну, ничего, и в его руках были козыри! Директор «Экостарс» включил модулятор. По телу прошла мелкая дрожь, он ощутил слабость, слегка подташнивало. Образец работает исправно, но стоит выждать несколько минут, дать излучению пропитать зал. Герр Кайрат пригубил стакан с водой, слегка кашлянул:
– Достопочтимый Ленг, я разъясню ситуацию. Слухи, ходящие об исчезновении людей, ничем не обоснованы. Несмотря на то, что в мире очень выражена нехватка кадров, – а на безрыбье, как говорится, кхм… Наша компания всё равно проводит очень жесткий отбор. Даже профессионалы не всегда успешно проходят аттестацию и повышение квалификации. Это, естественно, приводит к текучке. – Дыхание перехватило, Хеминс облокотился на кафедру. – Уволенные работники распространяют сомнительного рода толки. «Экостарс» ставит безопасность превыше всего – иначе вместо разработки композитных экологических биопластов мы занимались бы – ну, например, тайной добычей остатков природных ресурсов со дна мирового океана. Это намного легче и прибыльнее.
Это был ответный удар. Многие подозревают о темных делах Ригана, его обходе Лиги. Некоторые осмеливались кормиться от чиновничьего стола, подписывать липовые ксивы и оформлять «пропавших без вести». Хеминс выдержал паузу:
– Стоит заметить, что у Лиги на данное время нет альтернативного выхода из сложившейся ситуации. Вторая волна катаклизм может подняться в любой момент – и никто не знает, чего от нее ждать. Согласно исследованиям, последние три года атмосферный фронт и изменение состава земной коры меняются в соответствии с принципом резонанса. Следующая волна не за горами, и – поверьте слову эксперта, – она будет намного сильнее первой.
Модулятор делал своё дело. В глазах мелькали красные волны. Зал всецело был обращен к нему. Исчезли мнения, споры, сомнения. Каждый премьер внимал словам герра с детским доверием. Директор поборол тошноту:
– «Двулунье» потребует немалых вложений, но результат сполна их окупит – так же, как окупаются биопласты. Мы сможем восстановить экологию островов, уменьшить радиационный фон, восстановить озоновый слой Земли. Кроме того… – мужчина замолчал, собрался с мыслями, – в перспективе проект позволит соединять острова и остановить их дрейфование в мировом океане.
Продолжать было невозможно. В глазах темнело, судороги схватывали тело. «Должно хватить» – подумал Хеминс и отключил образец. Посвежевшим взглядом герр Кайрат довольно подмечал изменения в зале.
На лицах Представителей Лиги, в том числе, и алчного Ригана явственно читалось очарование идеей восстановлении планеты и бывшего мирового единства. Модулятор унес их мысли и души в докризисное прошлое, когда суша являлась довлеющей сферой земли, материки были статичны, а друзья и близкие оставались живы. Мечты о восстановлении экологии и мировой безопасности вытеснили всякий страх нового и уничтожили страсть личной наживы. Кайрат Хеминс, директор «Экостарс» стал спасителем – и они были готовы следовать за ним даже в пучину кипящего океана.
***
Юноша схватывал ратное дело с первого раза. За год он изучил савейские и корианские методы боя. Схватки с учителем были уже не так коротки, и два раза ему даже удалось оставить на теле Марха царапины.
– Учитель, – Авенир сидел возле цейхгауза и поправлял цеп, – как отражать марлийский крест? На каждый изучаемое нами движение есть противодействие – блок, защита или отражение. Но этот удар вы показали мне два месяца назад, и до сих пор к нему не возвращались.
– Этот прием очень древний, – Марх закурил трубку, – мастера говорят, что сам Единый подарил его марлийцам. Я тебе показал лишь жалкое подобие креста, которое собрал из истлевших от времени трактатов. Истинный удар во всем его великолепии и силе может провести только марлиец. А значит, и отразить его может только марлиец. Как? Не знаю. Есть в жизни вещи, которые даны одним и никогда не получатся у других.
Цейхгауз увешан необычной военной утварью, из-за чего больше походит на музей. Чего тут только нет – кармилитские клинки, азотские наручи, щиты из Офира. Коллекцию Марх собирал долгие годы, получал трофеи в битвах, покупал у торговцев, выменивал у захожих героев. Тренировочный подиум окружает двойная стена, в расщелье которой хранилище учебных мечей и доспехов. Сама арена находится под открытым небом, поверхность усыпана мелкой галькой вперемешку с песком и глиной. Сабельщик считал, что тренироваться в крытом зале бесполезно – в боевых условиях комнатные навыки бесполезны. Упражнения проходили и в дождь и в град – после таких уроков весь учебный полк походил на стадо выгулянных свиней. Даже в ясную погоду биться трудно – равновесие на зыбкой почве удерживали немногие. Авенир протёр цеп:
– Почему Вы служите обычным сабельщиком? С таким опытом можно легко податься в наемники, стать странствующим воином или даже попытать судьбу на рыцарском поприще.
Марх пустил клубок сизого дыма:
– Кем я только в жизни не был. Для начала давай-ка условимся – ежели мы не при народе, обращайся на ты. Я терплю эти вежливости лишь из-за устава Глинтлея и ради воинской муштры, а сейчас нужды в этом нет. Отвечаю на твой вопрос. Я был странствующим воином и даже принял монашеский постриг в Элхои в свое время… Что глаза вытаращил, не похож я на духовно-ищущего? Да только не нашел я в тех делах покоя. Странствующие воины только с виду – герои. А на деле – пьяницы, драчуны и такая же мразь, с которой они воюют. Просто кулаки у них чешутся и меч в руке держать умеют – вот и бьются с кем могут.
Тарсянин извлек из кармана тряпицу, принялся вычищать трубку:
– Благородных путников войны я встречал крайне редко – умирают они быстро от своего благородия. Достал меня до печенок сей грешный мир со всей его грязью и я подался в орден, поискать чего-то подальше от земли, поближе к небу. Подвизался служить Высшему, тогда это божество еще считалось Творцом всего – земли, небес, и всякой твари – от червя до теревинфа. Искал с рвением, на которое только был способен, упражнялся в каждении, постах, заутрени и вечери не пропускал. Но со временем почувствовал, что становлюсь таким же, как устав ордена – холодным и жестким. Ощутил гнёт аскетичной жизни, телесные похоти меня влекли сильнее небесных благ. Покинув орден, со временем попал в Глинтлей. Стал сабельщиком и знаешь – мне это ремесло пока что нравится больше кровавой бойни и святых служб. Каждому своё.
– Вам приказано явиться в советню.
Десятника – молодого краснощекого юношу, видимо, не заботили воинские каноны и уставы разговора. Марх плавно перетек в сторону легкомысленного служаки и ударил. Дыхание сперло, глаза выпучились и парень сложился напополам.
– Это тебе витязь, небольшой урок вежливости. Перед тем, как войти, нужно постучать. И не забывай отдавать честь старшим по званию, не то сами отберут.
Сабельщик кивнул Ниру – мол, пойдем.
Глинтлейский воинский стан представлял закрытый городок подле имперского дворца. В нем помещалось все необходимое для жизни новобранцев и служак – казармы, тренировочная зала, баня, небольшой базарчик. Воинские обители отделялись каменной стеной в два человеческих роста высотой. Однако же бойницкие окна шли через каждый локоть – и обстановку видно и не ощущаешь себя совсем уж взаперти. Учителя и зрелые воины жили за станом, в самом городе. Приходили, чтобы провести занятия, выбрать наряд для караула и огласить обязанности. Советня расположилась в подвале учебной гимназии. Светлые стены завешаны картами, харатьями с нарисованными кроками да планами.
«Как знакомо», – подумал Авенир. В Академии тоже изучали схемы, только касались они не битв, а мыслей и языка. Всплыли заклинания защиты, рецепты снадобий. Одно дело – учить уже существующие наговоры, и совсем другое – создавать с нуля, руководствуясь конкретной нуждой и обстановкой. Тут нужно чувствовать невидимые токи в теле человека, в растениях; находить зарождение боли, а не её проявление; как мозаику подбирать виды и порции растений. Как это делать в жизни, а не на схемах? Это уже на других ступенях, а он не доучился. Да, попал из одной школы в другую. Ну да ничего, здесь повольготнее будет…
За столом обсуждали схваченных соглядатаев. Из всех Авенир знал только Старого Дона и прежнего стоначальника. Увидев пришедших, убеленный сединами воевода стукнул по столу, все умолкли.
– Приветствую вас. Марха знают все, а вот ты, юноша, представься.
Парень вытянулся стрункой, громко ударил каблуком в пол и звонко произнес:
– Авенир, рекрут восьмого стана, под руководством Караджа, перешёл обучаться ратному искусству у сабельщика Марха. Служу Глинтлею.
Суровый воевода одобрительно кивнул:
– Уважаю ответ по уставу. Меня зовут Кид Тиннейри, я генерал армии императора и наставник его телохранителей. Старого Дона и Караджа ты знаешь. Это Прассиэдо Хеттеянин, наш лучший шпион.
– Чем обязаны такой чести, воевода? – Марх не выносил этой уставной тактичности, – даже повеса забыл про правила приличия и ворвался ко мне как голодный драный котище. Серьезные события грядут?
– Ты прав. Пойманные тамильцы развязали языки. Их каган собирается покорить наши земли. Шайка собиралась отравить воду в Глинтлее. До центрального источника им оставалось пройти лишь пару кварталов, но, к нашему счастью, нарвались на караульных. Если бы их план удался, многие ремесленники и торговцы умерли.
– Понял. И вы хотите от нас…
В разговор вступил Прассиэдо:
– Нужно отправить в каганат соглядатаев. В его стане крепкая защита и суровые законы, шпиону под личиной свояка проникнуть невозможно – у каждого из них знак. Либо на руке, либо на голове выжжено клеймо их легендарного хана Джунга. Хотя я и схож с ними по цвету кожи, меня отличили, чудом спасся. Теперь каждый из их племени жаждет награды за мою голову. Другой ход – иные, разительно отличные, с переговорным знаменем. Это сработает. Каган обязан принимать путников.
– А я считаю, что мальчишке рано выходить в квест, – раздался неторопливый песочный голос, – Он даже обучение не закончил, а вы даете задание, которое под силу лишь бывалому лазутчику.
Старый Дон раскачивался на стоявшем в углу табурете. Старость и больная нога позволяли ему нарушать воинский устав, по которому обсуждение в советне проводилось только на ногах. Нельзя, чтобы в ответственные моменты воины и стратеги расслабляли тело – ведь тогда и голова перестает работать.
– Все же прав Прассиэдо.
Тиннейри стоял задумчиво, поглаживая грубыми пальцами пышные седые усы:
– Рекрут должен идти. Если Чыдах и его псы увидят зрелых воинов, убьют без раздумий. Монаха с послушником никто не тронет. Может каган и чудовище, но он чтит духовность своего рода превыше булата. Авенир – один из лучших учеников, да и смышленостью не обделен. Марх может поведать духовных истин, да и начертание ордена будет в помощь. К тому же, он не слишком блюдет Глинтлейский устав, значит, меньше вероятность, что его заподозрят из-за слишком вышколенных привычек.
Воевода замолчал. Последнее слово было за избранными. Конечно, их протест был бы весьма слабым аргументом, но ведь и последнее желание преступника если и не исполняется, хотя бы может быть высказанным.
Авенир с Мархом переглянулись. Тарсянин с силой ударил по столу:
– Ладно, авось целы останемся. Служим Глинтлейскому императору.
Глава 5. Встреча
Их одели в балахоны из верблюжьего волоса. У каждого на левом запястье переливался мутным серым блеском браслет, на голове зеленая холстяная повязка – символ мира и плодородия. Теперь они – служители бога Бадучены, покровителя травников и торбских воинов. В сумку Авенир положил тайную книгу, узелков с травами и ведовский трактат. Лазурит заключил в простенькую медную оправку – благо Дариссов канделлор мог не только зубы лечить – и повесил на шею, спрятав под одежду. Наставник сжимал руками дорожный посох. Авенир ухмыльнулся – с виду безобидная палка, а на самом деле резач – когда хозяину надо, он разделяется на два меча, рукояти скреплены шипастой цепью – такой можно и удар отразить и шею свернуть. У невысокого Марха под толстой робой перекатываются вздутые мышцы, а с виду – так, веселый толстяк-служака, не отказывающий себе в еде и питье, вот уж точно – посланник мира и плодородия. Интересно, сколько у него на самом деле оружия? Парень смог заметить только два заплечных кинжала, да по одному метательному ножу в сапоге. И, наверно, во внутреннем поясе отравленные иглы и завернутый кругом булатный клинок. Сколько оружия у тарсянина, никто ни разу точно не угадал. Даже после бани, будучи в чем мать родила, Марх все равно мог невесть откуда вытащить замысловатое военное чудо. Что же, против каганатской орды даже вооруженный до зубов, он как медведю пчела – разозлит и не более.
***
Халил обмакнул кисть в пиалу с красилом. На холсте рождался силуэт пятерых путников на фоне горного хребта.
– Им понадобится помощь.
Прозорливец закрыл глаза:
– Сила единения в действии… Вырисовывается пламя, пещера и горы…
На блестящей безволосой голове проступил пот:
– Свет и пламя… Надо бы проведать о них.
Слуга принес кувшин с отталеной водой. Смуглый старец нетоопливо повел рукой в сторону степи:
– Горез, приготовь мне пятый набор и младший канун. Я отправляюсь немедленно.
– Пожелает ли господин взять с собой слугу?
– Не в этот раз, друг. Ясности нет, и будет лучше тебе остаться в поместье. Возможно, я нашел Царскую драгоценность. И, возможно, не одну.
Юноша помог хозяину умыться. Халила объяло фиолетовым вихрем и унесло в северный край.
***
Спустя три недели пути густолесные чащобы поредели, а под копытами навьюченных мулов заскрипел песок. Солнце жарило не по-осеннему, воздух стал сух и безвкусен. До окоема простиралась великая хуннская степь, с редкими кустами и мелководными речушками. По всей равнине волнами проходили скудные травные всполохи – раскачивался на ветру ковыль, играл типчак, колыхался овсец.
Глаза страдали от такой свободы и пустоты, пытались ухватиться хоть за какой-то островок, деревце, или холм – но эта их прихоть оставалась неисполненной.
Когда близился вечер, путники треножили животных и раскидывали ночлег. Марх доставал из узелка лепешки с сыром и лук, Авенир же раскидывал спальники и вытаскивал мехи с водой и чаем. Вина странники не взяли – монахи Бадучены воздерживались от хмельного, а исполнять торбские каноны новоявленные соглядатаи начали уже в Глинтлее – тамильцы могли следить за ними от самих имперских ворот.
Сабельщику не нравилось, что рекрут (хотя рекрутом он был раньше, теперь – брат и напарник) собирает травы, читает какую-то книжонку и проводит время в размышлениях, покручивая в руках бирюльку с лазуритом. Но здесь, в степи, он ему не хозяин. Юноша рассказал, что сиротой попал в услужение к старой ведунье – там и научился травам да простым заклинаниям, но потом сбежал и прибился к амишам. Сам воин не доверял магии – считал ее, в лучшем случае, хитрыми фокусами. А, хотя пусть ворожит, зла от этого никому пока не было, да может Чыдаху чего покажет – не только же речами его умащать. Настоящих магов Марх видел лишь два раза – и одного из них убил своими руками. Злобный Тандкрит думал, что оскорбление сойдет ему с языка. Хм, тарсянина, конечно, сожгла бы та огненная стена, да вот только не подрасчитал чародей, что метательный топорик достанет его быстрее. А второй… Марх содрогнулся. Ледяной голем – не то человек, не то асванг, обладающий огромной мощью. Лишь однажды ему приходилось пройти путем Ен-Гарди – дорогой, лишь касавшейся заснеженных обителей Фаэлсиргра, но никогда не забыть того леденящего душу ужаса – страха, который сковывает тело, парализует отвагу и ведет в погибель, словно гипнотический взгляд василиска. А что же происходит там, в глубинах его земель?
Охота дрыхнуть пропала. Сабельщик выбрался из мешка и пошел в отхожее. Окинул взглядом стоянку – мулы спали, Авенир уже закончил свои чтения с молитвами и кутался в шерстяной плащ. Костер не разводили – в сухостое степь вспыхнет, как промасленный пергамент, да привлекать внимание зверей и людей лишний раз не стоит. Надо зайти подале, а то молодой еще проснется, испугается с непривычки. Да, степь – такое место, слышно на расстоянии полета стрелы. Не то, что город – гвалт, ор, повозки скрипят – не угадаешь, что за углом творится.
В темноте ночи разливалась тихая мелодия. Она проявилась из ниоткуда, мягко обволакивая своим покоем и добром. Лидийские напевы говорили о вечности, любви, радости и надежде. Текучие, медовые звуки проникали внутрь чрева, обволакивали душу и растворялись сладкой истомой. Тарсянин медленно спускался в низину, из которой доносилась чарующая музыка. Вокруг сабельщика вырастали обшитые шелком стены, ноги утопали в мягчайших персидских коврах и тигриных шкурах. Тихо журчала, переливаясь всеми цветами радуги, вода, струящаяся из стройных фонтанов. На палатях возлежали счастливые люди, которым девушки в полупрозрачных сари приносили еду и напитки. По дворцу разносился аромат жареного мяса и благовоний…
Вдруг все вокруг стало дрожать, палати расплывались и таяли в воздухе.
– Марх, очнись!
Авенир тряс тарсянина, как если бы тот задолжал ему двадцать золотых:
– Давай, приходи в себя! Умрешь если, тащить обратно не буду.
Сабельщик в недоумении оглянулся. Дворец с фонтанами исчез, в глазах стоял белесый туман, но уже понял, что произошло:
– Да все уже, я здесь. Сколько длилось наваждение?
– Около часа.
– Ну и сходил по нужде. Чуть душу не оставил.
– Так у тебя и душа есть? А я думал, ты ее на клинок променял.
– Завидуешь. Небось молишь своих богов, чтобы и тебя также одарили? Ладно, пора языки прикусить – кто больше молчит, тому жить дольше.
Марх осмотрелся, прислушался. Перед взором развернулась небольшая поляна, тускло освещавшаяся лунным светом, да тремя маленькими медными жирниками. На ней, в выложенном белыми камнями кругу, сидел смуглокожий старец. Седые усы, скрученная косичкой бородка, абсолютно лысый череп. В ухе поблескивает золотая серьга с камнем, а на правой стороне лба темной лужей растеклось родимое пятно. На коленях чаровника лежит похожая на древлянские гусли колода со струнами, по которым искусно бегают зажатые в пальцах костяные наконечники.
Старик, продолжая играть, свободной рукой дал знак не двигаться.
– Даже не посмотрел, – прошептал Авенир.
– Этого волхва так легко не возьмешь. Подождем, вроде пока его чары на нас не действуют.
– Чувствуешь, земля дрожит?
Ноги ощущали толчки, тряслись мелкие камешки, подрагивал ковыль. В нескольких шагах от смуглокожего вырос холмик. Земля растрескалась, полетели комья земли и, разорвав дерн, из недр поднялся огромный чешуйчатый змей.
«Похож на обычного червя, только в чешуе и с длинными изогнутыми клыками на конце. Да поболе чуть-чуть» – подумал Авенир. Он читал про таких тварей. Класорсизы пару раз в месяц они охотятся за пищей. Будь то человек, или конь, или еще какая живность. Сожрут и дрыхнут дальше. Под землей глаза не нужны – чешуя ощущает мельчайшее движение. Но вот что они еще и слышат – про это нигде написано не было.
Старец, продолжая играть, достал из-за пазухи бутыль и протянул к пасти змея. С клыков сочилась густая зеленовато-фиолетовая жидкость. Набрав почти доверху, волхв скрыл склянку в лежащий неподалеку мешок. Музыка сменилась и тварь медленно ушла под землю. Еще через несколько минут старец перестал играть, обернулся к монахам:
– Добры будьте, юноши.
– И тебе хорошего вечера, мудрец, – выпрямился Марх, – ты зачем ужика тиранишь? Еще и нас посередь ночи поднял. Ворожишь небось – отравить хочешь кого?
– Зачем травить, если и так убить можно? – глаза мудреца полезли на лоб, – я для лекарства собираю, ломоту в спине лечить. А то ноет, зараза, никакого покоя нет.
– Разделишь ли с путниками их скромный ужин?
– Нет, ужинать я не хочу. А вот позавтракать как раз можно, самое время.
И правда, окоем уже просветлел, над равниной поднимался белый, как глаза вареной рыбы, туман.
Старик оказался легок на подъем и не отставал от друзей. Пришли к стоянке. Стреноженные мулы, подрагивая от холода и тумана, щипали скудную зелень.
Пока Авенир разводил огонь, Марх двинулся поохотиться. Через полчаса воротился с двумя кроликами и куропаткой.
– Немного, но зато жиром не заплывем. Нам по кролику, а чародею птичку. Он вроде как тоже высокого полета будет.
В белесой пелене проявился силуэт старика. Мужчина подошел, развязал узел. На землю перед костром упало пятеро тарбаганов. Каждый размером с двух кроликов, похож на обтянутую мехом подушку.
– Ух ты, про жир я поторопился. Где таких тюфячков нашел, мудрец?
– А я за холмик зашел, смотрю – лежат. Все пять в рядок. Мешок открыл, они сами и залезли.
– Видно-видно. Знавал я одного старикана, точь-в-точь как ты обликом. Говорил, что его брат сказочником работает. Не ты ли?
Двух тарбаганчиков старик оставил путникам на дорожку. Ему то что – и так до дома недалеко, а им пригодится. Остальная живность исчезла в недрах троицы. Волхв ел по-молодецки, не уступая Марху и Авениру. Много ли надо для счастья мужикам? Мяса с луком, водицы студеной, да в бою остаться целым. А если и умереть – то чтобы сразу, без мучений.
Халил довольно погладил лоснящуюся от жира бороду:
– Пожалуй, с вами пройдусь. Недалече деревенька одна есть. Вы там запасы пополните, да в баню сходить можно. А я подлечу кого-нибудь, медью разживусь. Там уж разойдемся. Вместе веселей.
Глава 6. Лекция
«…и только избранные Высшим cмогут использовать обереги»
Седовласый мужчина удобно устроился в гамаке. Крепкий стан, мозолистые грубые руки, чистый прямой взгляд. Местный голова наслаждался редкими минутами отдыха. Недавно прошел дождь и в березовой роще, среди которой разместился уютный просторный дом, пахло скошенной травой и медоцветом. По небу плыли поодиночке крохотные застенчивые облака – солнце, наслаждаясь предоставленной свободой, нежно грело землю. Время близилось к вечеру, полдничный жар уже прошел, но вновь браться за работу не хотелось. Вкруг уселись ребятишки и мужчина с явным удовольствием рассказывал им народные былины.
– Все, довольно с вас. Пора мне кровлю поправлять.
Среди детей раздался возмущенный вздох, но уже спустя минуту все побежали играть в рюшки и тягать канат.
– Авве, а где сейчас находятся обереги?
Зеленоглазый паренек смотрел внимательно, брови нахмурились, а губы твердо сжаты.
– Предание гласит, что древние маги самый могущественный спрятали в великом окаменевшем древе, которое ветвями подпирает небо. В его кроне и обитают хранители небесного лазурита. А где остальные семь оберегов (их еще по старинке кличут эпифактами) – никто не знает, разбросаны по земле.
– А зачем его охранять, если только избранный может завладеть им?
– Свет мой, кривда всегда жаждет нарушить законы мироздания. Даже если и не могут использовать его, то так или иначе захотят помешать благу. А лишить добро силы – все равно, что уничтожить его. Добро не может быть бездейственным, безвольным. Человек безвольный может стать на сторону тьмы.
– А я буду делать добро?
– Будешь сынок, только подрасти немного.
В глазах паренька вспыхнули искорки, он схватил деревянный меч и побежал на поляну к остальным ребятам.
Отец смотрел вслед убегающему пареньку. Если прав был ведун, то ждет их скорое расставание. Ну… да хоть бы ошибся старик? А если и прав, то не изменишь воли беспощадной Мокошь.
Мужчина вздохнул и пошел в сени за лестницей.
***
– Таким образом, создаваемые модуляторы трансформируют мысленные формы – их еще называют мозговые эманации, – в энергетический поток. Последние разработки позволили не только преобразовать и придать потокам биосилы конкретную направленность, но и усиливать их. Каким образом, кто мне ответит?
Профессор Гринвин строго всматривался в лица практикантов. За последние несколько лет мужчина поставил алкокод, прошел курс лечения от зависимости и стал завсегдатаем фитнес-центра «Вертус». Природная упертость помогла ему вернуться к полноценной жизни и разорвать порочный круг – работа – получка – пьянка. Пагубное пристрастие ставило под угрозу его работу в «Экостарс». Что ж, в свои пятьдесят четыре он смог стать победителем в этой битве. Но война будет идти до конца жизни, так уж суждено.