- -
- 100%
- +
© Эли Сигельман, 2021
ISBN 978-5-0053-4159-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
В Бессарабии стояли сладкие времена. Шелковицы были беременны темно-синими, почти чёрными, плодами. Любой мог коснуться их низких ветвей и попробовать сочную мякоть ягод. Там были чёрные шелковицы и белые, и красные. Стихи, которые я пишу, напоминают те времена и те шелковицы.
Edgar Allan Poe как-то сказал: «Если стихотворение не разорвало вашу душу на части – вы не испытали поэзию». Я надеюсь вы испытаете поэзию, читая мои стихи. Они все разные. Где-то смешные, где-то грустные. Иногда простые, чаще сложные. Но всегда, они – это моя интерпретация сути жизни, как я её видел и вижу. Может быть она будет Вам интересна…
1984. Ноябрь. Холодно и идёт дождь. Нью Йорк. Аэропорт JFK. Brooklyn. Первое рабочее интервью случилось в офисе на 123 этаже. World Trade Center. Офиса больше нет. Центра тоже. Так устроена жизпь. Так, и не иначе…
И ещё… Я посвящаю эти стихи моей жене, которая сама того зная, была их источником и вдохновлениемок.
Слушая Сонатy №8 для фортепиано в C Миноре
Бредовая от жара в Иудеe,роняла чёрный мускус кабаргаОкаменела мудрость в мавзолее,давно забыты вещие слова.И обнажились среди ночи карусельюи кружатся на площадях небес,семь всадников, семь всадниц,семь оттенков тени,и в памяти моей под снегом чей-то крест.И вновь восход воскрес.И осветил простор фисташковых полей.Согрел осенних виноградников лозу.И освятил тела на улицах убитых фарисеев.А я в конце дороги скудной и напраснойпытаюсь убедить себя во сне,поверить в то, что был любим тобою,не слушая, услышать звуки моряв Сонате №8 для пиано в C Минореи успокоить боль, и обрести покой…1Шипы диковинных цветов
Французские духи Шанель.Березовые лапти и сирот приют.На чердаке ночует в сундуке шинель.Красиво соловьи поют…Опять смотрю в твои глазаи вижу глупость моей просьбы.В них неба низкого неволяи сдобные улыбки, и застолье.И дрожь руки, и грусть прощания.И ложь определяет расстояниемежду сегодня и утраченным вчера.И там стоит запретная стена.И как найти в ней дверь?И пусть пока вернутся невозможно,я всё же в глубине души уверен,что буду жить моей надеждойв настольном хрустале твоих стихов…нет в них ни жалости, ни мести,они шипы диковинных цветов,затоптанные в грязьошмётки желтой жести,последней осени листва.А на Западном фронте без перемен
Детства бывшие сны по этапу бредут.И один за другим пропадают.Не спасти их, так и уйдут.Без оглядки утром растают.Вверх по улице – парк силуэтом застыл.Танцплощадка – знакомства, зеваки.В отдаление лай дружелюбных собак.Так… никак… может это и знак…или вновь ты попался, наивный простак,испугавшись крика и драки.А «На Западном фронте без перемен».И горчичным газом пропахла портянка.И в Париже Гийом Аполлинервдруг умрет от гриппа «испанка».Мазохизм отношения к чьей-то судьбе,искажённой потугой кубизма,объясните причину смысла в войнеи поймёте маразм атавизма.Между тем, твои груди подарок мечты.Твои губы ласкают мгновение.Неужели любовь продолжение тоскиили в замке сыром привидение?Не для всех эти строчки.Графоман и глупецназовёт их нелепостью, вздором.Скоро ночи бессонной беспечный конеци начало дневным разговорам.2Замёрзшая дорога в Инкерман
Песочные часы без точных стрелок.В скале пещерный монастырь.Укрылась в нем печальная царевна,которую я понял и простил.И небеса заснули под наркозом.И вместе с ними потерялся волчий след.Озера обнаженныe морозом.Деревни пьяной сонный полубред.И ночью в декольте кружатся тучи.А в Византии крысы и чума.Всё решено и всё решает случайи медный грош и блудная луна.Бездомный ветер брешет на прохожих,тоскливо воет сквозь ненастную пургу.Как пёс нахальный и неосторожный,пытается забыть свою тоску.Но вы не там сударыня с портрета.Вы так прекрасны, так до глупости скромны.Вы мой кумир, умытый звёздным светом,и, как в истории с гранатовым браслетом,вы так нежны и так стройны, и так чудесны…Вы мне нужны… да.. до безумия нужны…В каком-то там двадцатом веке
Вы фотографии с собой забрали,оставив желтый след на вкладыше в альбоме.Очаровательная проповедь романа…Густав Флобер.Мадам, не по средствам мы жили.Но всё же лучше,чем Ги де Мопассана персонажи.В чём бесконечно благодарен вам.Да, вечно не хватало денег.Это правда.С фортуной нам не подфартило.Я продал мой рассудок и моей любви часы,которые вы держали под кроватью и иногда,в шкатулке деревянной на буфете.И этим за квартиру заплатил.Prenuptial Agreement суеты сует.Зелёных глаз кошачье нахальство.Холодный взгляд, который разжигает страстина простынях бесстыжих прерванного счастья.Всё было, а потом ушло.И будто бы не произошло.Его наверно кто-то отменилА нас в известность не поставил.Я знал что вы уйдётеуплывёте,улетите.И не на час, и не на два,а навсегда.И остановится пружина дня.И тишины ночной струна порвётся.Я не смогу найти другую —вас кем-то заменить…И вы ушли. А я…Я здесь, с протянутой рукой,в пустом пространствена немом балконе,в каком-то там двадцатом векезадержался и застрял…Вернитесь…Черный Принц
В лесу было темнои пахло словно в старом склепе.У чёрного болота,на развилке трёх дорог,угрюмый Чёрный Принцcoртировал и направляллюбимчиков в вертепы.Тем кто любовью торговалон восхвалял экстаз момента.А тех кто просто предлагал,он индульгенцией ласкали публикацией портретав дешёвом выпуске газеты.Но высоко, вдали, вверху,где ночь забрасывает сети,два сердца жили как соседи.Две пары глаз – два омутапри лунном свете.Два ангела бесплодных…два сострадания и одно отчаянье.И сердце то, что было больше,сказало сердцу что поменьше:…давай-ка биться в унисони остановимся тогда,когда нам станет скучно вместе.Две пары грустных глаздруг в друга погрузились.И омуты наполнились живой водой.И ангелы зачали ангелочка.Страдания кончились,отчаянье отступило.И чёрный лес расцвёлв своём застенчивом смятенье.И в склеп пришло благоуханье мятыи кореньев.В зеленом бархате болотакувшинки нежились в постели.Развилка трёх дорог в поляну превратилась.Над ней кружились светлячки…И Чёрный Принц в рассвет пропал,оставив без присмотра и мотиватех кто любовью торговална стихире порочного трактира.Мысли без слов
Прелесть тех моментов —это тени твоего смеха.И твоего смеха тени —это мои мысли без слов.В пустой комнате тролльменяет фотографии на стенеи то, что я загадал для тебя,когда падала наша звезда,и мои письма к тебе на песке.Утонув в объятиях океанас весом прошедших лет на плечах,пытаясь разобратьсяв бывших спорах и ссорах,я вспоминаю мои обманы.Утром после лжи, тихо: «прости…»,мелочность предательств и мести.И поцелуи превращающие губы в лёд.И я помню твои улыбки… за годом год…Только ты могла улыбатьсяпервой скрипкой оркестра,глубиной звучания хора,и аккордами веера нот.Но в один краткий мигты ушла, и оркестр затих.Хор умолк и остался лишь крикмоих мыслей без слов.Что же делать? Как быть?Все решения смыло дождеми мои надежды ручьем.И синим огнемв лихорадочной пляске костровмечутся мысли без словтенью твоего смеха и снов.Серебряный Век
«Покатились глаза собачьи
золотыми звёздами в снег»
Есенин. 1915 год.
Печальной лилии фрагменты.И абажуры над столом.И как шлагбаум гильотины.Расстрелов ужас за углом.И полосатые тельняшки…И жизни щепками горят…И лай солдатской трехлинейки…3и Африка, и Нил, и Чад.4Обманут. Глупость поколений.И труп России – страшный гость.И красный бант как подтверждение.Отчаянье – в сердце старый гвоздь.А перед этим были игры.Лукавый флирт и чудеса.И звезды падали собачьиО нет, то – псиные глаза.Писали сладкие поэмы.С броневиков толкали речь.И быдло, пьяное значением,решало быть им иль не быть.И вдовы бывшие поэтовломали руки в тех стихах.Холодной ночью в карантине,свечой в разлуке – липкий страх.Далёкий миг блестящей чуши,напоминанием волхва,и почему же всем так нуженобман рифмованный глупца?Отвела нет и быть не может.Осколком жизни и судьбы —мой Век Серебряный, он тоже,как миф придуманной мечты.Джакомо Казанова
«Белеет парус одинокий»на блюдце синем с алычой,вареньем губ и тайной робкойв постели жаркой маетой.И лик мадонны над подушкой,и рядом милое лицо…И выпив счастье полной кружкой,не приготовил он кольцо…А где-то жёлтые тюльпаныи там же горький шоколад.В пустыне бог подарит маннуи животворный дождь и град.Плывёт зелёная ротонда.И вдалеке – подножья гор.И расцветают эдельвейсы,селян приятен разговор.И в полдень рядом у колодцатам трубадуры королей.А во Флоренции Дуомо5и мириады голубей.И очутившись в странном месте,где нет ни времени, ни снов,на коммунальной кухне тесно,и посреди кухонный стол.Амуры… множество рогов…Опричники казнят стрельцов…Там среди грязных казановсидит голодный Казанова.И где ты милое создание?
Уже погас в партере свет.Утих смущённый кашель на балконе.И вдруг оркестра звук воскрес.И вместе с ним волшебное сияние.Оно казалось всеобъемлющим, как Бог,в молитве обретенного восторга.И был вселенной обозначен срок.И обвенчалась музыка с молчанием.Молчать всегда сложнее чем писать.В поклоне пальмы – память урагана.Держать тебя за руку и дрожатьот мысли что рука мне лжёт и лгала.И в чёрном бархате чужих небес,украшенных чужой улыбкой,где сахарные кубики чудес,и плавает из сказки золотая рыбка,повиснет мой застенчивый вопрос…И где же ты, прелестное создание,умытое прохладой летних слёз,и откровением сладчайших поз,и горького, как яд прощания?Мой вернисаж
Сирот приют и нищего ночлегв краю замёрзших лебедей.В оранжерее под стекломсто разноцветных орхидей.и плавно солнце за окномплывёт в объятия заката.Ещё на улице светло,но скоро сумерки наступят.В кафе кофейный аромат,горячий шоколад, и сливки, и эклеры,а рядом Ниагарский водопади пар над ним как сновидение.И снова светят фонари.В саду сугробы, тишь и тени,обледеневшие стволыи миг потерянных мгновений.Мой вернисаж, моя мечта.Мой позабывший утро вечер.И моей старости тоска,и заменить её ведь нечем.И день за ночью, ночь за днём…И новости за новостями.И жизнь к стене прибила молоткоммои полотна ржавыми гвоздями.Свадебных и похоронных дел оркестр
Особый привкус в запахе музея.И у портретов вытянуты лица.В Уффици на стене развешаны капризыдавным-давно забытых флорентийских дам.В тарелке Pasta Fagioli,крестьянский из фасоли суп.Кусает память настоящее до болии улыбается улыбкой твоих губ.Суп очень вкусный и дешевый,но слишком много соли и лапши…Тяжелый камень над парижской Сеной.В Санкт Петербурге хмурь и тучи над Невой.И где-то там, в зелёной мути Иордана,сардины в молоке – паломник и святой.Натертые в пустыне твёрдые мозоли.И Мессия въезжает в город на осле.Была и есть традиция такая.Толпа зевак и Храм вдали на Храмовой горе.В районом центре осень – грязи по колено.Три улицы и речка, и во снетот свадебных и похоронных дел оркестрмаячит силуэтом в синеве.И не понятно кто женился и кто умер…Две медные змеи, две тубы, два питона.Кларнет и прочих инструментов ратьИ барабан огромный – брюхо бегемотагрозится траур тишины сожратьи выпросить согласие у Бога.Предупреждал Везувий население Помпеи.Чьи лица я искал и не нашёл среди картинв Уффици, флорентийской галерее?Я укрылся твоей шалью
Я укрылся твоей шалью.Скрип двери, в тиши шаги…А на бойне старый шойхет6складывал свои ножи.Начав счёт не с точной ноты,до ре ми фа соль ля си…ревновали кошки стервы,психовали их коты.А в собрание губернскомсобрались там все и вся.Шандельеры и подвескиобещали чудеса.Мягкость тени, света жёсткость.Карты веером легли.Покер, он же случай тожеи конструкция любви.Полонез, галоп, в мазуркекавалеры нарасхват.Музыканты на балконе…и смешались стыд и страх.Утро, вечер, дни и годы…сдохли кошки и коты.Покушения, расправыв зоопарке у судьбы.Но хранят тот запах стенымеланхолией в ночи.И вишнёвые рассветыпод вуалью тишины.Поезд вьётся чёрной лентой.Очень холодно в купе.За окном конец России.И потухшая буржуйка… И рука лежит в руке.Ну а в будущем далёком возле дома Мерседес…Кто-то смотрит очень странно…Боже мой, неужто умер?Нас всех ждёт такой конец…Было это иль не было, пожалей меня,прости, и позволь мне попрощаться…ведь никто не догадался…и остаться, но уйти.Точки Одиночки
Чернеют точки одиночки —дома заброшенной деревни.Уже давно исчезли почкии разрослись кусты без цели.А через луг, перед избушкой,лес одевает эполеты,отвергнутых лучей рассвета,и лето гаснет вспышкой цвета.Предутренний настой полынии огуречная окрошка.И вперемежку с солнцем тении бусинки душистого горошка.И день в мундире с нафталином.Селян фигурки в пластилине.Объелись сладостью зефираполя в зеленом крепдешине.И речи репродуктора в эфире.И осознание ошибки.И пожелтевший времени альбом.И мамы грустные улыбки…Вокзал и паровозик словно слон.И хочется, заплакав, улыбнуться,и спать и видеть этот сон,и не проснувшись, в нём проснуться.La La Land
Укрывшись пухом лебедей,подальше от дурных людейлежит страна любовных грёзпод гобеленом вечных звёзд.Среди ворчания летних грози аромата чайных розусладой вежливых вождейяпонский садик из камней.Там нет болезней, нет невзгод.Счастливый там живёт народ.И зависти там тоже нет.Росой умылся там рассвет.И утонув в твоих глазах,в прелестной прелести лица,намеком снов в простых стихахя возношусь на небеса.И понимая скудность чувств,без ревности и скрытых слёз,подтекста злых метаморфоз,и обнажённости мимоз,я с чашкой кофе у окнаcмотрю с восьмого этажаи вижу чёрного кота,и лужи свежего дождя.Всё это значит Ла Ла Лэнд…7С кем-то чьи-то в чей-то…
Превращается кровь в чернила.И тоска – в напряжение струн.Нас простили, но не забыли,злая ведьма и добрый колдун.Так мы в сказке смогли очутиться.По кварталам из детства пройти.С кем-то в тёмном подъезде простится.И на кухню чужую зайти.Подобрать в спальне лифчики, вздохи.Погрузиться в омут, обман.Поиметь чьи-то жалкие крохи.И залезть в чей-то грязный карман.И не поняв фригидность разлуки,потеряться на веки веков.И примчаться при первом же слухе…За спиной услышать – «Каков…».Свет зеленого солнца в Талмуде.Сорок лет по пустыне гулять.И читать Достоевского склоки.И в забытых могилах лежать.Быть растоптанным дважды иль трижды.Быть расстрелянным множество раз.Быть обманутым просто без счёта.Окунуться в грусть чьих-то глаз.И в момент приобщения к счастью,ощутить вечный трепет любви.Быть с тобой, ожидая несчастие,обвенчаться с намёком судьбы.Голубой жасмин
Ты выходишь из темыи из роли в сюжете.Сладкий запах измены,как жасмин на рассвете.Как жасмин на рассвете,как сирень на коленях…Целовал чьи ладони,уходя в полутени?Как луна среди звёзд,Как тюльпан на газоне…Оловянный солдатикв оловянном дозоре.Кто поверил гадалке?Кто в прелестную маскудумал: страстно влюбляясь,стану принцем из сказки?И решил, что отравамаскирует расправу,и намёки в словахесть основа обмана.Как же глупо оно…Говорил о ненастьеA потом втихомолкуупивался несчастьем.Поцелуй, что созрел,не сорвал как награду…Где припухшие губы?Где глаза что так рады?И причудливость красок.Волшебство нежной ласки.Истуканы из камня.Тайны острова Пасхи.Цвёл жасмин голубой..Всё прошло как в затмении…Безнадёжно больной,ищешь ты исцеления.Состояние Бардо
Под лиловым небом,в сонном бреду,моей памяти тени бродилимеж вишнёвых деревьев.В медном тазу методичноповидло кипело.Старый примус —механический шмельсердито жужжали синим огнём свирепел.Пузырьками пенясь,истомившись, в сироп уходя,как утопшего бренное тело,пропадала лиловая слива.Был Июль.в состояние Бардо, в предвечериевозле летней печи я стоял.Моей мамы мама варенье варила.Сострадание, наполнившись сладкой тоской,мне о мире другом говорило.Детский сон,светлячки в океане травыИ родителей нет – куда то ушли.И соседская дочка на тебякак-то странно глядит.И боишься, О Боже,И как же ты хочешь…И желанием горишь…Состояние Бардо…8Как нелепо – в том сонном бреду,уходя, ожидать возвращение.И гулять босиком в Гефсиманском Садусреди древних олив у подножьяЕлеонской горы.9И молить о Господнем прощение.Чёрный чай на двоих
«Сказки Венского леса» —два полных витка и шуршание шагов…10И вспотела ладонь, улыбнулись глаза,и светилась прелесть в овале лица.Шелестели шелка по паркету.Тут и там щекотали усынежной шеи изгиби спускалась рука внизпо склону спины… запах тела… духи…И стучал пулемёт в амбразуре судьбы.В белой вате тонули вокзалы.Укрывались азуром наивной зимы.На перроне шумели скандалы.Пролетело сто лет.Как слоенный пирогмир – война… мир – война…заварной крем ванильных иллюзий,перемешано с рёвом лихое «Ура!»,как основа народов в союзе.Чёрный чай на двоих…только ты, только яв ресторане пустом…на порогезавершение личной эпохи,молчим,ожидая оркестр в тревоге.В зрелом возрасте водка —живая вода…ею лечат тоску и хворобу.Я в тебя был влюблён,может быть ты в меняили просто была недотрога…Память
Запах акаций, мохнатые липы…мостик горбатый из жёлтой сосны.Пруд овдовевший, зелёные мифы.Гипсовый слепок – небо застыло,чудное царство ночной тишины.Были иль не былидетство и юность,молодость, старость,рождение, смерть.Ровные линии.Кляксы и строчки.Пиво из бочки.Буквы и точки…Сладкая грустьтвоей красоты.Кто это помнит?Кому это надо?Корчится в страхе шутник-водевиль…В памяти дырки, прорехи, крючочки…Память – она как большой крокодил.Челюсть сомкнул, не раздвинешь домкратом.Тина и запах болота и мха.И повторяется неоднократноТо наяву или в омуте сна.Или в абстрактном смысле пространства,или наивностью первой любви,память звучит меланхолией в трансеи объясняет случайность судьбы.А там, внизу на карте мира
Коснулась нас прохладой шёлканочь после летнего дождя.Тобой моя подушка пахнет.Всё что осталось от тебя.И оборвались разговоры,и телефоны без конца,и обещания и ссоры…нет больше сил терпеть себя.Гламурность музыки и звёзды,как неба мёртвые глаза.Бездарность правит на БродвееКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Людвиг Ван Бетховен. Соната №8 для фортепиано в C Миноре, опус 13. «Патетическая». 1798—99.
2
На Западном фронте без перемен – Эрих Мария Ремарк, роман, 1929
3
винтовка времён Первой Мировой войны.
4
Гумилёв обожал Африку…
5
Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, Дуомо, Флоренция. Архитектор: Брунеллески.
6
Шойхет (идиш) – резник. В иудейской общине, человек, занимающийся ритуальным убоем скота.
7
*La La Land – Ла Ла Ленд, Amериканский музыкальный романтический комедийно-драматический фильм 2016 года. Название картины одновременно относится к городу Лос-Анджелес
и к идиоматическому выражению, означающему потерю связи с реальностью.
8
Состояние Бардо – Обычно, говоря о бардо, мы подразумеваем промежуточное состояние между смертью и последующей жизнью. … «Сын благородной семьи, ты испытаешь три бардо: бардо момента смерти, бардо дхарматы и бардо становления»
9
Гефсиманский сад – в настоящее время небольшой сад (47 x 50 м) в Гефсимании; в евангельские времена так называлась вся долина, лежащая у подошвы Елеонской горы и гробницы Богородицы. Традиционно почитается, как место моления Иисуса Христа в ночь ареста: В Гефсиманском саду растут восемь очень древних олив. Елеонская (Масличная гора), (ивр. Хар ха-Зейтим), возвышенность, тянущаяся с севера на юг против восточной стены Старого города Иерусалима, по восточную сторону Кедронской долины. Издревле была засажена маслинами, откуда и произошло название.
10
«Сказки Венского леса» – одно из самых сказочных и волшебных произведений в творчестве Иоганна Штрауса-сына. Необходимо отметить, что композиция получила звание самого длинного вальса, когда-либо написанного композитором.