Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга

1709 год стал решающим в новейшей истории России. В 1709 году под Полтавой был сокрушен и похоронен европейский миф о непобедимости шведской армии. Северная война, начатая Петром I за возвращение России ее исконных приневских берегов, достигла своего апогея. Еще через год, в 1710-м, русская армия овладела Ригой и Выборгом, а в 1712-м Москва полностью утратила роль столицы государства. Центр политической, экономической и общественной жизни России переносится на невские берега. Впереди все более отчетливо вырисовывались пока еще туманные контуры 1721 года – года окончательного завершения войны. И хотя до него было еще почти целое десятилетие, Россия так прочно врастала в топкие балтийские берега, что могла себе позволить политическую демонстрацию.

В самом деле, если строительство Петербурга и Кронштадта в значительной степени определялось условиями военного времени, соображениями тактического и стратегического характера и возводились они в первую очередь как оборонительные крепости, то чем, как не декларацией военной мощи, экономического могущества и политической зрелости государства, можно объяснить возникновение в самый разгар войны загородной резиденции с веселыми и дерзкими затеями, радостными забавами и праздничными водяными шутихами.

Старый Петергоф

Годом основания Петергофа принято считать 1714-й, когда на самом берегу Финского залива Петр I заложил так называемые Малые палаты, или Монплезир, хотя впервые в Походном журнале Петра Петергоф упоминается еще в сентябре 1705 года. Речь идет о небольшой усадьбе с «попутными» хоромами, построенной на территории Старого Петергофа и предназначавшейся для остановки и кратковременного отдыха Петра во время его частых поездок из Петербурга в Кронштадт. Без особых претензий на оригинальность этот путевой дворец и был назван Петергофом, что в переводе с немецкого означает «Двор Петра».

По преданию, своим появлением «попутные» хоромы обязаны невенчаной супруге государя Екатерине. Озабоченный строительством Кронштадтской крепости, которая должна была защитить возводимый Петербург от вторжения неприятеля с моря, Петр часто посещал остров Котлин. Поездки совершались морем, и это, особенно в бурную и ненастную осеннюю погоду, представляло постоянную опасность. Беспокоясь о безопасности венценосного супруга, Екатерина будто бы и уговорила Петра построить на берегу, напротив острова, где переезд мог быть наименее рискованным и непродолжительным, заезжий дом, или путевой дворец.

Общий вид на Петергоф

Со строительством Монплезира и Большого Петергофского дворца значение Старого Петергофа стало утрачиваться, и ныне понятие Старый Петергоф представляет собой не более чем топонимическую реликвию, впрочем, зафиксированную в названии железнодорожной станции и в обиходном имени одного из жилых районов современного Петродворца. Однако среди местных преданий этого района бытует удивительная легенда о необыкновенном валуне, с незапамятных времен намертво вросшем в землю. В свое время какой-то неизвестный умелец превратил этот памятник ледникового периода в голову старика – некий символ вечной мудрости и невозмутимого покоя. Как утверждают обыватели, эта голова постепенно уходит в землю, становится все меньше и меньше, но происходит это так неуловимо медленно, а голова столь велика, что жители полны несокрушимой уверенности, что городу ничто не угрожает, пока эта чудесная скульптура видна над поверхностью земли.

Монплезир

Как это обычно происходило в большинстве случаев раннепетербургского строительства, Малые, или Нижние, палаты возводились на обжитом месте. В свое время этот участок принадлежал известному поборнику объединения Новгорода с Москвой новгородскому посаднику Захарию Овинову. По преданию, его усадьба находилась между двумя чухонскими деревушками Похиоки и Кусоя. Усадьба стояла на мысу с прекрасным видом на море и остров Котлин. Позади нависал каменный уступ, поражавший необычным для этих мест рельефом. Вскоре на вершине этой скалистой гряды начнется строительство Верхних палат, а между Верхними и Нижним палатами – разбивка Нижнего парка.

Проект Малых палат выполнил ученик знаменитого немецкого архитектора Шлютера Иоганн Фредерик Браунштейн по личным указаниям самого Петра I. В дальнейшем в строительстве принимали участие архитекторы Леблон и Микетти. Центральный объем палат увенчан четырехъярусной шатровой крышей в голландском стиле, от него к боковым павильонам ведут десятиметровые остекленные галереи. Дворец получил название Монплезир, что в переводе с французского значит «мое удовольствие», «моя отрада». Вместе с тем в обиходе его часто называют Голландским домиком, что полностью соответствует легкому, изящному голландскому стилю этого редчайшего памятника русской архитектуры первой четверти XVIII века.

В Монплезире девять комнат, две из них – Морской кабинет и Спальня – принадлежали лично императору. В Спальне стояла кровать Петра, по преданию, установленная им собственноручно таким образом, чтобы при пробуждении «первым предметом глазам его представился Кронштадт, ясно отсюда видимый».

Дворец Монплезир

Монплезиру принадлежит особая роль в истории русского музейного дела. Задолго до появления художественных коллекций в Петербурге здесь сложилась первая в России крупная картинная галерея. Большинство полотен было приобретено или специально заказано лично Петром I. С одной из картин связана занимательная легенда – яркое свидетельство дворцового быта и нравов того времени.

Оберкухмистером Петра I был Ян, или, как его звали в России, Иван Иванович Фельтен, датчанин, преданно служивший царю с 1704 года. Имя Фельтена хорошо знакомо петербуржцам многих поколений. Он был родным дядей знаменитого архитектора – автора всемирно известной ограды Летнего сада, Дворцовой набережной с мостиком над Зимней канавкой, Старого Эрмитажа, Чесменского дворца и многих других не менее известных сооружений в Петербурге и его пригородах.

Сложилось так, что в придворном быту кухмистер стал постоянным объектом жестоких и унизительных шуток, до которых Петр, как известно, был весьма охоч. Якоб Штелин записывает исторический анекдот о том, как однажды, уже после смерти императора, Фельтен вместе со своим зятем Шумахером посетил Кунсткамеру, где хранилась «восковая персона» – изображение Петра Великого «в собственном его платье со многими другими вещами, которые государь употреблял». Увидев между прочим государеву трость, стоявшую в углу, Фельтен сказал Шумахеру: «Эту мебель, зятюшка, можно бы и спрятать, чтобы она не всякому в глаза попадалась, может быть, у многих, так же, как и у меня, зачешется спина, когда они вспомнят, как она прежде у них по спине танцевала».

Лепнина в интерьере Монплезира

Тот же Штелин сохранил для потомства и легенду о картине, что висела в западной галерее Монплезира. Говорили, что Петр лично заказал ее в Голландии только затем, чтобы посмеяться над бедным «мундкохом Яном». На полотне изображена романтическая сцена: женщина ласкает любовника, а рядом стоит трубач, подвязанный поварским передником. Современники, хорошо знакомые с нравами своего монарха, легко узнавали в любовнике императора Петра I, целующего жену своего личного повара под музыку играющего на трубе самого Фельтена. Говорят, Петр заказал эту картину, узнав как-то, что супруга Фельтена в очередной раз наставила тому рога, а он по простоте душевной раструбил о том среди дворцовой челяди.

Главный, или Парадный, зал Монплезира имеет выход на открытую Морскую террасу. Террасу украшает бронзовая статуя Нептуна – одна из самых загадочных скульптур Нижнего парка. Петергофский Нептун и в самом деле менее всего напоминает грозного греческого бога морей и потоков с характерным трезубцем. Скорее он похож на лукаво подбоченившегося хитроватого ярославского мужика с вилами. О происхождении скульптуры сведений мало. Известно только, что отлит Нептун в 1716 году на Московском литейном заводе по рисунку самого Петра I. В Петергофе между тем давно живет предание.

Согласно ему, у Петра в Петергофе был хороший знакомый, богатый купец, который часто посещал царя во время его пребывания в Монплезире. Рассказывают, что купец был застенчив, как красная девица, и, когда Петр водил его по залам своего Голландского домика, не знал куда деться от смущения при виде бесстыдно обнаженных женских тел на картинах. Петра это приводило в неподдельный восторг. И вот однажды, уверяет предание, ему пришла в голову вздорная мысль подшутить над простодушным провинциалом. Петр набрасывает рисунок… И образ стыдливого мужика, выполненный в лучших традициях древнерусской деревянной скульптуры, запечатлевается в бронзе. Правда, снисходительный Петр оставил на бедрах несчастного что-то вроде повязки, опять же весьма далекой от античных образцов.

Легендарный Нептун давно полюбился петергофским кадетам. Он стал постоянным объектом их традиционного юмора. Один раз в году, перед выпуском, кадеты петродворцового военно-морского училища радиоэлектроники облачали бронзовый торс античного бога в полосатую флотскую тельняшку, видя в этом ритуале верный залог успешного плавания на кораблях военно-морского флота.

В 1844 году в Петергофе состоялся большой придворный праздник, центром которого стал Монплезир. Благодаря этому, в общем-то, обыкновенному в высшем свете событию, петербургский фольклор обогатился двумя понятиями. С тех самых пор темно-зеленые с серебром платья, которые женщинам, приглашенным на подобные мероприятия, полагалось надевать, «чтобы гармонировать с зеленью парка и серебряной белизной фонтанов», назывались «петергофскими платьями», а салат из овощей и фруктов, залитый желе и поданный в половинках дыни, – «монплезирским салатом». Не в память ли о бедном поваре Петра Яне Фельтене, образ которого, запечатленный некогда на художественном полотне, не покидает стен Голландского домика Петра Великого.

В 1880-х годах, если верить фольклору, на одной из наружных стен Монплезира еще можно было увидеть давние следы от двух пуль, попавших сюда аж во времена Анны Иоанновны. Известно, что императрица, будучи страстной охотницей, не упускала случая пострелять из окон специальной беседки, поставленной для этих целей в Петергофе. Во время одной из таких охот олень, убегая от гончих псов, перескочил изгородь петергофского зверинца и стал уходить в сторону Нижнего парка. Императрица вскочила на коня и погналась за оленем, пытаясь его подстрелить. Две случайные пули врезались в стену галереи Монплезира, став для нескольких поколений обитателей Петергофа своеобразным памятником монаршей охоте.

Большой дворец

Как мы уже говорили, возведение Верхних, или Больших, палат началось одновременно с Малыми. Строились они по проекту того же архитектора И.Ф. Браунштейна, которому Петр I указал на образец, выбранный им в одной из архитектурных книг собственной библиотеки. Браунштейн был первым архитектором Петергофа, но проработал в нем всего два года. Затем строительство продолжили архитекторы Ж.Б. Леблон, Н. Микетти, М.Г. Земцов. Завершил возведение Большого дворца Б.Ф. Растрелли, который к 1755 году и превратил скромные первоначальные Верхние палаты в Большой дворец, известный нам до сих пор.

Со стороны моря дворец предстал вытянутымна 260 метров единым ярким фасадом, в котором отчетливо выделяются несколько симметричных разновысоких объемов. Центральная трехэтажная часть с высокой фигурной кровлей переходит в одинаковые, тоже трехэтажные, но с более низкими крышами корпуса, которые, в свою очередь, сменяются одноэтажными застекленными галереями. Эти последние заканчиваются блестящими по замыслу и исполнению павильонами – Церковным и Гербовым, золоченые главы которых завершаются в одном случае – православным крестом, в другом – вращающимся наподобие флюгера орлом.

Для достижения постоянного зрительского эффекта, при котором с любой точки обзора орел должен выглядеть двуглавым, Растрелли придумал его трехглавым.

Интерьеры дворца отличаются свойственной середине XVIII столетия парадностью, пышностью декоративных элементов, изысканностью обстановки и в то же время несут на себе отчетливые следы различных художественных вкусов, архитектурных стилей, школ и направлений. Кроме упоминавшихся уже Браунштейна, Леблона, Земцова и Растрелли, к строительству дворца в разное время привлекались Ю.М. Фельтен, Л. Руска, Ж.Б. Валлен-Деламот, В.П. Стасов, А.И. Штакеншнейдер и многие другие. Но несмотря на это, художественный такт и профессиональное уважение друг к другу позволили зодчим различных эпох и стилей создать цельное художественное произведение, и сегодня воспринимаемое как творение одного мастера.

Танцевальный зал Большого дворца

Среди многочисленных помещений Большого петергофского дворца особое место принадлежит Кабинету Петра I. Он создан в 1718–1720 годах по проекту Жан-Батиста Леблона и сверху донизу обшит светлым резным дубом. Существует предание, что некоторые части дубовой обшивки вырезаны самим Петром I.

Один из центральных залов Большого дворца – так называемый Итальянский салон, созданный в 1716–1724 годах Леблоном, в 1760-х годах был подвергнут коренной перестройке, которую осуществил архитектор Валлен-Деламот. Поводом для реконструкции послужила коллекция произведений итальянского живописца П. Ротари. Согласно легенде, незадолго до своей смерти от очередного «приступа колик» художник успел завещать все свои работы, а их было, по утверждению Штелина, 368, императрице Екатерине II. Правда, по утверждению современного историка К.В. Малиновского, подавляющее большинство картин Екатерина купила у Ротари, заплатив за них не то 14, не то 17 тысяч рублей.

Так или иначе, но 360 картин Валлен-Деламот укрепил методом сплошной, или шпалерной, развески на стенах Итальянского салона. На всех полотнах изображены молодые кокетливые женщины, одетые в национальные костюмы Венгрии, Польши и других стран. С тех пор Итальянский салон стали называть Галереей Ротари, Картинным залом или Кабинетом мод и граций.

Среди парадных гостиных есть так называемая Диванная – прямоугольный кабинет, затянутый на всю высоту подлинными расписными китайскими шелками с изображениями сельских сцен. Кабинет оформлен по проекту архитектора Ю.М. Фельтена в 1770–1773 годах.

Об этом кабинете и романтической жизни его владельцев в конце куртуазного XVIII века рассказывает местная легенда. Однажды Екатерина II написала своему заграничному корреспонденту барону Гримму, что у нее в Петергофе, во дворце, есть Диванная комната, почти все пространство которой занимает великолепный диван. «На нем, – будто бы писала Екатерина, – могут, скорчившись, разместиться двенадцать человек». Легенда утверждает, что императрица в письме к Гримму упустила одну маленькую пикантную подробность: диван якобы был захвачен в качестве трофея у турок и привезен с театра военных действий специально для Потемкина.

В середине XVIII века, как мы уже знаем, перестройку дворца предпринимает Растрелли. О праздничном великолепии барочных интерьеров и щедрости, проявленной императрицей Елизаветой Петровной при строительстве, рассказывает характерное предание. Будто бы, заказывая Растрелли оформление Танцевального, или Купеческого, зала и лестницу, по которой поднимались купцы во время придворных праздников, Елизавета велела использовать побольше золота, «так как купцы его любят». На самом деле, уверяют специалисты, на Купеческой лестнице золота было не больше, чем в остальных интерьерах, да и вообще во всех растреллиевских интерьерах дворцов, будь то в Царском Селе, Петергофе или Петербурге. По мнению В.Я. Курбатова, и сама легенда появилась уже после того, как лестница была названа Купеческой и, может быть, именно потому, что по ней действительно поднимались купцы, приглашенные на дворцовые торжества.

Растреллиевские интерьеры в своем первозданном виде украшали Большой дворец вплоть до 1941 года. Во время войны Петродворец был оккупирован немецко-фашистскими войсками. В 1944 году, после освобождения города, дворец предстал полностью разграбленным, оскверненным и опустошенным пожаром. Споры о причинах гибели Большого дворца продолжаются до сих пор. Многие годы считалось очевидным и не подлежащим сомнению, что дворец подожгли фашисты перед самым бегством под натиском Красной армии. Между тем сохранилась легенда о том, что его подорвали наши, советские разведчики.

Легенда начинается с того, что гитлеровцы хорошо знали о стремлении советского командования во что бы то ни стало сохранить петергофский дворец. Поэтому они расположились в нем как у себя дома, чувствуя себя в полной безопасности. Даже новый 1942 год немецкие офицеры решили встретить в одном из дворцовых залов. Каким-то образом об этом узнало советское военное командование и решило будто бы преподнести фашистам необыкновенный новогодний подарок. Под прикрытием ночной пурги группа разведчиков, состоявшая из местных жителей, пробралась ко дворцу и забросала зал первого этажа с пировавшими там гитлеровцами противотанковыми гранатами. Мгновенно вспыхнул пожар, в пламени которого дворец превратился в груду развалин. Согласно легенде, никто из разведчиков не вернулся.

Вид на Большой дворец

Это не единственная легенда о загадочной гибели Большого дворца. Согласно другой фольклорной версии, дело происходило иначе. Однажды по Кронштадту разнесся слух, что в Петергоф прибыл сам Гитлер. Действительно, над ним повисла, как рассказывает легенда, какая-то необыкновенная тишина, а все окна во дворце были освещены. Недолго думая, моряки развернули пушки и ударили по Петергофу из всех островных орудий.

Нижний парк

Малые палаты на плоском морском берегу и Большие – на крутом скалистом выступе над морем в первой четверти XVIII века образовали некие границы, внутри которых начал формироваться Нижний парк, или, как его более скромно называли в придворном быту, Нижний сад Петергофа. Центральную его часть занимает Большой каскад – грандиозное художественно оформленное гидротехническое сооружение. В представлении склонного к символам и аллегориям человека XVIII столетия каскад олицетворял выход России к морю – идею, осуществлению которой посвятил всю свою недолгую жизнь Петр I. Семнадцать водопадных ступеней Большого каскада и канал, который идет от него к морю, украшены сорока одной бронзовой золоченой статуей, двадцатью девятью барельефами, четырьмя бюстами, семью маскаронами и ста сорока двумя струями бьющей в небо хрустальной воды.

В центре всей этой фантастической композиции высится монументальная скульптурная группа «Самсон, раздирающий пасть льва». Первоначально фигуру Самсона, исполненную по модели Б.К. Растрелли и вызолоченную, установили едва ли не последней в скульптурном убранстве Большого каскада, в 1734 году, в 25-ю годовщину Полтавской битвы. В то же время есть легенда, что Самсон сооружен гораздо раньше, еще при Екатерине I, в 1725 году. Будто бы именно она, едва став императрицей, задумала увековечить великую битву в виде аллегорических фигур – Самсона и льва. Библейский герой символизировал Россию, а лев, изображение которого является частью шведского герба, – побежденную Швецию. Впрочем, фольклору известно еще одно предание, согласно которому Самсон установлен еще раньше, при Петре I, и посвящен памяти Гангутского морского сражения.

Фонтан «Самсон» перед Большим дворцом

Со временем яркий и выразительный язык символов в значительной степени был забыт, а затем и вообще исчез из привычного обихода населения. Грандиозные художественные аллегории, фантастические метафоры, созданию которых посвящали большую часть своего творчества великие мастера прошлого, становились обыкновенными скульптурными украшениями. Их важнейшую первоначальную функцию – информировать, образовывать, учить – чаще всего просто не замечали. И только фольклор, метафоричный по своей сущности, умело пользовался образными особенностями забытого искусства. В конце 1960-х годов, когда вся страна готовилась отметить столетие со дня рождения В.И. Ленина и города, стараясь перещеголять друг друга, изощрялись в изобретательности, в Ленинграде появилась пародия на идеологические потуги чиновного партийного аппарата: «Идя навстречу столетнему юбилею со дня рождения В.И. Ленина, Ленгорисполком постановил переименовать фонтан “Самсон” в городе Петродворце в фонтан “Струя Ильича”».

Павильон вольер в Нижнем парке Петергофа

Еще через два десятилетия на страну неожиданно обрушилась эпидемия телевизионного знахарства. С утра до вечера два телегероя тех незабываемых лет, Кашпировский и Чумак, заряжали своей энергией бутылки с водопроводной водой, внушали доверчивым телезрителям, что раны могут зарубцеваться вблизи голубых экранов, останавливали кровь при полостных операциях на расстоянии тысяч километров и совершали другие средневековые таинства. Их «подвиги» во благо человечества не остались незамеченными ленинградским городским фольклором. Фонтан «Самсон» в народе получил характерное прозвище: «Кашпировский, раздирающий пасть Чумаку». Видимо, фольклор подметил, что оба телевизионных экстрасенса в подходах к «лечению» телезрителей и методах его проведения были непримиримыми антиподами.

К концу XVIII века большинство скульптур Большого каскада, выполненных из свинца, из-за недолговечности материала пришли в полнейшую негодность. Их решили заменить бронзовыми. Вместо растреллиевского Самсона фигуру библейского героя отлили из бронзы по модели скульптора М.И. Козловского. К изготовлению других скульптур были привлечены Ф.Ф. Щедрин и И.П. Прокофьев. Первый выполнил фигуру «Невы», второй – «Волхова». Установленные по обе стороны Большого каскада, они тут же породили замысловатую легенду, кочующую с тех пор по многим литературным, да и научным источникам. Будто бы скульптурная группа первоначально была выполнена одним автором, представляла собой единую композицию и предназначалась вовсе не для каскада, а для одного из фонтанов Нижнего парка, но затем была расчленена на две отдельные фигуры, которые и включили в композицию каскада.

Местные жители высоко чтут память о первом владельце Петродворца Петре I и хранят немало преданий о его личном участии в украшении и обустройстве парка. Еще в первые годы XIX века были живы люди, знавшие столетнего старика, «чухонца из деревни Ольховка», что вблизи Ропши, который не раз видел царя и бывал с ним на работах по строительству водовода для питания фонтанов. Он носил за Петром межевые шесты, когда тот, нередко по колено в болоте, лично вымерял землю «для своего Петергофа». Старый чухонец, как рассказывали бывалые люди, хранил как святыню один из серебряных рублей, пожалованных ему царем за работу.

Если верить местным легендам, и некоторые фонтаны придуманы лично императором. Так, люди утверждают, что по его проекту выстроен фонтан «Пирамида».

По тем же стародавним легендам, вблизи Верхних палат Петром была устроена царская «алмазная мельница» и церковь во имя Знамения Пресвятой Богородицы. Всякий раз, бывая в Петергофе, Петр посещал эту церковь и, если верить старинным рассказам, «читал и пел на клиросе». Церковь, правда, вскоре сгорела и была заново отстроена уже при императрице Елизавете Петровне.

«Столица фонтанов»

Петергоф, Петродворец, или, как его называли в XVIII веке, «Русский Версаль», а позже – «Столица фонтанов», всегда был излюбленным местом отдыха петербуржцев – ленинградцев. Сюда «подышать сырым воздухом Финского залива», как любили говаривать старые петербуржцы, и полюбоваться феерическим зрелищем играющих водометов съезжался «весь Петербург». В словаре питерской городской фразеологии хранится формула некой иллюзорной устойчивости, которую пытались обрести целые поколения ленинградцев: «Музей функционирует, фонтаны фонтанируют». Значит, все в порядке, все идет нормально, жизнь продолжается.