Лед под кожей

– Кто умеет ставить капельницу? – Задал вопрос Дмитрий, прежде чем я успела взять слова обратно. Все переглянулись.

– Я ставил пару раз, когда мама болела, – неуверенно сказал Валентин. – Попробую.

Ночь выдалась тягучей. Мы организовали дежурство – по два человека сменялись каждые пару часов. Остальные дремали в спальне, плотно укутанные во всё, что смогли найти. Одеяла не спасали – согревали только горячая вода в кружках, да мысли о том, что «это может быть не вирус».

Я сидела на корточках под дверью медпункта, слушая, как Крис сменяет Валентина внутри. Иногда оттуда доносился глухой стон или сиплый кашель.

– Температура опять поднялась, – тихо сказал Вал, выходя с очередного "поста". – Я поставил еще одну капельницу.

Кристиано, укутанный в два тонких одеяла, словно в кокон, вышел из медкабинета и опустился рядом, поджав ноги.

– Холод как будто пропитывает всё, – пробормотала я. – Покрывала уже не спасают, хоть во все обернись.

– Нам, хоккеистам не привыкать, – усмехнулся он слабо. – Правда на льду куда жарче.

С час мы сидели молча, слушая, как с той стороны двери Дуглас тихонько посапывал.

– Вы с ним по-особенному близки, да? – Спросила я, взглянув на Криса.

Он кивнул.

– Мы были знакомы задолго до этой команды. Ещё в НХЛ играли. Я тогда просиживал шорты на банке и числился в резерве, но Даг… он подтянул меня в основу, поверил в мою игру. С тех пор – вместе. У нас с ним как-то сразу щёлкнуло. Без этих пафосных слов о братстве команды и прочей ерунды. Просто… понимаешь, когда такой человек рядом, ты знаешь, что можешь на него положиться.

Я молчала, потому что действительно понимала.

– Я… – он замялся. – Просто очень боюсь за него. Это всё так похоже на период жизни, который я бы хотел забыть.

– Поделишься? – Осторожно спросила я.

Крис опустил взгляд. Его голос стал ниже, почти шёпотом он начал:

– Во время моего первого матча в основе команды НХЛ моя семья разбилась в аварии. Мама и отец погибли на месте происшествия. А младшая сестра, Кьяра, выжила. Её положили в реанимацию. Она была в коме. Я тогда сидел у её палаты, как сейчас. Не ел, не спал – просто ждал чуда. Слушал, как капает физраствор и пиликает монитор. Ждал. И всё напрасно. Она скончалась через четыре дня. – На его глазах появились слезы. – При переезде я порвал отношения со всеми знакомыми в родном городе, а в Америке успел по-настоящему сблизиться только с одним человеком. – Он сделал глубокий вдох, а затем шумно выдохнул. – Дуглас поехал со мной. Он также сутками торчал в больнице, был рядом, помогал с организацией похорон и оформлением всех последующих документов.

Он вытер нос рукавом кофты.

– А теперь – опять это. Только вместо больницы – подземелье, а заместо сестры – лучший друг. Я не знаю, выдержу ли второй раз.

Я положила руку на его плечо, но ничего не сказала – слова тут излишни.

И вдруг из темноты к нам вышли двое. Хуго, с влажными волосами – видно, только что из душа, – и Дмитрий, с двумя кружками в руках.

– Хочу подменить тебя на пару часов, – обратился ко мне Хуго, усаживаясь рядом с Крисом. – Всё равно не спится.

Я кивнула и Хуго занял мое место.

Дмитрий протянул мне кружку с ароматным ярко-розовым напитком.

– С малиной. Я нашел варенье на складе. Думаю, согреет. Пойдём?

Я последовала за ним, бросив последний взгляд на закрытую дверь. Тени на полу дрожали от слабого света диодной полосы, простирающейся вдоль коридора. Тишина снова повисла, как плёнка.

Ночь только началась.

***

Мы прошли по тускло освещённому коридору, пар от кружек тянулся вверх, обдавая жаром заледеневший нос.

В столовой после отбоя, светились лишь две лампы: одна общей зоне, вторая над кухонной. Тёплый жёлтый круг света падал на металлический стол.

Я устроилась на лавке, завернулась плотнее в плед. Дмитрий сел рядом. Между нами было полметра, но в тот момент казалось, что ближе уже некуда.

– Тут как будто теплее, – заметила я, стараясь не смотреть на него слишком долго.

– Возможно, рядом с микроволновкой, – сказал он и издал короткий смешок.

Я тоже улыбнулась впервые за долгое время – искренне. Он редко шутил, но его спокойствие действовало на меня как сон без кошмаров после долгих бессонных ночей. Рядом с Димой исчезало напряжение, которое не отпускало с самого первого взрыва на арене. Наверное, потому с ним не нужно было подбирать слова, фильтровать мысли. Можно было говорить на родном языке. Как дома.

Я взглянула на него украдкой. Усталый, но собранный. Тот, кто держал других на плаву, не поддаваясь панике. В этом что-то было – надёжное, как старое дерево, твёрдое и тёплое. Возле него можно было замедлиться и выдохнуть.

– Ты хорошо держишься, – сказал Дмитрий после паузы. – Многие бы уже сломались. А ты… просто идёшь вперёд.

– А ты не ломаешься? – спросила я, заглянув в его карие глаза. – Ты же тут за всех отвечаешь. – Он пожал плечами.

– Конечно, бывает тяжело. Особенно когда близкие начинают валиться. Я не врач, но… всё равно чувствую ответственность за больного. Привычка, наверное. Команда – как семья. Даже если её собрали наспех.

Он сделал глоток и облокотился локтем о стол.

– Переживаешь за Дугласа? – спросила я.

– Очень. Он не просто мой товарищ по льду. Он часть семьи. И если с ним что-то не так… – он осёкся и замолчал.

Я кивнула. Он был спокоен и сдержан, но внутри – кипела тревога. Я видела это по тому, как он сжимал пальцы на кружке.

– Ты всегда такой? – спросила я. – Тихий шторм?

Он усмехнулся:

– Может быть. Мне тяжело говорить о своих чувствах. Но когда надо проявиться – действую.

Это был тот редкий тип человека, с которым можно перестать держать оборону. Не быть настороже. Который не оттолкнёт, если ты вдруг рассыплешься. Он был твёрдым, как фундамент, это даёт ощущение, что даже если мир рушится – он не даст ему упасть на голову.

– Мне с тобой просто. Спасибо, – сказала я вдруг. – Мне довольно легко говорить с тобой, – призналась я. – Когда ты рядом, я могу быть собой и не чувствую себя такой потерянной. Как будто мы не в бункере, а снова дома, в Москве. Или… почти дома. И мне приятно, что я могу снова болтать на родном языке. Это как ниточка, что тянется к чему-то настоящему.

Он повернулся ко мне, глаза в полумраке чуть блеснули. Его взгляд был внимательным, но мягким, в нем не было ни жалости, ни удивления. Как будто он тоже ловил эту ниточку – и не хотел отпускать.

– И тебе спасибо. За компанию. И поддержку. За то, что не сошла с ума, хотя имела полное право.

Мы снова замолчали. Но тишина не была пугающей. Напротив – почти уютной. Даже чай, приторный и сладкий от варенья, оказался к месту, делал это мгновение еще более сладким.

Где-то вдалеке снова послышался кашель. Звук прошел сквозь меня дрожью.

– Пойдём обратно? – спросила я.

– Да, – ответил парень и встал, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться. Я взялась за неё, и, на мгновение, она стала якорем. Он не спешил отпускать мою ладонь. И я тоже. Мы вышли в коридор, тусклые лампы вновь встретили нас серым светом, напоминая, где мы на самом деле. Но на сердце у меня стало спокойнее. Хоть и немного.

Мы подошли к дверям медпункта и заглянули внутрь. Дуглас лежал под одеялом, глаза закрыты, дыхание неглубокое. Крис менял компресс на лбу. Он бросил взгляд на меня и молча показал большой палец вверх – вроде как "стабильно".

Я кивнула. Но внутри всё сжималось – это "стабильно"было зыбким, как лёд над прорубью.

Пережитые здесь несколько дней были похожи на дурной сон. Я присела на свободную кушетку, чтобы дать ребятам чуть больше места в проходе. Дуглас… Его лихорадило много часов подряд, но он стойко боролся с недугом. Я видела, как он сжимает зубы, стараясь не стонать, и мне хотелось разорвать эту бетонную тишину криком. Сделать хоть что-нибудь. Но чем я могу помочь здесь? Ему нужен врач, а не просто дружеская поддержка. Слава богу, что сейчас ему полегчало и озноб отступил. Его близкие рядом и помогают ему, вопреки здравому смыслу, держаться подальше от вероятно зараженного вирусом напарника.

Эти парни – совсем другие. Не похожи ни на одного знакомого мне мужчину. Молчаливые, тяжёлые, как лёд под ногами в феврале. Я всё ещё не понимала, кто они такие на самом деле. Недалекие дружелюбные спортсмены? Это клише. Что скрывается за этим ярлыком? Почему они так спокойно реагируют на происходящее? Как будто ждали этого. Готовились. Неужели в их судьбах были истории пострашнее этой? И не этот ли опыт повлиял на столь сильную сплоченность команды?

Я не могу окончательно признать, что за 3 дня так прониклась им. А к некоторым особенно.

Дмитрий… Он держится прямо и уверенно, даже когда в комнате напряжение достигает своего пика. Все смотрят на него. Даже такие своенравные, как Хуго и Вал, да и Крис, который ищет повод лишний раз тебя подколоть – бросают взгляды на главаря банды, как будто ищут в нём решение на любой вопрос. В глазах девятнадцатилетнего Лукаса капитан – кумир и начальник. А Даг, при первом же приказе отправиться на карантин, беспрекословно повиновался.

А я? Я пока только наблюдаю. Словно через стекло. Но оно постепенно начинает трескаться.

Дмитрий подошёл к больному. Попросил Криса принести ему воду. Он поспешил исполнить задачу. Я лишь смотрела, как капитан гладит Дугласа по плечу, говорит что-то негромко, и как тот, чуть кивает. .

– Анна, подай мне чистую марлю, пожалуйста. – Обратился ко мне Дима.

Пока я рылась в ящиках шкафа в поисках ткани, наткнулась на электронные настольные часы. На экране замигали цифры: 03:13.

Не успела я прийти в себя, как громкоговоритель над головой ожил.Внутри меня что-то щелкнуло и я вздрогнула. Это был его номер. Число на форме Дага.

– Всем постояльцам просьба немедленно пройти в центральную зону связи. Повторяем…

Мы обменялись взглядами.

Что бы это ни было – оно может изменить нашу судьбу прямо сейчас.