Птица

Сквозняком из коридора жалило ноги.

– Заходите уже! – неделикатно поторопила Лавиния, и гость вошёл, закрыв за собой дверь. – Я знаю, кто вы. Новый начальник. Студент.

– Студент? Не понимаю. – Мужчина с подозрением оглядел девушку: склеенные кудри тёмных волос, будто вовсе не знавшие гребня, синие круги под глазами, прозрачная желтушная бледность. – Вам плохо?

– Уже лучше… А Юры нет. Он не ночевал дома. Вроде бы… Видите, я одна.

Лавиния зачем-то показала внутрь спальни, где через отворённую дверь виднелась неубранная постель.

– И на службе его не было. Мы повздорили накануне. Ничего серьёзного. Небольшое недопонимание. Учитывая это обстоятельство, я решил прийти лично, выяснить с глазу на глаз, что заставило его не явиться на службу, а заодно устранить все недоразумения, возникшие между нами. Чего я точно не намеревался – так это беспокоить вас. Простите, как вас зовут?

– Лавиния.

– Лавиния… – Андрей произнёс редкое имя с каким-то особенным вкусом. – Рад знакомству! Раз уж я здесь, а вам нездоровится, позвольте помочь! Что я могу для вас сделать? Врача вызвать? Может, лекарства нужны?

Девушка отмахнулась.

– Врача не надо. Не люблю. Можете купить лекарства? Аптека за углом. Жаропонижающее и что-нибудь от отравления.

Не прошло и пяти минут, как Андрей вернулся с аптечным пакетом в руках. Он поднялся на этаж к самой квартире, потянулся к кнопке звонка, но скрипнула незапертая дверь, и он беспрепятственно вошёл в пустую прихожую. Откашлялся, нехитрым способом рассчитывая привлечь внимание хозяйки. Но квартира признаков жизни не подавала.

Андрей встревожился и, приберегая приличия для лучшего случая, вошёл прямиком в спальню. Среди скомканного белья он не сразу распознал хозяйку. Да и кто был бы в состоянии сосредоточиться на растрёпанных кудрях в складках мятой постели, когда всё внимание приковала совершенно несуразная деталь, до жути неуместная: из-под одеяла высовывалась нога спящей – задранная пижамная штанина приоткрывала тонкую щиколотку, где кожа по-старчески сморщилась, а сама стопа противоестественно загибалась фалангами вовнутрь.

Спящая дёрнула ногой, и дурное скрылось под одеялом, будто нарочно прячась от сознания случайно подглядевшего. И в уме Андрея запечатлелся лишь мучительный след от некоего противоестественного и особенно отталкивающего зрелища. В то время как разум гостя терзался муками предположений об исчезнувшем воспоминании, Лавиния открыла глаза, приподнявшись на кровати.

– Вы не заперли дверь, и я вошёл, – сказал Андрей, который чуть было не забыл, зачем возвращался. – Вот. Лекарства. Как вы просили.

Он протянул девушке шуршащий пакетик. Она тотчас распаковала таблетки от интоксикации и быстро проглотила одну, не запивая.

– Спасибо. Мне уже гораздо лучше, – сказала девушка, вставая с кровати.

Андрей почти не сомневался в том, что говорила она чисто автоматически: судя по отсутствующему взгляду, её сознание блуждало где-то далеко от этой комнаты, да что там комнаты, даже тела её, которое передвигалось как в замедленной съёмке, и лица, с которого будто смыло живые краски. Не с первой попытки она влезла в тапочки, розовые, со смешными помпонами, и, шаркая ногами, на которые Андрей почему-то избегал смотреть, добрела до ванной и защёлкнула замок прямо перед его носом.

Мужчина постоял у двери минуту-другую, пытаясь объяснить самому себе, что он делает в чужом доме, с чужой и явно нездоровой со всех сторон и во всех смыслах женщиной, которая не то что его, а саму себя навряд ли замечает. Он взывал к прагматичному разуму, что изначально не одобрял затею уладить незваным визитом служебные отношения с неприятным подчинённым и теперь настойчиво советовал покинуть квартиру, где он, Андрей, был явно лишним. По непонятной причине Андрей не внял дельному совету, а постучал в дверь ванной комнаты, вначале коротко, деликатно. Не дождавшись отклика, настойчивее, громче.

Дверь отворилась, и на него уставились воспалённые глаза девушки. От её тела шёл жар. Он почувствовал себя прибывшим по пожарной тревоге, но на сей раз в его помощи не нуждались. Нервно и дерзко девушка оттолкнула его обеими руками.

– Уходите, пожалуйста! – говорила она, проталкивая его назад в прихожую.

– С вами точно всё в порядке? – растерянно проговорил Андрей, понимая, что несёт глупость, бессмыслицу и девушка явно не в себе, но он понятия не имел, как следует поступить, и послушно двигался спиной к выходу. Тем не менее он всё же умудрился сделать последнее от него зависящее, что в контексте ситуации считал правильным и целесообразным. – Я живу недалеко, минут двадцать ходу, на улице К… Я оставлю номер.

На клочке бумаги Андрей быстро накарябал цифры, оставив рваный листик на тумбочке в коридоре. За ним тотчас захлопнулась дверь. Он не стал вызывать лифт, медленно спустился по лестнице. Отсчитывая ступени, он думал о Лавинии. Что было с ней? Душевная болезнь? Депрессия, сменившаяся маниакальным поведением? Похоже на то… Однако нет… Он знал, что видел больше. Видел, да забыл. С твёрдой определённостью он понимал одно: его мысль парализовало явление, которое в силу одной лишь способности точечно обнулить память выбивалось из череды обыденных событий, явление «из ряда вон», перед коим вопросы и дела, с которыми он пришёл, отметались сами собой, как несущественные мелочи, дорожная пыль на сапогах. Но от пыли можно и следовало избавляться, а неопознанная тревога осталась за непроницаемой ширмой в ожидании случая, догадки, стечения обстоятельств, чтобы в нужный день и час проявиться на свет.

И Андрей Филатов, новоиспечённый начальник отряда спасателей, занялся «пылью». Затем он прямиком отправился на службу, где вынужден был доложить начальству о том, что один из его сотрудников отсутствует на месте и установить причину неявки не представляется возможным.

Лавинии удалось вытолкать «студента» из квартиры, чтобы наконец остаться наедине… с тем, что было. А было безусловно. Но – что? Лава знала: чем бы это новое ни было, оно связано с той первой мыслью, пришедшей в её голову, как только она вошла в ванную. «Юра не вернётся» – такова была мысль, посетившая её при взгляде на гладкую эмаль, тут и там вымазанную кровавыми подтёками.

Откуда взялось и чьего авторства это кровавое граффити? Молчаливое присутствие «студента» за дверью мешало соображать. Первым делом она принялась осматривать себя. Проведя практически в беспамятстве прошедший вечер и ночь, она запросто могла незаметно пораниться и теперь судорожно искала тому подтверждение, заглядывая под пижаму в поисках ран, но отчего-то проклятый голос настойчиво вклинивался в течение мыслей, мешая сосредоточиться ещё похуже маячившего за дверью гостя, твердил неустанно: «Юра не вернётся…»

Ей пришлось прервать поиск для того, чтобы спровадить неудобного гостя (прогнать голос, к несчастью, возможности не было). Заперев за Андреем дверь, она продолжила изыскания, которые, однако, ни к чему путному не привели. По правде сказать, «ни к чему» – не совсем верно. Кое-что Лавиния всё-таки обнаружила. Сняв розовые тапки, она увидела, что кожа на правой стопе истончилась и по-старчески сморщилась, прощупывался каждый хрящик, и каждый ужасал небывалой эластичностью и подвижностью. При этом сами фаланги по сравнению с пальцами левой ступни, слегка загибались вовнутрь.

Мгновенно Лавиния будто окаменела, отринув всё, за исключением единого всецело поглотившего её чувства отрицания самой себя. О правдивости собственного существования напомнило висевшее в ванной зеркало, от которого тотчас захотелось закрыться. Или бежать. Искать помощи – какое бы сопротивление ни испытывала её натура, в её нынешнем болезненном состоянии тела, ослабленного лихорадкой и пугающими метаморфозами, и неприкаянной души на грани умопомрачения, одной не сдюжить.

Узкий круг общения не искушал многообразием альтернатив, так что Лавиния без труда определилась с дорогой. Каждая новая минута, проведённая в квартире, нагнетала состояние панического ужаса и отторжения. Она и думать не могла о том, чтобы как-то привести себя в порядок и уж тем более чтобы воспользоваться окровавленной ванной. Бегло взглянула в окно – показалось, что на улице пасмурно. Накинула прямо на пижаму длинное пальто с капюшоном, обулась и без оглядки выбежала из квартиры.

Когда тяжёлые двери подъезда выпустили её на улицу и она протискивалась сквозь тесные ряды припаркованных во дворе автомобилей, ей волей-неволей пришлось остановиться возле старенького «Рэндж Ровера» с узнаваемой вмятиной на левом крыле – машина принадлежала Юре, на ней он ездил на работу. Девушка положила ладони на капот – холодное железо… Значит, они не разминулись и он приехал давно. Неужели он возвратился домой ночью, когда она лежала в беспамятстве? В таком случае где его носит теперь? Или… Она вернулась мыслями к окровавленной ванне и, заранее отрицая логические предположения как невероятные, возобновила движение, шагая прочь от дома.