Война в вишневом саду

© Онур Синан Гюзалтан, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предисловие

«Главное, голубчики, не надо театральности… Про́сто все надо… Совсем просто…»

Человеческая жизнь – это путешествие. Каждая остановка подкидывает нечто новое, учит и заставляет взрослеть.

На одной из остановок моей жизни под названием «Москва» я оказался свидетелем переломного момента в истории человечества и не смог остаться равнодушным перед бурлящим водопадом истории, поэтому вызвался промокнуть под ним.

Этим бурлящим водопадом оказалась война на Украине, ставшая неожиданностью и откровением. Она коренным образом перекроила мир.

Когда все началось, я оказался в России (в первую очередь, в Москве, но побывал и в других регионах) и познакомился с народом этой великой страны, которая оставила значительный след в истории благодаря своим революциям, мыслителям, писателям, технологиям, войнам (как внешним, так и внутренним), успехам и провалам. Я видел, как простые люди плачут и смеются, приобщился к их традициям, наблюдал за ходом войны и ее жертвами.

Вопрос «Куда же движется Россия?» интересует всех, так как ответ на него сможет прояснить и то, куда вынужден двигаться весь остальной мир.

Я задавал этот вопрос русским журналистам, политикам, деятелям культуры и искусства, философам и простым людям, придерживающимся разных политических предпочтений. Я брал большие интервью и интересовался прошлым, настоящим и будущим страны. Как иначе узнать о России, о том, каким из России кажется остальной мир, а также о мыслях и надеждах людей на ближайшие десятилетия?

Я искал ответ на вопрос «Какой путь изберет Россия в политической, социальной и культурной сферах во время великих перемен, которые сейчас происходят в мире?».

Я старался передать то, что видел, слышал и чувствовал. Получилась своеобразная фотография момента – сиюминутный кадр из развивающегося на наших глазах исторического процесса.

Я написал об этих уникальных мгновениях, стараясь оставаться честным перед собой и перед историей.

Эта книга – результат двухлетних расспросов и наблюдений.

Сложившийся ранее геополитический, финансовый и культурный миропорядок с центром на Западе сейчас в упадке. Правда и неправда, черное и белое – все, что проистекало из господствовавшего веками дуализма, занимает свое место на пыльных страницах истории. Но что будет дальше?

Начинает строиться новая реальность. И эта новая реальность будет многополярна, в ней никто не будет заставлять другого жить так, как тот не хочет, и все будут без колебаний делиться имеющимися у них культурными богатствами. И у России в этом процессе – самая важная и решающая роль.

I. Москва, блины и признаки войны с «богами»

«Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва».

Опять идет снег. Белые снежинки (ни одна не похожа на другую, все уникальны!) кружатся над столицей. Город, покорившись самому холодному и, может, самому красивому времени года, наносит нежный белый макияж.

Посреди улицы, освещенной слабым светом фонарей, откуда-то с крыши падает огромная снежная масса. Немногочисленные прохожие меняют направление и, ускоряя шаг, идут на противоположную сторону улицы.

На крыше многоквартирного дома виднеется мужчина. Его смех эхом разносится по улице, и он кричит тем, кто стоит внизу:

– Посторонись.

Группа мужчин с лопатами в руках копошится вокруг сугроба. Проходя мимо, я невольно слышу, как они тихо говорят по-тюркски. Невысокий молодой человек, глядящий своими раскосыми глазами на снег, жалуется, что в прошлом месяце ему не удалось отправить домой необходимое количество денег. У него больная сестра, и эти деньги ей сейчас сильно пригодились бы. Остальные ворчат. Ворчание смешивается со скрежетом лопат.

Московские крыши, как бывает после каждого снежного дня, готовятся встречать ночь.

В столице за чистку снега, вывоз мусора, убранство улиц, другими словами, за все «тротуарные работы» отвечают выходцы из стран Центральной Азии. Россияне обычно не утруждают себя выполнением этих работ.

Уличный шум заглушает усиливающийся звон колоколов храма Никиты Мученика на Швивой горке, своими белыми стенами напоминающего крепость. История монастыря, закрывавшегося на некоторое время в советский период, восходит к 1400-м годам.

Русский писатель Александр Солженицын, которого очень любят на Западе и не очень любят в России, так описывает этот уникальный храм в своем произведении «В круге первом»:

– «Бе же церковь та вельми чудна красотою и светлостию…» – почти прошептала Агния, близко держась плечом к его плечу.

– Какого ж она века?

– Тебе обязательно век? А без века?

– Мила, конечно, но не…

– Так, смотри! – Агния натянутой рукой быстро повлекла Антона дальше – к паперти главного входа, вышла из тени в поток заката и села на низкий каменный парапет, где обрывалась ограда и начинался просвет для ворот. Антон ахнул. Они как будто сразу вырвались из теснины города и вышли на крутую высоту с просторной открытой далью. Паперть сквозь перерыв парапета стекала в долгую белокаменную лестницу, которая многими маршами, чередуясь с площадками, спускалась по склону горы к самой Москве-реке. Река горела на солнце. Слева лежало Замоскворечье, ослепляя желтым блеском стекол, впереди дымили по закатному небу черные трубы МОГЭСа, почти под ногами в Москву-реку вливалась блесчатая Яуза, справа за ней тянулся Воспитательный дом, за ним высились резные контуры Кремля, а еще дальше пламенели на солнце пять червонно-золотых куполов храма Христа Спасителя.

Пока святой великомученик Никита столетиями продолжает наблюдать за Москвой со Швивой горки, Солженицын (да простит ему Бог и русский народ все грехи) смотрит на нее из своей могилы в Донском монастыре, расположенном в другом конце города.

Молодой священник в черной рясе быстро идет по улице. Сделав последнюю затяжку сигареты и поправив длинные, собранные сзади волосы, он входит внутрь храма через огромную дверь – на улицу тут же просочились запах свечей и чтение молитв.

До встречи еще есть время, поэтому я решаю зайти в храм. Внутри стоят прихожане (большей частью – пожилые женщины) и слушают невидимое глазу чтение Священного Писания. На стенах висят иконы с изображениями святых, оберегающих простых смертных. Свет горящих свечей рассеивает темноту. Напряженное ожидание заканчивается, когда у врат отгороженной комнаты, из которой звучало слово Божье, появляется силуэт.

Внимательно приглядевшись, я понимаю, что силуэт – это молодой священник, который несколько минут назад курил на улице. Он быстро движется к собравшимся, распространяя во все стороны дым, поднимающийся из кадила. По мере его продвижения старухи неуверенно и неловко расходятся в стороны. Как только он появляется перед ними, они склоняются так низко, как позволяют их старые тела.

Глаза молодого священника напоминают солнце, сверкающее на льду, и кажутся беспокойными. И не только беспокойными, но вместе с тем и чересчур сосредоточенными – из-за чего наводят на мысли о смерти.

Я оставляю странную, хотя по-своему домашнюю церковную службу и выхожу наружу. Снегопад прекратился. Но вскоре усилился ветер, из-за чего холод стал ощущаться сильнее. Люди постепенно исчезли с улиц.

Я еле иду, а чаще тихо скольжу по редким горкам Москвы.

«Ресторан», где я встречусь со своими друзьями-журналистами Василием и Анной, находится на противоположной стороне бесконечной и всеми покинутой улицы…

Буква «б» на висящей у входа неоновой вывеске «Блины» то гаснет, то снова загорается в такт порывам ветра. Как только я открываю дверь, в нос ударяет резкий запах водки, вареной картошки и блинов.

На пожелтевших стенах висят фотографии русской деревни и меню. За бесформенными деревянными столами сидит несколько людей с потемневшими лицами. Слева, за конструкцией, напоминающей барную стойку, на двух больших плитах жарятся блины. Слышно, как на улице свистит ветер.

Мои друзья еще не пришли. Я размещаюсь за столиком у окна.

Через некоторое время за стойкой появляется блондинка лет пятидесяти с уставшим лицом. Она кричит, что суп и блины с сыром готовы, и швыряет тарелки на барную стойку. Сидящий за соседним столиком кудрявый пожилой мужчина с большим носом встает, чтобы взять еду, и тут с его столика рассыпается во все стороны мелочь.

Напротив сидит группа юношей и девушек лет двадцати. Они так увлеченно обсуждают российское кино, что постепенно их голоса заполняют собою все пространство. Голубоглазый мальчик с плоским, как утюг, затылком рассказывает, как сильно его впечатлил документальный фильм об Алексее Балабанове:

– Он командует съемочной площадкой так, как будто командует армией. Какая безупречная дисциплина и какая простая манера рассказывать.

Мальчик делает глоток красного вина из стакана, предназначенного для воды.

Я кладу на стол старика монеты, которые закатились ко мне.

Дверь «ресторана» открывается. Входят двое мужчин, перешучивающихся на одном из кавказских языков. Вместе с ними в «ресторан» проникают ветер, холод и пурга.

Есть такое народное предание: Бог ходил по свету с мешком наперевес и раздавал людям языки; когда он добрался до Кавказа, ему в мешок попала стрела, поэтому такое ощутимое количество непохожих друг на друга языков оказалось там. Учитывая, сколько разных кавказских языков я услышал в Москве, легко поверить в это предание.

Стряхнув с себя снег, кавказцы с улыбкой, обнажающей желтые зубы, здороваются с блондинкой с уставшим лицом. Глаза женщины, до этого пребывающей в, казалось бы, бесконечном дурном настроении, начинают сверкать, и она, хихикая, приветствует гостей.

Кавказцы садятся за столик подле старика. Один из них, чьи зубы желтее, достает из куртки бутылку водки и гордо ставит ее на стол.

Блондинка выпархивает из-за барной стойки и быстро накрывает им на стол: оливье, вяленая рыба, вареная картошка, бесформенные сосиски, несколько ломтиков хлеба и два стакана воды… Звон опускающейся на стол посуды дополняет симфонию «ресторана».

Одинокий старик одним махом доедает суп и приступает к блинам, запивая их чаем. Через некоторое время он замечает монеты, которые я положил на край его стола, благодарит меня и, как любой пожилой человек, начинает разговор с фразы «все очень изменилось».

– В шестидесятые годы здесь все было по-другому. Тут сидели студенты. – Он указывает на стол желтозубых кавказцев. – Теперь этих везде полно.

Мне нечего сказать – я просто улыбаюсь.

Дверь снова открывается, и на этот раз входит мой друг Василий, а вместе с ним в помещение проникают ветер, холод и пурга.

Как и любой только что пришедший, он выполняет ритуал из трех действий: счищает с себя снег, снимает десять слоев одежды и приветствует уставшую блондинку за барной стойкой.

Не успев присесть, он с большой гордостью и волнением достает и ставит на стол бутылку водки. В России это нормально, питие в каком-то смысле национальный вид спорта.

Мы молча наблюдаем, как блондинка накрывает на стол. После спрашиваем друг друга, как дела, и обсуждаем, насколько в феврале холодно и непогоже. Василий наливает в стаканы достаточное количество водки, и мы начинаем:

– Посмотрим, что будут делать наши. После визита директора ЦРУ Уильяма Бернса Блинкен тоже посетил Киев. Письменная просьба Кремля о том, чтобы Украина не стала членом НАТО, была отклонена. В новостях есть информация, что часть войск переброшена к украинской границе. С другой стороны, есть информация, что Украина начнет масштабную операцию в Донбассе и в его окрестностях. Ситуация сложная…

У Василия есть связи среди чиновников. Спрашиваю, войдет ли российская армия на Украину:

– Сложно дать однозначный ответ. Всякий раз, когда в России случается критическая ситуация, правда скрывается за стенами Кремля. Ты знаешь, что война в Донбассе длится с четырнадцатого года. Запад испытывает наше терпение. Членство Украины в НАТО станет ударом по национальной безопасности России. С другой стороны, военная операция на Украине означает войну с Западом. Сейчас в народе бытует мнение, что мы войдем на Украину, но кто знает… В любой момент все может измениться.

Василий берет кусочек рыбы. И продолжает:

– Украина – настоящая Россия. Там зародилось Киевское княжество, которое мы можем считать первым славянским государством. Отдать Киев Западу означало бы отрицать нашу историю. У каждого из нас там есть родственники, есть свои воспоминания. Мы были вынуждены заплатить за ошибки Хрущева в Крыму, а теперь они навязывают то же самое всей Украине.

Услышав имя Хрущева, старик за соседним столиком, еще секунду назад занятый разрезанием блина на мелкие кусочки, мгновенно выпрямился. Его старые и уставшие глаза неожиданно заблестели, и он заговорил:

– Хрущев с самого начала был предателем и всегда таким оставался. Все это случилось потому, что его глупый сын Леонид попал в плен к немцам. Он всегда был пьян, и, скорее всего поэтому истребитель, которым он управлял, упал. Пока он был в плену, он не стеснялся участвовать в немецкой антисоветской пропаганде. Несмотря на все это, мы вытащили его из лап нацистов и вернули на родину. Его судили за государственную измену и приговорили к смертной казни. Хрущев умолял Политбюро помиловать его, но получил справедливый ответ: нет.

Эта история – чистой воды конспирология.

Василий некоторое время молча смотрит вперед. Затем ограничивается тем, что говорит старику:

– Вы правы.

Мужчина снова начинает пить чай, а мы возвращаемся к закуске.

Снегопад за окном усиливается. Две тени за окном спешно курят. Над ними быстро проносится чей-то силуэт.

Дверь снова открывается. Несмотря на холод и московскую вечернюю тоску, Анна входит со своей неизменной улыбкой. Она снимает зеленый берет и взмахивает черными волосами в нашу сторону, как бы говоря: «А вот и я!»

Женщина за стойкой не обращает на нее никакого внимания, отворачивается в ответ на ее приветствие и продолжает готовить фаршированные блины.

Эффектное появление контрастирует с тем, как тихо Анна садится за стол. Снежинки на кончиках ее волос начинают медленно испаряться.

Классическое приветствие, соответственно, повторяется еще раз. Мы начинаем с того, какой холодный в Москве февраль, спрашиваем друг друга о делах и здоровье и наливаем водку в стаканы для воды.

Анна – француженка марокканского происхождения. Она с давних пор и по настоящее время представляет в России французские газеты. Выпив водки и съев немного оливье, она начинает говорить серьезно:

– Недавний визит Макрона в Кремль прошел даже хуже, чем об этом писали в прессе. Путин не ограничился тем, что посадил Макрона, как урода какого-то, на противоположный конец длинного стола, но и стал его распекать. В Елисейском дворце вероятность российского вторжения оценивают как высокую. Французским компаниям, которые ведут бизнес в России, начали рассылать информационные записки с указанием уйти с российского рынка в случае войны. Но крупный капитал, в первую очередь Total, сопротивляется. Россия – большой рынок, они не хотят его терять.

Василий невольно улыбается, когда слышит, как Путин обошелся с Макроном. Подобно тому, как на зыбкой воде колодца появляются очертания фигур, в гордой улыбке Василия проступают следы странных отношений, которые связывают русских с Западом, особенно с Францией.

Выражение лица Василия раздражает Анну:

– Не забывай, что еще до недавнего времени вы, чтобы казаться образованными, говорили у себя дома по-французски, – в шутку говорит она, глядя Василию прямо в глаза.

В словах Анны есть доля правды. В книгах по истории пишут, что преклонение русской интеллигенции и правящего класса перед Францией привело к слепому обожанию революции 1789 года. В тот период русская элита, считавшая русский язык грубым, а французский – языком цивилизованным, старалась не учить своих детей отечественной словесности. Русская идентичность и русский язык очень сильно принижались.

Когда в июне 1812 года французская армия под командованием Наполеона Бонапарта двинулась на Москву, любовь русской элиты к Франции стала бесконечно трагичной.

Слова, которые Лев Толстой вложил в уста генерал-губернатора Москвы Ростопчина в «Войне и мире», раскрывают масштаб драмы: «Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж».

Как же велика ирония истории, ведь говорят, что генерал Ростопчин, «обожествлявший» французов, ни минуты не колебался перед тем, как поджечь Москву, чтобы помешать наступлению армии Наполеона. Пожар, начатый по приказу Ростопчина, превращает почти весь город в груду пепла. После этого русские офицеры, у которых преданность родине превышала любовь к Западу, и крестьяне, выращивавшие на земле хлеб, взяли в руки оружие и начали бороться против «богов». И победили.

Драматические отношения между Россией и Западом продолжились и после войны. На сцену вышли декабристы, поднявшие против императора «меч французской революции 1789 года». Офицеры, защищавшие родину от французов, холодным петербургским утром в декабре 1825 года встали перед императорскими дверями. Они боролись, но не устояли. Они отступили к Неве. Пушечные ядра, выпущенные верными императору солдатами, раскололи ледяной покров реки. Большая часть декабристов погибла, утонув и замерзнув в холодных водах Невы. Пять человек были казнены, а все остальные – сосланы в Сибирь.

Великий русский поэт Пушкин обращался к своим ссыльным друзьями с такими трогающими душу строками:

Декабристы, расставшиеся с жизнью в холодных водах Невы или в сибирских шахтах, первыми выступили не только против царизма, но и против Запада, ценности которого они впитали.

Через сто лет после выступления декабристов Советы под предводительством Владимира Ильича Ленина восстали против всего огромного мира, который сейчас называется коллективным Западом.

И сегодня, когда Россия готовится к новой войне с «богами», мысли русской интеллигенции снова обращены к Западу…

После холодной шутки Анны Василий некоторое время молчит… Он закусывает водку куском рыбы и только тогда находит ответ:

– Да, ты права, когда-то было так, как ты описала, но все меняется.

Главная тема сегодняшнего вечера – Василий. Я вспоминаю про английскую музыку, играющую в парке Горького, голливудские фильмы, заполонившие российское телевидение, молодых людей, никогда не покидающих «Макдоналдс», и подкалываю его:

– Любовь к французам кончилась, но ваша любовь к Америке продолжается.

Василий, выбитый из колеи нашими нападками, склоняет голову, а потом говорит с вызовом:

– Очень сложно объяснить упадок в девяностые годы. Вы здесь не были и не знаете, что мы пережили. Мы потеряли все в один миг. Я говорю не только о деньгах, обнищании и безработице. Разрушались семьи. Очень немногие семьи смогли пережить этот период целыми и сплоченными. Центр Москвы был в ужасном состоянии. На улицах, где вы сейчас даже окурка брошенного не найдете, постоянно раздавались выстрелы. Город был поделен между преступными группировками. Проституция, наркотики, грабежи, воровство, СПИД и остальные, какие вы только можете себе представить, проблемы – все было. Ад Данте выглядит сказкой по сравнению с Москвой того периода. Американцы, разделив нас по этническому признаку, принялись насиловать общество идеологически. Ох, какое это было безумие!..

Рука Василия ищет стакан… По обычаю, нужно поднять бокал за кого-либо или за что-либо.

– Выпьем за Александра Руцкого! – восторженно говорит Василий.

Глубокий выдох, и водка быстро вливается внутрь, начиная потихоньку проникать в кровь.

Василий выдает со скоростью пулемета:

– Когда попытка девяносто первого года не сработала, Руцкой и его команда попробовали сделать России искусственное дыхание и вернуть ее к жизни в девяносто третьем. Но они потерпели неудачу. Ельцин, любимый президент Запада, обстрелял Белый дом из танков. Сотни, даже тысячи людей погибли во время попытки свергнуть ставленников Запада. Некоторые из них были прилюдно расстреляны на московских улицах. В девяностые годы у себя на родине мы сдались перед лицом фашизма, который похоронили в Берлине в сорок пятом. А что было после этого? После этого мафиозные подонки, голодные шакалы, которых называют олигархами, разворовали все, что осталось от Советского Союза, что было построено трудами народа. На Западе происходящее называли развитием свободного предпринимательства… «Макдоналдс», Голливуд и прочая дрянь в этот период проникли в самое естество страны. Подражание Америке все еще распространено среди молодежи и буржуазных кругов. Удалить вирус из организма непросто.

После недолгой паузы он говорит, улыбаясь:

– Хорошо, что есть водка. Она – лекарство от любой болезни.

Старик за соседним столиком снова не выдержал и сказал:

– Вы говорили о Руцком. Я был с ними в девяносто третьем. Если позволите, я расскажу. Август был очень жарким. Лето, когда мы обливались потом даже в тени… Никогда раньше я такого в Москве не видел. После Горбачева все не вернулось на круги своя. Огромная страна таяла на глазах. Прибалтика, Средняя Азия и Кавказ… Мы проигрывали. Не прекращаясь, появлялись новые и новые слухи – каждый нелепее предыдущего. Людей продолжали увольнять. Эти сволочи пытались уничтожить последние остатки коммунистической партии – среди государственных деятелей, военных и бюрократии. Зюганов тогда промолчал, но мы, верившие в марксизм-ленинизм, были полны решимости сопротивляться. В июле Ельцин со своей бандитской шайкой попытался распустить парламент, в котором доминировали коммунисты. Парламент не признал это незаконное решение и объявил, что отстраняет Ельцина от власти. На следующий день силы Ельцина отключили в Белом доме электричество, воду и телефонную связь. Мы решили защитить Белый дом. Коммунисты, социалисты, некоторые националистические группировки, часть военных и народ… Двадцать восьмого июля на нас напал ОМОН. Мы отбивались тем, что попадалось под руку: камнями, палками и т. д. Все изменилось в течение нескольких дней. Атаки на построенные нами баррикады стали более интенсивными, они начали использовать настоящие пули. Среди нас тоже были вооруженные люди. Наш ответ был таким же суровым. Мы сражались за каждую улицу в центре Москвы. И мы дали отпор контрреволюционерам. Но внутри армии произошел раскол. Четвертого октября Белый дом атаковали при помощи танков. Они без всякой пощады расстреляли гражданское здание в центре Москвы – здание, принадлежащее россиянам. Что теперь поделаешь? Мы проиграли, но вошли в историю.

Закончив говорить, старик закрыл своими мозолистыми руками голубые глаза, но не смог сдержать слез, и они потекли по его морщинистым щекам. Пока Анна гладила мужчину по спине, Василий налил водки в пустой стакан и протянул мужчине. Пожилой мужчина с серьезным выражением лица поднял стакан и сказал:

– За тех, кто погиб за Родину!

Он за один присест выпил полный стакан.

Немного передохнув, он попросил у нас разрешения уйти. Мы встали и пожали друг другу руки. Немного погодя он исчез за дверью.

Анна нарушила долго длившееся молчание:

– Василий, сейчас вы столкнулись напрямую. Вы боитесь, что, если вы проиграете, произойдет то же самое?

Прежде чем ответить, Василий ненадолго закатывает свои голубые глаза и вновь принимается торопливо объяснять:

– Нельзя дать однозначный ответ. Но после прихода Путина мы начали восстанавливаться. Олигархи больше не способны ничего сделать, и мы смогли вздохнуть спокойно. Те из них, кто остался, вынуждены работать с государством. Вряд ли они станут выступать, как раньше… Проблема с безопасностью тоже решена; да, мусора на улице в таких количествах больше нет. Может быть, вы думаете, что я слишком хвалю Путина, но это факты…

Василий откусывает кусочек соленого огурца и продолжает:

– Посмотрите на промышленность и торговлю… Они сейчас в неплохом состоянии. В некоторых областях возобновились социальные реформы. Что касается внешней политики, то мы изначально проводили политику, направленную на избегание конфронтации с Западом. Но все изменилось после Мюнхенской конференции. Тогда Путин занял четкую позицию против расширения НАТО. Потому что сейчас дело дошло до того, что возникла угроза территориальной целостности России. Однако фактически была проведена линия, сохраняющая статус-кво с Западом. По-настоящему переломными стали гражданская война в Сирии в две тысячи одиннадцатом году и майдан на Украине в тринадцатом году. Я верю в то, что именно после этих двух шагов, предпринятых США, Кремль окончательно понял, что те все еще пытаются окружить Россию. И был разработан ответный ход. Как вы и сказали, сейчас мы снова находимся в состоянии холодной войны с Западом. Но что мы должны были сделать? Закрыть глаза на убийство наших соотечественников на Украине? Советы проиграли, потому что не смогли отреагировать, потому что оставались в бездействии. Они не были динамичны. Если бы сегодня мы не отреагировали и не начали действовать, опасность бы проникла внутрь нашей страны. Тогда бы мы оказались в еще более сложной ситуации, чем в девяностые годы.