Тиховодье

Максим все это время нарезал круги вокруг овальной клумбы, где стояла цветочная скульптура, впервые созданная к прошлогоднему Дню города, проведенному с большой помпой, бесплатными пирогами и грандиозным фейерверком. В скульптуре с огромным трудом можно было узнать стерлядь ― рыбу, присутствующую на гербе города и являющуюся его символом. Катя заметила в скульптуре рыбьи черты только после подсказки со стороны подруги, а Максим до сих пор был уверен, что это стрекоза. Он называл ее Стрекозомонстрой, мог подробно расписать образ жизни этого чудовища и даже показал хвост с ядовитым жалом, как у осы, только намного тоньше, длиннее и острее.

Потом Катя перешла в «Остин», где ей приглянулась ветровка, а Максим переехал к следующему газону, называвшемуся у горожан «садом камней». На хаотично раскиданных огромных валунах были выбиты изречения философов и писателей. Один из камней запомнился Кате фразой: «Когда идет дождь кажется, что вот‑вот что‑то вспомнится». Эти слова отчего‑то сразу вонзились глубоко в сердце и торчали в нем подобно занозе, вокруг которой растекалась темная вода печали, тоски и боли. Может, из‑за того, что всякий раз, проходя мимо сада камней, и замечая ее, она вспоминала погибших родителей?

На набережной, как и всегда, было многолюдно. Мамаши с сыновьями, папаши с колясками. Подростки, гоняющие на скейтах и роликовых коньках. Катей овладела легкая летняя сонливость, захотелось спрятаться в малолюдную тень с холодной газировкой или пивом и закрыть глаза. Она предложила Максу попрыгать в надувном замке или покататься с горок (пока он будет увлечен своими детскими забавами, Катя могла бы посидеть на пустой скамейке вдали от центральной аллеи), но аттракционы были забиты детьми, и Максим отказался лезть в эту, как он сказал, «визжащую толпу».

– Ма, я не хочу туда. Там так много крикливых идиотов, – пояснил он ей.

При этом его взгляд был таким суровым и серьезным что она немного испугалась.

Бывали моменты, когда он казался ей маленьким социопатом. Хоть изредка, но у нее появлялись мысли о том, что с Максом не все в порядке. Иногда создавалось впечатление, что он дистанцировался от сверстников, был вроде как с ними, но в то же самое время далеко от них. Однако, поразмышляв над этим, она неизбежно приходила к выводу, что все это лишь указывает на независимую натуру ее сына. Он никогда не причинял ей никаких проблем, не устраивал драк с другими детьми и истерик по поводу игрушек. Он не был лидером, но и не признавал лидерства над собой. Где‑то она читала, что подобные дети, вырастая, многого добиваются в жизни.

Хорошо, если так и будет.

По аллее прогуливались два аниматора, одетые в костюмы зайца и медведя. Взрослые шарахались от них, а дети крутились рядом. Она сфотографировала Макса вместе с зайцем, а затем себя с медведем. Лицо молодого человека в костюме блестело от пота и, как он ни выдавливал из себя улыбку, было видно, что всё происходящее ему уже весьма осточертело.

Солнце палило немилосердно. Лето выдалось на удивление сухим и жарким. Дождя не было уже две недели, и трава на газонах начала желтеть, а на дорожках появились первые сухие листья.

– Тяжело вам в такую жару? – спросила Катя.

И желая хоть как‑то поддержать его предложила.

– Может вам мороженого купить?

Парень вместо ответа поднял и развел руки, демонстрируя, что ему ни при каких условиях не удержать маленький стаканчик мороженого в огромных медвежьих лапах без пальцев.

– Я могла бы вас покормить.

Молодой человек усмехнулся.

– Спасибо, конечно, но не стоит. За нами начальник смотрит. Если я отвлекусь на поедание мороженого, тем более если при этом меня будет кормить такая очаровательная блондинка, – не видать мне своей мечты.

– Можете поделиться со мной? Что за мечта?

– Могу, конечно. Это не секрет. Моя мечта – красная «Мазерати Гран Туризмо».

– Машина? Вы хотите заработать на машину, бегая по городу в костюме медведя?

– Ну, чем‑то надо заработать свой первый капитал. Почему бы не костюмом медведя?

– Ну, да. В любом случае, если у вас есть мечта и вы стремитесь к ней – это здорово…

Макс потянул ее за руку дальше, и все что она успела – это улыбнутся и пожелать молодому человеку удачи.

Парень ей понравился, хотя она даже его лицо не видела целиком. Но его глаза, – они показались ей смутно знакомыми. Может ей доводилось встречаться с ним раньше? Она обернулась и увидела, как аниматор машет им рукой.

Не задерживаясь у каруселей и надувного замка, они дошли до ресторана «Марсель», где Катя предложила Максу покататься вокруг, а сама встала в очередь из трех человек в летнем кафе напротив ступеней ресторана.

Максим попросил «фанту», себе она решила взять коктейль радлер – смесь пива и «спрайта» казалась ей самой подходящей комбинацией в этот жаркий день.

До встречи с Риммой оставался час.

Парень, стоявший перед ней, отошел с двумя банками «Холстена» и девушка-бартендер – лет двадцати, никак не больше – обернулась к ней.

Катя разглядела капельку пота, блестевшую у той на шее под ухом, тату дракона, выглядывающего над приспущенным воротом топика, и пирсинг на нижней губе.

– Вам как всегда? – спросила она у Екатерины и подмигнула, будто они были знакомы. – Две части «Черновара» и три «Спрайта»?

– А?

Катя решила, что та перепутала ее с кем‑то из завсегдатаев ресторана и, сбитая с толку, не сразу поняла смысла последних слов.

– Да, пожалуй, – продолжила она опомнившись. – Откуда вы?..

– Я почти каждые выходные вас тут вижу, и вы всегда заказываете одно и то же, – пояснила девушка, заметив ее замешательство. – А где ваш мальчуган?

– Максим? Так, рядом где‑то… На велике катается…

– Значит ему «Фанты»? – предположила барменша.

– Да… Вы очень внимательны. И у вас, вероятно, хорошая память на лица.

– Ой, да нет! Я далеко не всех запоминаю, – девушка поставила перед ней пластиковые стаканы. – Но вас я запомнила почему‑то. Не знаю. Может, вы просто хорошо вместе смотрелись. Какая‑то аура над вами была особая.

Затем она перегнулась через стойку и протянула ей руку.

– Меня Юля зовут…

– Спасибо… В смысле очень приятно… В смысле… – Катя уже начала брать стаканы, потом поставила их обратно и ответила на ее рукопожатие. – Катя…

– Заходите к нам еще… За «Фанту» денег не надо… Это от меня Максиму…

Катя вернулась к скамейке, где оставила сына. Оглядываясь, она видела множество других детей, но Максима поблизости не было. Встав под вывеской ресторана «Марсель», она сфотографировала себя на фоне цветов петунии и бугенвиллии в длинных деревянных горшках.

– Сиськи, – произнесла она секретное слово за миг до того, как смартфон издал звук, имитирующий щелчок затвора камеры.

Куда же подевался Максим?

Убрав телефон, она недоумённо покрутилась на месте. Пальцы судорожно сжали стакан с «Фантой», и та выплеснулась через край. Сумочка, висевшая на плече, съехала и повисла на предплечье. В нескольких метрах от неё огромный мужик – обладатель впечатляющего пивного пуза – продавал сахарную вату, и вокруг него столпилось четверо ребятишек. Ей показалось, что она видит среди них своего сына, но, приглядевшись, поняла, что обозналась. Этот мальчуган был старше, и рисунок на его футболке был другой, хотя со спины их и легко было спутать.

В тот момент, когда Катя уже намеревалась поставить напитки на скамейку и отправиться на поиски, до её ушей донёсся восторженный крик, и она увидела Макса, съезжающего с пригорка напротив ресторана.

– Смотри, как я могу, ма! – прокричал он, проносясь мимо неё по дорожке, что выходила прямо на проезжую часть, которую этой весной отремонтировали и расширили, чтобы разгрузить центр города от многотонных громадин, во всё большем количестве пролетавших через город по пути в областной центр.

Всё остальное произошло за несколько растянувшихся в вечность секунд.

Грузовик выворачивает со стороны Аллеи Славы, и ей хватает мгновения, чтобы понять: скорость Максима слишком велика, он не сможет вовремя остановиться и обязательно выедет на дорогу – как раз перед мчащимся фургоном.

– Макс! – кричит Катя.

Время замедляется. Она ощущает, как скрипят его жернова, перемалывая мгновенья; как секунды, растягиваясь в минуты, медленно, обтекая её, скользят по коже.

Она разжимает пальцы. Стакан с коктейлем медленно падает на землю. Следом за ним падает «Фанта». Сумочка незаметно соскальзывает ещё ниже по предплечью и повисает на запястье. Она отбрасывает её, даже не отдавая себе отчёта в том, что делает. Они с сумочкой сейчас находятся в разных вселенных.

Перепрыгивая через газонный бордюр, она видит удивлённое лицо Юли, наливающей пиво очередному посетителю. Пара подростков, идущих по тротуару, оглядываются на неё. Их ноги застыли в воздухе. Всё происходит очень медленно – как при замедленном просмотре кинофильма.

Фургон проезжает мимо общественного туалета – корявого строения, выкрашенного оранжевой краской. Водитель не видит Максима, а тот не видит автомобиль.

Ей кажется, она слышит звуки шансона, доносящиеся из кабины грузовика. Водитель слушает радио и курит «Балканскую Звезду». На ключах в замке зажигания, болтаясь из стороны в сторону, танцует свои грязные танцы металлический парень с огромным органом.

Максим пытается тормозить, но делает это именно так, как и ожидает Катя: осторожно, несколькими нажатиями на ручной тормоз.

– Максим! – вновь кричит она, выбегая на тротуар всего в каком‑то метре от него. – Машина!

Она не успевает удивиться, почему так быстро смогла его догнать, – как из‑за огромных деревьев и разросшихся кустов изгороди появляется фургон.

Теперь его замечает и её сын. Он опять давит на тормоз и пытается повернуть. Но страх перед падением всё равно слишком силён, и всё это не приносит должного эффекта: он по‑прежнему выкатывается прямо под колёса грузовика.

Катя прыгает.

Вытянув руки вперёд насколько это возможно, и напоминая себе футбольного вратаря, в прыжке пытающегося дотянуться до мяча, она что есть мочи отталкивает сына прочь с дороги. Пусть лучше оботрёт колени или даже сломает руку, но останется жив.

Максим вскрикивает и заваливается на бок. Подростки на тротуаре, остановившись, смотрят на них удивлёнными, широко открытыми глазами. В их взгляде, кроме удивления, легко читается жалость – но это жалость лишь о том, что у них при себе нет фотоаппарата или хорошего смартфона.

«Упустили такой случай снять ДТП и, выложив его на „Ютуб“, стать местными звёздами народной журналистики, идиоты», – думает Катя, растягиваясь на асфальте и обдирая об него локти и ладони.

«Скания» уже в нескольких метрах от неё. Чёрно‑белая морда грузовика кажется ей похожей на морду монстра: ноздри – фары, радиатор – рот. А сквозь единственный огромный глаз на неё смотрит водитель. Он не брит, одет в клетчатую рубашку; на голове – бейсболка, развёрнутая козырьком назад; из уголка рта торчит наполовину выкуренная сигарета; глаза широко раскрыты. Он, видимо, не может понять, как такое возможно: откуда выскочил этот пацан на своём драндулете и эта баба – непутёвая мамаша, которая должна была следить за своим долбаным отпрыском, а не пить пиво и трещать по телефону.

Она зажмуривается и дёргается в сторону, пытаясь уклониться, отсрочить уже неминуемое столкновение.

Из динамиков акустической системы «Скании» раздался громкий треск, и Катя вздрогнула от испуга.

Потревоженные этим резким движением воспоминания начали стремительно таять, а мир вокруг опять обрёл чёткость. Катя направилась в сторону лежащего на боку велосипеда.

– Макс… – попыталась она позвать сына, но вместо крика вышел гортанный хрип, больше похожий на карканье.

Откашлявшись, женщина тыльной стороной ладони вытерла губы. Затем обхватила себя руками, чувствуя, что её опять бьёт мелкая дрожь. Ливень стал заметно холоднее. Захотелось, чтобы всё это как можно скорее закончилось, и она опять оказалась дома с Максом. Они сядут на огромный диван в большой комнате, включат какой‑нибудь милый смешной фильм, любую семейную комедию, и будут ржать над нелепыми ситуациями и бестолковыми героями, уплетая арахис, кешью или виноград. Почему нельзя, чтобы всё было так? Почему она вынуждена быть здесь, ведь этот день так хорошо начинался?

– Милый! – теперь у неё получилось лучше, голос заметно окреп. – Мышь, где ты?

Но ответом ей по‑прежнему был лишь монотонный шелест дождя.

Катя вытащила переднее колесо велосипеда из куста изгороди, в котором оно оказалось. Осмотрела каждую деталь. Колёса ровные, рама не погнута. Велосипед не был повреждён. У неё отлегло от сердца. Если цел он, то с большой уверенностью можно сказать, что и с Максимом всё в порядке.

Но где же он?

Она огляделась, выискивая хоть малейшие признаки того, что он был где‑то рядом.

– МА‑КСИМ! – закричала она. – МАКС!

Ей никто не ответил. Город был пустынен и безмолвен. Только дождь без умолку нашептывал свой депрессивный монотонный рэп.

Катя, наконец, поняла, насколько ненормальна ситуация, в которой она оказалась. Совсем недавно она гуляла тут с Максом: светило яркое солнце, стояла невыносимая жара, народу было столько, что пройти мимо аттракционов и не столкнуться плечами с кем‑нибудь, идущим навстречу, было просто невозможно.А что теперь? Пустые улицы, холод, дождь.

Сколько же прошло времени с того момента, как она бросилась под колёса «Скании», если погода успела настолько испортиться? Часов пять? Шесть?

И за всё это время её никто не поднял, никто не вызвал скорую? Разве могло быть так? Могли её просто не заметить прибывшие на место экстренные службы?

Нет. Можно предположить, что ударом её отшвырнуло достаточно далеко от места столкновения, а шофёр грузовика потерял сознание, память, впал в кому или умер. Но ведь были и другие люди, которые её видели: барменша Юля, следившая за ней из‑за своей стойки, те два подростка.

И Максим. Он бы не ушёл без неё. Он и города не знает.

Если только с ним всё же не случилось ничего страшного.

Надо куда‑нибудь позвонить! В больницу, в скорую, в полицию! Надо узнать, что произошло. Если что‑то случилось с её сыном, там должны знать. Если он в реанимации…

… не думай об этом. Этого не может быть…

… если с ним что‑то случилось, она никогда себя простит.

Катя вспомнила о мобильном телефоне. Он был в ее сумочке. Но куда она ее подевала?

Парень с «Холстеном». Сумочка на плече. Юля протягивает мне два бокала. Я достаю из внутреннего кармана сумочки банковскую карту. Расплачиваюсь. Убираю обратно. Сумочка все так же на плече. Я отхожу от стойки, спускаюсь по ступеням, оглядываюсь, ища Максима. В этот момент…

Да, конечно! Она же отшвырнула ее возле скамейки на алее рядом с рестораном!

Катя развернулась и побежала.

Пожалуй, впервые в жизни она была готова молиться богу. Любому. Иисусу, Аллаху, Иегове. Даже дьяволу. Она взывала к ним всем одновременно, перепрыгивая через лужи и бордюры, просила, чтобы хоть кто, кто угодно из них, но сделал так, чтобы случилось чудо и ее сумку никто не увидел, не нашел и не поднял, даже из лучших побуждений.

Подбежав к скамейке, она остановилась, переводя дыхание. На асфальте прибитые потоками воды к краю тротуара лежали два пластиковых стакана – большой и маленький – от «Фанты» и радлера.

Сердце продолжало бешено колотиться, не желая усмирять свой бег. Сумочки рядом со стаканами не оказалось. Она обошла скамейку, посмотрела даже под ней, и уже, когда казалось, не оставалось ничего, кроме как закрыть лицо руками и зарыдать от беспомощности и отчаяния, Катя обнаружила её повисшей у самой земли на колючих ветках кустарника.

Спасибо тебе, боже.

Открыв сумку, она сразу наткнулась на телефон, лежащий между тысячными купюрами, кредитками и скидочными картами.

Дрожащим указательным пальцем нажала кнопку включения на правой стороне смартфона. Загорелся экран. Первое что она увидела – десять пропущенных вызовов, а над фото Максима стояла маленькая единичка – одно непрочтённое СМС.

Мамочка, где ты. Я так скучаю. Ты мне нужна.

Катя разрыдалась.

Дождь из ливня превратился в осеннюю морось. Небо оставалось таким же безрадостным. Темные зловещие тучи почти задевали верхушки тополей.

Она нажала «позвонить на мобильный». Последний раз всхлипнув, подтерла нос и, когда в динамике раздались первые гудки, уже полностью взяла себя в руки.

Гудков было не больше трех.

– Ма… – ответили на том конце.

– Максим, – выдохнула она. – Ты где, сыночек?

– Ма… – Что‑то с его голосом было не так. Она не могла что именно и почему ее это беспокоит.

– Мамочка… Я люблю тебя…

– И я тебя милый. Ты где, мышь? Ты дома? Будь там я скоро приду.

– Он не пустит тебя, мамуля. Он никогда не позволит, чтобы мы встретились вновь.

– Кто? – Изо рта вместе с вопросом вырвалось облачко пара. Катя почувствовала, что рука, держащая телефон, леденеет и теряет чувствительность. – Кто он? Никого не пускай я уже иду…

– А он… – Голос Макса прервался, потом появился вновь, – … лишь иллюзия…

В трубке щелкнуло, и раздались короткие гудки.

– Чертов МТС! Будь проклят ты и твоя долбанная связь! – закричала женщина. Ей захотелось зашвырнуть этот телефон как можно дальше, но она лишь крепче сжала его в руке.

– Держись Макс, я уже иду…

Убирая телефон обратно в сумочку, она обратила внимание на то, что вначале приняла за плотно скрученный клубок очень тонкой медной проволоки, торчавший из бокового кармашка. Она достала предмет, издав удивленный возглас.

– Это еще откуда?

Сжимая кончиками пальцев, она держала перед собой яркий рыжий парик. Катя могла поклясться, что никогда не носила парики, тем более настолько вызывающие и вульгарные: подобные могли носить только дешёвые привокзальные проститутки.

Чем дольше она разглядывала его, тем отвратительнее он ей казался, и, тем сильнее разрасталась в ней иррациональная, безумная ярость. Ей захотелось вырвать из него эти неестественные, сияющие неоном волосы, бросить в лужу и, выкрикивая первые приходящие в голову ругательства, до изнеможения втаптывать их в грязь. Сердце в груди зашлось обезумевшим паровым молотом. В глазах потемнело, зазвенело в ушах.

Успокойся, тише, – приказала она самой себе, и, подавив охватившую ее необъяснимую, неизвестно откуда взявшуюся злобу, одолев брезгливость, убрала парик обратно в сумочку.