Невеста не всерьез, или Истинная для дракона

Глава 1

– А ну вставай, девчонка! Вставай, говорю! – раздается у меня над самым ухом. – Потеряла такого жениха, как ты только могла?!

Меня кто–то ощутимо встряхивает за плечи, отчего голова больно ударяется о что–то твердое, но глаза я никак не могу разлепить, тело меня не слушается, да и агрессивный человек рядом со мной не внушает доверия. Я все пытаюсь понять, что произошло, кто это рядом со мной, но голова вместо воспоминаний отдает тупой болью.

– Или ты не притворяешься, девчонка? Неужели подействовало? Неужели у меня получилось? – голос становится тише, почти шепчет, вот только этот шепот раздается еще ближе и звучит более зловеще.

От сильного испуга я резко открываю глаза, хотя еще секунду назад мне казалось, что я физически не смогу этого сделать, что тело мне не подвластно.

– Ч–что у в–вас получилось? – спрашиваю, заикаясь, и почему–то тоже шепотом.

То, что женщина, стоящая рядом со мной, мне незнакома, мозг обрабатывает только во вторую очередь, первоочередная задача для нас с ним – справиться с испугом и понять, как разобраться с опасностью.

– Ничего, ничего у меня не получилось, – отвечает женщина разочарованно, – тоник не подействовал, как надо.

– Почему же, Гвиневра? Мне кажется, все подействовало, Анастасия пришла в себя, теперь ей явно легче, и она готова поговорить со мной, верно?

От стены отделяется мужчина, которого я сразу не заметила, была слишком сосредоточена на женщине. Он медленной походкой идет к нам, пересекая комнату, обставленную так, словно мы находимся в музее. Что примечательно, одет мужчина в строгий костюм, но как будто из прошлой эпохи, а на женщине платье в пол с пышной юбкой.

– Простите, вы обо мне говорите? – спрашиваю, лихорадочно пытаясь понять, что происходит.

Может быть, я все еще сплю, и это ужасно реалистичный сон, кошмар, от которого так сразу не проснешься.

– Ты видишь здесь других Анастасий? Или теперь будешь изображать потерю памяти? – мужчина вопросительно выгибает бровь. – Или, быть может, это тоник Гвиневры виноват? Ты ведь так любишь обвинять в своих личных неудачах людей, искренне заботящихся о тебе, – мужчина укоризненно качает головой, а женщина кладет руку ему на плечо.

– Полно, Карл, не нужно, девочка испытала потрясение. Да, она сделала очередную ошибку, но что поделаешь, такая уродилась. Видимо, в мать пошла, да пожалеет Богиня ее душу, – говорит Гвиневра, переводя глаза на потолок.

Я тоже задираю голову, вдруг увижу там подсказку, но лишь больно ударяюсь затылком о спинку стула, на котором сижу. И что самое плохое – боль снова не помогает мне проснуться.

Перевожу взгляд на свои руки, они лежат на коленях, скрытых такой же пышной юбкой, как и у женщины, только цвет ткани другой.

«Когда я успела полюбить юбки?» – проносится в моей голове мысль, которая отчего–то вызывает большую тревогу, чем все остальное вместе взятое.

– Анастасия, хватит изображать из себя непонятно что. Я жду объяснений. Почему ты разругалась с Генри? Он самый завидный жених Уитинберга, а, главное, он был готов взять тебя в жены, – произносит Карл.

– Эм, – облизываю пересохшие губы и пытаюсь понять, куда делись мои мозоли на руках, кожа слишком гладкая, а вот яркий маникюр, наоборот, исчез, – я не знаю, что вам сказать.

Спорить с незнакомцами рискованно, их двое, а я одна, и пока я не разберусь в том, что вокруг происходит, лучше бы мне не лезть на рожон.

– Наверняка девчонка уже жалеет о своем так невовремя проснувшемся характере, Карл, – говорит Гвиневра, обдавая меня презрительным взглядом. – Наконец–то начала понимать, что измена – не конец света, а вот ты можешь и не простить.

– Об этом нужно было думать раньше, я ожидал получить кроткую воспитанную супругу, а не истеричную особу, ведущую себя как базарная торговка, – доносится от дверного проема, там появляется третий незнакомый мне человек, появившийся внезапно, но в данный момент уверенно шагающий к нам.

«И этот меня знает, а я его нет», – панически думаю я.

Да, к этому моменту, мной начинает овладевать паника, держать себя в руках и сохранять спокойствие, признаться, все труднее.

– Герцог, может быть, вы передумаете? Анастасия уже жалеет, Гвиневра перед свадьбой ее натаскает, научит, как нужно правильно реагировать на всякие щекотливые ситуации. Сами понимаете, она сначала лишилась матери, невзлюбила мачеху, потом и отец ее покинул. И мы как могли, так и заботились, – обращается к вошедшему Карл.

Что примечательно, делает он это почтительно и даже несколько подобострастно, хотя незнакомец моложе Карла.

– Нет, маркиз, не передумаю, это исключено. Мы с Анастасией не подходим друг другу, скандал, устроенный ею из–за моего легкого адюльтера, пошел на пользу нам обоим. Я вернулся, чтобы отдать подарок, врученный мне Анастасией. Когда родители выпишут мне княжну Марию, воспитанную в монастыре, которая точно будет знать, как нужно реагировать на адюльтер супруга, я не стану оскорблять Марию присутствием в доме подарков от бывшей невесты.

Незнакомец произносит все это с таким надменным выражением лица, что я забываю о своем решении не лезть на рожон:

– То есть адюльтером вы Марию не оскорбите, а каким–то подарком – да? – спрашиваю, искренне удивляясь логике наглого мужчины.

– Видите, Карл, что и требовалось доказать, – герцог недовольно кривит губы, от чего его красивое лицо вмиг становится противным, – темперамент Анастасии не позволяет ей вести себя правильно. Мне здесь больше нечего делать, прошу, возьмите свою зеркальную картину, что хотите с ней, то и делайте, мне все равно. И прощайте.

Мужчина чопорно кивает и разворачивается обратно к выходу, положив мне на колени подарок, и впрямь оказавшийся картиной. Поверхность у нее глянцевая, а еще немного посеребренная, действительно, как зеркальная, и вместо пейзажа на заднем фоне, я смотрю на собственное отражение…

Глава 2

– Да быть такого не может, – произношу ошарашенно и отталкиваю от себя проклятый предмет.

Конечно, подобная вещь даже на вид хрупкая, а уж при падении на мраморный пол у нее и вовсе нет никаких шансов. Зеркальная картина падает и разбивается с оглушительным звоном, а ее осколки разлетаются вокруг, задевая всех присутствующих.

– Вы еще и покушение решили устроить напоследок, – цедит сквозь зубы неприятный герцог, ради такого дела разворачиваясь обратно к нам. – Я так этого не оставлю!

– Да какое покушение, опомнитесь, на вас брюки из плотной ткани, при всем желании осколки не причинили бы вам никакого вреда, – пытаюсь воззвать к здравомыслию, но тщетно.

– Говорите, маркиз, Гвиневра научит Анастасию, как правильно реагировать? – герцог переводит свой взгляд на Карла. – Искренне сомневаюсь, что это, – он некультурно тычет в меня пальцем, – можно научить хоть чему–то! Девица совершенно неуправляемая! И самое опасное то, что она выдает свои поступки за случайности!

– Но я правда не хотела никого поранить! – восклицаю. – Я просто, – пытаюсь объяснить, что именно просто и не могу.

«Если я скажу, что мои волосы должны быть короче, а глаза превратиться из зеленых в серые, то они меня втроем отправят в больницу, – проносится в моей голове предостерегающая мысль. – Еще и платье это, не было у меня отродясь таких нарядов».

– Именно! Все у нее просто! – тем временем гневается герцог. – Заканчивайте пустой разговор, Карл, я вас уважаю и не хочу ссориться. Верните мне уплаченное родителями за невесту, все ее приданое и наследство вместе взятые не смогут компенсировать мои душевные терзания от совместной жизни с неуравновешенной истеричкой.

– Это я истеричка? Но вы здесь единственный, кто действительно истерит! – восклицаю я, вновь позабыв о том, что лучше молчать, пока я не разберусь в происходящем или пока не проснусь.

Но что–то мне подсказывает, что я не во сне, уж слишком все реалистично, да и щипки за кожу не помогают, не будят меня.

Мои оппоненты на секунду замолкают, смотрят друг на друга и на меня растерянно, правду сложно отрицать, или дело в том, что они не ожидали от хозяйки тела очередного выпада. Но постепенно самообладание возвращается к ним. Первым отмирает Карл.

– Вот, ваша светлость, расписка, здесь все. Я, как чувствовал, не успел вложить средства, – Он достает из кожаного портфеля лист бумаги и протягивает его герцогу. – Я искренне надеюсь, что мы сможем и дальше поддерживать деловые отношения, что это недоразумение нас не рассорит. Я вас уверяю, Анастасия будет наказана, прямо сейчас причем. И больше вы ее не увидите.

– Да, маркиз, – герцог переводит надменный взгляд с бумаги на меня, – такой вариант меня устроит. Если девицы не будет в окрестностях Уитинберга, моя семья сможет продолжить общение с вами. В конце концов, вы не виноваты, что на вас свалилась племянница, а мачеха с ней не справляется. Милая Гвиневра, к вам тоже никаких претензий, с родной дочерью могут возникнуть трудности, а тут чужая плоть и кровь, – мой несостоявшийся жених наигранно качает головой. – С вашего позволения я откланяюсь, дела, сами понимаете, – он кивает Карлу и Гвиневре. – Когда решите, куда девать свое недоразумение, дайте знать моим родителям письмом, мы пригласим вас на прием по случаю моей помолвки.

Герцог договаривает, резко разворачивается и стремительным шагом уходит. А я только сейчас начинаю всерьез понимать, что эта новая реальность моя, и никуда мне от нее не деться.

– Ты только что лишила меня больших вложений, Анастасия, – произносит Карл, прищурившись, стоит только спине противного герцога скрыться из поля зрения.

«Анастасия, это мое имя, оно отзывается теплотой в сердце, – подбадриваю себя, – хоть что–то знакомое в этом чудовищном незнакомом месте».

А вот мужчина, смотрящий на меня в упор пугает.

– Извините? Я не хотела, – произношу полувопросительно.

Не знаю я, что он хочет от меня услышать, что я должна сказать. Я только знаю, что девице, на месте которой теперь я, повезло расторгнуть помолвку с женихом–изменщиком. С надменным женихом–изменщиком!

– Не хотела она, ты посмотри, – зло говорит Карл. Он не повышает голос, но спорить с ним не хочется, от него физически ощущается опасность, словно он гораздо хуже ушедшего герцога. – А я тоже не хотел, Анастасия. Не хотел лишать сироту ее наследства, хотел отдать тебе все причитающееся на свадьбу, несмотря на то, что твоя мачеха Гвиневра лишилась бы части имущества. Но я все равно собирался поступить по совести!

– Так поступите, – вырывается из меня. – Я уеду и не буду вам мешать, – поспешно добавляю.

– О, в этом не сомневайся, ты точно уедешь и не будешь мне мешать. На болотах в Шоре никто никому не мешает, все пытаются выжить в своих домах, как могут. Мне так и не удалось продать ту землю, поедешь, приглядишь за моим единственным неудачным вложением. Выживай там, как хочешь, я дам тебе крышу над головой, небольшой земельный надел и самостоятельность, которую ты так жаждала, остальное – не мои проблемы. Я и так сделал многое для неблагодарной сироты, коей ты являешься. Но сначала ты официально отпишешь все оставленное тебе в наследство от твоего лопуха–отца мне. Все до единого медяка! Ты поняла меня, девчонка?

Глава 3

Карл вместе с Гвиневрой склоняются ко мне, как два грифа в ожидании, когда жертва испустит свой последний вздох и станет пригодна для употребления в пищу. Причем в понимании моих новоявленных дяди и мачехи жертва должна самостоятельно поторопиться с тем, чтобы оставить все свое добро голодным грифам.

– Кхм, – прочищаю горло, лихорадочно думая, как мне поступить. Описанное имущество на болотах не вызывает положительных эмоций, едва ли там хотя бы огород нормально растет, окрестность в такой местности обычно гиблая. – Я не смогу в вашем Шоре совсем без ничего. И потом, наследство ведь мое, как бы вы мне отдавали все причитающееся, не понимаю. Почему бы вы им вдруг распоряжались?

Честно скажу, мне страшно. Этот дядя Карл вызывает мурашки по коже, до того у него жуткий взгляд. Если несостоявшийся жених был просто противным в своей надменности и прочем, то дядюшка именно что пугает.

Но молча согласиться на все их грабительские условия я не могу. Я попала неизвестно куда, и мне тут жить. Я не хочу загнуться, я должна думать о том, как сделать существование в новых условиях как можно комфортнее.

– Ты головой ударилась, когда обморок изображала? Или ты еще раньше ею ударилась? Откуда смелость, Анастасия? Настолько задело твое женское начало, что жених изменил тебе, раз ты до сих пор не можешь успокоиться и умерить свой пыл? Или прочитала две интеллектуальные книжки из наследства матери и возомнила себя самой умной? – спрашивает дядюшка, выгибая бровь.

Говорит он все это спокойно, не повышая голос, а у меня кровь в венах стынет, хочется забиться в угол и по–детски накрыться пледом, чтобы чудовище прошло мимо, чтобы не нашло меня.

– Н–нет, – выдавливаю из себя, не имея возможности спрятаться, – я не считаю себя самой умной, всего лишь пытаюсь рассуждать логически.

– Прекрасно, – кивает Карл и наконец–то выпрямляется, давая мне чуть больше пространства без себя. – Что ж, я поясню, чтобы ты впредь читала внимательнее, а не по диагонали. Те правила наследования, о которых ты говоришь, деточка, они справедливы для мужчин. Всех, абсолютно, от мала до велика. Если иное не обговорено в завещании. Женщинам несколько сложнее, милая. Ты не принадлежишь сама себе и никогда не принадлежала. Гвиневра условно самостоятельна, она вдова уважаемого маркиза, да и то я взял ее под свое крыло. А ты двадцатиоднолетнее недоразумение, которое только и могло, что выйти удачно замуж и осчастливить этим нас с твоей милой терпеливой мачехой. Улавливаешь разницу между прочитанным в книге и реальностью?

«Что за жуткие порядки, куда я попала?!» – думаю панически, но мозг зацепляется за еще одну деталь.

Я не знаю, как здешние девушки, а во мне крепка уверенность в том, что мне никогда ничего не давалось просто так, я не сидела сложа руки в покорном ожидании подарков с небес. И сейчас я поборюсь.

– И тем не менее вам нужно, чтобы я лично отписала все, – заставляю себя произнести, поскольку страх перед дядюшкой на месте, он никуда не делся. – Значит, вам не так просто получить наследство.

– Хм, – Карл нехорошо прищуривает глаза, – вот как ты заговорила. Нашла подход к книгам матери и логику в себе развила, да? Да еще как своевременно, вы только посмотрите! И учиться не пришлось отдавать, все сама. А знаешь, я буду так мил, что позволю тебе забрать особо ценные фолианты твоей матушки, будешь сидеть на болотах, самообразовываться. Выжить тебе это вряд ли поможет, но зато настроение подпортит, когда ты прочитаешь, как, оказывается, правильно, вот только в жизни так не бывает, девочка. Не бывает! Жизнь несправедлива.

– Это да, она не всегда справедлива, – дипломатично соглашаюсь, а затем совсем недипломатично добавляю. – Вот только для большей справедливости существуют органы правопорядка, они как раз призваны помогать в щекотливых ситуациях.

Снаружи я стараюсь оставаться спокойной и уверенной в своих силах, а вот внутри обо мне такого не скажешь.

«Еще знать бы, где мне искать эти самые органы правопорядка, как к ним обращаться, как вызывать», – думаю про себя.

– Гвиневра, – Карл вдруг переводит взгляд на мачеху, – что ты ей подсыпала в тоник? Ее смелость начинает меня утомлять. Так и хочется сделать еще один тоник самостоятельно, на этот раз со смертельно опасной добавкой. Может, Гвиневра, подсобишь, а? Ты ведь в первый раз этого же хотела, но не получилось. А теперь я помогу.

– В–вы отравите собственную племянницу? – спрашиваю, заикаясь.

Мой пульс тут же подскакивает до рекордно высоких значений, ладони потеют, и становится невыносимо душно.

Карл отвечает не сразу, раздраженно возводит глаза к потолку, только потом вновь смотрит на меня, наклоняется вперед и наконец произносит:

– А кто меня остановит?

Глава 4

– С–свидетель? – произношу я, все еще отчаянно пытаясь храбриться, правда, мое положение это едва позволяет. – М–мы здесь не одни с вами.

– Ты про мачеху свою, что ли? Так она соучастник, а не свидетель, – усмехается дядя. – Думаешь, что у нее в прошлый раз не получилось? Отравить тебя не смогла, организм у тебя крепкий. А, может, она сама этому способствовала, пичкала тебя регулярно малыми дозами ядов, вот и выработала устойчивость.

– Карл! Как ты можешь такое говорить?! – возмущается Гвиневра. – Я бы никогда! Мне был дорог отец Анастасии, Жозеф всегда хорошо ко мне относился.

– И потому ушел на тот свет к своей первой женушке, да, Гвиневра? Решила помочь дорогому Жозефу воссоединиться с первой возлюбленной? – еще шире усмехается Карл.

«У них тут целое криминальное сообщество, – думаю испуганно, – но, главное, зачем они это при мне обсуждают? Свидетели долго не живут, я это точно знаю. Что произошло, что я оказалась на этом месте и в этом теле – не знаю, но в том, что преступники обсуждают свои грешки, только если убеждены в том, что жертва не сможет их выдать, я уверена».

– Если ты продолжишь, я не постесняюсь, выдам и твои секреты, Карл, – разъяренно шипит тем временем мачеха. – Ты правильно заметил, мое положение куда более завидное, нежели положение Анастасии. Я и сама неплохо проживу.

– Милая, я все прекрасно знаю, не сердись. У нас с тобой получился отличный тандем, ни к чему его разрушать, не находишь? – Карл поднимает перед собой руки в примирительном жесте.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спрашиваю, не выдержав. – Я подпишу бумаги, и вы меня все равно напоите тоником, да?

Другой причины я не вижу. И что–то мне подсказывает, едва ли местные органы правопорядка окажутся столь ответственными и неподкупными, что назначат экспертизу или примутся искать место хранения яда по всему дому.

– Что ты, Анастасия, ни в коем случае, – Карл бросает на меня такой взгляд, что верить его словам никак не получается, – если бы я хотел избавиться от проблемной племянницы таким образом, я бы уже давно избавился. Я же, наоборот, до последнего собирался быть очень благородным. И даже сейчас я тебе в пользование отдаю дом в Шоре, на улицу не выгоняю.

«С чем не справился тоник Гвиневры, прекрасно справится Шор», – так и сквозит в его словах.

– Значит, я подпишу бумаги на пути в Шор!

А там, может, смогу как–то дать кому–нибудь понять, что меня шантажируют. Не могут же все люди в этом мире быть злыми и равнодушными!

Или могут? Одно радует, если дядя до сих пор принудительно не напоил меня отравой, значит, живая племянница, своей рукой отписавшая имущество, ему выгоднее, нежели неживая, за которой он бы скорее всего наследовал, но после мачехи.

Хм, точно, скорее всего в этом и загвоздка. В случае завершения жизни наследницы большая часть достанется Гвиневре, а если я распоряжусь отдать все Карлу, то он будет в выигрыше, а не она!

Видимо, потому–то мачеха и угощала падчерицу особым тоником. Но ведь еще ни разу не довела дело до конца… Опасалась, что при большой дозе отравы органы правопорядка ею точно заинтересуются? Или что? От чего–то ведь была такая осторожность?

Или…

В моей голове появляется еще одна догадка, и она мне совсем не нравится: «Я ошибаюсь, и Гвиневра–таки довела дело до конца, ведь я каким–то образом оказалась здесь…»

– Торговаться решила? – выгибает бровь Карл. – Может, будешь еще спорить о каждом пункте завещания?

– Буду! – Киваю. – Совершенно точно буду. Мы можем разойтись полюбовно, я вам нужна, а имущества много.

«Скорее всего много, знать бы наверняка, играть вслепую очень сложно», – добавляю про себя. Но сейчас точно решится, что будет со мной дальше. Мне так и так предстоит поставить все на чашу весов…

Глава 5

– Хм, – в этот раз «хмык» Карла длится дольше, а он сам упорно сверлит меня глазами, я усилием воли заставляю себя не вжимать голову в плечи, нужно выдержать этот взгляд, показать, что со мной стоит считаться, – какая ты на самом деле, девочка. А была более покладистой, изображала из себя не рыбу, ни мясо, непонятно что, нечто универсальное. А мы с Гвиневрой, оказывается, воспитали двуличную особу.

«Своим примером если только», – думаю про себя, но вслух этого не произношу.

– Не говори глупости, Карл, – за меня решает высказаться Гвиневра, – девчонка загнана в угол, в подобной ситуации и у невинного ягненка могут прорезаться зубки. Если вы решили делить имущество Жозефа, я требую свою долю!

– Может, милая, мне и тебя отправить в Шор, воспитанием падчерицы займешься? – отвечает ей дядюшка, прищурив глаза. Мачеха вздрагивает под его прицельным взглядом, но быстро берет себя в руки. – Никто ничего делить не будет. Анастасия сейчас же подпишет бумаги, иначе вместо Шора я приглашу сюда доктора Лектора, который засвидетельствует недееспособность моей дорогой племянницы, герцог подтвердит, что девушка заболела, и наследство в любом случае перейдет мне. Только ты, Анастасия, вместо свободы отправишься на принудительное лечение, и больше никуда из–под моей опеки не денешься, – говорит Карл, поворачиваясь ко мне. – А ты, Гвиневра, прикрыла бы ротик, да показала падчерице, как должна вести себя женщина, иначе лишишься того, что Жозеф оставил тебе, минуя опекуна мужского пола, – Мачехе достается не менее суровая отповедь, чем мне. – Я теперь понимаю, откуда Анастасия понабралась всякого, девчонке не повезло с мачехой, – хмыкает он напоследок. – Все, свободны обе, идите собирайтесь в путь, можете даже обсудить несправедливость устройства мужского мира, так и быть, я разрешаю.

– Мне с ней ехать? Ты серьезно? Я не собираюсь жить на болоте! У меня есть свой дом, пусть он меньше твоего, но все же, – возмущается Гвиневра.

Нужно отдать ей должное, ее угрозы не сломили, сопротивляется женщина.

– Да, можешь. Только домик–то в деревне, едва ли ты сможешь оттуда регулярно ездить в центр Уитинберга, вести светскую жизнь, к какой ты привыкла, – равнодушно парирует Карл, не потрудившись обернуться.

– Даже в деревне есть уши, дорогой, – шипит мачеха, – и у меня есть, что им стоит услышать.

Тут дядюшка все же останавливается, кивает сам себе и таки оборачивается.

– Ты права, уши есть везде, и поведать им у нас обоих много чего найдется. Прекрасно понимаю твое нежелание провожать падчерицу, не очень–то красивые виды на болотах, любоваться нечем. Я тоже не могу ее отвезти, мне нужно возвращать лояльность родителей юного герцога. Хм, Гретту отправить? – задумывается Карл.

– Отправь. Гретта пыталась обучать Анастасию приличному поведению, да не вышло, – фыркает Гвиневра.

– Решено, – хлопает в ладоши дядюшка. – Ты помогаешь девчонке собраться, я составляю бумаги на подпись, а Гретта готовит карету, будет сопровождать госпожу в добрый путь.

После этого Карл уходит, а мачеха грубо хватает меня за руку:

– Идем, девчонка, в моих интересах отправить тебя уже сегодня.

– Что бы сказал ваш покойный супруг на такое отношение к его дочери, – укоризненно качаю головой, но на ноги поднимаюсь.

Не получилось у меня отстоять свои права, злопыхатели оказались предусмотрительнее, да и на их стороне власть, в этих краях молодость у женщины является недостатком, судя по всему.

– Он бы сказал, что я делаю все, что могу, чтобы его дочь была счастлива, – раздраженно отвечает Гвиневра, – супругой герцога тебе бы быть не понравилось, уж поверь.

На это мне нечего сказать, и я позволяю мачехе вести себя, ведь дом мне незнаком. Отвлекаться на осмотр его убранства я не могу себе позволить, мне бы понять, как выжить на болоте в одиночестве, не чувствую я в себе навыка проживания в дикой местности.

– Чемодан с одеждой уже собран, даже два, – объявляет Гвиневра, вводя меня в просторную комнату с приятными светло зелеными стенами, – все–таки ты должна была вскоре покинуть этот дом по другой причине. Бери книги своей матери, и идем.

Бросаю взгляд на стопку толстых фолиантов, это ж как я их должна брать?

– Может, мне третий чемодан положен? Для книг, – говорю я.

– Ох, – мачеха тяжело вздыхает, но соглашается, – сейчас принесу или найду кого–то, кто принесет, – говорит она и выходит из комнаты.

А я от нечего делать подхожу к столику с книгами. Их немного, всего четыре, но выглядят они весьма старинно.

Осторожно провожу пальчиком по каждому фолианту и останавливаюсь на последнем, чем–то он меня привлек, а, может, он просто последний, и нужно полистать хоть что–то, пока вернется Гвиневра.

Не ожидая подвоха, принимаюсь аккуратно перебирать чуть желтоватые листы. Удивительно, но они совсем не хрупкие на ощупь, не вызывают опасения случайно порвать их.