Несравненный. Том 1
- -
- 100%
- +
Взгляд незнакомца был необыкновенно острым, пронизывающим, казалось, еще немного – и глаза загадочного спасителя прожгут настоятеля насквозь. Цуй Буцюй буквально кожей ощущал его взор.
– Позвольте узнать, ваше превосходительство, неужто сей ничтожный допустил неучтивость? – снова попытался он завязать разговор. – Ежели так, то надеюсь на ваше великодушное снисхождение. Вы совершили великое благодеяние тем, что спасли мою жизнь, и сей ничтожный поистине безгранично благодарен вам за это.
– Почему он хотел убить вас? – вместо ответа спросил незнакомец.
– Я не знаю его, – покачал головой Цуй Буцюй.
– Однако перед смертью он успел назвать вас предателем, – заметил собеседник.
– Я и вправду никогда прежде не видел его, – ответил настоятель. – И мне неведомо, отчего он так сказал. Может статься, он принял меня за другого.
Губы загадочного господина изогнулись в едва заметной улыбке.
– Обитель Пурпурной Зари – не единственный даосский храм в Люгуне, да и других даосов здесь полно. Так почему же он спутал кого-то именно с вами?
Цуй Буцюй стал как будто еще бледнее.
– Об этом, ваше превосходительство, спрашивать следует лишь самого злодея. Откуда знать мне, ничтожному?
– Мертвец мне уже ничего не расскажет, – холодно ответствовал спаситель, – потому остается допрашивать живых. Стража!
Повинуясь его приказу, в обитель тут же вбежали семь-восемь стражников и оцепили двор. Двое из них схватили настоятеля и помогавшего ему юного послушника. Те не сопротивлялись, так что даже силу применять не пришлось.
– Да кто вы такие? – гневно вскричал Цуй Буцюй. – Безо всякой причины хватаете всех подряд! Неужто в Великой Суй царит беззаконие?!
– Вы поняли верно – я могу взять под стражу любого, кого сочту нужным, – произнес незнакомец. – Желаете знать, кто я такой?
Он шагнул к настоятелю вплотную и, ухватив его за подбородок, вынудил запрокинуть голову.
– Запоминайте хорошенько, повторять не буду. Имя мое – Фэн Сяо, и я из чертога Явленных Мечей.
* * *Взойдя на престол, император Суй Ян Цзянь не сидел сложа руки: назначил трех наставников и трех высших сановников, учредил три министерства и шесть ведомств, издал новые законы и объявил всеобщее помилование. Кроме того, государя весьма беспокоило постепенно разгорающееся пламя войны с Тюркским каганатом и Когурё, и, дабы действовать скрытно, он учредил чертог Цзецзянь, чертог Явленных Мечей. Он стоял наравне с шестью ведомствами и подчинялся непосредственно императору. Обязанности чертога Явленных Мечей оставались для непосвященных тайной, и мало кто знал о том, чем на самом деле занимаются его служащие. Однако могущество их было столь велико, что положение троих господ чертога было не ниже, чем у начальников шести ведомств, а при крайней необходимости они и вовсе имели право действовать без указания императора, как говорится, сперва казнить, затем докладывать.
Свое имя чертог получил благодаря камню у самого его входа, звавшемуся Цзецзянь, или же камень Явленных Мечей. Его собственноручно установил сам император. Любой, кто заходил внутрь, будь то подчиненный или начальник, простолюдин или знатный вельможа, даже сын императора, должен был явить и оставить возле камня все свое оружие – даже в такой малости проявлялось особое положение чертога.
Когда Хотан направил на Центральную равнину посла с дарами, при дворе опасались, как бы не нашлись желающие учинить препятствия сей поездке, имевшей для императорского двора большое значение. Потому-то навстречу послу и были направлены лучшие люди чертога Явленных Мечей, дабы проводить его до столицы. Желая проследить за всем лично, сам Фэн Сяо отправился в путь с отрядом, но враг опередил их на шаг – хотанского посла убили на подъезде к городу Люгун, сопровождавшая его наложница исчезла, а вместе с ней пропала и опись даров. Все это могло говорить лишь об одном: что-то из даров было украдено.
Хотан славился прекрасным нефритом, главным своим сокровищем. Будучи вторым господином чертога Явленных Мечей, Фэн Сяо был хорошо осведомлен обо всех чудесах и диковинках, что есть на свете. Доводилось ему слышать и о нефрите Небесного озера. Так что, узнав о пропаже, второй господин сразу предположил, что исчез именно легендарный камень.
Но тогда все становилось еще запутаннее.
Допустим, злодей замыслил преступление уже давно и начал готовиться заранее. Возможно, тюрки действительно имели отношение к случившемуся, но могло быть и так, что некто нарочно их использовал, дабы запутать следствие.
Посланный в Хотан гонец еще не вернулся с ответом, а потому Фэн Сяо покамест обратил взор на Люгун и некоего настоятеля Цуя, чудесным образом прославившегося за последние два месяца.
Цуй Буцюя доставили во дворик Осенних Гор, но ни пытать, ни запирать не стали: в кандалах не было никакой необходимости – настоятель и в самом деле казался совершенно обыкновенным человеком, не знакомым с боевыми искусствами.
Они с Фэн Сяо сидели друг против друга, меж ними дымился горячий чай; от былого напряжения не осталось и следа – казалось, будто старые приятели предаются воспоминаниям. Цуй Буцюй начал было думать, будто недавнее покушение, внезапное спасение, допрос и взятие под стражу лишь привиделись ему во сне.
– Позвольте узнать, к какому из множества союзов и течений вольницы-цзянху принадлежит чертог Явленных Мечей? Я человек простой, ни власти, ни влияния, не имею, в чужие ссоры не вмешиваюсь. Представить не могу, чем умудрился вызвать ваше неудовольствие.
– Вы адепт Стеклянного Дворца горы Фанчжан и не слышали о чертоге Явленных Мечей? – лениво откликнулся Фэн Сяо, извлек из рукава нефритовую бирку чрезвычайно тонкой работы, размером примерно с две костяшки, и бросил ее на стол перед Цуй Буцюем. – Нашли при обыске под вашей подушкой. Надеюсь, настоятель Цуй, вы больше не станете прикидываться дурачком?
Стеклянный Дворец горы Фанчжан располагался на острове далеко за морем. Сия школа жила уединенно, вдали от мирских забот, и воспитанники ее предпочитали оставаться в стороне от междоусобиц вольницы-цзянху. В основном они занимались тем, что записывали слухи и легенды, бытующие среди мастеров боевых искусств. Поговаривали, что именно здесь находили приют многие мастера и ученые, не прижившиеся на Центральной равнине и отправившиеся в изгнание. Но важнее всего было то, что адепты Стеклянного Дворца прекрасно знали обо всем, что происходит в Поднебесной, и если Цуй Буцюй и впрямь имел к ним отношение, то не мог не слышать о чертоге Явленных Мечей, каким бы тайным тот ни был.
Настоятель тяжело вздохнул и заговорил:
– По правде говоря, мне и впрямь доводилось слышать о чертоге Явленных Мечей, но я простолюдин и с представителями власти дел никогда не имел, а, как известно, ежели прикидываешься дурачком и делаешь вид, будто ничего не знаешь и не понимаешь, то избежишь лишних хлопот. К тому же вы ошибаетесь: я вовсе не адепт Стеклянного Дворца. Там лишь живет мой наставник, исполняя роль советника. Он посвятил себя ораторскому искусству, изучал летописи и оказал мне милость тем, что соизволил на протяжении нескольких лет делиться накопленными знаниями. Он же и подарил мне сию бирку, дабы мне было сподручнее его навещать.
Выслушав рассказ Цуй Буцюя, Фэн Сяо приподнял брови:
– Получается, вы ученик оратора? Неужели, будучи даосом, вы не считаете, что, изучая искусство красноречия и спора, вы оскорбляете тем самым основоположника вашего учения?
– А что делать? – невозмутимо ответил Цуй Буцюй. – И даосам нужно пропитание. Что сталось бы с обителью Пурпурной Зари, если бы не мое красноречие? Разве достигла бы она такого процветания?
– Кем вам приходится Цинь Мяоюй? – ни с того ни с сего сменил тему беседы Фэн Сяо.
– Кто это? – удивился настоятель.
– Хотанского посла убили, караван ограбили, а его любимая наложница Цинь Мяоюй бесследно пропала, – начал издалека Фэн Сяо. – До замужества Цинь-ши жила в Люгуне и чаще всего возжигала благовония в храме Нефритового Будды и обители Пурпурной Зари. Вы же внезапно явились в последнюю два месяца тому назад и за столь короткое время возродили ее. С такими умениями вы безо всяких затруднений нашли бы себе приют в любом другом даосском храме, так отчего же вы избрали именно эту обитель?
Фэн Сяо говорил с напором, все сильнее наклоняясь вперед, и вдруг одним движением припал прямо к допрашиваемому, шумно втягивая ноздрями воздух. Цуй Буцюй чуть нахмурился и хотел было отпрянуть, но второй господин удержал его на месте, крепко ухватив за плечо.
– Прохладный аромат цветков сливы, – прошептал Фэн Сяо. Кончик его носа вплотную приблизился к шее собеседника. – Тот же запах, что и в кибитке Юйчи Цзиньу. Что связывает вас с его наложницей? Или, быть может, это вы убили посла, переодевшись женщиной?
Цуй Буцюй аж расхохотался от гнева:
– Взгляните на меня: даже переоденься я женщиной, никто же не поверит! Вот если вас, ваше превосходительство, нарядить в женское платье, вы, пожалуй, и впрямь красотой сразите всех наповал! А что до сливовых нот – так сегодня в обители были толпы прихожан, я и не вспомню, со сколькими из них побеседовал. Ничего удивительного, если чей-то запах и впрямь пристал ко мне.
Фэн Сяо не сводил с собеседника глаз, но тот всячески опровергал любые подозрения и прикидывался ни в чем не повинным даосом. Покамест не удавалось отыскать ни одной весомой улики против него. Однако держался этот Цуй Буцюй слишком уж спокойно, что само по себе чрезвычайно настораживало. Чем он занимался до появления в обители Пурпурной Зари, откуда вообще взялся, что связывает его со Стеклянным Дворцом горы Фанчжан? Картина в голове у второго господина никак не складывалась: прошлое загадочного даоса по-прежнему окутывал туман.
– Вижу, настоятель Цуй, начистоту вы говорить не желаете? – протянул Фэн Сяо и резко оттолкнул Цуй Буцюя. Застигнутый врасплох, тот повалился на спину. Второй господин поднялся на ноги и презрительно отряхнул платье, словно опасаясь, что одно лишь прикосновение к даосу испачкало его одеяния.
– Догадываетесь, для чего я привел вас сюда? – спросил он.
005
На первый взгляд, в комнате не было ничего подозрительного. Разве что оконная бумага казалась слегка толще обычного да поперечные балки кровли располагались чуть ниже. Внутри царил полумрак, средь бела дня горели свечи, отчего делалось как-то не по себе. Странным казалось и то, что все убранство было как новое – даже под шкафами ни пылинки.
Наскоро оглядевшись, Цуй Буцюй предположил:
– Здесь никто не жил?
Фэн Сяо едва заметно улыбнулся.
– Жили. Это была боковая комнатка для прислуги, но я велел сделать небольшую перестановку и устроить здесь временную пыточную чертога Явленных Мечей.
Услышав неприкрытую угрозу, Цуй Буцюй возмутился:
– Ваше превосходительство, неужели вы хотите сказать, что намерены меня пытать?
Фэн Сяо слегка наклонил голову и посмотрел Цуй Буцюю в глаза:
– Как ни посмотри, а не очень-то вы похожи на невинного простолюдина. И как же мне вас не подозревать?
– А что прикажете делать? Кричать и молить о пощаде? Бесполезно. – в голосе Цуй Буцюя слышались нотки безысходности. – Даже если Цинь-ши и связывало что-то с обителью Пурпурной Зари, откуда мне знать? То было в прошлом, я же в глаза не видел эту женщину! Ваше превосходительство, вы ведь наверняка обыскали в обители каждый уголок – неужели вас что-то насторожило?
– В городе есть куда более известная и многолюдная обитель Белых Облаков, – вместо ответа произнес Фэн Сяо. – Почему вы не пошли туда?
– Как известно, лучше быть головой петуха, чем хвостом феникса, – возразил Цуй Буцюй. – Обитель Пурпурной Зари пребывала в плачевном состоянии, и я знал, что если смогу ее возродить, то впредь монахи будут во всем мне подчиняться. А ведь куда приятнее ни от кого не зависеть, чем ютиться под чужой крышей. Разве сия истина не очевидна?
Фэн Сяо покачал головой.
– Неубедительно. Два месяца тому назад палаты Драгоценного Перезвона объявили, что в этом году торги состоятся в Люгуне. И как раз в это самое время, ни раньше, ни позже, вы появляетесь здесь. Удивительное совпадение! Как тут не закрасться подозрениям? Потом убивают хотанского посла, а Цинь-ши вместе с ценной вещицей бесследно исчезает. Кто знает, быть может, пропажа, постранствовав немного по свету, вновь всплывет в Люгуне? Ради чего же вы здесь объявились? Ради Цинь-ши? Или ради похищенного сокровища? Если так, то где оно спрятано? В обители Пурпурной Зари? Или, может, стоит поискать на торгах палат Драгоценного Перезвона?
– Ваше превосходительство, чем больше вы говорите, тем меньше у меня в голове укладывается, – посетовал настоятель.
– Ничего страшного, – тут же откликнулся Фэн Сяо. – Поразмыслите покамест здесь, а как все поймете, поведаете мне.
– Я всегда был слаб здоровьем. Боюсь, пыток мне не вынести, – сообщил Цуй Буцюй.
– Полагаете, на свете нет ничего страшнее телесной боли? – многозначительно заметил Фэн Сяо и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.
Пэй Цзинчжэ, стоявший все это время в дверях, посмотрел на Цуй Буцюя и последовал за начальником.
В скором времени вышли и все остальные. Свечи потушили, двери заперли, снаружи опустили ставни, вдобавок, не иначе как по приказу второго господина, завесили окна несколькими слоями черной ткани, чтобы уж точно ни один лучик света не просочился внутрь.
Как только дверь за последним слугой закрылась, лицо настоятеля стало холодным и безучастным: в нем не осталось и следа показной безысходности и нарочитого гнева, а когда на окна опустилась ткань, он и вовсе едва слышно усмехнулся. Цуй Буцюй понимал, чего добивается Фэн Сяо. В чертоге Явленных Мечей знали много способов сломать волю человека, не пролив и капли крови. И сейчас один из них настоятелю предстояло испытать на себе.
Комнату поглотила кромешная тьма – хоть глаз выколи, снаружи не доносилось ни шума шагов, ни жужжания насекомых, ни птичьего щебета.
Чем не покой да благодать? Поэты то и дело воспевают нежную грусть, навеянную тихим сумраком ночи. Вот только по ночам меж соснами шелестит ветер, а в небе светит яркая луна. Полное же отсутствие света и звука для человека невыносимо.
Если органы чувств вынужденно бездействуют, а в непроглядной тьме и оглушающей тишине ничто не привлекает к себе внимания, разум начинают одолевать бессвязные мысли и видения, а затем и вовсе мутится рассудок. Сколько ни кричи – в ответ не дождешься ни словечка, не услышишь ничего, кроме собственного голоса. Не различая день и ночь, еще можно продержаться пару суток; через неделю, самое большее – спустя полмесяца, человек совсем утрачивает чувство времени и под конец уже и сам не знает: жив он или мертв, находится еще на земле или уже блуждает в преисподней.
Однажды Цуй Буцюю довелось своими глазами видеть, как мастер боевых искусств, прославленный боец, в совершенстве владеющий парными мечами, спустя полмесяца вышел из подобной комнаты весь покрытый шрамами и царапинами. Причиняя себе боль, он убеждался, что все еще жив.
Каким бы мужественным и упрямым ни был человек, от подобной пытки любой в конце концов взмолит о пощаде, проливая горькие слезы.
Должно быть, Фэн Сяо все продумал заранее. Какие бы увертки ни заготовил Цуй Буцюй, какие бы тайны ни припас, полмесяца в такой комнате он никак не выдержит, и тогда, несомненно, ответит на все вопросы, и с первого взгляда станет ясно, говорит он правду или пытается солгать.
Даос на ощупь отыскал в комнате колонну и, прислонившись к ней спиной, сел, скрестив ноги, на расстеленную рядом тростниковую циновку. Боевыми искусствами он не владел, лишь знал немного о том, как правильно дышать, если желаешь совершенствоваться. Цуй Буцюй закрыл глаза и погрузился в созерцание, раз за разом повторяя все необходимые упражнения, дабы очистить сознание и прогнать посторонние мысли.
Некоторые монахи – как буддисты, так и даосы, – могли пребывать в созерцании несколько дней подряд, кто-то – даже больше десяти, однако то были не простые мастера, а те, кто с малых лет посвятил себя совершенствованию и достиг немалых высот. Обычные монахи не могли даже близко сравниться с ними, не говоря уж о простых мирянах, погрязших в повседневных заботах.
Цуй Буцюй и сам не ведал, сколько сможет продержаться, лишь понимал, что Фэн Сяо так просто его не отпустит. В конце концов, в арсенале чертога Явленных Мечей найдутся и другие средства.
* * *– Господин, прошло три дня, – напомнил Пэй Цзинчжэ, ставя на стол чашку со свежим чаем.
– Гм? Какие три дня? – рассеянно откликнулся Фэн Сяо. Склонив голову, он читал ответ, пришедший из Черчена.
– Настоятель Цуй пробыл в той комнате уже три дня, – пояснил Пэй Цзинчжэ. – Он не владеет боевыми искусствами. Если оставить его там еще ненадолго, боюсь, как бы чего не случилось.
– На твоей совести не одна человеческая смерть, отчего же ты вдруг проникся жалостью к какому-то монаху? – Фэн Сяо удивленно вскинул глаза.
– Ваш подчиненный просто переживает за расследование, – обиделся юноша. – Настоятель Цуй, возможно, связан с пропавшей наложницей, разве в случае его смерти мы не потеряем важную зацепку?
Второй господин ничего не ответил и протянул ему послание из Черчена. Пэй Цзинчжэ принял письмо, внимательно изучил его и, дочитав до конца, потрясенно проговорил:
– Значит, и в самом деле нефрит Небесного озера! Хотанский князь не поскупился, желая снискать расположение государя, дабы упросить его послать войска на защиту от тюрок… Он и впрямь пожертвовал самым дорогим, что у него было!
– Юйчи Цзиньу убит. Хотан отправит другого посла, однако случившееся все равно нужно расследовать и отыскать нефрит Небесного озера, – заметил Фэн Сяо.
– Если преступление удастся раскрыть, боюсь, от принцессы Сянго вам уже не отделаться, – с улыбкой сказал Пэй Цзинчжэ. – И тогда ваше изначальное желание покинуть столицу не…
Он так и не договорил – стоило второму господину лишь чуть-чуть покоситься на него, как юноша тут же осекся, прикусив язык. Мигом отбросив всякие шутки, он посерьезнел и вернулся к делу:
– Ваш подчиненный полагает, что исчезновение Цинь-ши каким-то образом связано с нефритом Небесного озера. Отыщем ее – найдем и камень.
Нефрит пропал за городом, и у забравшего драгоценность преступника было лишь два пути: либо в близлежащий Люгун, либо прямиком в Черчен, что стоит почти на самой границе с Хотаном. Но бежать в Черчен – все равно что вернуть камень в Хотан, да и вряд ли преступник станет скрываться с сокровищем в глуши. Вероятнее всего, он заляжет на дно в Люгуне, воспользовавшись суматохой торгов палат Драгоценного Перезвона, чтобы под шумок незаметно переправить камень дальше.
– Касаемо Цинь-ши сейчас у нас есть три зацепки, – продолжил Пэй Цзинчжэ. – В храме Нефритового Будды пока что ничего подозрительного обнаружить не удалось. Быть может, она посещала его лишь для отвода глаз. Обитель Пурпурной Зари мои люди обыскали сверху донизу и тоже ничего подозрительного не нашли. Остается лишь тетка, у которой Цинь Мяоюй жила до замужества. Она, как мы выяснили прежде, со всем семейством перебралась в Цзиньчэн, но ровно полмесяца назад там случился пожар. Причиной стала случайность: ребенок играл с огнем, погода стояла сухая, загорелась жухлая трава. В этом пожаре, среди прочих, погибла и тетка со всеми домочадцами в количестве шести человек. И, вот совпадение, случилось все как раз тогда, когда Юйчи Цзиньу покинул Хотан и направился на Центральную равнину.
Пэй Цзинчжэ ненадолго умолк, но увидев, что Фэн Сяо не собирается его прерывать, принялся дальше излагать свои соображения:
– Потому ваш подчиненный подозревает, что так называемая Цинь Мяоюй с самого начала была не той, за кого себя выдает. Недоброе она замыслила уже давно и нарочно стремилась привлечь внимание Юйчи Цзиньу, дабы уехать с ним в Хотан и подобраться к нефриту Небесного озера.
– Она была наложницей Юйчи Цзиньу четыре года, а то и все пять. Как она могла предвидеть тогда, что хотанский князь отправит послом на Центральную равнину именно его? – резонно возразил Фэн Сяо.
Пэй Цзинчжэ ненадолго опешил, но тут же осознал ошибку в собственных рассуждениях:
– Тогда может ли быть так, что настоящую Цинь Мяоюй подменили уже после того, как стало известно, что Юйчи Цзиньу поедет послом?
Если бы злоумышленник желал свалить вину за гибель хотанского посла на Великую Суй, то удобнее всего было заставить Юйчи Цзиньу попрощаться с жизнью в каком-нибудь постоялом дворе, отведенном для него империей, а заодно там бы пропал и нефрит Небесного озера. Подобное наверняка рассорило бы Суй с Хотаном.
Но в таком случае Цинь-ши, любимой наложнице Юйчи Цзиньу, неизбежно пришлось бы появиться в городе. Случись ей встретиться в Люгуне с родней и старыми друзьями, те наверняка сразу заподозрили бы подмену и легко разоблачили самозванку, в особенности тетка и ее домочадцы, ближе которых у настоящей Цинь-ши никого не было. Потому-то несчастным и пришлось умереть.
То ли план изменился, и Цинь-ши отчего-то пришлось действовать еще за городом, то ли злодей, убивший посла, вовсе не был ее союзником. Как ни посмотри, дело весьма запутанное – даже лучшим служащим чертога не удается быстро развеять густую мглу, окутавшую события.
– Согласно вашему распоряжению, уездному главе уже приказано ограничить число въезжающих в город в течение дня. Я лично поставил там наших людей, они досматривают всех. Никто не сможет ничего пронести или пройти в чужом обличье. Однако с палатами Драгоценного Перезвона есть некоторые сложности, – сообщил Пэй Цзинчжэ.
– Что за сложности? – чуть нахмурился Фэн Сяо.
– За палатами стоит семейство Ли из Лунси и род Цуй из Болина, – с сожалением улыбнулся Пэй Цзинчжэ. – К тому же им покровительствует принцесса Лэпина, а вам известно, что его величество, чувствуя вину перед дочерью, потакает ей во всем. Боюсь, именно этим злоумышленник и воспользуется: нефрит попадет на торги, его купят и тогда, уже не таясь, вывезут из города.
Потянувшись, Фэн Сяо поднялся на ноги.
– Что нам принцесса Лэпина? Разве она не должна во всем повиноваться воле отца и брата? – усмехнулся он. – Когда начнутся торги палат Драгоценного Перезвона?
– Завтра, – ответствовал Пэй Цзинчжэ. – Ваш подчиненный уже велел своим людям тайно наблюдать за каждым, кто имеет отношение к палатам. Если на торгах всплывет что-то подозрительное, их тут же задержат.
– Гибель Юйчи Цзиньу недалеко от города – дело громкое, наверняка все о нем прослышали, – заметил Фэн Сяо, – потому будут вдвойне осторожнее. Тебе следует…
Его прервал торопливо вошедший в комнату служащий чертога:
– Господин, на постоялом дворе Жуи драка, человека убили! Уездный глава Чжао просит вашего присутствия.
Чертог Явленных Мечей не стали бы тревожить из-за простой драки, пусть и закончившейся убийством, и, если уездный глава послал за вторым господином Фэном, это могло означать лишь одно: сам он боялся ненароком задеть одну из сторон ссоры, вот и послал за кем повыше, дабы тот взял всю ответственность на себя.
Фэн Сяо хмыкнул:
– Иду.
– Погодите, господин, – заторопился Пэй Цзинчжэ, не получивший еще всех указаний, – что будем делать с настоятелем Цуем? Как с ним поступить, если он и дальше откажется говорить?
– Используй на нем благовоние Безысходности, – ответил Фэн Сяо.
На лице Пэй Цзинчжэ явственно читались изумление и неуверенность:
– А если он не выдержит?..
– Ничего страшного, если останется калекой, – отмахнулся Фэн Сяо. – Главное, чтобы живой был.
Он говорил холодно, равнодушно, словно такие приказы давно стали для него обыденностью
006
Представительства палат Драгоценного Перезвона были во всех уголках Поднебесной. Каждый год они устраивали торги, становившиеся поистине грандиозным событием. И хотя место проведения каждый раз объявляли новое – то правобережье реки Янцзы, то отдаленные северные земли, то, как сейчас, Люгун, тяготы далекого пути не страшили возможных покупателей, и на торги съезжались гости со всего света: и вельможи, и простолюдины.
Люди несведущие полагали, что на подобных торгах выставляют сплошь редкие богатства. На самом деле, хоть драгоценности тоже встречались, было их не так уж и много. В основном же продавали то, что было не так-то просто или вовсе почти невозможно достать: редкое лекарственное сырье, старинные книги, много лет считавшиеся утерянными, благовония и самоцветы земель Западного края. Для тех, кто не желал сам скитаться по чужеземью в поисках нужной вещицы, подобные торги были чем-то вроде большого празднества, а потому им всегда были рады.
Казалось бы, вот лакомый кусочек! Однако никто из вольницы-цзянху не смел задевать палаты Драгоценного Перезвона: за свою долгую историю они успели обзавестись могущественными покровителями. Конечно, время от времени случались мелкие стычки и неурядицы, но никаких серьезных происшествий, как правило, не бывало. Каждый год все проходило спокойно и благополучно.