Конституция Бога

В свой первый год я просто летал по углам ринга, синяки с меня не сходили целый год, меняя лишь оттенки и стороны на лице. Синее лицо и фонари под обоими глазами были платой за мою упертость. Но та целеустремленность, что проступала сквозь синяки, спустя год принесла результаты. Мои соперники вдруг стали медленными, словно неподвижные мешки, а я носился вокруг них, осыпая хлесткими и неожиданными ударами. Меня стало невозможно поймать, однако победа эта досталась мне тяжело.

Мне нужно было развить дыхалку, и я начал бегать по ночам. Порой бегал столько, что пролетала целая ночь, и в соседних домах в окнах включался свет – это были те, кто собирался на работу на базар в пять-шесть часов утра. Я стал замечать, как просыпается не второе дыхание, а третье. Оно помогало выдержать бой, и давало способность чаще атаковать в спарринге. Это было тем, что нужно. Да, это была не фанатичность, а скорее упертость, проявление характера. От того, что я всегда отдавал себя делу целиком и полностью, я с головой полностью погрузился в бокс, и он мне, как ни странно, давался легко. Я понимал, что талант приходит с устремленностью и решимостью, но, чтобы стать более твердым и мужественным, я формировал себя путем огромных волевых усилий, даже шел на крайности. Самое интересное, что мне никогда не нравилось драться – это было против моей природы, но в то время это была необходимость. Мне нужна была форма, склад мышления, характер, который закаливался как сталь только волевыми усилиями. Все это должно было помочь мне в жизни, я создавал защитный панцирь от среды, не более, панцирь, который должен был не только защитить, но и давал возможность контратаковать, и в нападении быть максимально эффективным. Мои инстинкты были обострены до предела, тогда как духовность и совесть молчали. Но убить душу мне не удалось: она металась, выворачивалась наизнанку от боли. Захлебываясь, она жаждала глотка чистого воздуха, стремилась вырваться из вязкого болота, что поглотило меня целиком.

Я видел, как проснулась моя душа, как она искала спокойствия, мира, но окружающая среда постоянно толкала ее на очередное преступление.

В восемнадцать лет я стал жить сам, мать разойдясь с отцом, стала жить с другим человеком. Отцу пришлось съехать с квартиры и через год он спился. Квартиру мы с матерью разменяли на две, потому что я не мог жить с ней. Теперь я начинал собственную независимую жизнь в однушке на пятом этаже.

Самостоятельная жизнь, конечно, была не сладкой. Готовить я, естественно, не умел, кроме простейших блюд: макарон, яиц и картошки, да и они бывали очень редко за неимением денег, и от того, что я был слишком гордым и ни у кого не просил помощи. Я предпочитал зарабатывать сам, но не всегда это получалось. Голодный, я шел на тренировку и думал, как заработать на жизнь. Друзья предлагали какие-то мутные схемы, криминальные дела, на тренировке предлагали войти в бригаду и контролировать местных барыг, базары и магазины, можно также было стать рэкетиром, и так далее. Честных путей заработка почему-то тогда не было, окружающая среда сама заставляла идти на преступления и обосновывала тем, что ничего другого нет, Дьявол сужал возможности специально, чтобы заманить еще не согрешившую душу в свои сети. Можно было все только не то чего хотела душа. Она хотела глотка чистого воздуха, природы, мира, но нужно было выживать.

Впрочем, кто ищет тот находит. Сперва я стал торговать на базаре в ларьке одеждой, которую старший брат с женой привозили из Польши, но все же денег не хватало, потом я занялся валютой. Я понимал, что такая жизнь меня не устраивает.

В девяностые годы страна лежала в разрухе, до такой степени, что дети уже рождались в нищете, должниками полностью разворованного государства, точнее, того, что от него осталось. Это было беспросветное тяжелое время для всех: коррупция, мафия, дерибан промышленности и полный произвол органов власти, которая только воровала все то, что осталось от великой державы, бывшего СССР.

Многие из моих друзей, с кем я ходил на тренировки стали уезжать заграницу и советовали покинуть чахнущую страну, которой уже не ожидало ничего хорошего, особенно когда в наш город стали съезжаться с сел радикально настроенные националисты.

Тогда я также подумал уехать, как это сделали многие. Я подал на загранпаспорт, а пока ждал его душа разрывалась на части, глядя на то, как все рушится, во что превращаются люди, стараясь выжить в этих суровых реалиях. Естественно, мне все это не нравилось, и я думал, что если мне не откроют визу, то тогда я сто процентов уйду в монастырь, это было окончательным решением. Но мне случайно попался под руку паломнический рейс по святым местам. Он проходил по Турции, Греции и Израилю.

Я подумал, что святая земля должна меня принять. Израиль был хорошей страной для жизни, но денег у меня не было, и тогда я решил продать квартиру. Правда в итоге решил отдать квартиру брату взамен на билет в Израиль, ведь все равно квартира мне уже была не нужна. И я отправился в рейс, в Израиль, и скорее всего навсегда. Во время паломнического рейса мы посетили очень много святых мест, и остров Афон, преклонялись к святым мощам и разговаривали с афонскими старцами, которые молились за весь мир. Также мы посетили остров Патмос и саму пещеру, где Иоанну Богослову была явлена картина судного дня – Апокалипсис. В Греции мы посетили храмы с мироточащими чудотворными иконами. Все это очень сильно повлияло на меня, и было близко сердцу.

Теперь мы приближались к земле обетованной – к Израилю, к порту Хайфа. Я был в предвкушении того, как ступлю на эту землю, но видно была не судьба.

С корабля, приплывшего раньше нас, ранее сбежало и не вернулось множество людей. На этот раз команда решила взять ситуацию под контроль: на борт поднялась портовая охрана, а по палубе стали ходить военные с оружием. Связь заглушили, лишив нас возможности позвонить на берег. Единственным выходом оставалось ночью прыгнуть в воду и, переждав под пирсом, выбраться на сушу. Это был огромный риск, но я был настроен решительно и уже планировал этой ночью спуститься в воду по якорной цепи.

Но в этот момент, прямо как фильме Титаник, на корабле я познакомился с парнем, который также хотел каким-то способом покинуть корабль, и мы с ним как единомышленники быстро подружились. Только благодаря ему я остался на корабле. Как сейчас вспоминаю его, и только понимаю, что это был ангел, которого послал Бог, чтобы я не наделал глупостей. Он появился в тот самый момент, когда я должен был сделать важный шаг, когда решалась моя судьба. Я навсегда запомнил его – человека с мышлением поистине неземным. Таким чистым, простым и свободным, с огромным сердцем, я не встречал никого. Он был самой душой, душой Божией, если можно так выразиться. После возвращения на родину наши пути разошлись навсегда, но его слова остановили меня в самый критический момент.

Этот паломнический рейс очень многое для меня прояснил, например, показал, что под рясой у некоторых скрывался интерес отнюдь не духовный, а материальный. Тогда это меня также сильно потрясло.

Вернувшись домой, я увидел, что в моей квартире уже шел ремонт – брат хотел переезжать в мою квартиру с женой совсем скоро. У него семья только налаживалась, на квартиру я не хотел претендовать, ведь я ее им подарил, а сам решил уехать в Польшу на заработки. Туда мы с братом выехали вместе и проработали там целый год. Подзаработав деньжат, через год мы вернулись, и вот тут наступил момент моего определения. Мысль о том, чтобы уйти в затворничество меня никогда не покидала. Я даже уходил жить в лес, меня звала природа, но в то же время один мой друг уехал в Испанию и появилась возможность приехать к нему. Я подал на визу, и вот тут моя судьба решалась. Это была развилка – передо мною было два пути, которые могли определить мою судьбу. Но выбор был не за мной. Этот выбор я предоставил Богу.

Запись 09.05.2025

Глава третья

Исповедь

Это был момент, когда я уже полностью прекратил есть мясо. Мне нравилась буддистская мирная философия. Я понял, что нахожусь в состоянии поиска: Бога, духовности. Но мое представление о Боге отличалось от того, что было вокруг.

Когда мне было тринадцать лет бабушка меня крестила, то есть я был православным, но в церковь не ходил, только очень редко, когда душа рыдала и ее выворачивало наизнанку, только в такие моменты я шел в церковь. В те моменты у меня была очень сильная молитва, как мне казалось, искренняя исповедь. Тяжело было передать что я чувствовал. Но то, что я чувствовал, не давало покоя, и в итоге изменило мою жизнь.

Мне было уже двадцать лет, когда я начал свой духовный поиск. Я тайком ходил по библиотекам, в том числе и церковным. Я пытался найти объяснения с научной точки зрения тому, что я понимал и чувствовал. Наверное, я был словно Фома неверующий. Я искал литературу, которая смогла бы мне доказать существование Бога: прочитал Павла Флоренского и многих других, но этого было мало.

Тогда на моем пути попалась (и я верю в то, что это было не случайно) школа Духовного Подвижничества, которая и объяснила все с научной точки зрения. Это было то, чего мне тогда так не хватало. Я стал размышлять о Боге и стал чаще ходить в церковь. Моя внутренняя борьба делала меня изгоем, но мне это было действительно необходимо. Я хотел вернутся к Богу и отбросить буквально все.

Тогда я решил, что так больше жить не могу: нужно было что-то радикально менять и я надумал стать затворником или отшельником: уйти в лес, в горы, в монастырь, если такой попадется на пути. Это был осознанный и серьезный выбор. Мне больше ничего не нужно было, я устал от боли, злости, вранья, коварства, мне нужна была природа в ее первозданной чистоте, мне нужен был Бог.

Я помню какой силой обладала моя молитва, когда я был на природе, я чувствовал, как в области сердца был такой жар во время молитвы, что это меня не просто удивляло. Я чувствовал мощный реактор у себя в сердце, живое солнце, и это было таким ярким ощущением, что все остальное теряло свой цвет и значение. Я молился и иконы оживали, я понимал всю метафизику о которой говорил Павел Флоренский: Бог был рядом, он был здесь и всегда, и везде. Я плакал и видел, как плакал Бог, мне тяжело это объяснить, но тонкая грань лика иконы куда-то исчезала, и я был на коленях пред тем, кто являлся мне, я чувствовал прикосновение Иисуса Христа. Это был катарсис, это было моим прозрением, отныне мой путь был предопределен.

Мне не хотелось возвращаться в суету, от города я устал, воспоминания о нем были только плохие. Я хотел быть поближе к Богу, ближе к гармонии, душевному спокойствию и природе. Как сейчас помню: однажды я пришел в храм от того, что стоял перед серьезным выбором, который должен был вновь определить всю мою судьбу и в этот раз окончательно. После того как я исповедался во всех своих грехах, с полным осознанием их всех, от всей души, я остался после службы в храме. Когда в храме не осталось никого, кроме меня, я возложил свое сердце на жертвенник в молитве к Богу. Это была не просто исповедь, а акт, насыщенный метафизикой, плавящей саму ткань пространства, стирающей его границы. Бог присутствовал зримо и осязаемо – здесь и сейчас, ибо на алтаре этого мгновения решалась судьба всей моей жизни.

Передо мной было всего лишь два пути: или я должен был уйти в монастырь, или уехать из страны, уехать в Испанию. Так как вопрос визы еще только решался, я знал, что в случае отказа я уйду в горы. Но судьба распорядилась иначе. Богу было угодно, чтобы я направился в совершенно другую сторону. И только сейчас я понимаю почему этот выбор был самым верным для меня.

Запись10.05.2025

Глава четвёртая

Заграница

Спустя двадцать пять лет я понимаю, что Провидение Господне все сделало правильно, направив меня в чужие земли, где моя жизнь сложилась именно так, как и должна была сложиться. Моя жизненная миссия исполнилась именно так, как было угодно Самому Провидению. Пути Господни воистину неисповедимы, ибо заграница помогла мне организовать свое сознание и личность так, как не смогла бы дать жизнь ни в монастыре, ни на родине.

Об этом я написал в «Исповеди от автора». На протяжении двадцати лет проживания за границей, я формировался, читал нужные книги, женился на женщине, которая научила меня жить честно и помогла многое понять. Я благодарен жизни и Богу, что на всем этом нелегком пути Бог посылал мне людей нужных, которые меня воспитывали и которыми я проникся всем сердцем, полюбил их и благодаря которым утвердился во мнении, суждении, в своей морали.

Понадобилось двадцать пять лет, чтобы вернуться к истокам, осознанию того, как иллюзорно представлял я себе вещи и как с легкостью заблудился, перейдя не на ту сторону (от которой отмывался очень долго и которая отпечатала на мне свои фальшивые шаблоны и представления).

После того, как я вновь стал чувствовать, эти шаблоны начали отваливаться сами по себе, но это было не просто поначалу. Дух мятежный боролся во мне, ему не нравилась истина, естественность и такая нагая честность. Сформированный за года грешной жизни бес, все эти года проживания дома, долго брыкался во мне, пока не понял, что все бесполезно.

И, по всей видимости, он не смог продолжать жить во мне, ему пришлось освободить на время мой сосуд души. Но иногда я его чувствую, и очень даже сильно. Это определенные дни, когда, видимо, звезды как-то располагаются особо и открывается тот самый портал, когда им дается определенный шанс войти и попытаться вновь искусить, испытать, извратить, ударить больно, сделать все, чтобы только вывести из состояния равновесия и духовной стойкости.

Особенно я заметил, что это происходит во сне. Меня искушали как могли, и порой у них получалось это сделать. И тогда вся моя праведность летела под откос и на большой скорости. Искусители во сне создавали нужные сцены, зная меня очень хорошо, и я велся как наивный дурачок, попадаясь в их хорошо сделанную ловушку.

Сон – это самое идеальное место испытаний. Душа находится в той области подсознательного, где она открыта – без жизненных блоков, масок и защиты, делай там с ней что захочешь – она вся как на ладонях. Разбирая сны, я стал также разбирать созданные в них сцены, в которых я прокалывался, и все же грешил. Я понимал, что сны очень мощные и иногда намного реальнее, чем мы думаем, и потому, если во сне я смог согрешить, то и в реальной мире также смог бы. Я понимал, какие они дергают рычаги, чтобы узнать меня и вывести из состояния праведности, опуская мою мораль в свои болота греха.

Это только сейчас я научился разбирать посещающие меня мысли и сканировать их природу, различать их дух. Я стал бороться со своей тенью, со своей противоположностью, своим лживым Я. Теперь я его чувствую, и вижу, как оно пытается в меня проникнуть и сделать свою грязную работу, внедрить в сознание свое видение. Я вижу какие мысли меня в этот момент посещают, я вижу их природу, темную и мерзкую, и я пропускаю эти мысли, я за них не цепляюсь. Нет того, что бы смогло меня окунуть в их темную трясину, в это падшее болото. Я обхожу его стороной, хотя поначалу мне это стоило больших усилий, но теперь все происходит естественно, само собой.

Темные, хорошо выстроенные мыслеформы, как призмы для наши глаз – как только ты наденешь эту призму на глаза, как я их назвал затемненные Очки Тени – ты погружаешь свой дух в ту темную природу, от которой исходит только смрад. Она охватывает в миг твою душу, и окунает в свою бездну.

Нужно быть всегда осторожным с такими мыслеформами и осознавать, кто их сотворил, кто создал их коварную суть. Нужно уметь сканировать их, чтобы поставить защиту, и оборонятся от их нападения, уметь переключать внимание нашего сознание на что-то иное. Нужно иметь эти переключатели, и если их нет, то обязательно найти их. Нужно понимать на чем акцентируется наше внимание, туда и течет жизненная сила и энергия, с тем мы и воссоединяемся, сливаемся, если быть точнее, проникаемся духом. Это очень тонкий процесс и для нас может быть практически не ощутимый, но это как маятник, который нас сбивает с правильного пути, по которому нас ведет компас сердца. Отвлекшись, мы автоматически прячем свой компас сердца и переключаем свое внимание на этот маятник, суть которого именно в этом – переключить наше внимание на совершенно иную волну. Волна может быть совершенно разной. Она подбирается под нас, под наши интересы, желания, ее суть – воспалить наше желание, заинтересовать так, чтобы мы пошли по ее дороге. У этого темного маятника тысяча дорог, и каждая может нас сбить с пути, но все эти пути в итоге ведут душу в преисподнюю. Они бывают слишком запутанные, но в итоге они все приводят в один конец, обреченный тупик, из которого наше сознание уже не в состоянии выбраться.

Тут наша психика и дает сбой, от этой точки рождаются все психические болезни, не косвенно, а прямо влияющие на наше здоровье. Это самый коварный обман для всего человечества – уменьшить нашу концентрацию на Божественном, совестном, духовном и перевести ее, рассеять в кучу ненужной нам информации. От которой нет никакой пользы и которая все равно что грязь, такая же липкая и вонючая, – в итоге сольется в унитаз. Но перед этим она в нас коварно переварится и оставит свой едкий и разъедающий душу след, а иногда это и яд, который постепенно, незаметно для нас самих отравляет нас своим безжизненным алгоритмом, своей бездуховностью.

Очень многого мы не видим, но все это составляет нас, и то, из чего мы себя слепили, не всегда являлось правильным пластилином. Мы налепливаем на наш дух столько всего ненужного, что ему становится тесно и он не может дышать, он задыхается от всех наших нелепых убеждений, он готов стряхнуть с себя все эти жуткие и тяжелые шаблоны, но пластилин сотворил форму, и следит за ней. Лживое Я ваяет себе скульптуру, идол, и пластилин превращается в гранит и мрамор. Наше Эго похоронило наш дух в саркофаге, как нечто изжившее, а с нею – любовь и совесть. Теперь лишь в зеркале отражается тот самый идол, которого мы любим и обожаем, теперь мы не только высокомерны, мы еще и себялюбивы.

Но я себя не люблю. Я давно сбросил корону и похоронил свое высокомерное Я, потому что оно не просто бесполезно – оно убивает душевную простоту и природную естественность. Чем проще душа, тем она чище, правдивей, искренней, а это именно то, что нужно душе, в этом она как в своей тарелке, эта природа ей родней. Как только мы начинаем высокомерно смотреть на вещи, мы воспользуемся иллюзорными шаблонами нашего ложного Я.

Это надо видеть и избегать. Высокомерие – это раздутая система оценок, которая в итоге требует только почитания себя самого, красивого и умного. Нужно разделять эти грани высокомерия и простоты, самовлюбленности и честности с самим собой. Подставить вторую щеку, куда сложней, чем агрессивно отреагировать и противостоять несправедливости и злу, которое только и ждет от тебя этого. Подставив вторую щеку, мы не проявляем своей слабости, а, наоборот, заявляем о своей вере, крепости духа и понимании законов любви и жизни. Мы за мир, душевное равновесие и непоколебимость чего бы нам этого не стоило, даже ценой собственной жизни. Только так мы становимся недоступными для окружающего зла, которое то и дело пытается выбить нас из равновесия и наложить свою хаотичную призму восприятия для нашего духа. Но наша вера – это непробиваемый щит от всего, что пытается на нас повлиять совершенно разными методами. Вера и совесть – это защита самого Бога, непробиваемая стена, за которой по-настоящему спокойно.