Тайна Клуба Чикли

Наконец, он решил оставить «богадельню с коитусами» и перейти к другой опере.

– А сдают ли члены клуба взносы? – продолжал Толстогубый, которому всё больше казалось, что клуб – это ловушка лично для него. Что разбирательство было притянуто за уши, потому как его начальник подыскал на его место кандидатурку.

– Никаких, – отвечали ему.

– На какие средства в таком случае он функционирует?

– На личные средства Шора.

– Зачем это ему, по вашему мнению, надо? Это ведь большие расходы, – спрашивал полковник.

И тут мнения членов разошлись:

– Научный эксперимент, – чётко ответил Айдаров, огладив ладонью усы.

– Для удовольствия и самоутверждения, как и всем, – сказала Лидия, как-то волшебно изогнув запястье и закурив, так что даже Осипов на мгновение засмотрелся.

– Для взлома реала, – сморозил Егор. Он скинул с головы капюшон, попытался сдуть с глаз сальные волосы. Не получилось. Тогда он убрал их рукой.

Михаил Васильевич подумал: «Может, действительно пора отдохнуть?»

– Для изучения природы восприятия, – в тоне очевидности произнёс Саша.

– Чтобы сделать этот мир чуть изысканнее, – со вздохом заявил Олег и поправил свою окрашенную и уложенную вихром чёлку.

Спустя три часа лейтенант Осипов и старый полковник прошли по длинному коридору, увешанному масками, к выходу. Оба бросили ещё один взгляд на эти «личины смерти и трансформации» (как называли маски члены клуба). Оба вздохнули. Нахмурились.

На лестнице обменялись грустной констатацией: состава преступления нет, ибо клуб, при всей неясности игры в чикли, не имел ни одного прямого признака секты. В нём не было иерархии. Глава клуба не осуществлял контроль за жизнедеятельностью членов. Членство оставалось свободным. Призывов отказаться от имущества в пользу клуба зафиксировано не было. Отсутствовал религиозный маркетинг. Новичков не вербовали. Конечно, не обошлось без духовного элитизма, чувства, которым веяло от всех его членов в той или иной степени. Но это человеческое. Это ещё не состав.

– Ну, клуб. Ну, по интересам. Не более он противоправный, чем тусовка готов. Интерес их объединяет, конечно, странный. Кажется порой, какая-то общая шиза, но вменить им нечего, – тихо делился своими измышлениями полковник, когда они курили с Осиповым в Сретенском тупике, чувствуя некоторую лёгкость от того, что вышли из тёмного места.

– Но притянуть можно, – со знанием шепнул ему лейтенант, который про себя решил, что ничего однозначного оглашать не будет до тех пор, пока не поймёт, чего хочет прокурор.

Полковник махнул. Ничего эта зелень не понимает. Этот ложный звонок был нужен, чтобы он освободил место. Вот и всё.

Глава 6

Под протяжную психоделическую музыку, напоминавшую то скрип, то вой, то отдалённый крик, перелистывались картинки: глиняные таблицы с письмом в колонках, помпезная обложка энциклопедии чиклианства, фотографии с медальонами из запасников, рисунок карандашом святилища, трёхмерное изображение храма, опубликованное в серии «Потерянная цивилизация Тикутаки / Lost civilization of Tikutaki». Затем музыка прекращалась, устанавливался тёмный экран и звучал голос: «Основатель клуба вас принуждал к сексу?» И взволнованный речитатив Алисы: «Нет, он бы меня не схватил, он бы со мной так не обошелся, если бы не я… Я повод давала весь вечер… А он даже не зверствовал!» Завершался ролик так: стоны и учащённое дыхание.

Буквально через час видео посмотрели двадцать тысяч человек, на следующий день, когда Шора уже вывели из здания института и усадили в ведомственную машину, число перевалило за миллион.

– Я не сектант и не маньяк, я этнограф, лингвист, историк, – повторял с достоинством Шор, – в ходе изучения письменного наследия я обнаружил существование практики, которую они называли «Небесные чикли». Это духовная и одновременно игровая практика. Вы понимаете? Причём здесь секта?

По распоряжению сверху Андрея Макарьевича Шора задержали в камере предварительного заключения на двое суток. Сложно передать всё, о чём он думал, сидя на нарах и сохраняя осанку, точно сидел в президиуме.

Разумеется, он мог попросить о помощи. Даже мог попытаться раздуть международный скандал, ведь клуб «Чикли» существует и в Сеуле, и его глава получает почести и дивиденды, а не слоняется по обезьяннику. В конце концов, он мог попросить декана их института о ходатайстве. Разве тридцать пять лет безупречной службы науке – ничто?

Но профессор не спешил кричать о том, что ответственные в этом цирке лица поплатятся за превышение полномочий. Что он потребует моральной компенсации за клевету. И это имело две причины. Первая – польза невинной крови. Как этнограф он сказал бы, что это не только пиар, это метод, практикуемый на заре человечества и по сей день.

А вторая причина была связана с тем нюансом игры, до которого ему пришлось дойти самостоятельно и который пока никак нельзя было подтвердить, – официально та таблица была дешифрована таким образом, что там отсутствовал даже намёк на этот ход в игре, который назывался «активным бездействием». И, как уже убеждался Шор, он наполнял человека волей и подсказывал точный момент, когда он сможет ей распорядиться филигранно. Таким образом, камера для профессора стала местом, где он опробовал чиклианский ход.

Тем временем ролик, ставший предлогом для задержания Шора, дошёл до некоторых членов клуба и, в частности, до Елагина и Лидии, которые узнали голос Алисы.

– Какая дурь! Какое предательство! Скажите мне ещё, что вам её жалко? – возмущалась Лидия.

– Мне её не жалко хотя бы потому, что я не знаю, что произошло, – отвечал Алексей. – Поэтому я хочу её сейчас разыскать и все узнать, а вас попрошу пока ни о чем не говорить другим членам клуба. Узнают её голос, что ж.

Но, видя реакцию Лидии, которая, кажется, готова была линчевать девушку за «предательство и дурь» и настроить против неё остальных игроков, Елагин решил не мешкать. Ему стоило немалых трудов уговорить Алису пересечься хотя бы на полчаса и убедить в том, что эта встреча необходима.

Когда Алексей признал в идущей по Сретенскому бульвару девушке Алису, он оторопел. Ему показалось, что никогда не видел людей, которые бы имели столь истерзанный вид. Она, насколько могла, была причесана, опрятно одета, однако её облик каким-то наводящим жуть образом выдавал то, что с ней произошло.

Почему-то мужчине бросились в глаза её суставы – выпирающие ключицы, колени, астенические запястья. Движение этих суставов внутри чёрной, чуть закашлаченной ткани огромного пальто напоминало танец.

Они присели на лавочку. Как выяснилось, Алиса ещё не видела ролик. И Елагин, сжалившись, решил не показывать. Пересказал реплику и как можно мягче спросил, чем она вызвана. Девушка закрыла лицо и уткнулась головой в колени. Так что теперь он глядел на её большой шейный позвонок и корни тёмных волос. И этот позвонок, как маяк рядом с береговой линией волос, снова сигнализировал о трагическом кораблекрушении.

– Это, конечно, не оправдание, – раздался через несколько мгновений её голос, который приглушали ладони. – Но я случайно. Меня изнасиловали.

Затем она подняла голову и в нескольких предложениях, отвечая на вопрос юриста, апатично рассказала про мужика с площади Разгуляй.

– И он зачем-то кинул мне пять тысяч, я не знаю, зачем, – произнеся эту последнюю фразу, которая поразила Алексея наивной откровенностью, девушка, казалось, лишилась флюида жизни.

Елагин вздохнул и с той мерой сочувствия и убеждённости, на которые только был способен, сказал:

– Все пройдёт, Алиса. Вы это переживёте. Вы действительно внутри очень сильная натура. А сейчас вам надо идти в полицию и писать заявление, – и уже на этом слове лицо Алисы как-то странно и резко оживилось, так что и он продолжил более эмоционально: – Если хотите, я пойду с вами! Давайте пойдём прямо сейчас! Это надо сделать!

Желая продолжить разговор в том же духе, Елагин был изумлён тем, что девушка, которая, казалось, находилась ещё мгновение назад на грани витальности, подскочила.

– Вы не имеете право! – воскликнула она, испугавшись, что Алексей её потащит в полицию. – Вы ничего не знаете! Я его сама дразнила весь вечер. Обещала ему! – апатичность исчезла, и нервное возбуждение, в которое пришла девушка, наполнило её лицо кровью, а тело – силами. Казалось, они проявились в ней только благодаря необходимости дать отпор. Но откуда эта необходимость? Откуда спонтанная перемена?

– Вы обещали мужику пятидесяти лет кавказской национальности?! – в недоумении уточнил Елагин.

Он это спросил из одной профессиональной привычки, ещё не нащупав тайну, которую Алиса скрывала, и теряясь в догадках о переменах её состояния.

– Да, – с чувством выпалила она, и румянец залил её щеки, и от стыда увлажнились глаза. – И мне надо было так! И больше я вам ничего не скажу!

И она упала на скамью, точно выдохлась, а Елагин отвернулся в сторону. Казалось, чтобы не отвлекаться и разгадать эту немыслимую дилемму. И опять из одной привычки и мастерства он спросил:

– Милая Алиса, правильно ли я понял, что вы не хотите подавать на него в полицию, потому что считаете, будто в этом есть и ваша вина?

– Да, – ответила девушка, снова спрятала лицо в ладонях, и тогда уже Елагин начал что-то соображать, не особо прислушиваясь к тому, о чём бубнила Алиса, – понимаете, я уже согласилась с ним идти в мотель, я его до всего этого довела. И он меня не бил… Думаю, и длилось это не более пяти минут…

Наконец, все улеглось в его голове по полочкам. И он сам готов был подскочить:

– Но он же вас взял против воли! Ещё и в переулке! – возмущённо повысил он голос. – О чём вы говорите, деточка?! Это никак не снимает его вину! Пусть хоть вы голая перед ним танцевали! – и, воспроизведя в уме эту картину, ощутив жалость к Алисе, которую он помнил в начале их клубной деятельности робкой, милой и любопытной, разозлившись на мерзкого мужика, он на мгновение потерял самообладание и перешёл на «ты». – О чем ты, Алиса?! Ты в своём уме?! – закричал он.

Примечания