Несравненный. Том 1

014

Стоило славе палат Драгоценного Перезвона разойтись по всей Поднебесной, как многие лавочники начали подражать их манере вести дела и тоже принялись устраивать торги. Но что до роскоши и размаха, то все их неумелые подделки не шли ни в какое сравнение с торгами палат Драгоценного Перезвона: приглашение туда было трудно приобрести даже за огромные деньги, а одно только обладание им для многих было своего рода знаком высокого статуса и поводом гордиться, что сумели заполучить такую редкость.

Фэн Сяо с легкостью достал бы приглашение, даже не выдавая своего истинного положения, однако так просто попасть на торги мог далеко не каждый. В этом году многие оказались здесь впервые, а потому с появлением распорядителя гул тут же стих и все взгляды устремились к нему.

– Наступил последний день торгов. Господа, мы глубоко признательны вам за то, что, несмотря на занятость, вы нашли время присоединиться к нам. Своим присутствием вы оказываете палатам Драгоценного Перезвона большую честь. Но хватит праздных разговоров: господа наверняка заждались! Итак, представляем вашему вниманию первый товар.

Распорядитель вовсе не кричал, надрывая горло, но голос его с легкостью долетал даже в самые отдаленные уголки зала: должно быть, в обычной жизни он был каким-нибудь именитым мастером боевых искусств. К тому же не следовало забывать, что палаты Драгоценного Перезвона были сказочно богаты, в том числе и на завистников, а потому неудивительно, что на службу они приглашали только лучших представителей самых разных школ, дабы те сохраняли порядок.

Едва мужчина умолк, как вперед вышла красавица-служанка с подносом в руках. Двое молодых слуг – по обе стороны от нее – подняли золотой шелк, закрывающий вещицу, и глазам зрителей предстал бронзовый треножник-цзюэ.

– Перед вами винный кубок периода Весен и Осеней, принадлежавший цискому Хуань-гуну. В подтверждение тому на дне имеется надпись из трех иероглифов, указывающая на владельца. Подлинность сего кубка заверена господином Дун Яном из палат Драгоценного Перезвона. Начальная цена составляет десять гуаней, когда цену повторяют трижды, она становится окончательной. Господа, начинаем.

Служанка дернула за веревку, раздался звон, а следом за ним – крики:

– Одиннадцать!

– Двенадцать!

– Тринадцать!

Поднялся гвалт, и вскоре кто-то дал цену, выше которой никто предложить не осмелился – тридцать гуаней.

Едва ли покупателей так интересовал бронзовый кубок. Их привлекало то, что он был диковиной из палат Драгоценного Перезвона, чья стоимость наверняка со временем кратно возрастет. И даже если они не оставят треножник себе, а решат преподнести кому-то в дар, то стоит лишь шепнуть получателю, где именно вещица была приобретена и кто подтвердил ее подлинность, как тот сразу впечатлится и непременно во всем пойдет навстречу.

– Кто дал тридцать гуаней? – с живейшим любопытством спросил Фэн Сяо у Цуй Буцюя.

Сам он не стал называть цену за кубок: люди, участвовавшие в торгах, интересовали Фэн Сяо куда больше бронзового треножника. И он знал, что Цуй Буцюй наверняка сможет удовлетворить его любопытство.

И ожидания оправдались сполна.

– Этого человека зовут Лэн Ду, – сообщил Цуй Буцюй. – Он приемный сын главы Девяти Водных братств – Нин Шэво, что не так давно послал в дар императору Южных земель Чэнь Шубао красавицу. Девушка смогла снискать благосклонность правителя и по сей день пользуется его особым расположением. Император же остался так доволен подарком, что намеревался передать в личное ведение Нин Шэво часть перевозок по воде.

Надобно заметить, что Девять Водных братств были скорее не цельным союзом, а объединением землячеств. Зарабатывали они себе на жизнь водными перевозками, а их влияние в кругах мастеров боевых искусств на юге нельзя было недооценивать. Самым могущественным среди них было братство Золотого Кольца, и потому-то его глава и стал руководить всеми девятью. Способности Нин Шэво поистине выдающиеся: его стараниями Девять Водных братств стремительно возвысились и из союза средних размеров в одночасье сделались не только крупнейшим, но и самым сильным объединением цзянху на правобережье реки Янцзы.

– Должно быть, Лэн Ду нужен этот кубок, чтобы преподнести в дар. Однако надобно учитывать статус императора Чэнь Шубао: его подобная безделица вряд ли прельстит, значит, дар, по всей видимости, кому-то из сановников в его окружении. Лэн Ду полон решимости заполучить треножник, и, если не случится чего-то непредвиденного, так тому и быть: другие не станут с ним соперничать из-за первой же вещицы, – продолжал даос.

Конечно, чертог Явленных Мечей мог запросто выведать подноготную любого человека, но иметь под рукой Цуй Буцюя оказалось куда удобнее. Он знал все школы и объединения цзянху, всех сколько-нибудь известных мастеров и мог без раздумий рассказать о происхождении любого человека, его жизненном пути и устремлениях. Даже Пэй Цзинчжэ чувствовал, что уступает в этом даосу. Про себя он подумал, что управа Левой Луны и впрямь полнится удивительными людьми.

К тому времени, как Цуй Буцюй закончил рассказ, окончательную цену уже назвали трижды, и бронзовый кубок перешел к Лэн Ду, как и предсказывал настоятель.

Выглядел даос неважно: вид у него был болезненный, сидел он сгорбившись, на бледном лице, наполовину скрытом теплым плащом, читалась беспредельная усталость. Но стоило Цуй Буцюю заговорить, в словах его слышалась уверенность мыслителя, тщательно обдумывающего каждый ход, и люди невольно проникались к нему доверием и уважением.

Фэн Сяо даже захлопал в ладоши, воскликнув:

– Потрясающе, А-Цуй! Ежели достоинства всех собравшихся здесь гостей принять за десятку, то три части из этих десяти достанутся тебе!

Цуй Буцюй поджал губы, не собираясь удостаивать его ответа.

Но второй господин не сдавался:

– Отчего же ты не спросишь, на кого приходятся оставшиеся семь частей?

– Зачем спрашивать, если ответ и так ясен? – холодно заметил настоятель.

– Так значит, ты согласен со мной! – рассмеялся Фэн Сяо. – Что ж, выдающиеся люди мыслят одинаково: семь частей всех достоинств этого мира и правда достались мне!

Цуй Буцюй лишь закатил глаза.

– А родные дети у Нин Шэво есть? – полюбопытствовал Пэй Цзинчжэ.

Даос покачал головой:

– Они с супругой прожили вместе уже девятнадцать лет, своих детей нет, усыновив Лэн Ду, они воспитали его как родного. Нин Шэво уже пустил слух, будто бы в будущем году уйдет на покой. Если не случится чего-то непредвиденного, то главой вместо него должен стать Лэн Ду. Вот только он совсем еще молод, даже в братстве Золотого Кольца далеко не каждый согласится подчиниться его воле, а потому пока трудно сказать, что из этого выйдет и чем все кончится. Нужно ждать.

Пэй Цзинчжэ лишь усмехнулся. Для него это были все равно что деревенские сплетни, и он не придавал им значения: дружеские союзы и распри внутри вольницы-цзянху, пустячные дела каких-то товариществ на далеком юге… Да разве ж они имели хоть какое-то отношение к Великой Суй, раскинувшейся на севере?

Цуй Буцюй, будто угадав ход его мысли, спокойно пояснил:

– Ежели император пожелает пойти войной на Чэнь, ему неизбежно придется переправляться через Янцзы. И тогда все, что касается водных путей, приобретет огромное значение: лучше, если удастся посеять раздор внутри Девяти Водных братств – тогда этот союз сам собой канет в небытие. Гораздо хуже, если они решат помогать Чэнь в противостоянии с Великой Суй.

Фэн Сяо улыбнулся, но ничего не сказал: он и сам давно уже думал об этом. А вот Пэй Цзинчжэ не был столь опытен и дальновиден. Выслушав Цуй Буцюя, он в первый миг опешил, а затем почтительно сложил руки:

– Благодарю за наставления!

Поначалу Пэй Цзинчжэ видел в настоятеле лишь болезненного человека, который после каждого слова заходился кашлем. Вслух он ничего не говорил, но все же втайне относился к нему с пренебрежением. Как-никак, чертог Явленных Мечей и управа Левой Луны, стоя особняком от трех министерств и шести ведомств, ходили по самой грани света и тени, их служащие были вхожи в придворные круги, приходилось им и путешествовать в самые дальние уголки страны. Прекрасного владения боевыми искусствами их служащим не требовалось, но пару-другую приемов знал каждый – иначе в мире, где уважают только силу, выжить было попросту невозможно. Однако Цуй Буцюй оказался исключением: будучи выходцем из Стеклянного Дворца, он знал всех деятелей вольницы-цзянху как свои пять пальцев, однако сам сражаться не умел вообще. Тем не менее, когда очутился во власти Фэн Сяо, не унижался ни словом, ни делом, не заискивал и не молил о пощаде. Теперь Пэй Цзинчжэ думал так: даже если этот человек не боец – не беда. Ежели господину удастся переманить его к себе, то чертог Явленных Мечей сделается куда сильнее, подобно тигру, обретшему крылья.

Затем на торги выставили еще две старинных вещи: гуцинь Зеленый шелк и меч Белая радуга.

Гуцинь тот был на слуху, да и меч считался добрым, поэтому люди сразу оживились, и многие принялись предлагать свою цену, желая заполучить вещицы себе. Фэн Сяо как будто обратил внимание на Зеленый шелк и несколько раз даже назвал свою ставку, однако в конце концов какой-то господин дал за гуцинь три тысячи лянов серебром, и инструмент ушел к нему. Биться до последнего Фэн Сяо не пожелал и потому отступил.

Цуй Буцюй, впрочем, заметил, что тот хоть и решил сдаться, на самом деле и впрямь хотел заполучить гуцинь. Монах невольно задержал на Фэн Сяо взгляд. Второй господин тотчас это приметил и повернулся к настоятелю, губы его изогнулись в улыбке:

– Не нужен мне Зеленый шелк, у меня есть сокровище куда больше и лучше. Хочешь взглянуть?

Даос не сразу нашелся с ответом. Он был не из тех, кто вечно заикается да запинается, и при желании мог осадить собеседника так, что тот сразу замолк бы, потеряв лицо. Не был Цуй Буцюй и трепетной барышней, что теряется от смущения да заливается краской до самых ушей. Однако прежде ему не пришлось бы и слово тратить на подобного хама: рядом всегда был кто-то, готовый вступиться. Теперь же, что называется, тигр спустился в долину, и ему приходилось идти в бой самому: встречаться с противником лицом к лицу и вступать в словесный поединок.

Он лишь на мгновение замешкался, а затем невозмутимо произнес:

– Жду не дождусь, господин. Прошу, доставайте.

Фэн Сяо дважды прищелкнул языком:

– А-Цюй, как же ты неосторожен! Ведь все сущее обладает духом! Разве можно так – «доставайте»? Должно говорить – «почтительно извлеките обеими руками»!

– Боюсь, ежели ваше сокровище почтительно извлечь, оно тут же сделается не больше фаланги пальца, – ядовито заметил Цуй Буцюй. – И смотреть будет не на что.

– Вообще-то я вел речь о цине, – нарочито удивился второй господин. – Неужто ты заподозрил, будто я говорю о чем-то ином?

Цуй Буцюй криво усмехнулся:

– Да и я говорил о цине. С чего вы взяли, что я говорю не о нем?

Пэй Цзинчжэ молча наблюдал. Слушать беседу этих двоих уже было выше его сил, и, чтобы хоть как-то скрыть упрямо ползущие вверх уголки губ, он поднес ко рту чашку с чаем.

Тем временем Фэн Сяо выразительно взглянул на Цуй Буцюя – мол, полно тебе изворачиваться – и продолжил:

– Тогда скажи-ка, разве есть на свете цинь, что может меняться в размерах?

– Не так давно Ли Сюаньцзи из терема Небесного Творения сделал такой складной цинь, – отвечал даос. – В сложенном виде он размером с ладонь, в развернутом – величиной с пипу. Господин Фэн, вы же из чертога Явленных Мечей, разумно полагать, хорошо осведомлены обо всем, что происходит в мире. Как же так вышло, что ничего не знаете о такой диковинке?

Фэн Сяо улыбнулся:

– Не сомневаюсь, что Ли Сюаньцзи – мастер искусный и способный, но мой цинь наверняка лучше его инструмента и превосходит даже этот, – он кивнул вниз, на продолжающиеся торги. – Впрочем, Зеленый шелк – гуцинь знаменитый, мало кому доводилось увидеть или услышать его. Славно было бы одолжить его на пару дней, чтобы поиграть вволю.

– Покупателя зовут Цуй Хао, он из семейства Цуй, что живет в Болине, происходит из побочной ветви и приходится главе рода внуком, – тут же сообщил Цуй Буцюй. – На восьмой день следующего месяца у его деда Цуй Юна день рождения. Тот всю жизнь любил музыкальные инструменты и всегда по-особенному относился к Цуй Хао. Зеленый шелк, должно быть, подарок деду.

Следом вынесли еще несколько ценных вещиц, которые быстро продались одна за другой. Гости палат Драгоценного Перезвона в деньгах уж точно не нуждались. Время от времени покупая при всех какую-нибудь дорогую диковину, можно было не только показать свое особое положение, но и самолюбие потешить. Потому, даже если цена взлетала чересчур высоко, все равно находились те, кто продолжал торговаться, желая завладеть приглянувшейся безделицей. Фэн Сяо с Пэй Цзинчжэ всех покупателей не знали, зато Цуй Буцюй сходу и без запинки рассказывал им о каждом. Послушав его, Фэн Сяо пришел к заключению, что, вероятнее всего, никого из присутствовавших можно не считать подозреваемыми.

Близился полдень. Половину всех товаров, выставленных сегодня на торги, уже распродали. Слуги палат разнесли горячие блюда и закуски к чаю, так, чтобы гости не чувствовали голода и ничто не отвлекало их от ожидания новых диковинок.

Пэй Цзинчжэ не мог усидеть на месте, то и дело вскакивал на ноги, сомневаясь, появится ли вообще нефрит Небесного озера на торгах. Глядя на совершенно спокойных Фэн Сяо и Цуй Буцюя, сидевших как ни в чем не бывало, он брал себя в руки и опускался обратно за стол.

Тут распорядитель произнес:

– Следующим на торги выставляется нефрит. Его происхождение нам неизвестно, никакой предыстории или имени у него нет, ибо камень попал в палаты Драгоценного Перезвона лишь перед самым началом торгов. Господин Дун Ян не успел провести его оценку, и потому мы не можем сказать, подлинный это самоцвет или же подделка. Ежели покупатель впоследствии пожалеет о приобретении, палаты Драгоценного Перезвона не несут за то никакой ответственности. Просим принять это к сведению и извинить нас.

Распорядитель уже озвучивал это правило ранее, но сейчас заострил на нем особое внимание гостей. Многие из тех, чьи намерения и без того были не слишком-то тверды, тут же решили отказаться от участия в торгах, осознав, что рисковать не готовы.

Камень осторожно двумя руками извлекли из резной лаковой шкатулки. Стоило пробивающимся из окна лучам солнца попасть на него, все как один ахнули.

Пэй Цзинчжэ снова вскочил и уставился на диковину в руках девушки.

То был нефрит Небесного озера!

015

Пока в палатах Драгоценного Перезвона Фэн Сяо и Цуй Буцюй ожидали появления нефрита Небесного озера, в переулок Весенних Ароматов явился необычный гость.

Весь его облик казался странным. Бритая голова, в руке – буддийские четки: можно было бы подумать, что это монах, но одет он был как мирянин, только лицо совершенно бесстрастное, о таком еще говорят: в древнем колодце воды тихи. Другими словами, на обыкновенного посетителя, заглянувшего повеселиться да развеять скуку, сей господин совсем не походил, а больше смахивал на проповедника, что пришел делиться наставлениями с другими.

Узнав, что кто-то, невзирая на стражу у ворот, вломился внутрь, госпожа Сюэ – куда деваться! – причесалась на скорую руку, зевнула и в сопровождении охранников тотчас спустилась вниз. Веселым переулком она владела уже не первый год, и за это время ей доводилось иметь дело с самыми разными гостями, но этот человек показался необычным даже ей.

Встретившись с посетителем лицом к лицу, женщина на миг опешила, гнев ее поубавился, а на лице появилась любезная улыбка:

– Господин, переулок Весенних Ароматов не принимает гостей днем. Ежели вы желаете нас посетить, то будьте добры вернуться после часа Петуха.

Окажись здесь сейчас завсегдатаи переулка, они бы крайне удивились тому, как мила и учтива обыкновенно язвительная и вспыльчивая госпожа Сюэ с каким-то невежей, нарушающим правила. Пожалуй, они бы так и застыли с раскрытыми от изумления ртами. Но причина была проста: пусть госпожа Сюэ и повидала немало мужчин, Чжансунь Бодхи оказался настолько красив, что даже ее дурное после раннего пробуждения расположение духа вмиг развеялось как дым.

– Слышал, танец барышни Юньюнь поразил весь город, – сказал Чжансунь Бодхи. – Я нарочно пришел посмотреть на нее.

– Ах, барышня Юньюнь! – рассмеялась госпожа Сюэ, игриво прикрывая рот рукой. – Боюсь, она еще негой одета и дуги бровей рисовать не садилась!

Чжансунь Бодхи едва заметно нахмурился:

– Я в Люгуне проездом, вечером уже покину город. Неужто совсем никак нельзя ее увидеть?

Он достал парчовый мешочек и протянул его госпоже Сюэ. Развязав его, женщина застыла от удивления: мешочек оказался набит круглыми увесистыми золотистыми жемчужинами Южных морей, мягко сверкающими в лучах утреннего солнца.

Красивое лицо незнакомца и щедрое подношение сделали свое дело: теперь госпожа Сюэ была совсем не против позвать барышню Юньюнь раньше положенного времени. Да что там! Она не отказала бы Чжансунь Бодхи, даже пожелай он, чтобы она лично составила ему компанию.

– Прошу, пожалуйте, господин, Юньюнь сейчас выйдет! – сказала она.

Чжансунь Бодхи слегка кивнул и незаметно окинул взглядом комнату. Мелькнула чья-то легкая тень и тут же скрылась из виду.

Разумеется, дабы избежать лишнего внимания, им с Цяо Сянь лучше всего было бы прийти поздним вечером, когда в переулок толпами валили гости: среди разряженных посетителей в дымке курящихся благовоний затеряться проще простого.

Но и противнику ночью скрыться будет легче. Посоветовавшись, они поступили наоборот: явились днем, решив, что так будет проще застигнуть неприятеля врасплох. Кто знает, быть может, хотя бы так у них получится выманить змею из норы.

Терема переулка Весенних Ароматов высились один над другим, соединяли их бесчисленные петляющие переходы и коридоры. Воздух благоухал, всюду и впрямь царил дух, присущий женским покоям. Ступая следом за госпожой Сюэ, Чжансунь Бодхи подумал, что в такой обстановке спрятаться проще простого: даже если на поиски пропажи явится мастер боевых искусств, беглецу только и нужно будет затаить дыхание да немного помолчать – шелест растений в саду, пение птиц, плеск рыбок и шорохи насекомых надежно скроют его присутствие, позволяя остаться незамеченным.

– Перед вами покои Юньюнь, можете войти. Возможно, она еще не проснулась, – с улыбкой сказала госпожа Сюэ.

Хотя барышня Юньюнь торговала не только искусством, но и телом, попасть к ней мог далеко не каждый желающий. Чжансунь Бодхи не поскупился: за мешочек золотых жемчужин он мог бы получить не одну Юньюнь, а целых десять таких девушек.

Когда госпожа Сюэ ушла, мужчина дважды постучал в двери. Вскоре те отворились, но путь ему преградила молодая служанка.

– Я пришел к Юньюнь, – сообщил Чжансунь Бодхи.

– Разве вы не знаете правил? – сердито упрекнула его девушка. – Барышня днем не принимает. Уходите, а то охрану позову!

– Меня привела госпожа Сюэ, – возразил гость.

Служанка замерла от неожиданности, ее сердитое личико тут же сделалось расстроенным, но лишь на одно мгновение.

– Тогда входите, господин, – спокойно сказала она. – Придется просить вас немного подождать в зале: барышня Юньюнь еще не проснулась, я пойду разбужу ее.

– Будьте так добры, – кивнул мужчина.

Покои были украшены с большим тщанием. Внимание Чжансунь Бодхи привлекли желтые цветы сливы в вазе у окна, он подивился про себя: откуда им взяться ранней весной. Только подойдя ближе, мужчина понял, что цветы сделаны из шелка. Просто работа была настолько тонкой и аккуратной, а окрас – столь искусным, со всеми оттенками света и тени, что со стороны цветы не отличить от настоящих.

– Красиво? – раздался сзади нежный женский голосок.

– Красиво, – Чжансунь Бодхи обернулся. – Ваша работа?

Юньюнь молча улыбнулась. Ее черные шелковистые волосы были небрежно собраны на затылке, поверх тонкой сорочки она лишь накинула свободное верхнее одеяние, что придавало ее облику особое томное очарование.

Многие богачи не жалели денег ради Юньюнь: танцевала она, как никто другой, и всем хотелось добиться именно ее благосклонности. Разумеется, нежных яшм в переулке хватало и в других местах, но все слетались именно к ней, дабы потешить свое самолюбие. Юньюнь все это прекрасно понимала, оттого и держалась не так напыщенно, как другие известные певички и танцовщицы веселых домов.

– Главное, что глаз радует. К чему допытываться, откуда эта красота взялась? – наконец произнесла она. – Господин, как так вышло, что вы ворвались к нам днем, и даже госпожа Сюэ вас не остановила?

– Мешочек золотистого жемчуга, – коротко ответил Чжансунь Бодхи.

Юньюнь сразу все поняла и смущенно улыбнулась:

– Тогда ясно, отчего вам сделали исключение, – она тут же прильнула к нему, взяв за руку.

Но Чжансунь Бодхи высвободился из ее объятий.

– Я хочу увидеть ваш танец.

Юньюнь прыснула со смеху.

– Уж не смущаетесь ли вы, господин, раз хотите начать с танцев? Это можно, только здесь нет музыкантов. Могу разве что позвать служанку, чтобы та сыграла нужную мелодию на пипе.

– Я не смущаюсь, – ответил посетитель, – и не собираюсь прикидываться бескорыстным. Я и вправду хочу лишь увидеть ваш танец.

Он говорил совершенно спокойно, лицо мужчины совсем ничего не выражало – ни тени улыбки, – оттого и слова его звучали еще серьезнее.

– Вы помните эту золотую шпильку? – Чжансунь Бодхи вынул из рукава украшение для волос и протянул его Юньюнь.

Сначала она растерялась, но затем будто что-то припомнила.

– Неужели это были вы, тогда, в Восточном тупике…

Мужчина кивнул.

– Восемь лет назад один юноша скитался по улицам. Он страдал от голода и холода и едва не умер тогда, но вы отдали ему золотую шпильку и велели заложить ее, дабы пережить трудные времена. Когда появились деньги, он выкупил украшение и с тех пор всюду носил его с собой, а сегодня нарочно пришел вернуть ее, дабы отплатить добром за добро.

Юньюнь долго смотрела на украшение, слезы наконец наполнили ее глаза и, не удержавшись, упали прямо на ладонь Чжансунь Бодхи.

– Прошло восемь лет, – проговорила она. – Вы возмужали, а я состарилась.

– Если хотите, я выкуплю вас, – сказал мужчина.

Юньюнь вытерла слезы, покачала головой и улыбнулась:

– Мне нравится так жить: я окружена всеобщим вниманием и могу прожигать дни в нескончаемых удовольствиях и роскоши. Не тревожьтесь обо мне, а шпильку оставьте себе на память. Я станцую вам любой танец, какой только пожелаете.

Вспомнив то давнее мимолетное происшествие, барышня Юньюнь стала гораздо приветливее с гостем и держалась теперь уже без прежней любезной отчужденности.

Чжансунь Бодхи посмотрел на нее глубоким взглядом и спрятал шпильку обратно в рукав.

– Тогда станцуйте «Пьянящий весенний ветер».

Тем временем в палатах Драгоценного Перезвона гости повскакивали с мест, тихий зал в мгновение ока забурлил, все повытягивали шеи, пытаясь разглядеть в руках девушки прозрачный нефрит, сверкающий на солнце.

И без ручательства палат даже тот, кто ничего не смыслит в самоцветах, понял бы, что перед ним настоящая драгоценность.