Умберто Нобиле и «Италия» на Северном полюсе. Политика и история по неопубликованным документам 1928–1978 гг

Claudio Sicolo

Umberto Nobile e'Italia al Polo Nord

© Umberto Nobile e'Italia al Polo Nord – Politica e storia nelle carte inedite 1928–1978 – Ciocchino Onorati editore s. r. l. MMXX – i edizione marzo, 2020

© OOO «Паулсен», издание на русском языке, 2024

Памяти Виттории Скьявотто

(1913–1983)

Во второй раз за последнее время (первый был два года назад, после отлета «Норвегии») я расставался с этой «северной пустынной местностью», где произошло столько событий. Но как же изменился ее вид с того момента, когда мы прибыли сюда на «Италии», сбросив швартовый трос на заснеженную площадку! Растаял белоснежный ковер, и вместе с ним как будто растаяли и наши мечты. Пропала белизна, исчезла яркость восприятия жизни, той сказочной жизни, а земля, расстилавшаяся внизу, явилась в самом неприглядном виде: всюду грязь, мусор и экскременты животных.

От автора

Многочисленные конференции, проведенные мною в 2018 году об экспедиции дирижабля «Италия», вызвали большой интерес публики. Этот труд, в свою очередь, представляет собой результат моих новых историографических исследований в Центральном Государственном Архиве, в Архиве истории дипломатии при Министерстве иностранных дел и в архивах Министерства авиации.

В книге о радиосвязи, опубликованной в 2017 году, я уже рассмотривал сильное влияние политики на всю литературу об экспедиции. В частности, в 1930 году Умберто Нобиле спорно приписал вину в гибели экипажа капитану корабля «Читта ди Милано» Джузеппе Романья Манойя. По его мнению, это трагическое событие произошло вследствие фатальной задержки, с которой сигналы SOS, посылаемые потерпевшими, были приняты на корабле. После падения фашизма Нобиле продолжал настаивать на своей версии о плохой радиосвязи, приписывая эти неудачи существующему режиму, и, в частности, Итало Бальбо (видный политический деятель фашистского режима в Италии. – Ред.), главному виновнику краха экспедиции. В то же время и с той же настойчивостью, Нобиле необоснованно присвоил все заслуги радиосвязи с потерпевшими российскому радиолюбителю Николаю Шмидту, выразив свое бесконечное восхищение им[1].

Мои последние исследования неизвестных дневников, которым Нобиле доверил в 1930 году свое первое переосмысление выводов фашистского расследования комиссии под председательством Умберто Каньи, полярника и адмирала, вследствие которых он был уволен из авиации, подтвердили результаты предшествующих исследований, дав им новое направление. Дневниковые записи четко продемонстрировали тесную связь истории дирижабля «Италия», биографии Нобиле и политики. Все это и стало главным предметом рассмотрения в первой главе этой книги.

В 1944 году Нобиле придал своим записям антифашистское звучание, которого изначально в них не было. В этом ключе он и написал свою книгу «Могу сказать правду», определив идеологическую окраску всех последующих интерпретаций экспедиции.

В 1945 году, когда книга вышла, временное правительство Иваное Бономи, созданное после вступления союзников в Рим, при поддержке восстановленных антифашистских партий, согласилось с точкой зрения Нобиле относительно политической подоплеки выводов комиссии Каньи и аннулировало его увольнение.

В других, менее известных книгах, вышедших в 1945–1948 годах, явно демонстрировались антифашистские взгляды Нобиле.

В этом контексте Нобиле становится пропагандистом советской политики в Италии. Начав с выражения признательности радиолюбителю Шмидту и команде ледокола «Красин», спасшего нескольких выживших участников экспедиции, он, не переставая, восхвалял советский режим. Особенно эти тенденции усилились после того, как с 1932 по 1936 год он поработал инженером на заводе дирижаблей в Москве.

Нобиле не получил полного и всеобщего признания своих личных заслуг. Правительственная комиссия для расследования всех обстоятельств гибели дирижабля «Италия» под председательством Каньи признала Нобиле виновным в плохой организации экспедиции и осудила за то, что он первым воспользовался возможностью спасения. Нобиле, разумеется, опровергал выводы комиссии Каньи. Именно поэтому в 1964 году он обратился в Министерство обороны Республики с просьбой о пересмотре дела, чтобы на этот раз оно было проведено без учета политических мотивов. Полярник добивался беспристрастного государственного расследования.

В 1966 году Министерство обороны высказало несколько нелестных комментариев в адрес генерала и отказалось от повторного рассмотрения. Многочисленные споры, вызванные высказываниями об экспедиции, так и остались нерешенными.

Все, что написано о дирижабле «Италия», с самого начала делилось на произведения, восхваляющие и очерняющие полет. К ним в последнее время добавилось (за неимением более подходящих исследований) несколько абстрактных попыток ретроспективного применения современных научных теорий, но это ни к чему значимому не привело.

Во второй главе книги применен историографический метод, который использует глобальный подход как к изданным, так и неизданным источникам, вкупе с критическим осмыслением вторичной литературы. («Вторичная литература» – последующие интерпретации прошлого, основанные на свидетельствах, содержащихся в первичных документах. – Ред.). Такой метод является инструментом, помогающим установить историческую, а не политическую правду.

Именно так в последней главе представлены новые исследования по экспедиции:

– роль новых технологий коротковолновой радиосвязи; «чудо-радиосвязь» и «преступная радиосвязь»: нас здесь не интересуют мифы и легенды, мы говорим об истинном происхождении и сущности полевого радиопередатчика «Ундина 33», который использовался как аварийный;

– роль печати – монополистический проект газеты Corriere della Sera: хитросплетения интересов и соглашений, вылившиеся в разногласия по поводу судьбы Завода Воздухоплавательных Конструкций;

– правда о спасательной операции «Красина» и развенчание мифа о том, что Италия якобы прекратила поиски дирижабля и шести членов экипажа в отличие от Советского Союза, выказавшего чудеса бескорыстия. В архивах различных итальянских организаций сохранилась информация о решающей роли Муссолини и его правительства в организации и успехе экспедиции ледокола. Кроме того, есть сведения о неправде и о предвзятости при публикации информации.

Книга обязана своим существованием Лучано Дзани и Грегори Аледжи: благодарю их за советы; в книге дано много ссылок на результаты их исследований.

Особую благодарность хочу высказать Франко Джузеппе Склано за его рекомендации и щедрую моральную поддержку.

Благодарю учреждения, в которых я нашел необходимую помощь и смог получить доступ к архивам:

– Центральный Государственный архив г. Рима;

– Исторический архив военно-морского флота Италии;

– Архив Музея истории военной авиации Италии;

– Архив центра документации Умберто Нобиле – Исторический музей военной авиации Италии в Винья-ди-Валле;

– Исторический дипломатический архив Министерства иностранных дел Италии.

Благодарю CESMA – Центр военных исследований аэронавтики «Джулио Дуэ» – и, в частности, его директора Пьетро Финоккьо за доверие, выраженное мне при исследованиях в Министерстве иностранных дел.

Благодарю за оказанный мне прием и полученную помощь:

– Архив фонда Corriera della sera г. Милана;

– Архив Итальянского географического общества г. Рима;

– Национальную центральную библиотеку Рима;

– Библиотеку Сената Итальянской республики;

– Библиотеку Министерства иностранных дел Италии.

С благодарностью обращаюсь ко всем добровольным помощникам, предоставившим мне ценнейшую документацию с российского сайта polarpost.ru.

Я благодарен всем, кто оказал мне компетентную помощь и дружескую поддержку. Это Джузеппе Ненчони, Джанлука Казагран-де, Марко Йецци, Патриция Пампана, Франческа Трамма, Франческа Дзара, Роман Менцатюк, Дана Менцлова, Петр Сладечек, Сергей Пигарев, Валерио Руссо, Аделио Ровити, Элизабетта Черкьяри, Лучано Де Лука, Ольга Дубровина, Полина Дьяконова, Клаудио Манчини, Стефания Руджери, Моника Бовино, Бруно Дзолези, Бруно Лузурьелло, Джузеппе Костанца и Патрицио Ди Никола, преждевременно скончавшийся во время сдачи книги в печать.

И, наконец, хотел бы почтить память посла Витторио Черутти и первого секретаря Пьетро Кварони итальянского посольства в Москве в 1928 году. Благодаря их переписке, хранящейся в архивах Министерства иностранных дел, стало возможным ознакомиться с советскими документами, касающимися экспедиции ледокола «Красин», которые до сих пор не были известны широкой публике.

Главы II и III содержат информацию об исследованиях, уже представленных в некоторых предыдущих моих публикациях, к ним можно обратиться для более глубокого изучения материала, а также для знакомства с библиографией.

Ссылки на архивы соответствуют классификации документов.

Некоторые источники цитируются с веб-ссылок.

Книга впервые издана в марте 2020 года на итальянском языке издательством Aracne (Рим); московское издательство «Паулсен» взяло на себя расходы по переводу и изданию ее на русском языке.

Благодарю Раису Неяглову-Колосову за оказанную помощь.

Особую благодарность выражаю Ольге Дубровиной, участвовавшей в научной доработке проектов.

Я признателен Дане Ментцловой, Павлу Филину и Юлии Сергеенко за их ободрение и участие, проявленные в ответ на мою дружбу и уважение.

Клаудио Сиколо, Рим, январь 2024 г.

Предисловие

Хроника объявленной трагедии Лучано Дзани[2]

В ноябре 1944 года полковой священник Итальянской Социальной Республики дон Антонио Ледда подсказывает Муссолини идею возвращения итальянскому фашизму более 650 тысяч итальянских солдат, захваченных немцами после объявления перемирия 8 сентября 1943 года и депортированных в немецкие лагеря:

Крест возвышается на церквях, на вершинах наших гор, на могилах. Он с живыми и мертвыми. На самой вершине мира, на Северном полюсе, вместе с флагом нашей Родины установлен Христов Крест, сброшенный с дирижабля по имени Италия.

И еще:

В течение всей трагической Северной одиссеи два ее участника, Мариано и Цаппи, каждый день обращались к небесам с молитвой «Отче наш». У них уже не осталось еды, они жевали лед. Дойдя до слов: «Хлеб наш насущный дашь нам днесь», – они плакали как дети. Они голодали больше недели. И все же продолжали молиться. И Бог их услышал, их спасли, и они получили благословенный хлеб. Таковы чудеса молитвы.

В то время как Нобиле вместе с Бадолио и Бономи вовсю бьется над созданием образа «жертвы фашизма» (об этом хорошо пишет Клаудио Сиколо в главе с таким названием), Республика Салó, «оккупированный союзник» Рейха[3], лишенная автономии и суверенитета, в сумерках уходящего фашизма[4] отчаянно ищет ценности и мифы, которые могли бы возродить угасающий образ Родины.

Само собой разумеется, имя Нобиле здесь не упоминается, да еще дается сомнительная ссылка на молитву о «хлебе насущном», спасшую Мариано и Цаппи, и это при том, что тогда уже стали появляться различные предположения насчет гибели Мальмгрена (подозревали, что имел место каннибализм. – Ред.). И все же факт остается фактом: миф об экспедиции «Италии» является краеугольным камнем в коллективной памяти итальянских фашистов, возможно, еще и потому, что трагический эпос хорошо вписывался в атмосферу разложения и смерти, царившую в те месяцы.

Эта история – еще одно доказательство неоднозначности событий, где миф переплетается с реальностью. Они становятся единым целым, техника и политика накладываются друг на друга и сливаются воедино. История технологической инновации, история культуры, политическая история, социальная и трудовая история и даже история менталитета и исследовательских амбиций питаются мифами, выходящими за рамки принадлежности к той или иной партии. Случаются даже парадоксальные совпадения, например, как в книге Сиколо, – совместная работа фашистов и социалистов в парламентской группе друзей аэронавтики.

Попытка разобраться в огромном количестве материала, хранящегося в Италии и за ее пределами, касающегося экспедиции «Италии» и истории Нобиле, – уже сама по себе смелая инициатива. А уж если это делать как Сиколо, полагающий, что лишь строгая историческая методология может стать компасом, указывающим путь в огромном количестве информации, что лишь тщательный отбор нужных источников из потока убеждений, страстей, интересов, идеологических предрассудков может служить прояснению истины, – тогда результат оправдывает дерзость и вознаграждает смелость.

Сиколо трудится терпеливо и упорно, иногда в главах встречаются повторения, и это позволяет связать воедино разные части картины и увидеть художественное полотно в целом.

Думаю, не без пользы обратился он к своим предыдущим работам: в этой книге многое удалось систематизировать и объяснить. Пройти от частного к целому, от технических деталей, подробных, но емких, до важных вопросов, из которых вытекают новые формулировки, причем обязательно новаторские. Именно такой и должна быть история. Фигура Нобиле многозначна, здесь надо учитывать различные плоскости толкования и временные координаты. Эта методология напоминает мне борьбу Федерико Шабо против фрагментарной истории и споры Ренцо Де Феличе с теми, для кого история подобна выдвижным ящичкам из старинных бюро, что стояли в кабинетах наших дедушек. Сиколо собирает всевозможные документы, среди них есть совершенно уникальные, но его цель – соединить разрозненные факты в общую картину и сделать ее всеобъемлющей.

Это значит, что Нобиле не является единственным и главным героем этой книги, хотя и занимает в ней важное место. Значение, которое в последующие восемьдесят лет придавали реконструкции трагического фиаско и поискам ответственных за него, заслонило истинную историческую суть самого проекта – создание на Северном полюсе исследовательского центра, ведущего сообщение с Большой Землей при помощи радиосвязи. Следовательно, это не только исследовательская работа, имеющая огромное символическое значение для 1926 года, но еще и конкретный научный шаг вперед в освоении новых технологий.

Парадокс заключается в том, что именно итальянский морской флот, лучше всех осознававший научное значение и международный престиж экспедиции, понимавший потенциальные колониальные возможности на бескрайних просторах Арктики, станет, по мнению Нобиле, главным виновником провала операции. А команданте Романья, его представитель, так халатно (в чем несправедливо упрекали самого Нобиле) отнесется к своим обязанностям. Это тот морской флот, который должен был стать точкой опоры для обустройства полярной базы с новой радиосвязью. Сиколо первым подчеркнул плохо рассчитанные риски экспедиции. Достаточно сказать, что Нобиле считал главной целью наземные научные исследования и потому не взял на борт запасной аварийный радиопередатчик (после крушения «волшебным» образом он будет собран из обычного), и сократил количество радистов, вместо двух взяв только одного. Вдобавок к безответственности уже на организационном этапе были допущены очевидные просчеты. Например, не был сделан запрос в угольную шахту Ню-Олесунна, чтобы в случае чрезвычайной ситуации воспользоваться их радио. Ошибкой было использование радиосвязи на корабле «Читта ди Милано» и для служебных сообщений, и для репортажей журналистов, число которых после известия о трагедии росло в геометрической прогрессии. По сути, все участники экспедиции (Нобиле, военные, поддерживающие ее, финансировавшие экспедицию газеты) действовали в своих собственных интересах, не заботясь об успешном завершении операции в целом. Никто из них не думал о риске и не допускал вероятность неудачи. Но именно трагический исход предприятия вскрыл все недостатки выстроенных ранее схем, соглашений, связей и исключительных прав.

Итак, интерпретация событий, предложенная Сиколо, кажется мне обоснованной, хотя, как это бывает при написании истории, она остается открытой для дальнейших переосмыслений и трактовок.

Сиколо рассматривает запутанные конфликты врагов и друзей Нобиле сквозь иную, ранее неизвестную призму новаторской роли радиосвязи и печати в полярных экспедициях. Постепенно у Сиколо появлялось все больше новых вопросов, а роль идеологии и политики постепенно отходила на задний план. Чтобы решить усложняющуюся задачу, он был вынужден (и это ему удалось!) сделать всего одну вещь – расширить поиск источников, поднять еще больше архивов, прочитать больше газет, углубить и уточнить итальянскую и зарубежную библиографии. Расширить и углубить, углубить и расширить. Сопоставить источники. И, оторвав взгляд от микроскопа, под которым он разглядывал детали, посмотреть на них сверху, а потом, максимально увеличив расстояние, увидеть множество биографических хитросплетений, вызванных рядом случайностей и принятых решений, смелых порывов и соглашательств, ошибок, обид и успехов.

Преподаватели, придумывающие яркие метафоры о дистанцировании при изучении объекта (парашютиста ли, охотника ли за трюфелями), пытаются донести до многих поколений студентов, изучающих историю, антропологию и архитектуру, следующую мысль – чтобы увидеть в нужном фокусе все сложности реалии, надо надеть правильные очки. Множество метафор приходит в голову про поднимающийся и опускающийся дирижабль. Если мы отпустим его высоко в небо и лучше разглядим на расстоянии, нам удастся заметить разницу между сценариями 1926 и 1928 года.

В полете дирижабля «Норвегия» Италия тоже принимала участие, но не была главным действующим лицом. Наша внешняя политика (в широком смысле) все еще шла по пути, намеченному Дино Гранди[5], предписанному договором 1915 года с Великобританией и Францией. Конечно, все мы знаем, что перемены не происходят за один день, и даже за один год, но 1928 год можно считать поворотным моментом в сторону внешней политики Муссолини – агрессивной и инновационной. В рамки которой идеально вписываются политические и организационные мероприятия в поддержку исключительно итальянского проекта. В последующие годы в стране постепенно установится «дипломатическое двоевластие» Гранди и Муссолини, впоследствии сменившееся универсализмом и фашистским интернационализмом. Наступит время принятия все более независимых и неожиданных решений, начнется новый период научных экспедиций в отдаленные регионы, которым предшествовали экспедиции Туччи[6] в Тибет в 1933 и 1936 годах.

Экспедиция «Норвегии» прошла успешно, и этим воспользовался Муссолини, отправив Нобиле и его экипаж в триумфальное путешествие в США, где они выступали перед итальянцами-эмигрантами. (Есть мнение, что эта демонстрация победы итальянской инженерии еще больше оттолкнула Амундсена, усугубив и без того наметившийся конфликт амбиций с Нобиле. – Ред.). Затем последовало возвращение в Италию: народ с восторженными криками выстроился в две шеренги в Неаполе, а потом в Риме. На этих встречах присутствовал дуче, за ними последовали бесконечные официальные церемонии. В приветственной речи в Сенате 18 мая 1926 года Муссолини сказал, что правительство ставит «на повестку дня Нации полковника Умберто Нобиле, изобретателя, конструктора, командира воздушного корабля… который добился новой неоспоримой победы отечественной аэронавтики, нашего знамени». За этим последовало вручение Нобиле военного ордена Савойи, приемы в Капитолии и в Географическом Обществе, конференция в Пизе, на которой присутствовал король, а также народные чествования в разных городах Италии. Фашизм делает из Нобиле, как пишет одна оппозиционная газета, «некий образец фашизма». 15 сентября 1926 года на церемонии в Палаццо Видони, в присутствии Муссолини[7], в возрасте 41 года Умберто Нобиле удостоился генеральского чина и билета Национальной фашистской партии.

Сиколо поднял свой дирижабль на правильную высоту. В результате мы получили новую интерпретацию фигуры Нобиле, выступающую за пределы всякой агиографии, без риторики, но и без прямолинейности. По сути, у него получился человек своего времени, того идеологического века, что обусловил и подчинил Нобиле, в тот момент, когда сам герой полагал, что это он своей независимой натурой подчиняет его и побеждает.

Неслучайно автор назвал главу, посвященную двадцатилетию между 1923 и 1943 годами, «Фашист». Умберто Нобиле – фашист, но в каком смысле? Разумеется, он не член боевой фашистской организации, не состоит в рядах чернорубашечников, освященной и милитаризованной опоры новой политики фашизма. Но, с другой стороны, он пропитывается ценностями, нормами и мифами фашистской идеологии, особым образом отождествляя себя с фигурой дуче. Мифами, которые все двадцать лет оставались незыблемыми. Даже в самые мрачные моменты уныния и изгнания.

Мужественный и смелый, героический и отважный, презирающий опасности рискованных операций, полностью соответствующий этой идеологии, Нобиле знал, как пользоваться своим успехом – козырем в ожесточенном столкновении группировок авиации. Это обеспечило ему блестящую карьеру, еще больше врагов и завистников, но зато и почетное место в фашистском пантеоне.

Когда я представлял предыдущие книги Сиколо, главной темой которых были «достижения радиосвязи», уже тогда, как автор, он выходил за рамки этой конкретной темы. Помню, я настаивал, что нужно связать эти исследования с какой-нибудь интересной биографией, которой пока нет в многочисленной агиографии. И мне очень приятно, что мои настоятельные рекомендации сыграли роль в написании этой книги и что она представляет собой этап в исторических исследованиях данной темы.

Сиколо показывает личность Бальбо в перспективе. Нобиле постепенно низводит его до уровня своего личного врага.

На самом деле, речь идёт о более глубоком и романтичном противостоянии самолета и дирижабля, к которому можно добавить недоверие политика (Итало Бальбо) к индивидуализму молодого генерала, создавшего из этого недоверия доказательство враждебного отношения фашизма и собственной близости к антифашизму.

Однако нет никаких сомнений, что полет «Италии» в 1928 году был целиком итальянским проектом и целиком фашистским. На бортах дирижабля был отчетливо виден знак ликторской фасции. А также потому, что все научные, технологические и материально-технические обязательства взял на себя, прежде всего, морской флот. В случае успеха это могло бы стать триумфом фашизма в беспрецедентной воздушно-морской синергии во имя величия Родины. В случае неудачи считалось, что партия не заплатит за это слишком высокую цену.

Сиколо убедительно показывает, что ожесточенная политическая конфронтация между Нобиле и его недоброжелателями, продолжавшаяся вплоть до падения фашизма, основывалась на особенностях характера, личной вражде, доходившей порой до клеветы, основанной на лжи и безнравственности. Лишь после 1943 года он наденет на себя новое политическое одеяние, чтобы мантией антифашизма прикрыть свою прежнюю приверженность фашизму. Однако фигуру Нобиле полностью прикрыть этой мантией не удастся: слишком сильно он был склонен к оппортунизму. В отличие от прямолинейного поведения тех же Муссолини и Бальбо, а в момент катастрофы – итальянского морского флота и капитана Романья.

Мне удалось найти еще одно доказательство этой приверженности фашизму, остановив свой собственный историографический дирижабль над территорией Советской России, где Нобиле прожил с 1932 по 1936 год. Исследуя этот пласт, становится очевидным стремление Нобиле в новой роли советского строителя дирижаблей отстоять свою честь и профессиональное достоинство.

Как я однажды сказал[8], Россия воплощает в глазах Нобиле место, страну, где он мог попытаться найти следы пропавших при крушении «Италии» товарищей, вновь ощутить вкус рискованных предприятий, удовлетворить свою мечту опять очутиться на Севере, в вечном холоде среди бескрайних льдов. И, самое главное, в этой стране он мог бы подтвердить свои профессиональные способности и обеспечить будущее дирижаблей. Италия не только не удерживала его, но, похоже, в лице главы правительства с благосклонностью отнеслась к отъезду столь обременительного человека, хотя могла бы потребовать с него возмещения убытков. Все же озлобление против Нобиле не дошло до того, чтобы запретить ему свободно жить в другом месте. Это та же логика, на которой строились отношения Муссолини и Нобиле. Первый и пальцем не пошевелил, чтобы не воспрепятствовать краху покорителя Северного полюса, ни в период между 1929 и 1933 годом, когда министром был Бальбо, ни позже, когда он сам возглавил министерство авиации, назначив Бальбо губернатором Ливии. Однако, в отличие от Бальбо, он всегда давал согласие на запросы Нобиле, не затрагивающие высшие политические интересы и институционный баланс режима. Нобиле же, вплоть до падения фашизма, так и не порвал привилегированные отношения с дуче, основанные на искренней преданности и убеждении в том, что, по сути, все деяния Муссолини были обусловлены государственным разумом, в надежде, что рано или поздно история и дуче докажут его правоту.