Пролог
Тогда.
Дождь, мороз, снегопад, оттепель, сопровождающаяся слякотью, превращающей в серость живописную белизну, которая слепит глаза днем, а ночью, отражая свет фонарей, разгоняет тьму, – не было в природе постоянства.
Сашка, находившийся на кухне, захламленной грязной посудой и бутылками из-под дешевой водки, «приговоренной» матерью и ее… знакомым, подошел к окну и прислонился к прохладному стеклу лбом. Крупные хлопья снега оседали на землю и бурели, смешиваясь с еще не застывшей грязью, или растворялись в медленно покрывающихся тонкой коркой льда лужах. Очередная смена «фона» напомнила ребенку о том, что его блеклая монотонная жизнь, лишенная свойственных капризной погоде контрастов, все больше походит на потерявшую вкус жвачку. Блуждающий взгляд Сашки стал осмысленным, когда мальчик увидел силуэт спешившего домой после изнурительной тренировки брата – Кости Агапова. Губы Сашки растянулись в глупой восхищенной улыбке, так как мальчик чертовски гордился старшим братом.
Алкоголизм матери, существование на грани нищеты и насмешки со стороны сверстников-мажоров не могли, подобно гидравлическому прессу, раздавить Сашку, пока рядом с ним находился нелюдимый, но преисполненный достоинства довольно самостоятельный подросток, на которого младший брат равнялся. Чтобы не разочаровать Костю, Сашка старался быть сильным: мальчишка всегда говорил, что у него все в порядке, убеждал подростка в том, что сам справится с навалившимися проблемами, самозабвенно «копируя» поведение более взрослого, невозмутимого и ответственного брата.
Сашка отстранился от подоконника и засуетился: ребенок решил нагреть чайник и сделать вымотавшемуся от силовых нагрузок Косте бутерброд, но сопровождаемая бранными словами и мужскими криками возня на улице привлекла внимание мальчика и заставила его вновь уставиться в окно. Секундное замешательство, требующееся для осмысления происходящего, – и побледневший Сашка хватает стеклянную тару и выбегает из комнаты. Ребенок минует темный коридор, распахивает ведущую на лестничную площадку подъезда дверь и, забив на то, что на улице мороз, перепрыгивая через две ступеньки, мчится в резиновых домашних тапочках, протертом на коленях трико и растянутой майке к брату.
***
Вязкие пьяные голоса, раскрасневшиеся от холода и влитого в глотки горячительного невыразительные лица неудачников, без сожаления спустивших свою жизнь в унитаз, резкий запах перегара, немытых тел и табачного дыма всегда вызывали у Кости Агапова отвращение, поэтому подросток решил обогнуть шумную компанию. Костя сошел с аллеи на обочину и побрел вперед.
Алкаши, заприметившие подростка, встрепенулись и заголосили:
– Эй! Пацан, на этой неделе твоим отчимом буду я!
– Твоя мать дома? Если – да, я к вам заскочу на часок!
Курившие возле пивняка поддатые мужики окликали Агапова снова и снова; погруженный в свои мысли подросток проигнорировал колкие шутки, отпущенные в адрес его далеко не образцовой матери, с которой трое из четверых алкашей были довольно близко знакомы. Костя уже собирался переходить дорогу, но один из мужиков нагнал подростка и сцапал сальными пальцами воротник его куртки. Агапов перехватил запястье алкаша, поднырнул под его руку и, выкрутив ее, вынудил мужика согнуться пополам, а после пнул пьянчугу коленом чуть ниже спины и отпустил конечность мужика, тот не устоял на ногах и воткнулся опухшей пунцовой рожей в сугроб. Еще два алкаша поперли на Костю, третий нехотя последовал за собутыльниками.
Подросток не растерялся, когда исторгающие отборные ругательства мужики набросились на него. Долговязый алкаш ударил Агапова стопой в живот, оставив на куртке подростка грязный след. Пацан не повалился на спину, так как успел сомкнуть ладони на лодыжке соперника и использовал его как якорь, чтобы сохранить равновесие, а затем Костя, подняв руки над головой, задрал пойманную конечность долговязого алкаша так высоко, что мужик закачался. Сближение, подсечка опорной ноги соперника – и мужик картинно шмякается на промерзлую прикрытую снегом землю.
Не дожидаясь очередной атаки, Агапов первым налетел на третьего зазевавшегося пьянчугу; подросток пригнулся перед столкновением с мужиком, обхватил его поперек туловища конечностями и сцепил в замок за спиной алкаша пальцы, а потом выпрямился – ступни неказистого щуплого мужика «оторвались» от обочины и повисли в воздухе. Костя резко освободил соперника – тот неуклюже завалился на правый бок.
Скрип снега за спиной. Агапов напрягся, вспомнив о четвертом прихлебателе; стремительно обернувшись, подросток вынес кулак вперед и зарядил им подкравшемуся сзади человеку не в брюхо, как планировал, а в скулу, так как тот был намного ниже Кости. Подросток растерялся и сник, увидев отступившего от него на пару метров пострадавшего младшего брата, потирающего левой ладонью ушиб. Без громоздкой куртки Сашка выглядел хрупким; мальчик дрожал и сутулился, когда его хлестали порывы разыгравшегося к вечеру ветра. Агапов открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова из-за укола совести застряли у Кости в горле.
Снова торопливые шаги: к месту потасовки подоспел собутыльник уделанных подростком-спортсменом мужиков. Костя замешкался, он не мог отвести взгляда от изумленного Сашки. Алкаш замахнулся на Агапова; младший брат заметил нападавшего первым и запустил в него бутылку из-под водки; стеклянная тара не долетела до цели, но мужик непроизвольно прикрыл лицо пятерней, отказавшись от нападения на Костю. Подросток покосился исподлобья на алкаша. Тот быстро ретировался с «поля боя», не потрудившись позаботиться о благополучии обезвреженных пацаном собутыльников.
– Домой!.. Живо! – приказал Сашке Костя.
Младший брат кивнул и заковылял к многоэтажке. Агапов на ходу стянул с себя пуховик и накинул его на плечи мальчика.
Никто не посмел преследовать братьев. Мужики с трудом выбрались из сугробов на аллею и теперь пытались отряхнуть одежду от снега и комьев грязи.
***
– Сильно тебе досталось? – поинтересовался поравнявшийся с шустрым Сашкой подросток.
– Со мной все в порядке, – заверил собеседника мальчик.
– Почему ты не блокировал мой удар? Я же учил тебя защищаться!.. – с досадой произнес Костя.
– Я просто не ожидал того, что ты можешь причинить мне вред, – задумчиво протянул ребенок.
– Прости. В следующий раз я буду смотреть по сторонам, – промолвил Агапов.
– Следующего раза не будет, – твердо сказал Сашка.
– Что? – осекся Костя.
– Ты больше не станешь делать мне больно, брат, – уверенно заявил ребенок, кутаясь в мешковатую куртку подростка.
– А-а, ты об этом… Ты прав: не стану. Обещаю, малой, – Костя открыл железную дверь, ведущую в подъезд, и пропустил Сашку вперед, а после потребовал у забравшегося на верхний лестничный пролет мальчишки: – А ты дай мне слово, что больше не будешь за меня впрягаться!
Врать старшему брату Сашка не намеревался, поэтому глянул вниз и лишь молча улыбнулся, случайно продемонстрировав собеседнику порозовевшие резцы.
– Блин! У тебя кровь идет, – у Кости аж руки задрожали от волнения и досады.
– Ерунда! Это я язык прикусил… когда споткнулся во время бега по улице, – соврал мальчишка и поспешно воодушевленно добавил: – Главное, что зубы целы и не шатаются!
Сашка неумело скрывал то, насколько сильно ему перепало от брата, потому что хотел, чтобы подросток не чувствовал себя виноватым. Костя это прекрасно понимал, поэтому оставил неприятную для желающего его утешить ребенка тему и пробормотал:
– Твоя скула начала краснеть и отекать, к ней нужно лед приложить.
– Ага, – продолжая подъем, согласился Сашка.
***
После.
«Раньше я и представить не мог, что мы с братом станем врагами. Мое обещание не причинять малому боль превратилось в пустой звук, в развеянный по ветру прах. От чувства вины все внутри полыхает, вот только танцующие в моей груди "языки пламени" не согревают меня, а причиняют отрезвляющую боль, с которой я однажды свыкнусь. Холодно. Тошно. В этой партии нет победителей».
Рапид
«Время на исходе. Мозги плавятся, рассудок затуманен, поэтому не жди от меня правильных и красивых поступков; я перешел черту, произошедшие со мной изменения необратимы.
Ты же понимаешь, что мы с тобой угодили в западню? Наши роли предопределены – затронутые фигуры должны продвигаться вперед и без обременяющей жалости "съедать" попадающихся на пути пешек; менять что-либо поздно, так как наличие выбора лишь иллюзия: все ходы и возможные комбинации были изначально просчитаны. Мне жаль, но… ты должен умереть».
Сейчас.
Колеса монструозного внедорожника, к кузову которого была приварена арматура, оберегавшая рейдеров от прожорливых тварей, желающих вытащить из «консервной банки» дичь, всколыхнули пыль – блеклые серо-коричневые частицы начали неистовую пляску, очерчивая контуры воздушного вихря и скрывая из виду оставшуюся позади «ленту» проселочной дороги.
Сидевшая рядом с сосредоточенным водителем Тана обернулась и посмотрела на задремавшего на заднем сиденье Экса. Лоск молодости и напускная невинность делали черты лица чужака притягательными. Девушка невольно залипла, изучая Экса.
В чувство Тану привел шепот раздраженного водителя:
– Этот пацан тебе нравится?
Тану возмутил вгоняющий в краску вопрос Нюхача, но девушка умудрилась сохранить спокойствие и, переключив внимание на ревнивого любовника, тихо произнесла:
– Нет, потому что… – Тана выдержала картинную паузу, заставляя водителя изнывать от неопределенности, и переместила ладонь левой руки на бедро собеседника, а после продолжила: – он не ты.
Нюхач самодовольно улыбнулся. Ему захотелось, не сбавляя скорости, расстегнуть ширинку, пригласить девушку «к столу» и как следует «накормить» любовницу, но рейдер опасался, что такое дерзкое поведение вызовет у Таны шквал негодования, поэтому водитель скромно довольствовался тем, что пальцы девушки, скользнув вверх по ноге мужчины, отыскали спрятанный под тканью брюк член и принялись легонько и ненавязчиво его поглаживать.
Тело чужака охватил жар. Наполненный размытыми силуэтами и застывшими в немом крике на физиономиях жертв безобразными гримасами неожиданной и болезненной смерти сон утратил силу над хигтером. Челюсть Экса, как разогретый воск, начала деформироваться; она раздулась из-за того, что, распоров десны и нёбо, клыки образовали второй ряд зубов. Лютый голод исказил облик хигтера до неузнаваемости: казалось, что над устрашающим и мерзким образом Экса поработали неумелые гримеры перед съемками очередной жесткой тошнотворной сцены второсортного фильма ужасов.
Хигтер вклинился между мило ворковавшими разгоряченными любовниками и испортил им романтическую атмосферу, прорычав:
– Останови машину!
Нюхач дернулся и покосился на пассажира. Из-за не вовремя нарисовавшейся образины сексуальное напряжение, вызванное близостью Таны, схлынуло. Водитель не спешил подчиняться пацану, мужчина уточнил:
– Зачем?
– Развитая тварь близко, – предостерег собеседника Экс.
– Тогда нам не следует задерживаться здесь, – запротестовал Нюхач.
– Ошибаешься, – пророкотал хигтер. – Я голоден и хорошо помню, что мясо иммунных вкуснее плоти зараженных спорами мутантов. Если я не сожру тварь, то отхвачу кусок от тебя.
Водитель побагровел, но двигатель автомобиля заглушил. Мужчина поступился принципами, не отреагировав на прямую угрозу агрессора, так как без силовой помощи Экса Нюхачу с Таной не уничтожить отряд Гамбита.
Водитель окинул взглядом стволы молодых деревьев, за которыми невозможно было спрятаться, и лоскутное «одеяло» полей – фрагменты разноцветной мозаики тоже пустовали. Матерые твари не маячили на горизонте; наоборот, в округе было слишком мирно. Звенящая тишина завораживала и пугала одновременно.
Хигтер снял одежду и обувь, открыл дверь машины и, выбравшись из внедорожника, зашагал босиком по утрамбованному грунту. Экс напоминал хозяина жизни, полностью контролирующего ситуацию. Хигтер играючи нашел логово притаившегося раненого залетными рейдерами топтуна, отставшего от разогнанной крупнокалиберным огнестрельным оружием небольшой мигрирующей группы зараженных.
Жалкая тварь от безысходности обглодала до кости собственную оторванную точным выстрелом дробовика ногу. Культя топтуна только начала обрастать мясом и восстанавливаться. Быстро теряющий силы зараженный схоронился в небольшом овраге, образовавшемся в посадке: мутант предвкушал назревающую перезагрузку соседнего кластера, на котором с завидным постоянством происходило перемещение из другого мира нескольких сельских построек, не позволяющих скотине и домашней птице разбрестись по сотам Улья. Серая шкура принявшей позу зародыша твари сливалась с убогим цветом сухой потрескавшейся почвы; это затрудняло обнаружение мутанта для обычных бойцов, но Экс уже не являлся просто человеком, так как сознание и организм хигтера при «копировании» частично поглощенных жертв перестраивались: Экс, как губка, впитал повадки и инстинкты тварей.
Голый хигтер наклонился, подобрал валявшуюся на обочине ветку и запустил ее в мутанта. Топтун шумно втянул ноздрями воздух, но не поднялся с земли: зараженный осторожничал. Тогда Экс разинул пасть и поднес к ней свою ладонь, а затем проколол клыками кожный покров. Алые бусинки, как броское украшение, заблестели на руке хигтера. Экс конвульсивно сжал пальцы, кровь заструилась между ними, две капли сорвались вниз и упали на почву. На ребре ладони хигтера причудливыми узорами теперь выделялись красные дорожки.
Мутант почуял сладкий металлический аромат крови и вскинулся, взрыхлив когтями податливую землю. Неуклюже прыгая на трех конечностях, топтун «вынырнул» из редкой лесополосы и устремился к Эксу.
– Отлично… – прошипел хигтер и принял боевую стойку, словно имел дело не с мутантом-переростком, а с очередным непримечательным бойцом, однако сейчас свободу Экса не ограничивали стойки и секции октагона.
***
Покалеченная тварь с низким покатым лбом, безумными подернутыми густой тьмой глазами и гипертрофированными мышцами, балансируя на двух конечностях, выбросила вперед напоминающую размером полотно лопаты пятерню и полоснула хигтера когтями по животу. Острые наросты, образовавшиеся на пальцах топтуна, не распороли кожу Экса, а лишь со скрежетом скользнули по плоти хигтера, потому что за считаные секунды до того, как когти мутанта оцарапали бойца, кожа Экса покрылась армированными чешуйками, на которых теперь выделялись тонкие белые кривые борозды.
Топтун, не сумевший выпустить «жертве» кишки, издал выражающий недовольство горловой звук. Развитый зараженный походил на разобиженного на весь мир угрюмого неуклюжего подростка. На скопированную у тварей броню хигтера наполз скрыт. Топтун потерял Экса из виду и, как беспомощный слепой котенок, напрягся и ощерился. Тварь, полагаясь на обостренное обоняние, улавливающее аромат крови бойца, и слух, сделала несколько выпадов влево, но мускулистая конечность мутанта зачерпнула только воздух: верткий хигтер успел сменить позицию и, перекатившись по грунту, проскочил мимо развитого зараженного. Оказавшийся рядом с образиной Экс выпрямился и навалился на здоровую ногу твари. Топтун пошатнулся, но равновесие не потерял. Невидимый хигтер чуть отстранился от мутанта, выкраивая себе место для маневра, и с разворота обрушил на коленный сустав твари укрепленный армированными наростами кулак. Топтун надрывно заурчал и грохнулся на левый бок.
Экс вцепился пальцами в предплечье твари и подтянул конечность брыкающегося мутанта к своей разинутой пасти, а после перевертыш вогнал акульи зубы в бугристую руку топтуна. Хигтер остервенело отрывал от твари насыщенные теплой кровью куски мяса и проглатывал их. Вспышки человеческого сознания меркли, когда Экс, уподобляясь мутантам Улья, утолял голод.
***
Скрыт и чужая шкура схлынули с перевертыша, только второй ряд зубов по-прежнему искажал лицо Экса. Хигтер пожирал замученного топтуна и издавал довольное урчание, словно сам пополнил ряды неиммунных тварей. До сидевших в машине рейдеров доносились чавкающие звуки, выражающие животный восторг и переплетающиеся с ехидным, как у гиены, смехом.
– Падальщик… – брезгливо произнес Нюхач, поглаживая вспотевшими ладонями рулевое колесо. Мужчине жутко хотелось завести двигатель, нажать на газ и сбить ненормального пацана… или сдать назад и уехать от обжоры как можно дальше, но Нюхач видел, что Экс, повернув голову, немигающим взглядом следил за нервным водителем, давая ему тем самым понять, что, если рейдер попытается свалить, хигтер догонит предателя и оторвет ему голову. Нюхач обратился к спутнице: – Мы сможем приручить это «животное»?
Тана вжалась в пассажирское кресло: расправившийся с мутантом Экс восхищал и пугал девушку своими выходками.
– Если мой дар заработает вновь, да, – ответила бывшая нимфа.
Рапид: Химера
Замызганный кровью топтуна Экс вернулся к внедорожнику. «Примеренный» облик клыкастого убийцы-обжоры больше не портил внешность хигтера, только россыпь алых веснушек и пятен, украсивших кожу Экса во время славного пира, напоминала рейдерам о том, что их попутчик отвратительнее развитых зараженных.
Пацан забрался в салон, оделся и, откинувшись на спинку сиденья, напомнил угрюмому водителю:
– Ты обещал выследить Гамбита…
Нюхач обернулся к решительно настроенному хигтеру и сообщил:
– Чтобы взять след и найти кваза, нужно вернуться на место бойни, в которой погиб мой отряд.
«Значит, Гамбит – кваз…» – Экс молча кивнул.
Размеренное гудение двигателя внедорожника снова огласило пустошь. Монструозный автомобиль рванул с места, опять потревожив колесами осевшую на дорогу пыль.
***
Казалось, что медленный кластер вымер. Урчание больше не разносилось эхом по округе. В качестве временного укрытия рейдеры выбрали бывший винный завод. Нюхач припарковал внедорожник на территории здания, закрытого для проведения реставрации с демонтажными работами. Стоило водителю и пассажирам покинуть салон, как из-за мешков со строительным мусором показалась взлохмаченная голова открывающего рот в немой мольбе ползуна. Вместо утробных звуков из глотки жалкой твари вырвались хрипы. Тана подняла с захламленного арматурой асфальта увесистый кирпич, чтобы размозжить низшему зараженному череп.
– Не убивай ползуна, – предостерег любовницу Нюхач.
Девушка вопросительно уставилась на водителя.
– Вдруг наш «питомец» снова проголодается… – рейдер махнул рукой в сторону чумазого Экса: пацана нисколько не смущало то, что на его лице застыли напоминающие образующуюся на металле ржавчину пятна чужой крови; хигтер не слушал разговор спутников – перевертыш застрял в собственных вязких мыслях.
Зараженный продолжил тащиться к гостям, отталкиваясь ладонями и локтями от земли. Голодный взгляд твари был колким и хищным, а тело – немощным. Кожа на брюхе ползуна практически стерлась; оставляя на асфальте влажную дорожку алого оттенка, «червь» совершил очередной рывок к рейдерам и скорчился от пронзившей все его существо боли, так как из дырявого живота мутанта вывалились склизкие серые кишки.
– Можешь прикончить зараженного, Тана, – медленно моргнув, вмешался в разговор спутников Экс. Чужак прищурился и устремил взор на посмевшего говорить о рационе хигтера с пренебрежением Нюхача. Тот напрягся. Перевертыш, объясняя свое произнесенное ранее жестокое предложение, напомнил мужчине: – Питаться падалью я не намерен: у меня была возможность убедиться в том, что «альтернатива» намного вкуснее мяса зараженных.
Экс попытался принять облик «изысканного блюда». Мышечная масса пацана увеличилась, хигтер вытянулся и раздался в плечах. Черты лица бойца обрели угловатую суровость.
Нюхач шумно сглотнул.
– Полоз… – пробормотала вдова скопированного хигтером садиста; от изумления девушка выпустила из пальцев тяжелый прямоугольный «брикет», острый угол кирпича угодил в темя подползшего к блондинке существа и пробил твари голову, однако зараженный не затих, а едва слышно заунывно заурчал.
Дар Экса опять дал сбой. Как подогретый пламенем свечи парафин, «шкура» и маска покойного супруга Таны схлынули с хигтера.
Блондинка отфутболила потемневший от густой багровой «грязи» камень носком ботинка, а после забила ползуна ногами, с остервенением вдалбливая обломки черепа в желтоватые студенистые борозды и извилины мозга твари, на которой просто вымещала злость. Тана не над ползуном вдоволь поиздевалась, а над Полозом, образ которого отпечатался в сознании девушки.
– Ублюдок! – прокомментировал поступок зарвавшегося Экса любовник Таны. Нюхач подошел к девушке и обнял ее за дрожащие плечи.
– Ха-а… Какие мы нежные! – сопливая драматическая зарисовка вызывала у хигтера скуку.
***
Хрупкую блондинку было решено на время оставить в подходящем для лагеря месте. Экс и Нюхач прикончили нескольких шатавшихся по цехам завода истощавших медляков, прежде, до заражения прилипчивыми спорами, являвшихся прорабами на масштабной стройке. Любовник Таны несколько раз осмотрел просторные помещения; убедившись в том, что в убежище безопасно, Нюхач вернулся к внедорожнику, открыл заднюю дверь машины и, подтянув к себе пожитки, закинул на плечо дорожную сумку с продуктами, целебным пойлом и оружием, а после завел в здание девушку.
– Вам следует задержаться здесь и отдохнуть, – попросила Тана осипшим голосом.
– Нет. Отряд Гамбита может далеко уйти от места бойни. Я не хочу выслеживать кваза и его шестерок неделями и, как псина, гоняться за тенью рейдеров, – «отрезал» мужчина, поставив принесенную для спутницы провизию на пыльный пластинчатый фильтр.
– Я поеду с вами! – девушка стукнула кулачком по разгрузке любовника и капризно надула губки.
Мужчина отрицательно покачал головой и сказал:
– Я не подвергну твою жизнь опасности. Тебе нельзя пересекаться с Гамбитом.
Тана отвела взгляд в сторону. Нюхач направился к выходу.
– Не рискуй собой, – кротко промолвила девушка.
– Не буду, – легко пообещал любовник. Зачем подставляться, если есть пушечное мясо?
***
Нюхач припарковал машину в глухой подворотне.
«Эти "отбросы" должны были сменить локацию, чтобы избежать стычки с возможными преследователями, жаждущими отмщения за смерть близких, но… Кто знает!..» – водитель осторожничал, поэтому, чтобы не привлекать шумом двигателя внимание неприятелей, на встречу с которыми мужчина сильно не рассчитывал, предложил оставить внедорожник в двух кварталах от спортивного комплекса – места дурацкой гибели подчиненных Нюхача. Экс только плечами передернул и первым выбрался из салона припаркованной машины. Вскоре водитель поравнялся с хигтером, дистанция между охотниками и «кладбищем» неумолимо сокращалась.
Ветер обдал лица странников освежающей прохладой. Ноги Нюхача словно налились свинцом, сердце предательски громко заухало в груди; неожиданно начавшаяся паническая атака заставила мужчину сбавить шаг. Дар Улья обострял обоняние любовника Таны до предела. На мгновение Нюхачу показалось, что тягостные воспоминания пробудили фантомные ощущения, из-за которых мужчину будто бы окутал запах смерти, вот только аромат не имел металлического привкуса свежей крови или химического амбре пороха: запах был гнилостным и застоявшимся и переплетался с букетом ароматов, исходящих от немытых тел живых израненных существ. Нюхач осознал, что то, что он принял за иллюзию, на самом деле суровая реальность.
Мужчина вздрогнул и, указав пальцем на массивное здание спортивного комплекса, сообщил Эксу:
– Гамбит и его бойцы не покинули лагерь!
– Здорово. Не придется их искать, – безразлично промолвил оглянувшийся на отставшего спутника хигтер.
Экс побрел дальше.
– У Таны, кроме меня, никого нет, поэтому… – слова Нюхача звучали как оправдание.
– Я не рассчитывал на твою помощь, – перебил мужчину пацан.
Кожа Экса покрылась броней из армированных чешуек; через несколько томительных секунд хигтера, готового убивать, поглотил скрыт. Нюхач напрягся, он до конца не верил в то, что скоро кваз сгинет, но старался сохранять объективность: комбинирующий скопированные у тварей способности Экс был практически неуязвим – это обстоятельство лишало отряд Гамбита шанса на выживание. Предвкушающий триумф мужчина не спешил возвращаться к любовнице, Нюхач забрался на многомаршевую пожарную лестницу, крепившуюся к стене девятиэтажного здания, снял с плеча ремень винтовки, сел на металлическую площадку и, подтянув одну ногу к груди, поставил на колено локоть руки, которой удерживал огнестрельное оружие, а после приладил его приклад к плечу. Щека мужчины соприкоснулась с магазином винтовки. Нюхач принялся изучать местность через оптический прицел, надеясь запечатлеть в памяти первые признаки кровавой вакханалии, которая должна была разгореться в пристанище кваза.