INCARNATUM

Глава 5: Арена

Я был вором, сколько я себя помню. С раннего детства меня научили ловко срезать кошельки с поясов богатеньких снобов, чтобы добыть пищу своей семье. Так мы называли себя – семья. И я чувствовал себя её членом до того самого случая. Мы наткнулись на потерявшегося ребёнка, на девочку, лет восьми-девяти, не больше. Нарядное платьице из лучшей розовой ткани, маленькие золотые серёжки поблёскивают в ушах. Мой лучший друг, мой брат, он хотел поймать её и сорвать с неё всё ценное, ведь всё это действительно стоило немало. Но я не мог этого допустить, я остановил его. Я осознал, что судьбу можно изменить, вручая маленькую потную ладошку взволнованным родителям.

Сциссар Рах «От нищего к торговцу»

Холод здесь был особым. Он исходил не от температуры, а от самой сути этого места, пропитанной смертью до такой степени, что даже воздух казался тяжёлым от непрожитых жизней и незавершённого существования. Кай шёл по краю гигантской подземной полости, так огромной, что её своды терялись в темноте, и лишь призрачное свечение грибов и бледных шаров-огней выхватывало из мрака циклопические масштабы.

Они шли по узкому каменному мостику, перекинутому через чёрную, бездонную пропасть. Внизу, в глубине, что-то шевелилось и скрежетало. По обе стороны от моста уходили ввысь ярусы – не просто выступы скалы, а настоящие трибуны, высеченные в камне неизвестными зодчими. И эти трибуны были полны.

Сидели они молча, неподвижно. Тысячи скелетов. Большие и маленькие, человеческие и звериные, даже птичьи – все они уставились пустыми глазницами в центр арены, огромное круглое пространство внизу, выложенное отполированными до блеска чёрными плитами. Костяные болельщики ждали начала представления.

– Ну и гостеприимное местечко, – процедил Кай, стараясь не смотреть в пропасть. – Ты часто здесь бываешь? Устраиваешь вечеринки для своих… друзей? – он кивнул на трибуны.

Морт, шедший впереди, не обернулся. Его чёрный балахон почти сливался с окружающим мраком.

– Сие есть не место для празднеств, чадо, – его голос, полный архаичных оборотов, эхом разносился под сводами. – Сей чертог – кузница. Горнило, где воля плавит плоть и кость, дабы явить миру новую форму. Ныне в нём предстоит плавиться тебе.

– Отлично, – буркнул Кай. – А нельзя просто в кузне у наковальни постоять? Без всего этого… театра? – он снова посмотрел на трибуны. Одна из скелетных фигур, маленькая, словно ребёнок, медленно, с сухим скрипом повернула череп в его сторону. Каю почудилось, что он видит в глазницах не насмешку, а жалость.

– Искусство требует зрителей, – возразил Морт. – Пусть и безмолвных. Без отклика нет роста, без оценки – нет совершенства. – он выразительно посмотрел на юношу. – В конце концов, время до следующей полной луны ещё есть.

Кай сглотнул комок в горле: пока что он ещё даже не приблизился к успеху в их пари, а луна предательски полнела на небосводе с каждой ночью.

Они сошли с мостика на небольшую площадку, нависавшую над ареной, как ложа правителя. Морт остановился и повернулся к Каю. Огни в его глазницах пылали холодным, сосредоточенным светом.

– Испытание троично, яко мир, яко сама жизнь. Три лика мощи тебе предстоит узреть и одолеть. Не грубой силой, ибо оная против воли моей – что речной поток против скалы. Надлежит тебе явить находчивость… изобретательность. Понял ли?

– Понял, что ты любишь загадки, – Кай скрестил руки на груди, стараясь скрыть дрожь в коленях. – И что ты не скажешь прямо, с кем мне драться.

– Прямота – удел простолюдинов, – отрезал Морт. – Первый лик – стая. Единство множества, подчинённое единой воле. Узри.

Он щёлкнул пальцами. На арене, в её центре, скелетный прах под ногами взметнулся вихрем. Кости сталкивались, скрежетали, слипались, словно повинуясь невидимым рукам скульптора. Через несколько секунд на чёрных плитах замерли пять гиен. Они были сплетены из костей разной величины, идеально подогнанных друг к другу. В пустых глазницах вспыхнули зелёные огоньки. Они не рычали, они щёлкали челюстями, издавая сухой, безжизненный смех.

И в тот же миг на трибунах началось движение. Тысячи скелетов, как один, повернули головы к Каю. И начали. Негромко, но настойчиво, они принялись стучать костяшками пальцев по каменным сиденьям. Тихий, но оглушительный по своему масштабу стук, похожий на ливень по железной крыше, наполнил арену. Это был звук нетерпения. Звук ожидания провала.

– Ну, что ж, – Кай глубоко вздохнул и посмотрел на Морта. – Приятного просмотра. Надеюсь, шоу тебя разочарует.

Он спрыгнул с площадки на арену. Плиты оказались ледяными. Гиены мгновенно окружили его, двигаясь стремительно, синхронно, словно единый организм.

Первая атака была молниеносной. Одна из гиен прыгнула ему в ногу. Кай отскочил, но клыки всё же пробили ткань и оставили на коже кровавую полосу. Боль была острой, знакомой. Он попытался сделать то, что делал раньше – силой воли поднять барьер из костей под ногами. Но гиены просто перепрыгнули его. Их связь с создателем была тоньше и прочнее.

Они набросились всем скопом. Кай отбивался как мог, но их было слишком много. Одна вцепилась ему в плечо, другая – в бедро. Он почувствовал, как чьи-то челюсти сжимаются на его рёбрах. Раздался тошнотворный хруст, и адская боль пронзила грудь. Он рухнул на колени, захлёбываясь криком. Стук на трибунах стал громче, ликующим.

Стая. Единство множества. Слова Морта пронеслись в сознании сквозь боль. Он не может победить их поодиночке. Нужно разорвать связь, но не силой, а… точечно.

Закрыв глаза, он погрузился в себя. Внутри его груди торчали обломки рёбер. Вместо того чтобы пытаться вырвать их или срастить, он представил их… магнитами. Он сосредоточил всю свою волю на этих обломках, заставив их вибрировать с высокой частотой. Это была не магия исцеления, а магия резонанса.

Гиены, вцепившиеся в него, вдруг затряслись. Их костяные тела начали издавать тонкий, высокий звон. Кай усилил вибрацию, направляя её не на себя, а вовне, через точки контакта. Кости гиен, будучи частью единого целого, начали резонировать. Связь, державшая их вместе, затрещала.

С оглушительным треском одна из гиен разлетелась на куски прямо на нём. Затем вторая. Третья. Зелёные огни погасли. Стая рассыпалась в безжизненную груду костей.

Стук на трибунах прекратился. Воцарилась гробовая тишина. Кай, тяжело дыша, поднялся на ноги. Он судорожно вдохнул и, стиснув зубы, усилием воли втянул торчащие обломки рёбер внутрь. Боль утихла до тупой, фоновой пульсации, но он чувствовал, как много сил ушло на этот трюк.

Сверху раздался сухой, одобрительный звук, похожий на скрип дерева.

– Не без изящества, – прокомментировал Морт. – Первый лик познан. Но мощь единого целого зачастую превосходит мощь множества. Лик второй.

Морт поднял руку. Кости разбитых гиен снова взметнулись в воздух, смешавшись с новым прахом, поднявшимся с плит. На этот раз они слились в одну гигантскую фигуру. Кости переплелись, образовав мощный торс, огромные крылья из лопаток и рёбер, и голову, увенчанную рогатым черепом. Грифон. И не просто грифон. На его груди из рёбер был выложен узнаваемый символ – вздыбленный грифон, герб дома Кая. Насмешка была настолько откровенной, что у Кая перехватило дыхание от возмущения.

Чудовище с оглушительным рёвом обрушилось на него. Кай едва успел отпрыгнуть – костяной клюв вонзился в плиту там, где он только что стоял, расколов её. Стук на трибунах возобновился, но теперь в нём слышалась не просто нетерпеливая злоба, а заинтересованность.

Кай попытался применить резонанс. Он сконцентрировался, пытаясь найти частоту вибрации массивного скелета. Но грифон был единым целым, монолитом. Его кости не резонировали, а лишь глухо гудели, поглощая энергию. Чудовище взмахнуло крылом, и удар костяных "перьев" отбросил Кая к краю арены. Он почувствовал, как треснула кость в его предплечье. Одновременно грифон наступил ему на ногу, и Кай услышал ещё один отвратительный хруст – на этот раз в лодыжке.

Боль снова затопила сознание. Он был в ловушке. Его приём не сработал. Он посмотрел на свою сломанную руку, свисающую плетью, и на повреждённую ногу. Силы были на исходе после первого боя. Лечить всё сразу он не мог.

– Рационально используй ресурсы, – пронеслось в голове. – Мобильность важнее.

Собрав остатки воли, он сосредоточился на ноге. Он представил, как кости лодыжки срастаются, не идеально, но достаточно, чтобы выдержать вес. Это было мучительно больно и энергозатратно. Руку он оставил как есть – бесполезной, но не смертельной.

Грифон готовился к новому прыжку. Кай, хромая, отполз в сторону. Его взгляд упал на крылья чудовища. Они были огромными, но хрупкими на вид – тонкие кости, скреплённые магией. Единство целого… но что, если атаковать не целое, а его связующие звенья?

Когда грифон снова взмыл в воздух, Кай не стал уворачиваться. Вместо этого он с силой ткнул пальцами своей здоровой руки в плиту перед собой. Он вырвал из неё не груду костей, а несколько длинных, тонких, как иглы, осколков рёбер. Это не было оружием, то были хирургические инструменты.

Грифон пикировал на него. В последний момент Кай, превозмогая боль в ноге, откатился и, оказавшись под брюхом чудовища, вонзил костяные иглы в основания его крыльев, в те суставы, где магия Морта связывала кости в единое целое. Он не ломал и не резал, он разъединял.

Раздался негромкий треск, а тихий, шелестящий звук рвущейся ткани. Крылья грифона отделились от тела и беспомощно шлёпнулись на плиты. Чудовище с оглушительным рёвом рухнуло на землю, превратившись в беспомощную груду костей. Зелёный огонь в его глазницах погас.

На трибунах воцарилась тишина, а затем… Затем тысячи скелетов, как по команде, подняли руки вверх. Не для того, чтобы стучать. Они просто замерли с поднятыми костяными ладонями. Это был жест… одобрения? Изумления? Кай не понял. Но по крайней мере раздражающий стук прекратился.

Он стоял, тяжело дыша, держась за свою сломанную руку. Он был измотан до предела.

– Два лика познал ты, отрок – раздался голос Морта. В нём не было ни злобы, ни радости. Лишь констатация факта. – Но третий лик – лик хаоса. Множества, что суть одно. И одно, что суть множество.

На этот раз Морт не щёлкал пальцами. Он просто протянул руку к центру арены, и оттуда, из самой толщи чёрных плит, стало выползать нечто. Это не собиралось из костей. Это прорастало ими. Десятки длинных, змеевидных шей, каждая из которых была составлена из позвонков разных существ, увенчанных рогатыми, искажёнными черепами. Тело гидры было бесформенной грудой переплетённых костей, из которой вырастали новые шеи. Это было гротескно, безумно и пугающе.

Одна из голов, с длинными иглами-клыками, плюнула в него струёй едкой чёрной жидкости. Кай отпрыгнул, и кислота с шипением разъела плиту. Другая голова попыталась схватить его. Он попробовал применить резонанс – не сработало. Попытался найти "суставы" – но у гидры не было единой структуры, она была живым, растущим хаосом.

Он уворачивался, отступал. Его нога подкашивалась, рука висела плетью. Одна из голов вцепилась ему в плечо, другая – в бедро. Яд проник в кровь, и мир поплыл перед глазами. Он пал на колени. Трибуны снова застучали, но на этот раз это был стук похоронного барабана.

– Проиграл, – пронеслось в голове. – Всё зря.

И в этот миг его взгляд упал на поднятые вверх "руки" скелетов-болельщиков. Они были подняты не просто так. Они указывали куда-то наверх. На свод арены.

Собрав последние силы, Кай поднял голову. И увидел: свод был покрыт гигантскими сталактитами. Но это были не сталактиты, это были висящие, как люстры, скелеты доисторических существ, сросшиеся с потолком.

Множество, что суть одно… Хаос…

У него оставалась одна здоровая рука. И последняя идея. Хотя и безумная.

Вместо того чтобы пытаться контролировать кости на земле, он устремил свою волю вверх. Он не пытался сорвать с потолка всю тушу. Он нашёл одно-единственное соединение – место, где позвоночник древнего зверя срастался с камнем. И он не стал его рвать. Он… переписал его. Микроскопически изменил структуру кости, заставив её стать хрупкой в самой точке соединения.

Раздался тихий щелчок. Один-единственный позвонок гигантского скелета треснул.

И всё.

Гигантская "люстра" сорвалась с потолка и с оглушительным грохотом рухнула в центр гидры, похоронив её под тоннами костей. Ударная волна отбросила Кая к стене. Шеи гидры беспомощно затрепыхались и замерли.

Абсолютная тишина.

Затем трибуны взорвались. Но не стуком – это был гул: тысячи скелетов стучали уже не по камню, а костяшками друг о друга, подняв обе руки вверх. То была овация.

Кай лежал на спине, не в силах пошевелиться. Он видел только тёмный свод и чувствовал, как сознание уплывает. Последнее, что он услышал, был голос Морта, раздавшийся прямо над ним.

– Доволен, – произнёс некромант, и в его голосе впервые прозвучало нечто, что можно было принять за человеческое чувство. – Ныне ты не ученик. Ныне ты… подмастерье. Отныне путь твой – не повторение, но творение. Восстань, Кай. Восстань, коль скоро сможешь. Впереди – путь, ибо лишь обладающий сим даром сможет повернуть вспять песок в часах самого Творения.

Но Кай уже не слышал. Он провалился в тёмную, тёплую пустоту, думая только об одном: о лицах своих сестёр. И о том, что теперь, возможно, он сможет их защитить.

Глава 6: Обещай Мне

«Иногда самый страшный выбор – это не между жизнью и смертью, а между одной болью и другой».

Из дневника Элиаса

Он едва не поскользнулся на мокром от ночной росы булыжнике Мостовой Рыбаков, удержавшись, лишь ухватившись за корзину проходившего мимо торговца крабами. Несколько ракообразных высыпалось на мостовую, их панцири с треском разбились о камни. Торговец, коренастый мужчина с обветренным лицом, осыпал его отборной бранью, но Кай, не слушая и не оборачиваясь, уже юркнул в ближайший переулок, глубже натягивая капюшон на лицо. В ушах стучала одна-единственная мысль, сливаясь с бешеным ритмом сердца: «Не привлекать внимания. Так он найдёт меня быстрее. А он обязательно найдёт. Он вездесущ, как сама смерть».

Прошло три дня с того момента, как он, истекая кровью и почти без сознания, выполз на поверхность через узкую расщелину, которую чувствовал костями. Три дня он шёл, почти не останавливаясь, питаясь кореньями и украденными фруктами, ориентируясь по звёздам. Его тело, исхудавшее и покрытое синяками, горело. Но дар, открытый Мортом, работал. Кости срослись, раны затянулись. Но страх не проходил. Он знал – его побег был лишь отсрочкой. Урок на кладбище показал ему пропасть между его жалкими попытками и могуществом некроманта.

Он вышел на Артериалу – главную улицу Альтерии, величественную и оживлённую даже глубокой ночью. Фонари с закопченными стеклами освещали фасады домов-шедевров, отбрасывая длинные, пляшущие тени. Он шёл, стараясь слиться с толпой праздных гуляк и подвыпивших моряков, вдыхая знакомые, почти что родные запахи горячего хлеба из пекарни на углу, жареной утятины из харчевни «Три селедки» и едкой пряной соли – главного богатства города. Остановившись напротив потертой вывески «Приют Кортеса», он огляделся, искажая лицо в гримасе, которую он надеялся сойти за безразличную, и зашёл внутрь.

Тёплый, густой воздух, пахнущий чесноком, прокисшим пивом и потом человеческих тел, обволок его, как одеяло. Он с усилием пробился к барной стойке, заказал пинту самого дешёвого эля и сел в самом тёмном углу, спиной к стене. Звуки заведения – громкий смех, крики разносчиков, дребезжащая песня шарманщика – слились в монотонный, оглушающий гул. «Переночую, а на рассвете – в порт. Найду корабль, уплыву за Великое море. В Драхм, в Эраторн, куда угодно. Начну всё с чистого листа». Чем больше он пил горьковатый эль, тем призрачнее становилась эта надежда. «Может, возьмут юнгой? Увижу шахты Эраторна, Хребет Единого… Главное, что там меня никто не найдёт».

– Кай!

Он поперхнулся элем и, давясь кашлем, обернулся. К его столику, расталкивая посетителей, шёл Элиас. Его лицо, испачканное сажей и потом, светилось невероятной радостью и облегчением. Кай вскочил, опрокинув стул с оглушительным грохотом, и за три шага преодолел расстояние между ними, сжимая друга в объятиях так сильно, что у того хрустнули кости.

– Не могу поверить! Ты жив! Ты чертовски жив! – Элиас отстранился, оглядывая его с ног до головы. Кай выглядел измождённым, осунувшимся, его некогда дорогая одежда висела лохмотьями. Под глазами залегли тёмные, почти фиолетовые круги, а в самих глазах стояла непривычная, леденящая душу усталость.

– Эй, а ты что, сомневался? – попытался пошутить Кай, но его натянутая улыбка тут же сошла с лица, когда взгляд упал на тёмный силуэт, неподвижно стоявший позади Элиаса.

Из тени выступил Габриэль. Его фиалковые глаза холодно, без единой эмоции, оценили Кая с головы до ног.

– Так это и есть тот, кого мы искали? – он повернулся к Элиасу, и его губы тронула едва заметная усмешка. – Контракт выполнен, долг оплачен.

– А ты ещё кто? – нахмурился Кай, инстинктивно принимая защитную позу.

– Чёрный Габриэль. Костяной Лорд. Слышал? – произнёс он с театральным вздохом, явно ожидая эффекта.

– А что, должен был? – буркнул Кай, не опуская взгляда.

Габриэль фыркнул, но в его глазах мелькнуло разочарование. Элиас поспешил вставить слово, кладя руку Каю на плечо:

– Он помог мне найти тебя, Кай! Без него я бы не справился. Он… чувствует людей. Как-то так.

– Развитое умение, – уточнил Габриэль, подходя ближе. – Изначально – в радиусе квартала. Сейчас… мне не помеха даже Великое море. – Он подошёл вплотную к Каю, потянул носом воздух, как собака, берущая след. – Так вот почему я долго не мог взять след. Ты насквозь провонял костями. И не просто костями, а кадаврами. А я знаю только одного, кто умеет их создавать. – Габриэль наклонился к самому его уху, и его шёпот прозвучал как скрежет железа по стеклу. – Так значит, это ты – новая игрушка старины Морта?

Кай грубо оттолкнул его.

– Я сбежал от него.

Габриэль присвистнул, и на его бледном лице появилось нечто, отдалённо напоминающее уважение.

– Сбежал от старины Морта? Молодец. Право слово, не каждый может этим похвастаться. – Он похлопал Кая по плечу с неожиданной силой, от которой у того подкосились ноги. – Но если он тебя до сих пор не нашёл – значит, не очень-то хотел. Советую придумать хорошее оправдание, когда всё-таки встретитесь.

– Пусть катится в ад! Я не просил этого! – выкрикнул Кай, и в его голосе впервые за вечер прозвучала неподдельная ярость загнанного зверя.

– Ну, конечно, не просил, – голос Габриэля внезапно стал тихим и плоским. – Никто из нас ничего не просил. – Его взгляд на мгновение ушёл вдаль, в какое-то своё, недоступное другим воспоминание.

Их прервал громкий треск ломающегося дерева. Группа людей в одинаковых чёрно-зелёных капюшонах из дальнего угла вскочила, опрокинув стол. Усатый бармен с увесистой дубиной наперевес двинулся к ним, рыча что-то неразборчивое, но один из незнакомцев полоснул его по горлу быстрым, почти невидимым движением. В зале на секунду повисла тишина, а затем взорвалась паникой. Люди бросились к выходу, но массивная дверь оказалась заперта. Кай, Элиас и Габриэль оказались прижатыми к стене в одном конце зала, группа в капюшонах – в другом.

Вперёд вышла та, кто убил бармена, скинув капюшон.

– Наконец-то мы встретились лицом к лицу, малыш. Меня зовут Шака.

Длинные чёрные волосы были убраны в строгий пучок, а резкие, красивые черты лица искажала холодная ярость. Она повернулась к перепуганным посетителям, забившимся в угол, и с безразличным видом бросила в толпу несколько сморщенных, невзрачных клубней. Те, кто их поймал или даже просто коснулся, мгновенно начали чернеть, их плоть разлагалась на глазах, обнажая кости. Вскоре весь пол был усеян корчащимися в агонии телами, и воздух наполнился сладковатым запахом тления.