Потерянный локон

© Игорь Сидоров, 2018

ISBN 978-5-4490-6812-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оперативные совещания в Борском РОВД Фокин не любил, впрочем, их никто не любил. Все сотрудники день проведения общего оперативного совещания называли не иначе, как «черный вторник». День этот строился следующим образом: сидящее на трибуне руководство говорило по очереди о цифрах и процентах прошедшей недели, то есть с прошлого вторника. Самое нелепое, что эти цифры и проценты ни в коем случае не отражали истинного положения дел в низах, среди таких, как Фокин – оперуполномоченный уголовного розыска, капитан милиции, 34-х лет от роду, работавший с начала своей службы «на земле».

После выступлений высшего звена руководства начиналась их «вторая серия» с разбором причин и высказыванием необходимых мероприятий по исправлению положения с низкими результатами раскрываемости. Все эти тирады выслушивались Фокиным сквозь дрему, так как он знал о них наперед. За 14 лет его службы они ни разу по своей сути не менялись. Если на молодых сотрудников, открывших рот и слушавших, слова с большой трибуны и производили какое-то впечатление (это Фокин замечал по тому, что они делали какие-то пометки в своих журналах), то Фокин знал уже, что ему делать. Такой болезнью он переболел уже 10 лет назад, когда понял, что ни к чему хорошему активное выполнение общих указаний не приведет.

Что говорить, Фокин Александр Иванович был неплохим опером и с головой. И отношение руководства к нему было неплохим, но не того руководства, которое сидело на трибуне, а ступенью ниже. У «верхнего» руководства РОВД была задача не спустить показатели раскрываемости Борского РОВД ниже средних по области, у руководства Фокина, – начальника Заречинского отделения милиции Борского РОВД, – быть впереди двух других отделений города. Чаще всего, это удавалось, и не секрет, что во многом, благодаря работе Фокина. Об этом знал начальник криминальной милиции Заречинского отделения подполковник Рябцев. Нередко они выпивали вместе бутылочку после удачного раскрытия и говорили о многом, но он был не царь и не бог, у него были тоже проблемы в головном РОВД, где не видели его заслуг по стабильно высокому проценту в сравнении с другими отделениями. Руководство видело это в простоте работы Рябцева в Заречье, объясняя это тем, что его район обособлен, и все там можно раскрывать. Руководство не понимало, чего это стоило Рябцеву, когда тот спускался к сотрудникам «вниз» и был в работе с ними на равных, одновременно понимал и требовал. Благодаря его усилиям отделение избавилось от лентяев, коллектив сформировался добротный и просьбы-требования Рябцева воспринимались нормально и почти с пониманием, когда в выходные и по ночам выходили на мост, отделяющий Заречье от всего города и устраивали «зачистки», то есть законные, но тягомотные, по несколько часов проверки документов криминала, прибывающего в Заречье. Группировки, приезжающие в Заречинский район, чтобы чем-нибудь здесь поживиться, были сами не рады этой затее и, в большинстве своем, не испытывали желания приезжать сюда, так как могут быть «засвечены» на въезде или выезде, например, с краденным. Со своими бандюками работать было проще, так как Рябцев привлек на работы тех, кто был родом из Заречья и тут же проживал, поэтому всех негодяев знали в лицо, знали связи.

Все это руководством не было должным образом оценено, и за бутылочкой эта тема была частой у Рябцева и Фокина. Они во многом понимали друг друга, но вот сделать ничего с этим не могли. «Верхи» требовали еще больших процентов раскрываемости.

Хорошее отношение Рябцева к Фокину было обусловлено и тем, что он видел, как Фокин свою работу любит. Когда шла перспектива раскрытия, он отрабатывал полностью и не роптал на время и болезни. Самые сложные дела он поручал Фокину и мог в деле на него положиться. Впрочем, Фокин был не без греха. Зная свои заслуги, переработанное время, разок в месяц мог употребить на работе и отдохнуть.

Фокин понимал, что все наказания ограничатся фразой Рябцева в его адрес: «Ты давай завязывай». Самое интересное, что эти слова на него действовали, и он завязывал и вновь брался за работу. Фокин был хорошим опером, но не сказать, что он хватал звезды с небес. Его заслуги были обусловлены тем, что он мог из ничего сделать многое. Небольшие кражи он облачал в документы и с виду бросовое преступление доводил до суда, чем поднимал процент Заречья.

Отношения к работе не могло не оказывать влияния на семью. С Леной они жили хорошо благодаря ей. Она во всем старалась понимать мужа, но многое она просто понять не могла. Больше всего ее нервировало, что мужа в любой момент, включая ночь, могли вызвать, и он бросал все, собирался быстрее, чем когда нужно было выбросить мусор. После короткого разговора по телефону, нескольких вопросов звонившему, Фокин был уже там. Ей оставалось молча подать ему чистую рубашку, если нужно, чистые брюки, напомнить, чтобы не забыл сигареты и мобильник. Вторую половину ее нервов забирал приход мужа домой. После тяжелого дня, возможно и суток – двух, он выпивал. Выпивал немного, но к запаху она была чувствительна. Поначалу их совместной жизни на этой почве она пыталась выяснять отношения, но будучи женщиной умной, она прекратила эти скандальчики, видя, что они никакого результата не давали. В таковые моменты она чувствовала к мужу двойственное отношение. С одной стороны, она его любила и не могла не видеть, что он ее тоже любит. Но больше нее он любит пятилетнюю дочь, которая отвечала ему еще большей любовью. Лена любовалась их отношениями в редкие свободные выходные и вечера. Таня души не чаяла в отце и этого не скрывала, объясняясь ему наивно, по-детски: «Я тебя сильно, сильно люблю, пап, ты такой хороший». Это было красиво и честно. Ревности от любви дочери к отцу Елена не испытывала, но ей дочь подобных слов не говорила. В ее принципах было воспитывать дочь более строго. С какими-то их отношениями она была не согласна, но некоторое баловство позволяла Фокину, потому что считала, что строгостей будет достаточно и с ее стороны. Такова была положительная сторона ее отношений к мужу. Отрицательную сторону составляли его часы за бутылочкой, в то время, когда она его ждала, порой несколько суток. Эти часы и последующие отсыпные, были для нее на вес золота. Во время сна мужа она тихонько плакала в подушку. Она подолгу говорила с собой и, естественно, себя жалела. Она заглядывала в прошлое и спрашивала себя, правильно ли она сделала, выйдя замуж за Фокина. После длинных тирад в свой адрес и не менее длинных в ответ, она засыпала. А утром она готовила завтрак, собирала дочку в сад, подавала носки и рубашку мужу и понимала, что дала волю чувствам ночью и нужно возвращаться к жизни, которую, все-таки, выбрала не зря. За ней стоял авторитет мужа в Заречье, который не мог до нее не доходить, стабильный его заработок. Пусть невеликий, но на жизнь им хватало, и наконец, ожидаемые 6 лет, которые оставались Фокину до пенсии. Она знала, что звездной болезнью он не страдает, в руководство и в генералы не рвется, да и устал. Через 6 лет он будет принадлежать только ей и дочери, они будут часто вместе. Она видела, что Фокин устал и, конечно, надеялась, что по истечении выслуги работать он больше не будет.

В то утро Фокин проснулся как обычно – до звонка будильника, протянул руку и нажал на кнопку, параллельно потянувшись. Лена сопела на другой руке с застывшей улыбкой от прошедшей ночи, принесшей им полное удовлетворение. Фокин смотрел на нее и боялся пошевелить затекшую руку, но вставать все-таки пришлось. При попытке вытащить руку Лена сразу проснулась с вопросом, в таких случаях обычным для нее:

– А сколько времени? – Этот вопрос был задан еще до пробуждения и поэтому Фокин не стал отвечать, а аккуратно переложил голову жены на подушку и пошел на кухню за своей первой сигаретой. За то время, пока включил чайник, умылся и брился, Лена проснулась окончательно и на кухне подкралась к нему сзади, и неожиданно, но нежно схватила его за то, что послужило причиной их крепкого, здорового сна. Он развернулся и поцеловал ее, тоже не забыв пробежаться руками по всему, чему положено.

– Во сколько придешь сегодня?

– Минут через пятнадцать.

– А что так рано?

– Да сделать нужно кое-что.

Далее разговор на эту тему терял смысл, и Лена приступила к приготовлению завтрака дочке.

Утро было для Фокина неплохим и не предвещало ничего неприятного, но при подходе к крыльцу отделения что-то в груди у него неловко зашевелилось. На крыльце стоял Петрухин, – старший опер. Глаза его бегали и остановились на Фокине до того, как могли увидеть. В такие моменты знал он, что есть нехорошая весть. Петрухин был другом начальника уголовного розыска Борска и все новости, чаще неприятные, узнавал первым. Эти новости в его устах обрастали страшилками, и, выслушивая их, Фокин делал сорокапроцентную скидку, чтобы приблизиться к реальности.

– Наш розыск вызывает Кордюк, иметь нас будут, звонил сюда, мне на мобильник, орал, весь не в духе, ничего толком не сказал, только приезжайте и все – тирада Петрухина сопровождалась охами и вздохами, междометиями, ну, в общем, в его духе.

Кордюк – полковник, начальник Борского РОВД, всего того, что процитировал Петрухин, сказать не мог, и Фокин сделал вывод, что он позвонил в дежурную часть и просто вызвал к себе розыск Заречья. О целях вызова, он пока не догадывался.

– Ну, значит приедем – бросил он по пути в сторону Петрухина и прошел к себе в кабинет. Возле кабинета его ждал еще один сюрприз в лице дамы, его возраста, но выглядевшей явно не жительницей Борска. Он вспомнил, что за стрекотней Петрухина забыл спросить у того, чей новенький Лексус с московскими номерами стоит у входа, но, сопоставив внешний вид шикарной машины и внешний вид сюрприза стоящего, возле его кабинета, он был почти уверен в том, что они сопоставимы.

– Это Вы Фокин? – странно, но внешний вид дамы совсем не соответствовал ее интонации. Вопрос был задан негромко, спокойно, мягким голосом и, как ему показалось, что-то просящим. Хотя он ждал высокомерного отношения к себе, как к вассалу. По этой причине Фокину пришлось изобразить легкую улыбку, смягчить голос и в тон заданному вопросу и интонации ответить:

– Да, что у Вас случилось? Проходите,

присаживайтесь.

Дама тоже облегченно вздохнула и улыбнулась. Судя по всему, она также не ожидала такой встречи, наверное, думала, что ее встретит грубый ментовский рык. Расположившись друг напротив друга за столом, Фокин смотрел на даму и ждал от нее объяснения причин их встречи. Той, видимо, начало разговора не удавалось, но после длительного усаживания на стул, поправления шляпки и натурального меха на рукавах куртки, начала свою речь:

Понимаете, мне порекомендовали Вас. Я здесь неофициально. Понимаете, я ищу одного человека. Он из Вашего города, не поможете мне его найти? Я писать, конечно, ничего не буду, эта просьба личного, конфиденциального характера.

Фокин выслушал даму с ответным взглядом ей в глаза с имитацией абсолютного внимания. Первое положительное впечатление в начале разговора всегда располагало человека на более откровенный разговор. Это был уже профессионализм. Теперь ему предстояло аккуратно выяснить, почему она, респектабельная дама, приехала в их захолустье из Москвы с целью неофициального поиска какого-то человека, обратилась именно к нему, все это его заинтересовало.

– Простите, пожалуйста, – начал он все в том же участливом и располагающем тоне, – меня Вы уже, судя по всему, знаете, а я вот с Вами еще не познакомился. Вы меня простите, но гости столицы для нас редкость.

– А как Вы узнали, что я из Москвы? – собеседница явно волновалась и, наверное, просто не вспомнила об оставленной у входа машине.

– Ну, работа такая-с – с улыбкой и удовольствием от прописной поговорки ответил Фокин. Ему было, все-таки, приятно, что даже ерундой он смог пощеголять перед гостьей своим профессионализмом.

– Впрочем, теперь я вижу, что мне правильно порекомендовали именно Вас.

Итак, контакт был установлен, и Фокин приготовился выудить у собеседницы все, что ему потребуется в процессе разговора. Та уже доставала из шикарной сумочки паспорт для знакомства, но в это время зазвонил телефон. Петрухин уже посуетился насчет машины и торопил Фокина для поездки в центр.

– Давай быстрее, только тебя и ждем.

Слова Петрухина на Фокина никакого эффекта не производили, так как они были самыми старыми в розыске Заречья. Фокин был уверен, что собрались еще не все. Ему самому захотелось выяснить, кого же ищет дама.

– Ладно, сейчас выхожу – сказал он в трубку и вновь взглянул в глаза гостье.

– Вы сильно торопитесь?

Фокин увидел в руках у нее фотографию в короткий миг, когда та вынимала ее из сумочки вместе с паспортом, он заметил на ней обнимающуюся пару. Свою собеседницу он узнал, а вот ее визави на фотографии рассмотреть не успел.

– Вы знаете, я постараюсь Вам помочь, но давайте встретимся часа через три. Если к этому времени я освобожусь, то обязательно Вас выслушаю, а сейчас, извините меня, нужно отъехать.

– Конечно, конечно, только оставьте мне,

пожалуйста, Ваш телефон. Я Вам позвоню, и мы точнее договоримся о времени встречи.

В этот момент, когда они уже поднимались со стульев, Фокину удалось заглянуть в фотографию, и он узнал на ней Ваську Морина. Теперь он знал, что дама ищет его. Это Фокина успокоило, но Марии Сергеевне, судя по паспорту, он ничего не сказал, и не подал вида. Ему захотелось продолжить разговор и побольше выведать про Ваську. Возможно, он что-то натворил, и пахло очередным выявленным преступлением. Запирая кабинет, он вновь бросил в адрес гостьи участливый, озабоченный взгляд. При расставании, он вновь участливо произнес:

– Ну, жду Вашего звонка – Фокин после этой фразы вышел к машине.

У машины уже сучил ножками Петрухин

– Ну, чего ей надо? – кивая на «Лексус», с улыбочкой спрашивал он. Видимо, он уже узнал, что посетительница ждала Фокина. Любопытство его явно разбирало.

– Да не знаю, не успели переговорить, ушел от ответа Фокин.

По пути в центр Фокина одолевали мысли по поводу Васьки Морина. Что он мог натворить в Москве, чтобы вызвать такой неофициальный визит? Васька в криминале замешен не был, если не считать его редких пьяных выходок на дискотеках и ресторанах, но ничего серьезного за ним не было. Все обращения по поводу него сводились к разбитию стекол, либо получением по шее им самим, за излишнюю приставучесть к женскому полу. По шее он получал от их кавалеров, наверное, за то, что был он достаточно смазливым, и девки к нему липли. Впрочем, из-за тумаков он переживал несильно, и все обычно заканчивалось миром. Он уезжал в Москву, где работал охранником в какой-то фирме. Ранее Васька Фокина не интересовал. Абсолютной логики в визите дамы Фокин не нашел, так как машина уже подъезжала к центру. Петрухин сразу побежал в РОВД, а Фокин и другие опера встали у входа покурить. За это время Петрухин забежит в кабинет начальника розыска и все выведает более конкретно. Молодые опера, уже раскусившие немного Петрухина, смотрели за Фокиным и ждали его команды, так как ему доверяли больше. Выкурив сигарету, Фокин зашел в РОВД, остальные последовали за ним. Зайдя в кабинет начальника розыска, Фокин поздоровался и кивнул сидящему Петрухину:

– Ну что, пошли?

Петрухин поднялся, и все вместе направились к Кордюку. Улыбнувшись секретарше в приемной, Петрухин подшутил:

– Ну что, нас уже жаждут?

– Нет, он пока занят, у него зам. прокурора Урганин.

А вот это Фокина совсем не обрадовало. Урганин был в прокуратуре человеком новым и проработал около полугода. За это время он показал себя с различных сторон. Человеком он был достаточно умным и юридически очень грамотным. Благодаря «новым веяниям», он рыл под милицию, благо курировал ее по должности. Надо отдать должное, когда он поддерживал обвинение в суде, то был очень принципиален, адвокатов разваливал полностью. Приговоры в судах с его участием были почти всегда по максимуму. Он же требовал направления дел в суд по серьезным статьям, чтобы в них была полная доказуха. Следователи получали от него немало взысканий, порой и лишку, но, тем не менее, с приходом Урганина преступники арестовывались быстрее и чаще. Просто так к Кордюку он не заходил. Фокин искал связь между вызовом их и визитом Урганина. Первая мысль была о том, что тот что-нибудь накопал у них в оперативных делах и требовал крови. Слава богу, из кабинета он вышел с улыбкой, что-то шутливое бросил напарнику Фокина – Вовке Лебедеву, следовательно, большой грозы не будет, а с мелким дождем они справятся.

Кордюк пригласил всех сесть за заседательский стол. Тон его был совсем не такой, каким его представил Петрухин.

– Так, мужики, с процентом раскрываемости у вас, конечно, хорошо, спасибо вам за это, но давайте посмотрим на ваши раскрытые дела. Квалифицированные преступления у вас раскрываются также плохо, как и в других отделениях. Да и с оперативной работой у вас хорошо только по цифрам. Серьезные группы у вас из разработки выпали. Перекрываете разработкой алкашей, которые и без разработки в тюрьму сами сядут. Так что вот, мое к вам требование и просьба – чтобы за месяц раскрыли три серьезных квалифицированных тяжких преступления. Если с таковыми задачами справитесь – честь вам и хвала. С оперов других отделений все надбавки снимем, вы получите все по максимуму.

Последняя фраза не произвела на Петрухина никакого впечатления. Благодаря дружбе с начальником уголовного розыска, у него и так все было по максимуму. Заслуги остальных просто не замечались, так как все руководством оценивалось с подачи Петрухина.

Кордюк продолжал:

– Что нужно Вам для этого – говорите. С бензином дополнительным помогу, машину еще на вас выделю, но если через месяц результата не будет, от меня пощады не ждите.

Весь тон его был одновременно и требовательным и просящим. В словах его была действительно правда, и опера это понимали. Бесполезный крик и ругань, наверное, не оказали бы влияния, но в этом случае его слова до оперов дошли. По дороге в свое хозяйство каждый начал выискивать в своих загашниках серьезные группы и думал, как раскрыть серьезные, квалифицированные нераскрытые преступления. Думал над этим и Фокин. У него в ведении были за последнее время две нераскрытые квартирные кражи, которые, как говорится, были сделаны «чисто». Ни на одной из них не оставлено ни слединки. Воры работали в перчатках и носках на ботинках. Фокин отработал по этим кражам много, но зацепиться было просто не за что.

Впрочем, над кое-чем ему поработать, все-таки, нужно было. На его земле действовал, так называемый, благотворительный фонд «Опека». Руководил этим фондом бывший начальник уголовного розыска Хариков. С виду его компания была безобидной и выполняла роль охраны некоторых предпринимателей, их ларьков, магазинчиков и контор. В действительности, все было не так. Он собрал вокруг себя более-менее квалифицированный криминал и занимался элементарным вымогательством. К владельцу магазина приходили двое – трое ребят и предлагали свою помощь в негласной охране. Тон был вежливый, но в конце всегда звучала фраза: «Обстановка в городе сложная, могут и спалить». Хариков начинал именно с этого – горели ларьки, машины тех, кто отказывался от его помощи. Хариков был не глуп и понимал, что все его другие действия могут быть раскрыты, а он то знал, что раскрыть умышленный поджог очень трудно. Всегда поджоги относились к категории самых нераскрываемых. Слух об «Опеке» по городу разнесся быстро, и к нему потекли деньги – в основном, черный нал. Для отмазки силами своих орлов он охранял пару магазинов и, с финансово-налоговой стороны, у него было все в порядке. Но это была лишь вершина айсберга. Официально у него работало семь человек, в действительности, под ним находилось порядка полсотни отморозков, которые не гнушались ничем – ни наркотиками, ни грабежами, ни квартирными кражами. Благо юридическая помощь была всегда под рукой. Естественно, половина от наживы, также черным налом шла в «Опеку».

Таким образом, благодаря разговору с Кордюком, Фокин решил всерьез заняться

«Опекой». В случае успеха его авторитет поднялся бы на пару уровней. Ведь «Опекой» занимались спецы из области, но у них ничего не получилось. Здесь нужно было действовать продуманно и неординарно, Итак, решение было принято, и Фокин после того, как закончит со своей посетительницей, намеревался вплотную заняться имеющейся у него информацией на «Опеку».

Тем временем, автомобиль подкатывал к зданию отделения. Фокин еще издалека увидел прогуливающуюся вокруг «Лексуса» Марию Сергеевну. Выйдя из машины, он сразу направился к ней. Заметив его, она явно обрадовалась. Судя по всему, она никуда не уходила и ждала его.

– Ну, пройдемте со мной, договорим,

– улыбкой пригласил ее Фокин, но улыбка оказалась несколько натянутой. Два часа ожидания не прошли для Марии бесследно, и Фокин это заметил. Если при первоначальном взгляде, он посчитал ее ровесницей, то теперь было видно, что ей явно за сорок – макияжа на лице явно поубавилось, и на лице проглядывались явно немелкие морщины. Кроме того, не в ее пользу было бесцельное хождение и ожидание.

Естественно, в кабинете он предложил

кофе, и Мария не отказалась. Включив чайник и, поставив перед посетительницей сахар и кофе, Фокин снял куртку и уселся, напротив. Разговор вновь начинался с трудом. Дабы не переживать вновь трудное начало, Фокин незаметно отсоединил телефон.

– Понимаете, я Вам говорила, что я здесь

неофициально и просто прошу Вас мне помочь найти одного человека, – решив начать, с волнением, но уже с меньшим, заговорила Мария Сергеевна.

– Вы уж меня простите, но, как сотрудник

милиции, я просто обязан знать, с какой целью Вы его ищите. Поставьте себя на мое место. У меня, по всей логике, возникают нехорошие вопросы, а, может, Вы разыскиваете главаря банды колумбийских наркоторговцев, которого Вам заказала другая банда наркодельцов из Венесуэлы и, Вы, воспользовавшись своим обаянием, решили войти в контакт с молодым и неопытным опером и выведать у него все о потенциальном покойнике. Затем, убив его, Вы убьете и закопаете меня, чтобы не оставлять свидетелей Вашего интереса. – Все это Фокин говорил с явной иронией и улыбкой. Перейдя на более серьезный тон, Фокин продолжал – Вы меня правильно поймите – помогая Вам неофициально, я должен быть абсолютно уверен в том, что моя помощь Вам не навредит, не только Вам, но и никому другому, так что я прошу Вас быть со мной абсолютно откровенной. Со своей стороны, я гарантирую, что наш разговор останется строго между нами.

– Слова Фокина, кажется, произвели

должное впечатление, и она начала отпивать свой кофе. На взгляд Фокина, она в чем-то сомневалась или думала, что именно можно было рассказать Фокину. Он не упустил возможности склонить собеседницу в свою сторону, когда та находилась в состоянии неустойчивого равновесия.

– Вы только не думайте, что я начну, узнав что-то от Вас, использовать это против Вас. Постарайтесь убедить меня в том, что Вы не преследуете никаких противозаконных целей и можете не говорить всего полностью, скажите только то, что убедит меня в Вашей безобидности, благо для этого осталось сказать совсем не много.

Ослепительно и удивительно откровенная

улыбка Фокина, его взгляд прямо в глаза Марии окончательно склонил ее в его сторону.

– Хорошо. Я Вам расскажу. Мы с этим человеком, которого я ищу, встретились в ресторане, познакомились случайно. – Тут Мария запнулась и не могла сформулировать следующую фразу – ну, в общем, у нас был роман. Мы жили вместе, все было хорошо, но потом у него начались какие-то проблемы, Он ведь из Вашего города. Ему на мобильный стали часто звонить, он нервничал, затем, через пару дней, он сказал, что работает менеджером в какой-то строительной фирме. Он заключил договор на поставку стройматериалов, внес деньги фирмы в качестве предоплаты, а фирма стройматериалов оказалась липовой, и он теперь попал на деньги. Он сказал, что съездит домой, за два-три дня уладит свои дела и вернется. И вот уже месяц его нет, мобильник его заблокирован. Я прошу, помогите мне его найти. Мне, конечно, наплевать на деньги – пять тысяч долларов – это ерунда. Я боюсь, не случилось ли с ним что-нибудь?

– В принципе, проблема Ваша понятна – участливо произнес Фокин. Для него было уже ясно, что Васька Морин «развел» дамочку как последнюю «лохушку» на пять тысяч баксов и сейчас эти бабки прогуливает в ресторанах и казино, но Фокина мучил вопрос, как это все преподнести Марии. Он уже видел, что та его не обманывает и просто хочет вернуть Ваську, что ей явно не удастся.