Война сердец: рождённая в огне

Вдоль овального зала располагались троны, на спинках которых изображены были гербы древних родов. В центре гладкого, как лёд пола вычерчен круг с символом Единой Крови. Всё здесь дышало вечностью.

Кларисса ступала по чёрному камню легко и уверенно. Впереди неё шёл согбенный старик в алом балахоне. Это был Салгрет, старейшина с даром пророчества. Его глаза были пустыми и равнодушными: казалось, старик давно ослеп, но все знали – он видит намного лучше и больше других. Салгрет прошёл к своему трону. Остальные были уже заняты.

В центре, чуть выше прочих, на троне из чёрного базальта, затянутого в багряную ткань, сидел он – Верховный Кровный клана Морвейн-Тор, одного из сильнейших кланов последних столетий. Его имя произносили с величайшим почтением даже старейшины – Валдрек Морвэн-Тор, Чёрный Наследник. Он был неподвижен, как статуя, но было в этой неподвижности что-то, что заставляло каждого трепетать от страха. Лицо Валдрека не имело возраста – без эмоций, словно маска, с тонкими чертами и неестественно-белой кожей, оно притягивало взгляды. Сам же он смотрел на всех таким пронзительным взором, что даже самые смелые вампиры старались не попадаться без надобности на глаза Верховному.

По правую руку от него сидел тонкий и прямой, как трость, Иштвар Гелмерис. Чёрная мантия, расшитая серебром, придавала ему довольно суровый вид. Иштвар был не моложе Верховного, но в отличие от него, никогда не позволял себе выглядеть древним.

Это был высокий, угловатый, с волосами цвета калёной соли, и глазами, в которых никогда не было ни любопытства, ни радости, вампир. Он был, пожалуй, единственным, кому доверял Валдрек.

Кресло слева от Валдрека занимал третий член Совета – Лиренталь Карагес – Хранитель памяти. По сравнению с Верховным и Иштваром, Лиренталь, несмотря на молодость, выглядел хрупким и тихим: бледное, почти безжизненное лицо, глаза цвета мутного янтаря, выражающие смертельную усталость, плавные, даже ленивые движения. Впрочем, всё это было не более чем маскировкой. Лиренталь отличался одной особенностью, за которую его и ценил Валдрек: Карагес не был просто вампиром. Он был носителем тайн прошлого и настоящего. Кровь была для него не просто пищей. Стоило капле чужой крови коснуться хотя бы его кожи – и он проникал в самые глубины сознания, считывая воспоминания и мысли своей жертвы: первый плач в колыбели, обращения, ночные убийства в подворотнях, любовные письма, сожжённые в камине, тайные клятвы, нарушенные и забытые. Лиренталь знал всё и никогда ничего не забывал. Он был живым архивом древнего рода, проклятым летописцем. В присутствии Карагеса даже старшие вампиры начинали говорить мягче, а младшие отводили взгляд. Он мог заглянуть в глаза собеседника и прочесть воспоминания, которые тот скрывал ото всех веками, или, наоборот, стереть из сознания событие, будто его и не было вовсе. Этот дар или проклятие звался хроноскрией.

Кларисса твёрдой поступью прошла через зал и остановилась перед Верховным, склонив голову.

– Тебя долго не было с нами, Кларисса, – низким глухим голосом сказал Валдрек, сверкнув глазами. – С чем пожаловала? Ты просила срочно собрать совет старейшин. Надеюсь, это действительно что-то очень важное?

– О, да, мой повелитель, – смиренно ответила Клэр. – Я узнала, что нам всем грозит опасность.

По залу пролетел ропот, старейшины заёрзали в своих креслах, бросая встревоженные взгляды на доносчицу.

Верховный поднял руку, призывая к тишине, и насмешливо спросил:

– Кто же посмел нам угрожать? И чем? Рассказывай же, не тяни!

– Мне стало известно, что Алекс всё еще жив, – спокойно произнесла Кларисса. – Он находится в Лиховске – маленьком городке в Западной Сибири, в России. Скрывается среди людей, живёт как один из них… но это ещё не всё.

Кларисса замолчала, изображая нерешительность. Она позволила паузе настояться – надо дать старейшинам осознать эту новость.

– В чём же заключается опасность для клана? – снисходительно усмехнулся Валдрек. – Мало ли вампиров живут и работают среди людей? Кому из наших братьев не приходилось скрываться? Я всё ещё не понимаю, чем это грозит клану! Говори скорее, если есть что сказать, или уходи! Моё терпение не безгранично…

– Понимаю ваше недоверие, – притворно вздохнула Кларисса. – Тем не менее, я уверена, что Алекс замышляет что-то против нас. На это указывают несколько фактов. Во-первых, вы все знаете, что десятки лет назад он отказался от человеческой крови. Во-вторых, Алекс влюблён в смертную – он защищает её, ни на минуту не оставляя одну. Защищая эту девчонку, он убил трёх наших братьев – я говорила с одним бродягой, который был свидетелем их гибели.

– Отчего же ты не привела этого бродягу, как свидетеля? – вмешался Иштвар.

– Я пыталась, Иштвар. – Но на полпути нас настигли охотники. Мне удалось выбраться, а бродяга… он был слишком ослаблен. Они сожгли его на костре, Иштвар, и я была свидетелем этого!

– Однако, совету ещё не ясно, почему мы должны бояться какого-то слабого, одинокого недовампира, – недовольно проворчал Иштвар.

– Одинокого? – Кларисса изумлённо приподняла брови и округлила глаза. – А кто сказал, что Алекс одинок? Да будет вам всем известно, – Клэр повысила голос, и обвела взглядом каждого присутствующего в зале. – Да будет вам известно, что он вовсе не одинок! Алекс хочет собрать армию, чтобы истребить наш клан! Он спелся с охотниками!

– Что она говорит? Как такое возможно? Армия? Она сказала, что вампир собирает армию?

В зале зашумели, заговорили, старейшины переводили растерянные взгляды с Клэр на Валдрека, ожидая пояснений.

– Да, армию! – выкрикнула Кларисса, сверкая клыками. – Я своими глазами видела и своими ушами слышала, как он сговаривался с охотниками. Пока еще ничего не решено, Алекс торгуется – он хочет подороже продать наши имена и местонахождение главы клана.

– Но… почему он это делает? Почему именно сейчас, спустя столько лет? – вкрадчиво спросил Лиренталь. – Да правда ли всё, что ты нам рассказала, Кларисса? Не говорит ли в тебе ревность?

Клэр побледнела и отшатнулась, но быстро взяла себя в руки и, изображая оскорбление, горько заметила:

– О, я предвидела такой вопрос, но никак не ждала его от тебя, Лиренталь! Ты говоришь – ревность… Ревность испытывает тот, кто любит. Могу ли я любить того, кто предал меня? Того, кто грозит моей семье? Или я не доказала свою преданность клану? Вы все хорошо знаете меня и мои заслуги перед кланом, – на этот раз Кларисса обращалась ко всем старейшинам. – И вам так же известно, что я не пошла за Алексом, когда он покинул нас. Я сделала свой выбор, и ни разу не пожалела об этом! А Алекс всегда был слаб. Скоро он расскажет девчонке о том, кем является, и тогда… Кто знает, к чему это приведёт? А если ему удастся сговориться с охотниками… Мне страшно! Оттого я пришла сюда сразу, как только всё узнала. Впрочем, – Кларисса сделала шаг к Лиренталю, – если ты сомневаешься, можешь проверить меня.

Она протянула руку и прикрыла глаза, дрожа от страха, что Карагес примет её вызов. Но тут встал Валдрек и заговорил так громко, что под сводами замка, тревожно забились в страхе летучие мыши.

– Довольно! Кларисса не раз доказала нам свою преданность, добывая самые точные и важные сведения. У меня нет причин не доверять ей.

– К тому же, господин, у меня есть небольшое доказательство, если позволите… – С этими словами Клэр сдёрнула с шеи шнурок с висящим на нём амулетом и, склоняя голову, протянула его Валдреку.

Верховный с любопытством вгляделся в камень и нахмурился. Внутри амулета плясали образы – Лея в объятиях Алекса, его глаза полные света и нежности, дальше – воспоминания старого бродяги о драке, в которой Алекс уничтожил двух вампиров.

Валдрек протянул амулет Иштвару. Тому схватило минуты, чтобы поверить словам Клэр. Пальцы его вцепились в посох, сухие губы искривились, обнажая крепкие клыки.

– Это… любовь, – прошипел Иштвар. – Она опаснее всего, ибо толкает на безумства и предательство. Я верю Клариссе!

Тогда снова заговорил Валдрек и голос его был холоден, как металл.

– Мы не можем ждать, когда сюда придёт армия охотников. Мы не знаем, сколько у нас в запасе времени. Алекс – изгнанник. Он предал наш клан ещё тогда, много лет назад, предаст и сейчас. Он раскроет тайну нашего существования людям, и тогда мы потеряем всё, что у нас есть. А потому, мы поступим так: мы созовём Совет Крови, пригласим союзников – не только вампиров, но и тех, кто давно жаждет объединиться с нами. Мы созовём чернокнижников Касты теней, привлечём на свою сторону ведьм и охотников-изгоев. Алекс – угроза не только для нас, пусть же и они внесут свою лепту.

Кларисса торжествовала, предвкушая скорую расправу над предателем, однако, внешне ничем не проявляя своей радости. Её план удался. Она ушла из зала Совета с лёгкой улыбкой. Впереди было многое – месть, кровь, охота. А пока… Она вернётся в Лиховск.

– Сначала – ты, девочка, – прошептала Кларисса, наблюдая в отражении амулета, как Леалора напевает что-то перед зеркалом в своей комнате. – Сначала я разобью твоё сердце… чтобы он почувствовал, как умирает его собственное.

ГЛАВА 5. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Лее снова снился сон – тревожный, тягучий, как трясина в застоявшемся болоте. Ей снилась улица, залитая чёрным дождём, посреди которой виден силуэт мужчины. Он стоит спиной, но Леалора знает, что это Алексей. Вот только всякий раз, когда она зовёт его по имени, он не оборачивается.

Но сегодня во сне появилось что-то новое: огромное зеркало в конце улицы. Зеркало было старое, местами – треснутое, в массивной оправе. Лея медленно подошла к зеркалу и присмотрелась. В отражении была не она, а какая-то другая девушка в старинном (Леалора подумала, что видела такое в театре) платье с глубоким декольте и пышной, в пол, юбкой. На груди девушки было клеймо – какой-то непонятный символ, вызвавший у Леи ужас. Взгляд девушки был хищный и неживой, губы кривились от боли. Леалоре тоже стало больно и она проснулась в холодном поту. В окно заглядывала тусклая луна. От её света на стенах плясали тени. Вдруг стекло на окне звякнуло и по нему побежали мелкие морщинки-трещинки. И тогда Лея закричала.

Через минуту к ней в комнату ворвалась тётя Валя. Всхлипывая и дрожа от страха, Леалора показала ей на окно. Тётушка, прижимая руку к груди, охала, и крестилась.

– Ну и напугала же ты меня, девочка! Ну, чего ты? Всё, всё, успокойся. Всё хорошо! А стекло… Должно быть, шпана стрельнула из рогатки, только и всего. У нас такое частенько бывает. Ну, всё, милая, успокойся. Видишь, никого нет.

Тётя Валя подошла к окну, распахнула его и выглянула на улицу. Двор был пуст и тёмен. Несмотря на уверения тётушки, что бояться нечего, Лея больше не смогла заснуть – так и просидела до утра в кухне, обняв Герцога, и жалуясь ему на непонятные сны. Герцог урчал, толкая юную хозяйку в подбородок своей мохнатой головой, будто хотел сказать ей: «Эй, выше голову! Всё не так уж плохо!» Но тревога не уходила.

Разбитая и сонная, Леалора шла на работу, оглядываясь на каждый шорох. Дурные предчувствия не оставляли её. Из переулка навстречу ей вышла старуха – сгорбленная, закутанная в грязные лохмотья, с глазами цвета поблекшего малахита. Она держала в руках странную вязаную куклу, у которой не было лица. Лея плотней запахнула куртку и, опустив голову, ускорила шаг. Поравнявшись с девушкой, старуха остановилась и заговорила:

– Девочка! Ты всё еще думаешь о нём? Думаешь, он принесёт тебе свет? Ты лишь свеча рядом с костром. Костёр разгорается всё сильнее! Он всё сожжёт – тебя, и его, и каждого, кто встанет рядом с вами!

Лея остановилась как вкопанная. Что-то в голосе старухи было не так. Он был то скрипучим, то совершенно ясным, будто говорила молодая женщина. Леалора заворожено посмотрела на старуху и неожиданно для себя, спросила:

– Простите… это вы мне? О чём вы говорите?

Старуха склонила голову.

– А готова ли ты слышать? Что ты знаешь о нём? Его прошлое – кровь. Его сердце распято между мирами. Если ты выберешь его, то встанешь между ним и погибелью.

– Что это значит?

– Это значит, что ты умрёшь! Умрёшь, как когда-то умер и он!

Лея попятилась, едва не сбив с ног какого-то мальчишку. Прохожие оборачивались, бросая на странную девушку удивлённые взгляды, и казалось, никто, кроме неё, не видел старуху.

– Кто вы? – прошептала Лея онемевшими губами.

– Кто я? – переспросила старуха, усмехаясь и сверкая безумными глазами. – Всего лишь след чужого следа. Твой путь уже начертан и ты идёшь по нему, не ведая, что ждёт тебя в конце. Но и бежать уже поздно. Ты отмечена в карте судеб!

Старуха хрипло засмеялась и быстро, почти бегом, скрылась в переулке. Лея прижала руки к груди. Её сердце забилось сильнее, дышать стало трудно. Словно в тумане, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих, Леалора добрела до магазина и сердце её, едва успокоившееся, снова пустилось вскачь. На крыльце, облокотившись на перила, её ждал Алекс.

***

В этот ранний час посетителей в антикварной лавке не было. Лея заварила чай и они с Алексом присели к столу. Молчание затянулось. Наконец, Лея, измученная тишиной и тысячью вопросов, кружащихся в голове, робко спросила:

– Где ты пропадал?

– Пытался сбежать, – честно ответил Алексей, беря руки Леи в свои ладони. – Я не знаю, как объяснить… Нам нельзя было встречаться. Это… опасно. Опасно для тебя, понимаешь?

Лея покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

– Нет, Алекс, не понимаю. Расскажи!

– Я не могу! Правда, не могу. Но ты должна бежать от меня.

Губы Леалоры дрогнули. Она вырвала ладони из рук Алекса и со смешком ответила:

– А старуха сказала, что бежать уже поздно!

Алекс насторожился.

– Какая старуха? Кто говорил с тобой?

Лея, торопливо и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, пересказала слова старухи. Когда она дошла до слов “путь начертан”, глаза Алекса вспыхнули огнём, напугав Лею ещё больше – что-то нечеловеческое было в них, что-то, чего она не могла понять.

– Это была не ведьма, – тихо произнёс он. – Это знак. Кто-то следит за тобой. И за мной.

Алекс резко встал и шагнул к окну.

– Я должен уехать. Прости, нам не стоило встречаться. Постарайся забыть обо мне. А я…

– Алекс! – Лея подошла к нему и заглянула в глаза. – Я не понимаю тебя! Что происходит? Кто ты?

– Слушай внимательно, Лея. Не разговаривай с незнакомцами. Не выходи на улицу по вечерам. Живи, как жила до нашей встречи и тогда…

Колокольчик над дверью тихо звякнул и в магазин вошёл крепкий пожилой мужчина. Он окинул Алексея внимательным взглядом и с тревогой оглянулся на Лею.

– Ты в порядке?

– Здравствуйте, Иван Савельич, – улыбнулась Лея, украдкой смахивая слезинку. – Да, всё хорошо. Посетителей ещё не было, а это…

– Я знаю, кто это, – с угрозой в голосе проговорил Иван Савельич. – Думаю, ему уже пора.

– Да, я как раз собирался уходить, – Алекс с тоской посмотрел на Лею и прошептал, – прощай!

В его взгляде не было сомнений, не было обиды, только боль. Он мягко сжал руку Леалоры и быстро выбежал из магазина.

По щекам девушки покатились градом слёзы. Она беспомощно смотрела на хозяина антикварной лавки, на его суровое лицо, и не понимала – почему всё в её жизни снова катится под откос. Иван Савельич дал бедняжке выплакаться, и когда слёзы, наконец, иссякли, и Лея устало опустилась в кресло, он, присев рядом, ласково, по-отцовски заговорил:

– Бедное дитя! Знаешь ли ты, ЧТО оплакиваешь? Знаешь ли ты, кто он?

– Это Алексей. Он спас меня от очень нехороших людей, – тихо ответила Лея. – И не сделал ничего плохого!

– Сейчас – возможно. Но кто знает, что он сделал бы в будущем?

– Вы так говорите, будто в чём-то обвиняете Алекса, – заметила Лея. – Но он этого не заслужил.

Иван Савельич задумчиво посмотрел на Лею и пробормотал:

– Что за молодёжь! Вы доверяете первому встречному, но не верите тому, кто пытается вас предостеречь. Вы тянетесь к тьме, пытаясь отыскать в ней свет. О чём же вы думаете?!

Он встал и взволнованно прошёл к двери, рывком распахнул её, выглянул на улицу, и, повесив табличку «Закрыто», запер на замок. Лея обеспокоенно смотрела на старика, чувствуя, как в сердце проникает страх. Что она знает о нём? Только то, что он владелец этой антикварной лавки, и живёт по соседству с тётей Валей. Когда Леалора впервые увидела Ивана Савельича, он показался ей довольно милым и добродушным – высокий, крепкий мужчина лет шестидесяти, с пронзительными синими глазами, обветренным лицом и седой шевелюрой. Он шутливо называл Лею милой барышней, встречаясь с ней во дворе дома, спрашивал о здоровье тётушки, а когда та вскользь проговорила, что племянница ищет работу, предложил стать продавцом-консультантом в его магазине.

– Я уже не так молод, чтобы проводить время среди предметов, напоминающих о старости, – пошутил он с грустью в голосе. – Если вас, милая барышня устроит такая скучная работа, я буду рад уступить вам её.

Тогда Лея с радостью согласилась, восхищаясь добродушным и отзывчивым стариком, но теперь он казался ей опасным. Она лихорадочно придумывала повод, чтобы улизнуть сейчас же, но в голову, как нарочно, ничего не приходило. И родители, и друзья часто говорили Леалоре, что она слишком простодушна, и её можно читать как раскрытую книгу. Вот и сейчас, Иван Савельич, заметив смятение, в котором пребывала Лея, усмехнулся.

– Не того боишься, девочка! Вот ты сейчас сидишь и думаешь, как бы сбежать отсюда, мол, старик совсем из ума выжил, хорошего человека обидел, а что ты о нём знаешь? Что он тебе рассказывал о своей жизни? Из какой семьи, откуда родом, где работает? Во-от, ничего-то ты не знаешь, кроме имени.

Лея растерянно смотрела на Ивана Савельича, не зная, что и думать. Прав ведь он, всё правильно подметил. Антиквар со вздохом поднялся с кресла, прошел за прилавок, заварил свежего чаю и вернулся к столику.

– Вот, выпей, успокойся, а потом и поговорим. Не думал я, что придется мне кому-то рассказывать об этом, да видно, так решили там, наверху. Алексея твоего я хорошо знаю. Да-да, очень хорошо и уже давно. Он жил здесь, когда я ещё мальчишкой по улицам Лиховска бегал. А потом пропал. Много лет Алексей здесь не показывался и вот снова появился. Я в то время, когда он исчез, в музее местном работал, а он жил по соседству. Я сразу догадался кто он, да и не мог не догадаться – я вырос, а он не изменился. Другие внимания не обращали – всем глаза отвёл, а я приметил, потому что родовое занятие наше такое – распознавать их …

– Кого – их? – робко спросила Лея, отставляя пустую чашку. Страх перед стариком прошел, уступив место любопытству. – Кто он – Алексей? И как такое может быть, чтобы вы его мальчишкой знали? Должно быть вы, Иван Савельич, просто с кем-то его путаете.

– Нет, девочка. ИХ я ни с кем не перепутаю – не смогу, даже если захочу, потому как нутром чую за версту. Я ведь и сегодня потому пришёл, что почуял его.

– Да кто же он? Бандит?

– Нет, не бандит. Гораздо страшнее. Он вампир.

Лея нерешительно улыбнулась, подумав, что старик, должно быть, решил всё свести к шутке. Нечего ему сказать про Алекса, вот и придумывает байки. Но Иван Савельич и тут угадал её мысли – грустно качнул головой, будто разочарованный Леиным недоверием и вздохнул.

– Нет, Леалора, я не шучу, – Иван Савельич вдруг стал очень серьезным, меж бровей его залегла глубокой бороздой морщинка, а глаза потемнели. – Алексей – вампир, тебе придется в это поверить.

Антиквар медленно прошёлся вдоль полок, рассеянно провёл пальцами по потёртому корешку старинной книги, на миг задержался у напольных часов и, вздохнув, вернулся к столу. Он смотрел на Лею, но не видел её – воспоминания уносили его вдаль, в прошлое. Тихо и задумчиво он произнёс:

– Да, похоже, время пришло – придётся поведать тебе одну историю.

Антиквар присел на край старинного кресла, нервным жестом пригладил седую шевелюру и прокашлялся. В его глазах, синих как небо, запрыгали искорки.

– Прежде чем ты что-то решишь, – произнёс Иван Савельич, – ты должна услышать всю правду. С самого начала…

1641 год.

– Всё началось там, где не должно было начаться вообще ничего – на стыке земли, льда и тьмы. Западная Сибирь в те времена не знала весны. По крайней мере, весны такой, какую видим мы – тёплой, ласковой, цветущей. Деревня Лунный Яр одиноко стояла, затерянная среди болот, окружённая тишиной, которую нарушали лишь крики зверей по ночам. Впрочем, жили в деревне спокойно, дружно, тихо. Пока не пришли ОНИ.

Их было трое. Одетые в меха, но не боящиеся холода, ловкие, быстрые, сильные. Их глаза не моргали, и люди подумали, что от этого зрачки их и красны. Они были первыми. И они уничтожили деревню за одну ночь. Просто растерзали и выпили досуха каждого.

Но в одном доме спрятался в подполе мальчик – Егор Сав. Его мать – Марфа – уже не дышала. Егор не кричал, не плакал, только смотрел, запоминал и ждал. Когда тела остыли, а чужаки ушли, он вылез из подпола и пошёл хоронить сородичей. В ту ночь родился первый охотник – без ритуала, без молитв, родился из крови и гнева. Егор долго скитался, пока вышел к людям. Он не умер, но и человеком не остался. Всю жизнь Егор Сав охотился на кровососов, изучал их повадки, выведывал их тайны, и всё записывал – на бересте, потом на пергаменте, рисунками, знаками – как умел. Эти записи и сейчас хранятся здесь, в моём сейфе. Егор дожил до шестидесяти – чудо по тем временам. Кстати, от него пошла традиция, которую не нарушил ни один потомок – Савы никогда не женились по любви, всегда выбирали сильных, умных, молчаливых и терпеливых. Женщины нашего рода часто были ведьмами. Их знания трав, заклятий, ритуалов крови были необходимы охотникам. Только вместе мы могли противостоять ночи и этим чудовищам.

С каждым веком мы менялись, так же, как менялся мир. В шестнадцатом веке, – заговорил чуть громче, чуть злее Иван Савельич, не сводя с Леи глаз, – наши враги стали хитрее, умнее, изысканнее. Они основывали свои клубы, где занимались музыкой, искусством. Они тоже менялись, подстраиваясь под время. Начали пить кровь из бокалов, давать балы, научились терпеть солнце и жить среди людей. Но они по-прежнему убивали – ради пищи, ради развлечений. Мы убивали в ответ. Не из мести, вовсе нет! – из долга.

Один из моих предков, Авель Сав, сражался в Париже – он в одиночку расправился с кланом, в котором состояла его любовница, известная в то время графиня. Она оказалась вампиром.

Иван Савельич замолчал, отпил из чашки остывший чай и потёр виски. Лея тоже молчала, глядя на антиквара удивлённо и недоверчиво. Он заговорил вновь чуть охрипшим голосом:

– А Лиховск… знаешь ли ты, что он был построен на крови? В самом прямом смысле. Ты ведь знаешь, что он стоит у слияния трёх подземных рек? Старики говорят, что под ним – полость, вроде огромной пустой чаши, которую когда-то использовали как “чашу кормления”. В восемнадцатом веке вампиры, обитающие в окрестностях, решили, что им нужен свой город. Не замок, не склеп, а целый город, где им не придётся прятаться, где они смогут жить среди людей и свободно питаться ими, как домашним скотом. Они построили Лиховск как ловушку – начали развивать промышленность, строить жилища, госпитали, фермы, сиротские дома. Они привлекали сюда людей, обещая сытую жизнь, работу, хозяйство. Всё, что нужно было хищникам – это чтобы город населялся, наполнялся людьми. Но очень скоро слухи об этом городе разлетелись по стране, и тогда пришли мы. Мой прадед в числе других строил подземный ход в библиотеке, где вампиры устраивали свои оргии.

Охотники поселились в Лиховске, прячась под видом священников, аптекарей, учителей. Но и вампиры не сидели, сложа руки. Они заводили дружбу с магами, привлекали их в качестве союзников, начали использовать древние символы, которых мы, охотники, боялись. Кровь стала для них не только пищей, но и порталом в сознание людей. Через кровь они читали наши мысли, входили в наши сны, искажали время и наши воспоминания, а потом нападали. Нас становилось всё меньше. И тогда мы поняли, что нужно действовать как-то иначе, что этой бойне должен настать конец.

Нас оставалось немного. Пятнадцать… нет, тринадцать человек по всему городу. Остальные были мертвы, или, что того хуже, обращены, подчинены. Некоторые просто исчезли. Но всё изменилось в начале весны 1831-го года. Её потом назвали Годом Чёрной Луны.

В небе тогда действительно стояла такая тьма – зловещая, необычная, непохожая ни на одну ночь новолуния. В тот год в Лиховск пришла женщина. Она была стара и почти слепа. Её звали Улита Молчанова. Оказалось, что Улита – ведьма, изгнанная когда-то из собственного рода за то, что однажды ради шутки оживила кладбище. Она явилась к охотникам и сказала:

– Вам не победить их ни сталью, ни деревом. Они сильнее. Я знаю один способ, но для этого нужен кто-то, кто вампир – лишь наполовину.