Научись играть!..

Дизайнер обложки Игорь Смирнов

© Игорь Смирнов, 2025

© Игорь Смирнов, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-6436-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вот она, для Виталия Сёмина дважды замечательная пятница! Во-первых, она делила июнь почти ровно пополам. Во-вторых, хотя и первее по значению, в этот день Виталий встречался с однокурсниками, на так называемом вечере выпускников. Физмат местного госуниверситета закончили двадцать лет назад – серьёзная дата! Для сабантуя выбрали кафе с чудны́м и чу́дным именем «Просперити». Вернее, Витька Карманов, заводила-мотор всей юбилейной затеи, такую точку нашёл. Главное, по его словам, не сильно далеко от альма-матер, стало быть, в памятном ландшафте. Ну, с началом пирушки и впрямь определились сообща – назначили на пять вечера, для пятницы подходящее время.

День всё же рабочий. Виталий всерьёз вознамерился прийти на празднование со свежей головой, «выморщил» у начальства отгул (корпоративный жаргонизм; в ходу с незапамятных времён). Вроде спал дольше обычного – только выспаться всласть не удалось. Пробуждался чуть ли не каждые полчаса, умные часы, которые Виталий снимал, лишь когда шёл под душ, десять таких бдений насчитали (а в действительности что-то, наверно, и пропустили мимо своих электронных ушей и глаз). А завершился этот нервный, с позволения сказать, сон и вовсе хорошеньким кошмаром. Будто лежит он, Сёмин, примотанный ремнями к узкому и неглубокому металлическому корыту, но длинному, в полный рост, а вокруг головы сходится кольцо воняющего резиной чёрного огня. И с каждой секундой крепче охватывает.

При этом Виталий не мог трепыхнуться ни ногой, ни рукой – то ли спеленали донельзя туго, то ли вообще хватил удар. Не получалось и завопить, пусть и хотелось до рези под языком. Как если бы перемкнуло горло, да и в лёгких, похоже, вышел весь воздух. В общем, оцепенел и онемел, классика порядочного кошмара. Тиски огненные тем временем завинчивались туже и туже. Пока не сорвало резьбу. Тут уж как жахнуло – взрыв случился, не то атомный, не то совсем пресловутый Большой, с прописной буквы. Вот только аккомпанировал этому вселенскому катаклизму почему-то не грохот, не рёв, а звук довольно высокий, повторяющийся, даже противно-назойливый, впрочем, опять как подобает всякому приличному бреду… Этот не то визг, не то писк переливался не громче комариного; на очередном его пике Виталию представилось, что это комар и есть, взявшийся в хорошо экранированной, где надо плотно закупоренной квартире невесть откуда. Сон улетучивался; сквозь обрывки причудливых образов до Сёмина в какой-то момент дошло, что это всё-таки старается, наяривает собственный его телефон.

Виталий с вечера утишил в нём звук, а сейчас по первости, ещё не вполне очухавшись, подумал, что забыл отключить будильник – хотел же дать себе день без насильственного подъёма, да, видно, проморгал… Рука же выдрессированно дёрнулась на прикроватную тумбочку, к сотовому. Но будто ладонью Виталий и разобрал наконец, что мелодия-то не та, не будильник, а стандартный рингтон.

Сёмин шаркнул мобильником по крышке тумбочки – раз, другой, пока всё-таки не сграбастал его. Хорошо, вовсе не смахнул на пол. Звонил кто-то весьма настырный. Виталию давно уже мнилось, что сейчас наступит отбой: «Обычное дело, брякнут и – в тину…» Он уже предвкушал собственную реакцию на установившуюся тишину – «Хорошо-то как!» Только не наступало никакого хорошо. Тишина не приходила. Навязчивый писк не унимался, а механическое дребезжание, оно было ещё противней, распространялось уже по руке, и, наверно, от того она взялась мурашками.

В итоге удалось поднести мобилу к глазам. На экране Сёмин увидел фамилию и имя: Стрекалов Игорь. «Жулики теперь раскрывают инкогнито?!» – Виталий опешил. И перепутал кнопки. Собирался смахнуть вверх красную, а сам ткнул пальцем в зелёную. И уж дальше действовал совсем автоматически.

– Да, – просипел он, прижимая сотовый к уху.

– Виталий Петрович, добрый день! – заверещал в динамике молодой высокий голос – неестественно высокий, но, похоже, от испуга. Сёмина бросило в жар, потом в холод: этот тембр он не узнать не мог – голос сына Людмилы. Взрослый – или почти взрослый – ребёнок любимой женщины, и номер его уж сто лет как Виталием в телефон внесён. Да, аватары нет, нет индивидуального рингтона – как у большинства контактов в списке, впрочем. Главное – не только не жулик, напротив – личность не из самых посторонних…

Игорь, там у себя, да где бы он ни был, захлёбывался словами, Виталий же оглох – будто беруши вставили. И не в уши отнюдь, а прямёхонько в мозг.

Кажется, это был самый дикий провал в памяти за всё время.

Вроде недавно всё это началось – но уже не так и недавно, месяцы – у Виталия нет-нет, да и вырывало из «хранилища» кусочек информации, кластер, пиксель, как ещё назвать? Не то чтобы переставало откликаться какое-нибудь дурацкое слово или там имя шапочного знакомого, такое-то сызмальства бывало и не напрягало особо. Ну, потычешься вслепую, наугад пару часов – пусть дней, а лучше всего ногами, физически где-нибудь побродишь, и раз – всплыло, вернулось. Нет, теперь похлеще случались коллапсы, вроде чёрной дыры – смотришь на какую-нибудь штуковину, ну хоть на консервную открывашку, прямо перед носом и ничего про неё не можешь сказать. Ни названия, ни применения. Чернота и пустота. Да, длится всего какие-то секунды, а потом снова бац! – как если б пропавший кусок картинки вставили обратно. Ты снова обычный человек – ура! Но всё-таки и страшно… Потому что обычный он обычный всегда, каждую секунду, без перерывов, без пауз… Ну, и ещё кое-что, чуть пореже, надо отметить, творилось… К врачихе-неврологу на приём Виталий попал после ежегодного профосмотра. Тамошняя неврологиня, из комиссии, поинтересовалась, есть ли жалобы? Сёмин ответил положительно – иногда ни с того ни с сего резко и дико болит голова. Это была сущая правда. Время от времени черепушка действительно прямо-таки раскалывалась от боли. О провалах в памяти и про ещё более странные дела Виталий ни вымолвил ни словечка. Заполучил талон; фамилия там значилась мужская, но, когда к назначенному времени Сёмин пришёл показаться, всю очередь заворачивали в соседний кабинет. Какая-то с врачами случилась неувязка. В том, смежном кабинете принимала женщина, но не уже знакомая Сёмину, из комиссии, а другая. Такой замене Виталий и удивился, а в то же время как бы и не очень удивился. Врачиха выглядела совсем затурканной, должно быть, очумела от потока пациентов. Ей Виталий повторил свою версию про резкие и невыносимые боли, а также не слишком-то настойчиво добавил, что и память вроде бы стала не того… Докторша не то что не воспользовалась молотком, то есть ни перед глазами Сёмина им не водила, ни по коленкам не колотила, но даже толком не заглянула ему в лицо. Прописала какие-то «мозговые» таблетки и дала направление на магниторезонансную томографию.

Кстати, именно магниторезонансная Виталию сегодня и приснилась, тут ни психоаналитиком, ни оракулом не требовалось быть – не далее как вчера вечером засунули Сёмина в магнитную трубу.

Никаких верёвок и ремней, правда, там не применяли. Просто вытянулся на узком длинном ложе, кстати, плоском, чтобы на нём внутрь установки въехать. В работе она гремела и ревела как группа «Дип Пёрпл» самого тяжелого своего творческого периода. А когда отгрохотала и лежак вытащил Виталия обратно, у медички не нашлось для него ласковых слов, прошипела, забирая наушники: «Результаты… результаты узнаете в среду на приёме у врача!» Тогда он решил, что, в сущности, неплохая новость. А сейчас увиделось совсем по-другому: скверно! Неспроста тётка была такой злой!

Хотя сейчас-то самой скверной новостью была вот только что случившаяся фигня с сыном подруги, вернее, с собственной памятью; на несколько мгновений куда-то в ничто вылетели имя и фамилия, всё вообще, что про Игоря Стрекалова знал…

Тот, кстати, по-прежнему долбил Сёмину в барабанную перепонку – что твой перфоратор.

– Игорь, не части! – прикрикнул Сёмин в сердцах. Приподнялся в кровати, устраиваясь полулёжа, плечами упираясь в спинку. – Давай по порядку, что там у тебя!

Игорь громко и тоже сипло выдохнул – как от удара под дых – и тут же в самом деле заговорил медленнее и будто спокойней.

– Мама пропала! Уехала в деревню – и вот уже два дня не выходит на связь! Телефон вне зоны…

Людмила завела себе мужика.

Простая мысль, а у Виталия она прямо-таки высветилась огненными буквами и на чёрном экране. Перед мысленным, так сказать, взором. Да не сейчас, а ещё в понедельник, ровно перед тем, как Сёмин окончательно надумал, что в нынешнюю пятницу надо брать выходной. Это было прозрение, сеанс ясновидения или, если уж коротко и по-свойски, «осенизм». И тоже самый яркий – и дикий, конечно, – «осенизм» за всё время.

И адские головные боли, и дыры в памяти, и экстрасенсорная дичь начались, кажется, синхронно, Виталий не сразу их вместе увязал. Первый случай «прозрения» был – угадал билет по промбезопасности. Утром, перед экзаменом. Ясно представил себе, какой будет номер и все вопросы под ним. Так и произошло. Не по всем пунктам Виталий чётко знал ответы, но ответил удачно; должно быть, выбрал правильные по наитию.

Следующее «предсказание» было про телефон – что вскорости он безвременно крякнет. В какой именно день, во время «сеанса» не открылось. Да ещё и не думал Сёмин тогда, что это какое-то пророчество. Что это был «сеанс», кстати, тоже. Но через несколько дней, утром, телефон взаправду дал дуба. Дома, на пороге, до выхода на лестничную клетку, мобильный ещё пищал, принимая какие-то сообщения, а уже в машине оказался мёртвым куском пластика и металла. Пришлось тогда спешно обзаводиться новым гаджетом.

Потом было что-то связанное с Людмилой… Ну да, сорвалась условленная встреча. Главное, Сёмин заранее знал причину: разболевшийся зуб. Людмила в тот день срочно искала хорошего стоматолога, а он, Виталий, вперившись в монитор домашнего компа, дистанционно её консультировал – скидывал по мессенджеру адреса и контакты разных клиник…

И ещё что-то, и ещё… Эти случаи Сёмин не слишком-то рвался фиксировать, не собирал в «коллекцию», потому что было противно. Уж что запомнилось из последних оказий, так, наверное, именно та, прикольная, с подменой невролога – мужчины на женщину. Своё «ясновидение» Виталий тогда не особо оценил – извёлся в очереди, больше часа в коридоре пересидел.

Когда в кабинет попал, хотелось лишь одного – поскорее обратно из него выскочить. В общем, ни первой неврологине, ни второй, сутулой вешалке в халате, Виталий не высказал главного; самое необъяснимое, самое пугающее утаил – про эти самые «осенизмы». А они не были безобидными даже по ощущению. Что-то вроде яркого взрыва – не перед глазами, а внутри головы. Но сначала резко темнело в глазах. И темнота же наступала после – на долю секунды. В общем, только слово было красивое…

…Итак, Людмила завела себе мужика…

До понедельника Виталий знал только, что меж ними пробежала какая-то кошка – месяц уже как или полтора (и дней семь подряд они не созванивались, целую неделю). В понедельник же возник пресловутый чёрный экран… хотя и ему однако ещё можно было не верить, сопротивляться. И вот – «Мама уехала в деревню…» Своей машины у неё нет, автобусы же туда разве ходят?

Ясности большей, наверно, не бывает – это вам не образы в голове, пусть впечатляющие и яркие, а голый факт, который, ну почти, можно пощупать… Но «завела мужика» – так нельзя говорить сыну женщины, которую любишь!.. Такому ребёнку как Игорь – особо чувствительному, хрупкому… «Два дня не выходит на связь!..» Другой бы забил, балдел, наслаждался свободой. Нет, с таким контингентом следует изъясняться корректно и толерантно, в данном случае: мама… Вот только с ним самим, Сёминым, почему-то никто не миндальничает, не цацкается вежливо и корректно… Вообще-то у него сегодня выходной! И не просто выходной, а прямо-таки эпохальный вечер! Ждёт его как Христова дня…

И ведь достался-то как! Только на первый взгляд просто и легко. Ну да, в понедельник – после огненных букв на черном экране. Видно, помогли. Потому как уже с неделю примерно идея отгула крутилась в голове. А тут вдруг разом созрела, Виталий со стула сорвался – аж рысцой кинулся к начлабу вымаливать себе нынешнюю пятницу. Побаивался слегонца, что начальник заартачится, ну, не заартачится, а упрётся… Затянет стандартную песню из стандартных уловок: работать и так некому, а тут – то момент истины, то трудная минута… Но в кабинете всё оказалось даже хуже. Кроме начлаба, Сергея Викентьевича, там сидел его зам Борис Ксенофонтович. На Викентьевича, человека не вредного, он обычно влияет плохо. И ведь как-то ещё проинтуичил, что Виталию нужен выходной, да причём в пятницу. Но Сергей Викентьевич ни с того ни с сего вдруг взял да и сломал шаблон. А может, у Ксенофонтовича «флюиды» внезапно ослабели… Так или не так, начлаб дал Сёмину «добро» сходу, без выноса мозга. Даже в подробности вдаваться не пришлось. Виталий, конечно же, впал тогда в эйфорию. Только эйфория-то оказалась недолговечной, с ядом. Всего каких-нибудь полчаса спустя, если даже не меньше, уже не мог вспоминать свою удачу без тошноты. И со временем реакция не утихала, может, только крепла. Это Виталий буквально минуту назад сообразил…

– Игорь, мама ведь не одна уехала?

Спросил аккуратно, осторожно, ведь теплилась надежда…

– Ну да… – виновато пробубнил Игорь. Добавил скороговоркой: – Вроде бы с Валентиной Семёновной!..

Виталий хмыкнул. Валентина Семёновна – Валя – была лучшей Люсиной подругой. Виталий всего пару раз её видел. Деловая тётка… Может, и впрямь? У неё-то машина есть?

– Так… – продолжил Сёмин. – И ты считаешь, что с ней случилось что-то плохое?

В ответ Игорь тяжко вздохнул.

– Что ты предлагаешь? Прокатиться туда, что ли? – «До деревни сорок километров, столько же минут в одну сторону и столько же обратно; а вечер воспоминаний только в пять», – прикидывал про себя Виталий.

– Да… да!..

– Хорошо… Ты сейчас где? Во дворе дома? Жди меня там через полчаса… минут сорок… Будь готов. Резервные ключи от дачи имеются? Отлично… Жди… Подъеду…

Отвёл мобилу от уха, быстро потыкал в экран пальцем. Жаль, не додумались пока до дистанционного управления гаджетом, и бесконтактного, чтобы всё делать не глядя, как-нибудь одной силой мысли, – закончить один вызов, начать другой… Ничего, когда-нибудь дойдёт прогресс, голосовая поддержка и сейчас уже существует. По привычке опять прижал телефон к уху, не дожидаясь первого гудка. Звонил уже самой Людмиле, маме бедного Игоря, потеряшке. Вдруг у чувака поехала крыша, а на самом деле никто никуда вовсе не пропадал? Повздорил с матерью из-за очередной ерунды и… До предположений, какое там может быть «и», Виталий даже не добрался, успел только мысленно съязвить: «Вот, всё-таки сломался первым – не до игры в молчанку…» – а робот, по ходу, и выдавил заученное: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа». Н-да, гордость самца не пострадала; не бывает разговоров короче…

Минут двадцать спустя Виталий стремительно вышел из подъезда. Одет был по-летнему, на жару, в светлые штаны из лёгкой ткани и футболку без единого процента полиэстера. Двор лежал в тени дома, многоподъездной девятиэтажки, но прохладой здесь уже не веяло. Двор был очень условным – представлял из себя длинную, узковатую, даже, пожалуй, тесноватую полоску асфальта, за которой круто вздымался вверх склон луга. Весёлая, зелёная от густой травы круча вызывала некоторые ассоциации с земляным валом в одном древнем городке, тем более что, как и там, плато служило подножием строению. Вся лишь разница, что в историческом поселении это были какие-то палаты, памятник старины, а здесь – очередной пятиэтажный жилой дом. Зато возвышенность, на которой он стоял, была не рукотворная, природа её создала. Здешнюю довольно плотную застройку можно было смело назвать прибрежной, ибо располагалась она не так далеко от реки. Панельные пятиэтажки, сориентированные вдоль уступов рельефа и потому не совсем параллельные друг другу, построили ещё в семидесятые, должно быть, годы. Дом Виталия появился гораздо позже и на том месте, что ещё оставалось свободным, внизу (ещё ниже, примыкая непосредственно к берегу, начиналась промзона, какие-то мастерские, склады и прочее). Воздвигли девятиэтажку в середине десятых годов. Тогда же, почти десять лет назад, Сёмин и купил здесь однушку – родители помогли материально. Дом был красивый, из румяного кирпича с лёгким блеском, с отливом, ничуточки за годы не состарился, не тот ещё срок; вот только двор подкачал – не вышел размером…

Вчера вечером Виталий удачно пристроил своего «Сидра» на парковку (явно недостаточную для местной армады автомобилистов, потому потенциально взрывоопасную раздорами) – почти напротив подъезда, впрочем, не совсем напротив, немного в стороне. И сейчас Сёмин с порога рысью метнулся туда – отчего-то непременно надо было устраивать такой рывок, словно машинка как в мультике была разумной и, вдобавок, склонной к подлянкам и проказам. Ну, просто спринт автолюбителя, ей-богу! На ходу Виталий пожирал глазами обожаемый, драгоценный пепелац. С лёгким таким прищуром, чтобы чётче подробности различать. И вовсе не любовался, нет, – оценивал колёса. Но пока видел только лишь правую пару. А левую проинспектировал приблизившись и перейдя на более степенный шаг. Все четыре колеса оказались не сдутыми, в норме. Такой вот осмотр резины тоже стал частью обязательного «ритуала автомобилиста» – ещё с зимы. В дебрях прибрежного человейника завёлся какой-то чудачок – то здесь, то в ближних дворах время от времени выкручивал у легковушек золотники. С какого зла, с каким прицелом – неясно. «А на видеокамеры мы раскошелиться не можем…» – пробурчал Сёмин саркастически, мысленно – в который уже раз.

Ну да ладно, чепуха. Вот во вторник в соседнем микрорайоне вышел совсем уж дикий случай. Тоже с колёсной резиной, но куда брутальнее. Какие-то гады затащили на верхнюю площадку подъезда старую покрышку, облили горючей дрянью – и подожгли. Весь подъезд в копоти, а жильцы в шоке. И поджигателей до сих пор ищут. «Потому что в том доме тоже сэкономили на видеонаблюдении», – резюмировал Виталий.

Машинка, изначально фиолетового колера, вдруг показалась Сёмину выгоревшей и пыльной. Может, и впрямь за ночь на кузов осела пыль… Распахнул дверцу, скользнул за руль – ещё не печка, но уже точно теплица. Вечный пластмассовый запах, поразивший Виталия химической терпкостью ещё на площадке автосалона, девять лет назад. Неистребим, но только в первую минуту его и замечаешь… Как Сёмин ликовал тогда! Откатав первую полутысячу километров, клялся себе, что лет через пять купит новую «KIA», и непременно это будет опять «Сидр»…

Мотор подхватился мгновенно, едва повернул ключ зажигания. Вот и ответ на всю эту малодушную ностальгию…

И солнце сегодня, как и вчера, как и позавчера, опять светило ярко. Да ведь и жарко – лето нынче настоящее. Только живи да радуйся!..

Но вместо того, чтобы радоваться, Виталий снова прокрутил в памяти «перемогу» в понедельник (опять-таки в корпоративные жаргонизмы с некоторых пор превратились разные хохляцкие слова). В общем, как ходил на поклон к начальству – «подавать челобитную». Потирал руки, ещё сидя за столом перед рабочим компьютером, только вовсе не радостно потирал. Прикидывал: вот бы толково – и обтекаемо – с Сергей Викентьевичем объясниться, зачем ему пятница нужна. Слова на ум не шли. Какой-то опрометью Сёмин выскочил в коридор. А в кабинете начальника напоролся на Бориса Ксенофонтовича, Ксенофобыча, так Виталий его про себя называл.

Только ведь чуть Сёмин дверь и приоткрыл, а уже нельзя было дать реверс. Ксенофонтович в образовавшуюся щель его заметил и поманил рукой: заходи-заходи.

Сидел он на стуле для посетителей – только не в позе просителя. Развалился вальяжно, нога была закинута на ногу и слегка раскачивалась – наверно, в кресле-качалке представлял себя.

Мягкотелый Сергей Викентьевич в присутствии зама обычно становился принципиальным и даже непреклонным. Должно быть, боялся, что Ксенофонтович его расшифрует… Хотя, по правде, тот, конечно, давно его расшифровал.

– Что хотел, Виталий? – поинтересовался Сергей Викентьевич. Он обладал красивым сочным актёрским баритоном.

– Отгул, небось, хочет, – буркнул Борис Ксенофонтович, проницательно зыркнув на Сёмина колючими глазами. – И, наверно, в пятницу… Всем нынче понадобились отгулы…

У него голос был крестьянский, грубый. Хотя сейчас прозвучал вроде не зло и не сварливо.

– Да, – выпалил Виталий обиженно. Осторожно добавил: – Хочу взять день в эту пятницу.

Ксенофонтович искоса кинул на шефа свой рентгеновский взгляд, чуть заметно, но хитро, как кот, усмехнулся чему-то. Сергей Викентьевич же, не обращая на эту усмешку внимания, а, может, наоборот, очень даже обращая, тоже улыбнулся, но как-то кисло. Смотрел он исключительно на стол перед собой, уставился на лежавшие там какие-то бумажки, будто они и впрямь очень его волновали. Тут же согнал улыбку прочь, пророкотал барственно-небрежно:

– Хорошо… Оформляй в личном кабинете.

У Виталия, должно быть, глаза полезли из орбит, он потом несколько секунд ничего вокруг не видел.

– СпасибСергейВикентьевич!.. – одним словом – и одними губами – выстрелил Сёмин и так резво сиганул в коридор, что просто удивительно, как не вынес косяк и никого не сшиб на ходу уже за дверью.

Вот такое вот совершилось в понедельник чудо. И, несмотря на горький привкус, который оставило по себе, нарастающий гнусный привкус в мыслях, а не во рту, чудо сие оставалось в силе, действовало – отгул-то никто у Сёмина не отнял. Пятница наступила, шпарит вперёд полным ходом. Ещё бы не мотаться чёрт те куда со стрёмными заботами…

Минут семь не шибко быстрой езды по не самым широким улицам города – Людмила с сыном жили кварталах в четырёх от Виталия (если, конечно, не впадать в буквализм; вообще-то ландшафтные особенности маршрута были сложнее) – да красные огни светофоров сколько-то времени съели, и добрался до места ко времени, как педант, не больше сорока минут после разговора с Игорем и прошло. Двор, к коему дом, где жили Стрекаловы, относился, тоже трудно было назвать двором в полноценном смысле, но по совсем иным причинам. Если двор Сёмина был ленточкой, хиленькой полоской, то здесь простиралось обширное, геометрически неправильное пространство, кое-как обозначенное разношерстными строениями по периметру.

Однако сворачивать на дворовую территорию, пилить до самого подъезда по узкому и тупиковому, кстати сказать, тротуару Виталию не пришлось. Игорь поджидал его у парковочного кармана рядом с ближайшим въездом во двор – сообразил верно, каким маршрутом воспользуется «дядя Виталя». А «дядя Виталя» тоже не оплошал, издалека заметил маячившую на тротуаре долговязую, субтильную и понурую фигуру. Подрулив вплотную к бордюру, имел возможность рассмотреть пассажира детальнее. Для поездки Игорь облачился в светлые мешковатые штаны с манжетами, типа кальсон, футболку с многочисленными безобразными и, должно быть, глупыми надписями на английском. На голове – криво сидела бейсболка. Чудовищные, размера на два здоровее чем надо кроссовки напялены были, должны быть, на босу ногу. В лучшем случае – на очень короткие, практически невидимые носки.

По виду не скажешь, что пропажей матери огорчен, оценил Виталий. Если бы не скорбная сутулость… Так она у него всегда. Хотя, в сущности, дисциплинированный, воспитанный, пусть и не шибко башковитый парень. Учится в колледже на электрика – закон Ома не знает.

Поздоровались коротко, практически без слов – Игорь пробурчал что-то себе под нос, Виталий молча кивнул – садись, мол, рядом. После чего Игорь плюхнулся на пассажирское сиденье и ловко пристегнулся.

– Ключи деревенские взял? – спросил Сёмин сурово.

– Да! – показав довольно-таки массивную связку из трёх или даже четырёх ключей, очень похожих на сказочный, из «Буратино», Игорь сунул её обратно, в компактный рюкзачок, что держал на коленях.

После такой обязательной проверки можно было пускаться в путь.

Как всегда, на выезд из города ушло добрых полчаса, хотя по километражу это была, самое большее, треть расстояния. Но и потом сильно разогнаться не удавалось – на обочине то и дело торчали знаки ограничения скорости до семидесяти и предупреждения о возможном выходе на дорогу лосей. Сопутствующими видеокамерами и автоматическими радарами эти запреты, правда, не были подкреплены, и многие водители выжимали из своих авто привычные сто десять кэмэ в час, некоторые – даже сто двадцать. А самые отмороженные – должно быть, и все сто тридцать, с таким свистом проносились они по левой полосе, обгоняя «Сидр» Виталия. Сёмин дисциплинированно укладывался в девяносто; впрочем, чуть сильнее прижимал ногой педаль акселератора на тех участках дороги, где ограничение действовать переставало (там, где параллельно трассе тянулся заградительный сетчатый забор), но по-настоящему вырваться вперёд не давал слишком плотный поток машин. (Ну, прямо как в час пик – вечный час пик, даже подумалось Виталию.) Через десять-пятнадцать секунд ускорения машина догоняла очередную едва трусившую под штабелем бруса или какого другого строительного скарба «Газель» или проржавевшую до дыр «Ладу», ровесницу Виталия, с задним сиденьем, заставленным буйно разросшейся рассадой. Фуры на правой полосе встречались редко, сами, как правило, шпарили по левой, в вечном обгоне. Когда удавалось, Виталий следовал их примеру и пару-тройку тихоходных рыдванов сумел обойти, но чаще всё-таки приходилось опять снижать скорость – ибо впереди снова маячил столб с числом семьдесят внутри обведённого красным белого круга.