Десять вечеров

Где свету конец?

В старину, в далёкую старину, захотелось однажды птице-карёбинге1 полететь туда, где свет кончается. Покинула она свой родной остров Танэгасима и понеслась, как стрела, над открытым морем.

Семь дней, семь ночей летела карёбинга, на восьмой увидела высокое дерево с одной-единственной веткой. Поднималось оно прямо из морской пучины. Отдохнула карёбинга на этом дереве и снова пустилась в путь.

Ещё семь дней, семь ночей летела она над волнами, – и что же: высится над морем второе такое же дерево! Опустилась птица на ветку, сложила свои усталые крылья.

Вдруг послышался голос из моря:

– Это кто там сидит?

Захлопала карёбинга крыльями от испуга.

– Я – птица-карёбинга. А ты сам кто?

– Ва-ха-ха-ха! Я – морской омар!

Думала карёбинга, что сидит на дереве, а оказалось: это ус громадного омара. Ещё сильней она крыльями захлопала.

– А-ха-ха-ха, – засмеялся омар, – здесь равнина великого моря, я на ней и живу. А ты куда путь держишь?

– Лечу искать, где свету конец.

При этих словах омар ещё круче изогнул дугой свою спину и захохотал громче прежнего:

– У-ва-ха-ха-ха! Брось ты эту глупую затею. Хочешь конец света найти, а семь дней, семь ночей летела от одного моего уса до другого. Ва-ха-ха-ха!

Раскрыла карёбинга клюв от удивления. Не стала она больше искать конец света и вернулась, опечаленная, на свой родной остров Танэгасима2.

А омар, напугав карёбингу, развеселился и думает:

«Я сам найду конец света».

Поплыл омар. Изогнётся кольцом и прыгнет. Изогнётся и прыгнет. За один прыжок целую тысячу ри3 покрывает.

Семь дней, семь ночей плыл омар. На восьмые сутки выбился он из сил. Вдруг видит он: зияет в море большая пещера. Забрался омар в неё отдохнуть. Отдохнул и опять поплыл большими прыжками. Что ни прыжок – тысячу ри за собой оставляет.

Так прошло ещё семь дней, семь ночей, и увидел он снова пещеру в океане. Забрался в неё и, притомившись от долгого пути, заснул крепким сном.

Вдруг раздался громовой голос. Вздрогнул омар от испуга.

– Ты кто такой, негодяй? Как смел в мою ноздрю забраться? Отвечай, а не то убью!

Собрался омар с духом, зашевелил длинными усами.

– Я – морской омар. А ты кто такой?

– Ва-ха-ха-ха! Я – морской скат. Ты куда путь держишь?

– Конец света ищу.

Заколебалась пещера, заходила ходуном, как от землетрясения.

– У-ва-ха-ха-ха! Дурацкая затея! Ведь ты плыл семь дней, семь ночей от одной моей ноздри до другой. Вот тебе мой совет, малютка, возвращайся-ка ты обратно.

Заворчал омар про себя, выдувая пену клубами, но вдруг повернул обратно и быстро скрылся из виду.

Пришла теперь очередь ската. Подумал он: «Я такой большой и сильный. Нет для меня невозможного! Кому же найти конец света, как не мне!»

И пустился в далёкий путь. Семь дней, семь ночей плыл он без отдыха.

На восьмой день засверкало под ним морское дно и выступил из моря белый песчаный берег, гладкий и мягкий. Отдохнул на нём скат и снова в дорогу. Ещё семь дней, семь ночей он плыл, и вот снова открылся перед ним берег, такой же белый и ровный. Задремал усталый скат на берегу сладким сном. Как вдруг раздался такой громовой голос, что всё море всколебалось и заходило бурунами:

– Эй ты, невежа! Как смел ко мне на спину забраться?

Задрожал от страха скат и крикнул, сколько голосу хватило:

– Я – морской скат. А ты сам кто?

– А я – каракатица. Каким ветром тебя сюда занесло? – спросила каракатица насмешливым голосом и вдруг выпустила на ската чёрное облако.

– Я конец света ищу.

– У-ва-ха-ха-ха! Вот дурацкая выдумка! Семь дней, семь ночей плывёшь ты, а ещё моей спины не миновал. Брось свою глупую затею, пока не поздно.

Ничего не ответил скат. Повернулся к каракатице хвостом и поплыл обратно.

Глаза змеи

Жил в старину лесоруб по имени Нихати. Однажды, спускаясь с гор, шёл он через рощу. Вдруг видит: что-то чёрное обвилось вокруг дерева и шевелится, как живое.

Не из робких был Нихати, но и его страх пронял. Остановился он, смотрит издали, и что же! Прикручена какая-то незнакомая женщина к стволу дерева чёрной верёвкой.

С опаской подошёл лесоруб поближе. Ещё страшнее ему стало. Не верёвкой привязана эта женщина к стволу, а жгутами собственных длинных волос. Глаза у неё закрыты, словно она без памяти.

Пожалел её Нихати и, победив свой страх, развязал узлы волос. Упала женщина на траву, глубоко вздохнула и открыла глаза. Была она молода и прекрасна.

– Что случилось с тобой? Кто тебя обидел? – спросил Нихати.

Тут полились у женщины слёзы ручьями. Но сколько ни расспрашивал её лесоруб, она только плакала, уткнувшись в землю лицом, и ничего не отвечала. Постоял, постоял возле неё Нихати и, не добившись толку, пошёл было прочь.

Вдруг она поднялась на ноги и позвала его:

– Постой! Подожди!

Нихати обернулся, а женщина просит его:

– Не оставляй меня одну в лесу. Позволь мне пойти с тобою.

Неведомо откуда пришла эта женщина, но как покинуть её в беде? Приютил Нихати незнакомку у себя в хижине.

Живёт она у лесоруба неделю и другую, но о том, что с ней прежде было, не говорит ни слова. Нихати больше и не спрашивал: верно, есть у неё какая-нибудь тайна на сердце.

Но однажды решился лесоруб и сказал ей:

– Не пойдёшь ли за меня замуж? Стану я о тебе всю жизнь заботиться.

– Спасибо тебе за то, что ты меня, несчастную, полюбил, – отвечает она. – Я согласна стать твоей женой, но раньше обещай никогда ни о чём меня не расспрашивать.

– Что было, то прошло! Какое мне до этого дело? Никогда ни о чём тебя не спрошу, – обещал Нихати.

Поженились они и зажили счастливо. Понесла молодая жена дитя под сердцем. Когда пришло ей время разрешиться от бремени, попросила она мужа:

– Построй вокруг дома ограду. И смотри не заглядывай в дом, пока я сама не выйду к тебе с ребёнком на руках.

Построил Нихати вокруг дома высокий забор, а сам ушёл из дому, как жена велела. Ждёт он два дня, ждёт три, и напала на него тревога. Места он себе не находит. Жива ли жена? Благополучно ли родила?

Не выдержал он наконец, просверлил в заборе дырку и заглянул…

Тут подкосились у него от ужаса ноги, чуть-чуть он памяти не лишился. Лежит в доме огромная змея. Обвилась она кольцами вокруг младенца.

Насилу опамятовался Нихати, пошёл потихоньку прочь. Идёт он и горько-горько кается:

– Значит, не человек она, а змея! Но уж раз я на ней женился, так тому и быть. Ах, зачем я не послушался, зачем подглядел!

Через семь дней вышла жена из дому с хорошеньким сынком на руках, а из глаз у неё слёзы так и катятся.

– Просила я тебя, уж так молила не подглядывать за мной. Не послушал ты меня. До сих пор ничего я тебе не рассказывала, но, видно, придётся теперь всё тебе открыть. Разгневался на меня горный бог, проклял меня и обратил в страшную змею. Но всё же мне было дозволено принять на время человеческий образ. Если бы встретился мне верный друг, полюбил меня и не изменил своему слову, то я бы навсегда осталась человеком. Но не сдержал ты слова! Должна я теперь навеки остаться змеёй! Прощай! Я вернусь на дно горного озера, а ты позаботься о нашем ребёнке. Береги его!

Смотрит Нихати, а она уже до половины змеёй оборотилась. Вместо ног чешуйчатый хвост вьётся.

Взял от неё Нихати сына и говорит:

– Ты покидаешь меня! Как же я один выращу нашего младенца? Чем я буду его кормить?

– Когда он заплачет, дай ему вот это. Заменит оно материнскую грудь.

Вынула жена у себя из глазницы левое око и пропала, осталась вместо неё змея. Оглянулась змея на опечаленного Нихати, будто прощалась с ним, и медленно-медленно уползла в горы.

Дал лесоруб своему маленькому сыну имя Ботаро и начал растить его один. Только дитя заплачет, даст он ему вместо соски материнское око. Верно, заключена была в нём великая материнская любовь: сразу ребёнок утихнет и улыбнётся. Но раз от разу становилось оно всё меньше и однажды растаяло совсем.

Как не стало материнского ока, начал Ботаро криком кричать. Давал ему отец и то и другое, ничего не берёт. Измучился Нихати вконец. Привязал он ребёнка к спине и пошёл искать горное озеро. Долго-долго блуждал по лесам и горам Нихати. Вдруг блеснула перед ним в тёмной лощине вода. Подошёл Нихати к берегу и позвал:

– Где здесь матушка маленького Ботаро? Отзовись, покажись! Я тебе сына принёс.

Всколыхнулась вода, и выплыла со дна озера огромная змея, слепая на один глаз.

Сказал ей Нихати:

– Ребёнок наш день и ночь криком кричит. С тех пор как ты ушла от нас, он всё время кормился только твоим оком. Но понемногу растаяло оно. Боюсь, умрёт наше дитя с голоду. Пожалей его, дай для него другое своё око.

Грустно, грустно отвечала ему змея:

– Хорошо, отдам я и второе своё око, но останусь я слепою и уже не смогу отличать утреннего рассвета от вечерних сумерек. Прошу тебя, каждое утро и каждый вечер звони в колокол возле этого озера. Так буду узнавать я, что настал новый день и пришла новая ночь.

Вынула она из глазницы своё правое око и дала его плачущему Ботаро.

– Заботься о нашем сыночке, муж мой. Тяжко мне расстаться с вами, но лежит на мне проклятье горного бога. Такова моя жестокая судьба! Но я и вдали буду хранить нашего ребёнка.

Тут полились у неё из пустых глазниц кровавые слёзы, и опустилась она на дно озера. А дитя как взяло в рот материнское око, так сразу утешилось и перестало плакать.

Нихати попросил в соседнем храме большой колокол, повесил его у горного озера и стал звонить каждое утро и вечер.

Так слепая змея узнавала, что настал ещё один вечер и занялось ещё одно утро.

А когда и второго материнского ока не стало, Ботаро уже подрос. Стал он здоровым и сильным на удивление.

Вот исполнилось ему десять лет. Играет он с деревенскими мальчиками, а сам думает: «У каждого есть родная мать, почему у одного меня нет?» Стал он расспрашивать отца, и рассказал ему Нихати всё, как было. Подумал тогда мальчик: «Пусть у меня мать – страшная змея, всё равно я хочу её увидеть».

На другое утро вышел Ботаро потихоньку из дому и отправился к горному озеру.

Стал он на берегу и закричал во весь голос:

– Матушка, матушка, это я, Ботаро, пришёл!

Тут всколыхнулась вода, и выплыла со дна озера огромная слепая змея.

Испугался мальчик и кинулся было бежать. Но тут вспомнил он, как мать из любви к нему своих очей не пожалела, вернулся назад и, крепко обняв змею за шею, заплакал, повторяя:

– Матушка, дорогая матушка!

Упали его слёзы на пустые глазницы змеи, и вдруг прозрела она и обратилась в женщину:

– Ботаро, Ботаро, не побоялся ты один пойти в глубину гор и обнять меня. Не устрашился ты моего безобразного вида. Теперь проклятье горного бога потеряло власть надо мною, и я снова приняла человеческий образ.

С этими словами матушка Ботаро крепко прижала его к сердцу. Пошли они, радостные, домой.

С тех пор все трое жили счастливо и не разлучались до конца своих дней.

Откуда пошли золотые жуки

В старину, в далёкую старину, жил у самого подножья горы Хикодзан один бедный вдовец по имени Токубэй.

Всю жизнь усердно работал Токубэй, но в старости сломила его болезнь. Слёг он в постель. Пришла в дом Токубэя горькая нужда. Каждый день приходилось гадать: умрёшь ли сегодня голодной смертью или ещё до завтра протянешь? Было у Токубэя двое детей: сын Гэнкити и дочка по имени Юки. Позвал он их однажды и сказал:

– Простите меня, дети мои. Лежу я беспомощный и не могу вас прокормить. Из-за меня вы голодаете.

– Что ты, что ты, отец! Об этом мы и не думаем. Одно нас печалит, что не можем мы для тебя лекарства купить. А ты с каждым днём всё больше слабеешь…

Наконец сказал Гэнкити:

– Разве вот что! Пойду-ка я к дяде моему Гондзе, попрошу у него денег в долг. Тогда и ты, отец, поправишься, и сестрёнка Юки перестанет хныкать от голода.

– Но, Гэнкити, ты ведь знаешь, этот Гондза – страшный скряга. Он хуже собаки. Когда умирала твоя мать, Гондза не подумал навестить её. А теперь делает вид, будто не знает, что я, его родной брат, при смерти. Если ты попросишь у него денег, только обидных слов наслушаешься. Ведь он готов из-за медного гроша удавиться!

– Но ведь не погибать же нам голодной смертью!

– Ах, бедный мой сын! Прости меня…

– Постой, отец! Пришла мне в голову хорошая мысль. – И с этими словами Гэнкити выбежал из дому прямо под проливной дождь… Но куда бежать, этого он и сам не знал. Гэнкити только хотел успокоить отца.

Понемногу ноги юноши сами понесли его к дому дяди. «А вдруг да сжалится? – думал Гэнкити. – Ведь не каменное же у него сердце!»

Но всё случилось, как говорил отец. Гондза его и слушать не стал.

– Нашёл тоже богача! Нет у меня денег для таких, как вы, попрошаек. Убирайся отсюда!

– Но ведь отец умирает! Я вам отработаю, дядюшка. Буду трудиться день и ночь.

– Мне какое дело, кто будет жить, кто умрёт. Ведь я не бог. Пошёл прочь, ну, живо! Грязный оборванец, весь пол в кухне измарал. Проваливай отсюда!

Выскочил Гэнкити из дома дяди как ошпаренный. Пошёл он по горной дороге, ничего не видя от слёз. С веток сосен и криптомерий струями лилась вода, будто и они плакали. Долго бродил Гэнкити. Он и сам не знал, сколько времени прошло.

Вдруг услышал он ласковый старческий голос:

– Стой, Гэнкити! Гэнкити, подожди!

– Кто меня зовёт?

Перед Гэнкити, как из-под земли, вырос седобородый старик с парой грязных деревянных сандалий4 в руках.

– Скажи мне, отчего ты плачешь? – спрашивает старик.

– Мне очень нужны деньги, да негде их взять.

– А для чего тебе деньги?

– Надо купить лекарство и риса.

– Самому они тебе нужны или кому другому?

– Да если б мне самому, не стал бы я плакать. Отец у меня от болезни и голода умирает.

– Хорошо, тогда я дам тебе эти сандалии.

– А что я с ними делать стану?

– Они принесут тебе деньги. Надень – и увидишь… При каждом твоём шаге из-под них червонцы сыпаться будут. Но если одолеет тебя жадность и пожелаешь ты золота для одного себя, то случится с тобой страшная беда. Червонцы польются рекою, но сам ты будешь становиться всё меньше и меньше. Помни это да ступай скорее к своему отцу.