Капкан для охотника. Дилогия «Тень Павионик»
- -
- 100%
- +
Дизайнер обложки Лина Александровна Синица
Редактор Екатерина Денисовна Вьюгина
© Лина Синица, 2025
© Лина Александровна Синица, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-9443-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Выбирая между охотником и жертвой, вы предпочтете роль охотника – силу, контроль: изучить повадки жертвы, зарядить оружие, предвкушать добычу. Жертва подчас не знает, что принимает участие в смертельной игре. Кто превращает человека в жертву? Что делать, если выбора нет, а роли уже распределены?
В босые ноги впивались острые ветки и камни, но она не чувствовала боли от ужаса. Стволы деревьев возникали из мрака неожиданно, ноги скользили на корнях. Она знала, что за ней тянется устойчивый запах крови, и преследующие волки чуют это. «Только не оглядываться». Она слышала свист и смех позади – так громко, будто они раздавались у нее в голове. Ветка хлестнула по лицу, зацепила глаз, она лишь успела зажмуриться.
Дыхание с хрипом рвалось в легкие, а вырывалось со свистом и полустоном. Она ощущала себя как во сне, когда надо бежать, но тело не слушается. Сознание затуманивалось от страха. Еще немного, и она выберется из этого трижды проклятого леса. «Бежать. Бежать», – навязчиво пульсировало в голове, и губы повторяли это, будто заклинание. Ей стоило остановиться, прислушаться, но тогда тело ощутит усталость – и сдвинуться с места будет невозможно. И она гнала себя вперед, прижимая левую руку к туловищу – почему она ее не чувствовала?
Внезапно остановилась: из-под ног посыпалась земля. Впереди – обрыв, а внизу… дорога.
Что может добыча? Бежать, сдаться или отрастить клыки и когти – стать охотником.
Мгновение промедления стоили жизни – боль пронзила грудь насквозь, разворочав внутренности до самой души. Нога подкосилась и, оставив кровавый след на камне, девушка, хрипло выдохнув, рухнула вниз, сминая кусты.
– Али́са И́вдаль, пятнадцать лет, шестой курс Академии Марсельо́н. Без родителей, есть младшая сестра, – бубнил Стани́с, долговязый юноша в очках и наушниках. Он записывал данные в планшет, покачивая головой в такт музыке.
Детектив Дави́д Котсу́р поднялся на ноги, обходя тело. Девушка лежала у дороги, уткнувшись лицом в землю. Левая рука с вывернутым суставом была закинута за спину, правая – вытянута вперед.
Котсу́р осмотрел ее босые, грязные от крови с налипшей землей ступни. На бледном бедре выделялась огромная гематома, а голень представляла собой кровавое месиво. Из одежды на несчастной – лишь трусики и рваная рубашка от студенческой формы, застегнутая на одну случайную пуговицу. Черные густые волосы закрывали лицо, но на затылке часть была срезана вместе с кожей.
Позади послышался шум двигателя автомобиля. Котсу́р оглянулся на прибывший фургон судмедэкспертов.
– Пройдусь, – бросил он напарнику, вздохнул, взглянул на откос, на который предстояло взобраться, и с сожалением помял ноги в новых ботинках.
Его вызвали ранним утром, и за все время, пока он здесь находился, мимо не проехал ни один автомобиль – место и вправду пустынное. Густой темный лес с обеих сторон дороги давил, создавая полумрак из сплетенных над головой крон.
Котсу́р выбрал менее крутой участок и, кряхтя, взобрался по склону. «Пора взяться за физическую подготовку», – подумал он. Кажется, он засиделся в офисе. Ему ведь только тридцать шесть.
Лес И́слин молчал. Лишь изредка где-то шуршала опавшая листва, да приглушенно доносился шум волн озера И́рос. Котсу́р прошелся вдоль склона по кромке, где росли деревья, и огляделся. Отсюда открывался вид на шоссе, опоясывающее озеро, проходящее через прибрежный городок Шасс-Але́ппа на другом берегу, по территории деревни Шасс, возле которой находилась Академия Марсильо́н. Но ее территорию дорога обходила, пропадая в длинном туннеле прибрежных скал. Над макушками деревьев, росших на каменистом склоне по другую сторону шоссе, виднелись шпили особняка на острове.
Котсу́р осмотрел землю под ногами, и на глаза сразу попался гладкий, вросший в землю валун со следами крови. Он оглянулся в сторону чащи, откуда бежала девушка. В ранний утренний час мрак там царил, будто в поздних сумерках.
«…Уже однажды я тебя догнал. Но вновь бежишь, нарушив все мои запреты…» – под нос себе мычал Ста́нис, покачивая головой в такт.
Котсу́р, стряхивая с ботинок грязь, недовольно покосился на него. Когда коллега перешел на припев, он не выдержал и угрюмо оборвал его:
– Завязывай уже. Тебе здесь не караоке.
– Это же хит! Его везде крутят сейчас, – возразил Ста́нис.
– Вот именно. Достала до невозможности эта безвкусица, – недовольно ответил он.
Напарник насупился, но продолжил качать головой под музыку.
– Проезжих останавливай, и надо проверить всех из академии, – произнес Котсу́р, по привычке обшаривая карманы в поисках сигарет. – Где парень, который нашел ее?
Ста́нис кивнул в сторону:
– Пе́тер Ма́киш. Вон он. Как поставил там, так и стоит, как истукан. Говорит, гулял с собакой. Мутный тип какой-то… Вот черт! – воскликнул напарник и сорвался с места.
Котсу́р с опозданием обернулся как раз, когда раздался звук затвора фотоаппарата.
– Когда они успели узнать об этом? А я предупреждал, что поднимут шумиху, – запальчиво говорил Стани́с.
Он шагал рядом с Давидом, сильно бледный, потрясая газетой, едва не сталкиваясь со встречными людьми в офисе. Уже четвертый день Давид занимался тем, что участвовал в допросах учащихся и руководства Академии Марсильо́н, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Детектив был мрачнее, чем обычно, и поэтому молчалив. Кофе в пластиковом стакане, который он нес, давно остыл.
– Может, шумиха нам и поможет, – проворчал он, едва открывая рот. – Потому что у нас тут застарелые проблемы появились в лице мажоров.
– По-моему, они довольно охотно помогают, – удивился Стани́с.
– Вот именно. Не заметил ничего интересного в их показаниях? – И, не дожидаясь ответа, Котсу́р продолжил: – Они будто урок заучили, чтобы ответить и задом наперед, и посреди ночи, если разбудят и спросят. Ничуть не запинаются и не задумываются. В Марсильо́н есть строгие правила, и администрация не несет ответственности за все, что случится с ребенком, если он находится за пределами территории. Это подписывается при поступлении.
– Ловко вывернулись, – усмехнулся Стани́с. – Думаешь, шумиха поможет делу продержаться на плаву подольше и отыскать преступника? Хотя после этой статьи шум тут скорее разведет начальник. Вот и он, и, кажется, у него высокое давление. Сейчас начнется. – он вздохнул и на всякий случай отодвинулся чуть за спину старшего коллеги. В любых других делах он был готов быть в первых рядах, но не перед начальником.
– Котсу́р, как это понимать? Я же говорил: никаких СМИ! Мне пришлось объясняться с комитетом Академии, а ты же знаешь, какие у них представители! – гремел высокий мужчина, с отвисшим животом и покатыми плечами, от чего костюм на нем сидел до невозможности плохо.
– Мы работаем, господин Га́вил. Не наша вина, что жертвой оказалась девочка, известная в творческих кругах, – сквозь зубы произнес Котсу́р, не скрывая холодного недовольства. – Как вы предлагаете скрыть ее смерть от общественности?
– Котсу́р, я уже предупреждал: ты слишком много берешь на себя, не согласовывая действия с начальством! – Га́вил угрожающе потряс перед ним газетой. – В кабинет! С этой минуты будешь отчитываться о каждом вздохе!
Голос его крепчал, а лицо из красного стало багровым. В коридоре остались только они двое: остальные предпочли переждать бурю, укрывшись в кабинетах.
Всего два года на должности, но это было первое дело, Котсу́р связанное с убийством. Подтянутая фигура, легкая небритость, прищуренный цепкий взгляд, короткая стрижка, открывавшая лоб – он нравился женщинам. В отделе его уважали как человека, способного говорить с начальством на равных.
Выйдя от Га́вила, Котсу́р был раздражен ровно в той же степени, что и до разговора. Постоянные стычки с руководством уже не влияли на его настроение.
– Ну как? Сказал ему про мажоров? – Ста́нис нагнал его в коридоре, сдвигая наушники на шею.
– Руководство академии хочет избежать скандала, – зло усмехнулся Котсу́р. – Га́вил готов лизать ботинки родительскому комитету Марсильо́н. Подозреваю, там есть те, кто продвинул его по службе.
Стани́с опасливо оглянулся.
– Даже если кто-то что-то и знает – молчит. Они же подростки, – фыркнул он, но выглядел не менее озабоченным, чем Котсу́р. – Хотят быть не такими, как все, с их аморальным поведением, но при этом боятся выделиться из толпы, сделав что-то полезное.
Они остановились посреди коридора.
– Все равно попробуешь на них надавить, – констатировал Стани́с, изучая лицо Котсу́р.
Тот кивнул.
– Опасно лезть в дела мажоров. Ты и так у них на плохом счету после прошлых разборок, – почесал затылок напарник.
– Когда же эта война с преступностью превратилась в войну с начальством? – пробормотал Котсу́р, проводя ладонью по лицу. Его взгляд остановился на фигуре, сидящей у дверей их кабинета.
Опрос учащихся ничего не дал. Но оставался еще один важный свидетель. И Котсу́р надеялся, что он еще достаточно юн, чтобы не пытаться «идти против системы».
– С ней уже говорили? – спросил он, не оборачиваясь к Стани́су.
– Психолог пыталась с ней поговорить. Она посоветовала не тревожить ребенка, но девочка сама пришла сюда. У нее была травма головы. И, кстати, ей нет четырнадцати. Думаешь, нормально проводить допрос без опекуна?
– А где он? – Котсу́р выбросил стакан с холодным кофе в мусорную корзину и подошел к автомату, чтобы сделать новый.
– На время обучения – это директор академии.
Услышав эти слова, Котсу́р поморщился.
– Отлично. Сделаем вид, что вызвали его, и он в пути. – он пожал плечами и отпил кофе. Глотку обожгло, но так он хотя бы не почувствовал отвратительного вкуса напитка.
Опыта общения с детьми у него было мало, и его не раз упрекали за излишнюю напористость при общении с подростками. Слишком часто он становился свидетелем их незаконных действий. Сейчас же Котсу́р чувствовал себя вновь юнцом, впервые проводящим допрос – настолько потерянной выглядела девочка с опухшим от слез лицом.
Она была одета в форму младших курсов академии. Котсу́р сразу отметил сходство с сестрой: тот же разрез глаз без двойного века, пухлые губы и широкие скулы. Черные волосы лежали на плечах, но были подстрижены неряшливо, закрывая лоб до глаз. Под челкой на виске и части лба виднелась белая медицинская повязка. Похоже, она ждала уже достаточно долго – Котсу́р услышал урчание ее желудка.
– Купи ей поесть, – он протянул Ста́нису деньги. Тот удивленно приподнял брови на неожиданную заботу всегда сдержанного напарника, но все же взял купюры.
Девочка почувствовала взгляд детектива и повернулась, собираясь встать. Он вздохнул и направился к ней, по пути почесав лоб рукой, в которой была зажата папка. «Должно быть, это и есть начало старости», – подумал он.
– Привет. Меня зовут Давид. Я детектив, – произнес он и присел рядом.
Девочка рассеянно оглядела коридор и не спеша ответила:
– Я Кристи́на. Вы знаете, когда сестру выпишут из больницы? – Она подняла взгляд на мужчину, не замечая его замешательства. – В Марсильо́н говорят разную гадость, но я знаю, что произошло, и хочу рассказать. Вы же всех вызывали из старших курсов. Надо было меня спросить. Я знаю, что случилось.
– Да, я хотел бы поговорить об этом, – ответил Котсу́р.
– Но за это вы отвезете меня к сестре. Иначе не буду говорить. – Девочка отвела взгляд в сторону и спрятала ладони под бедра, всем видом показывая, что настроена решительно.
Детектив помолчал, вертя стакан в руках.
– Хорошо. Я отвезу тебя к ней. Обещаю.
Кристина, будто не веря, сразу протянула ему руку, чтобы заключить сделку. Котсу́р замешкался, но пожал маленькую ладонь. Затем он открыл папку и достал лист в файле.
– Это твой рисунок, верно?
– Да. Меня попросили его нарисовать, когда я еще была в больнице. Вы найдете его и арестуете, правда?
Возвращение в Академию
– Я уже пожалела, что вернулась сюда. В общежитии оказались все те же старинные кровати и гобелены. Ничего не изменилось за эти годы, будто время здесь застыло столетие назад. Еще немного – и я сама забуду, что существуют телефоны и компьютеры. Здесь даже играют в крикет! Ты слышал? В крикет! Я видела это только в кино. Они все точно сумасшедшие. Скажи, зачем учиться верховой езде, если можно сесть в автомобиль и поехать?
Кристина оттянула телефонный провод и отпустила. Он едва не ударил ее по носу. Давид Котсу́р рассмеялся в трубке. Было слышно, как он отпивает свой неизменный ядреный черный кофе.
– Это дань традициям, которые нам, плебеям, не понять. Кажется, ты переняла не самое лучшее мое качество – отношение к мажорам, – произнес он с усмешкой.
– И это то, с чем я связалась, чтобы потом поступить в университет на криминалиста. «Налаживай связи, Кристина, не упускай время», – передразнила она тон воспитательницы из приюта.
– Ты все-таки решила пойти на криминалиста… – Котсу́р усмехнулся.
– Напрошусь к вам в офис на стажировку и буду мозолить тебе глаза сутками напролет. Ты же знаешь, у меня неплохие результаты, особенно по плаванию и точным наукам. Осталось только выдержать пару лет среди выскочек. Ты бы видел эту кучку лицемеров – остальные бегают за ними, как хвостики, смотреть противно, – не унималась та.
– Только не говори, что до сих пор не завела друзей. Уже столько времени прошло с начала года, – спросил Котсу́р.
Девушка помедлила и огляделась по сторонам.
– Да, есть тут один, – прошептала она. – Ходит за мной с первой недели. Мне кажется, он сам решил, что я его лучший друг, и теперь назойлив до одурения. Все время болтает и, к тому же, деятельный до ужаса. Ходит в три клуба и все равно умудряется надоедать мне. Коллекционирует всякое барахло и верит в привидений – как тебе такой набор, а? Я подумываю записаться в клуб рисования, чтобы поменьше сталкиваться с ним.
Удивленное молчание было ответом.
– Рисование? – переспросил с изумлением Котсу́р.
– Что? – возмутилась собеседница. – Я отлично рисую!
Детектив издал неопределенное мычание, словно говоря: «Это с какой стороны посмотреть».
– Помню, ты мне нарисовала на «Праздник отца» довольно милого розового динозавра.
Кристина возмущенно глянула на трубку и снова прижала ее к уху.
– Это была лошадь!
Котсу́р рассмеялся, и, вторя ему, в трубке в отдалении раздался женский голос. Котсу́р что-то ответил, прикрыв микрофон. В такие моменты Кристина чувствовала себя неловко – будто ее застали за кражей. Но все же рискнула спросить:
– Слушай, когда мы можем встретиться? Я соскучилась. Двадцать четвертого числа в следующем месяце будет фестиваль, приедут родители учащихся. Я подумала, может быть, ты… – и замолчала, смущенная, но полная надежды.
Котсу́р помолчал и ответил:
– Прости. Это день рождения Розы, ты же знаешь. Мы едем в парк.
Кристина приуныла. Она знала детектива дольше, чем его жена, но с тех пор, как он завел семью, ей казалось, будто она отнимает у него время. К тому же у них теперь маленький ребенок.
– А, ну да, – промямлила в ответ. – Как на работе дела? Расследуешь что-то новое?
– Как обычно: кражи, бытовые ссоры и прочее. На днях поеду в Морша́н. Уже сроки подходят у О́скала…
– Что?! – выдохнула разъяренно Кристина в трубку.
Котсу́р вздохнул.
– Перестань, Крис. Дело уже закрыли, он отбыл несколько лет. Несовершеннолетним не дают срок, превышающий их совершеннолетие.
– Да, и сейчас его собираются отпустить! – рявкнула она, спугнув первокурсниц, проходивших мимо.
– Ему скоро восемнадцать, но до наступления совершеннолетия будут ходатайствовать о том, что он вменяем, прошел реабилитацию и здоров. Его отпустят, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Таков закон.
– Он человека убил! – в трубке что-то затрещало, когда девушка стиснула ее в пальцах.
– Успокойся, Крис. Послушай…
Но она перебила его, едва сдерживаясь:
– Когда ты поедешь? Хочу посмотреть в глаза этому сукину сыну!
– Не выражайся…
– Я хочу с тобой! Я хочу говорить с ним! Он за все годы так и не признался, что убил мою сестру!
Котсу́р протяжно выдохнул:
– Едва ли он тебе откроется в последние дни пребывания…
– Возьми меня с собой, или я сбегу из академии, устрою демонстрацию возле тюрьмы и буду звонить твоему боссу каждые полчаса! – Кристина топнула ногой.
– Ладно-ладно, Крис, будь по-твоему. Заеду за тобой через две недели. Но все равно считаю, что встречаться с ним – плохая идея, – сказал детектив.
– Черт! – Кристина бросила трубку и хмуро уставилась на грозного коменданта общежития, возмущенного ее поведением.
Академия Марсильо́н располагалась в живописном месте у деревушки, на берегу большого озера И́рос. Это место, наделенное историей и престижем, было средоточием отпрысков знатных фамилий. Однако большинство учащихся составляли дети «новой аристократии» – семьи, создавшие себе состояние, но не имевшие ни знатного происхождения, ни влияния среди чистокровных.
Красивое, словно сошедшее с картинки, место через неделю жизни начинало внушать странное ощущение – будто что-то здесь не так. Как будто находишься в кукольном домике: все слишком идеально и мирно.
Форма академии не отличалась изысканностью: темный зеленовато-синий пиджак, вишневая юбка до колен, черный галстук. Разве что сшита она была из высококачественной ткани.
Правила академии оставались строгими, как и столетия назад, когда ее только основали. Но Кристина быстро заметила, что можно в определенной степени пренебрегать ими. Кто-то укорачивал юбки до мини, кто-то не носил жилетки, а кто-то позволял себе расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Сама она отказалась от пиджака, предпочитая надевать поверх формы любимую поношенную куртку-бомбер болотного цвета. В сочетании с короткой взъерошенной стрижкой (где длинными оставались только две пряди от висков до плеч) она выглядела настоящей хулиганкой. Светлая кожа и раскосые карие глаза делали ее все более похожей на отца, которого она помнила смутно.
Некоторые преподаватели пытались навести порядок в одежде учащихся, но безуспешно: история повторялась изо дня в день. Ее новый друг Эрик Ко́ган, хотя и носил полную форму, превратил свой пиджак в ходячую выставку значков футбольных команд и клубов, так что невозможно было понять, в каких он действительно состоит и за кого вообще болеет. Он с гордостью заявлял, что перепробовал почти все кружки с момента поступления.
К Эрику все относились снисходительно и с улыбкой. Высокий, худощавый, с растрепанными каштановыми волосами и смуглой кожей, он сам вызвался показать Кристине академию. Та отмахнулась, заявив, что, к своему сожалению, прекрасно помнит это место. На этом диалог мог бы закончиться, но Эрик решил взять шефство над новенькой и теперь неотступно следовал за ней. Почему он привязался именно к Кристине, она не понимала. Может, ее куртка напоминала ему его собственный пиджак, а может (Кристина надеялась, что это не так), он что-то слышал о ее прошлом, но стеснялся спросить напрямую. Так или иначе, теперь ей приходилось выслушивать сомнительные истории о тайнах Марсильо́н.
– Кому вообще пришло в голову строить здесь академию? – ворчала она.
– Эй, эти земли принадлежат древнему роду Павио́ник, – удивился Эрик. – Ты что, не читала вступительный буклет?
– Павио́ник? – Кристина усмехнулась, делая вид, что впервые слышит знаменитую фамилию.
– Ты серьезно? Боже, да из какой ты трущобы? Это же одна из самых влиятельных семей! – Эрик огляделся, выискивая кого-то в толпе. – Здесь учится наследница, как-нибудь покажу тебе. Только дружить с ней не советую.
– Еще чего! Наверняка типичная мажорка-зануда. Я бы ни за что не согласилась учиться в академии, основанной моим каким-нибудь предком, – фыркнула та.
Прошел почти месяц с начала учебного года, а Кристине казалось, будто она никогда и не уезжала отсюда. В разговоре с детективом она умолчала, что в первые дни отчаянно хотела написать в приют с просьбой вернуть ее в обычную школу. Это место навевало тоску и ощущение полной оторванности от мира – особенно из-за отсутствия мобильной связи. Единственное, что радовало – огромный бассейн.
После разговора с детективом Кристина решилась сделать то, чего зареклась не делать, когда вновь оказалась в академии.
В выходной день, когда толпа подростков поспешила к воротам, ведущим в деревню Шасс, чтобы провести время в пабах и магазинах, а остальные учащиеся остались в общежитии или клубах, она улизнула от Эрика и направилась к задним воротам, выходящим на шоссе к городу Шасс-Але́ппа, расположенному на противоположном берегу. Покинуть территорию академии можно было только с разрешения директора, поэтому задние ворота открывали лишь для приема гостей или провизии.
Кристина беспрепятственно перелезла через высокий забор, избежав встречи с охранником, и спустилась по лестнице к шоссе. Ее не покидала мысль, что преступник скоро выйдет на свободу.
Хотя она и пыталась обустроить свою комнату, развесив плакаты и расставив книги, сходство с ТОЙ комнатой оставалось пугающим. Полночи ее мучили воспоминания, заставляя избегать взглядов в полумрак: та же тяжелая старинная деревянная мебель, темный ковер, высокий потолок. Только теперь она жила одна на втором этаже, а из ее окон виднелись высокий забор и крыши деревни Шасс.
Чем ближе Кристина подходила к месту, тем сильнее охватывал страх. Ноги замедляли шаг, а взгляд все чаще обращался назад. Тишина в лесу И́слин стояла мертвой – лишь далекие крики чаек и шум волн озера И́рос нарушали безмолвие.
Кристина остановилась, делая глубокий вдох. Она столько раз видела это место в газетах, что узнала его мгновенно. Желтая табличка на обочине предупреждала: «Лес опасен для туризма и прогулок». Кристина оглядела пустынную дорогу.
Место почти не изменилось за эти годы. Дорогу с обеих сторон смыкали кроны деревьев, будто стремившиеся образовать над ней зеленую арку. Со стороны озера И́рос лес стеной спускался по скалам к самой воде. Справа от нее крутой обрыв обнажал каменистую почву, по краю которого цеплялись корни деревьев.
– И что я здесь делаю? – пробормотала, пытаясь подбодрить себя. – Вряд ли это поможет оставить ублюдка за решеткой.
Кристина пыталась представить, как разворачивались события той ночи – куда бежала Алиса, откуда раздался выстрел. Кричала ли она о помощи?
Она медленно шла вдоль обочины, сначала по одной стороне дороги, затем по другой, пиная встречные камешки. Лес давил безжизненной тишиной. За все время не проехало ни одной машины.
Сложив ладони рупором, Кристина крикнула:
– Помогите!
Лес поглотил голос, словно она находилась в звуконепроницаемой комнате. Ни ветерка, ни птичьего пения. Кристину охватило странное ощущение, будто все вокруг было ненастоящим – нарисованной декорацией.
В смятении она посмотрела вверх по склону. Может, стоило углубиться в лес, и там она поймет что-нибудь?
Поначалу дело шло хорошо: Кристина цеплялась за корни и камни, но дальше склон стал слишком крутым, ноги дважды соскальзывали с ненадежных уступов. Руки вцепились в край, сминая траву, чтобы подтянуться, как вдруг перед лицом возникла протянутая рука. Кристину перехватили за локоть и помогли залезть.
– Спасибо, – произнесла она, отряхиваясь от земли и с удивлением оглядывая парня перед собой.
Высокий, стройный, с правильными чертами лица, черные, уложенные боковым пробором волосы контрастировали со светлой кожей и синими глазами. Он определенно имел тьму поклонниц. Кристина оценила его сильные руки, выглядывающие из-под закатанных рукавов рубашки. На правой руке – перстень с гербом семьи. Кристина не могла припомнить, где она этого парня видела, но то, что он из чистокровных, мгновенно остудило ее пыл.
– Гуляешь здесь одна? – Голос незнакомца оказался низким и обаятельным.
– Исследую место преступления, – ответила Кристина, сощурившись.
Она оглядела с высоты дорогу. Отсюда виднелся поворот к особняку. Может быть, сестра бежала к нему, а не к Марсильо́н?
– За территорию академии выходить нельзя, – парень снова попытался обратить внимание на себя.
«Значит, он из академии», – подумала Кристина и снова повернулась к нему, только открыла рот, но парень ее со смешком опередил: