Вечные: Вита (том 4)

Глава 4

Сброс

Локация: Империя Упрямовой

Кольцо блестело в огне факелов, отражая багровые отблески перевёрнутых столов и лужи пролитой медовухи. Катя чувствовала, как её сердце гремит о рёбра, как кровь звенит в висках.

Всё это было просто безумие: перестрелка, крики, выстрелы и… предложение? Серьёзно?!

И тут словно кто-то щёлкнул пальцами. Атмосфера переменилась.

Напряжение словно растворилось в воздухе: дружинники опустили автоматы, кочевники переглянулись и усмехнулись, будто актёры, закончившие спектакль.

Павел поднялся на ноги, всё ещё держа коробочку. Улыбнулся мягко, почти смущённо:

– Катюша… это всё было для тебя. На самом деле нет никакой войны, никаких врагов-кочевников. Я хотел, чтобы этот момент запомнился.

Она моргнула, не понимая.

– Что? Ты… серьёзно?

И тут Тимер, всё стоящий с дробовиком, заливисто рассмеялся и хлопнул себя по колену:

– Аха-ха! Вот это да! Ух! – он повернулся к своим людям. – Ну, мы же неплохо сыграли, правда, парни?

Кочевники почти хором рассмеялись, кто-то начал обниматься и пожимать руки дружинникам.

Тимер убрал ружьё и снова повернулся к императрице:

– Екатерина Маратовна, видели бы вы своё лицо! А мы-то переживали, что вы нас раскусите.

Катя ошарашенно смотрела на него.

– Это… реально спектакль?

– Конечно, – кивнул Павел. – Встреча в Совете, этот лазутчик и даже сегодняшний «пир с угрозой»… Мы всё готовили, готовили очень долго. С моими людьми, с Тимером и его бандой. Это было невероятно сложно провернуть, но всё ради того, чтобы сделать предложение эффектным.

Тимер согласно кивнул, плюхнувшись на скамью, как довольный актёр после премьеры:

– Да, да. Никаких претензий у меня к вашему городу нет, мы искренне рады, что рядом с нами есть такой сильный сосед. Всё это было ради зрелища. Для вас. И, кстати… эм… простите меня, конечно, за наглость, госпожа императрица, но вы так и не ответили на вопрос Павла Александровича.

Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног.

– Но… мы ведь уже женаты… – прошептала она.

Смолов посмотрел прямо ей в глаза. В его взгляде не было сомнения, только спокойная, уверенная твёрдость:

– Тогда почему твоя фамилия – Упрямова, а не Смолова?

Катя открыла рот, но слов не нашла.

И тут рядом с ней оказалась служанка Ольга. Она сияла от счастья, будто лично ждала этого момента.

– Ваша светлость, – радостно произнесла она, сложив руки у груди, – мы так рады за вас. Вы ждали этого вечера целых два года. Наконец-то!

Екатерина посмотрела на неё – и слова застряли в горле.

Все эти два года они не были женаты?

– Но оружие… – выдавила она, словно хватаясь за последнюю соломинку. – Все эти выстрелы…

Павел улыбнулся легко, почти по-детски:

– Холостые. Спрятали под столами. Никто не пострадал. Просто фейерверк для зрелищности, – затем он подошёл ближе и приобнял её. – Так ты… согласна стать моей женой?

Катя засмущалась и буквально растаяла. Эмоции нахлынули на неё, дыхание сбилось. Что уж говорить – представление удалось на славу.

Сквозь ком в горле она сумела только выдавить:

– Да… согласна.

И тут же расплакалась, почти по-детски.

Во дворе взревели голоса, кубки звякнули, поднимаясь за здравие. Смех и аплодисменты накрыли её, как волна. Катя стояла посреди этой радости, и только внутри всё ещё не стихала буря эмоций.

Может, она действительно ошибалась? Может, всё это и правда настоящее?

Праздник набирал обороты. Музыканты сменяли друг друга, и струны звенели чисто, ровно, будто никто никогда не промахивался мимо ноты. Столы ломились под тяжестью блюд: мясо дымилось, словно только что с печи, медовуха блестела янтарём, а пироги исчезали и снова появлялись в руках слуг.

Толпы гостей кружились в танцах, и Катя то и дело ловила себя на мысли, что всё идёт слишком гладко: никто не оступился, никто не уронил кубок, даже пьяные держали ритм, словно репетировали заранее. Но разве это действительно странно? Или она просто слишком устала, и мозг ищет повод усомниться даже в празднике?

Она встряхнула головой. Опять эти мысли. С ума сойти можно.

Екатерина подняла кубок, но пить ей почему-то пока совершенно не хотелось. Она попыталась раствориться в смехе, в песнях, в лёгкости этого вечера. На миг ей даже показалось, что получилось. Что можно просто радоваться вместе со всеми. Но тревога никуда не уходила, тянула изнутри, как невидимая нить.

Поймав момент, когда гости отвлеклись на очередное представление актёров, она наклонилась к Павлу, взяла его за руку и почти шёпотом сказала:

– Пойдём. Нам нужно поговорить.

– Что? Сейчас? – Павел уже был немного пьян.

– Да, сейчас.

Они отошли в здание дворца, в главный зал, за высокие колонны, где шум веселья казался чуть глуше.

– Когда началась перестрелка… – её голос дрожал. – У меня загорелись руки, ты это видел?

– Чего? Опять?

Павел замер. Лишь на миг – но этого хватило. Будто сама реальность вокруг на секунду застыла вместе с ним. Музыканты сыграли одну и ту же ноту дважды подряд. Смех за столами оборвался и тут же вспыхнул снова.

– Ладно, ладно, – наконец сказал он, слишком спокойно. – Видел, конечно. Мы же всегда владели силами. Ты забыла?

Катя нахмурилась, не веря до конца.

– Ох… – прокряхтел он усталым и пьяным голосом. – Ладно, ща.

Он вытянул ладонь. В воздухе зажёгся крошечный светящийся шарик – сгусток энергии, переливающийся голубым светом. Он парил над его рукой, пульсируя ровно, как сердце.

– Видишь? – Павел улыбнулся. – Всё в порядке.

Катя смотрела заворожённо, но в её взгляде было больше смятения, чем восторга.

– Но… почему мы никогда этим не пользовались?

Он пожал плечами, как будто вопрос был слишком прост.

– А разве была нужда? У нас мир. У нас Империя. Мы справлялись и без этого.

Её сердце сжалось. Мир… Империя… Но она помнила – не так. Где-то в глубине сознания вспыхивали другие картины, но они тонули в шуме музыки и криках веселья.

И тут их снова захлестнула толпа, которая ворвалась следом. Дружинники, советники, вельможи – все хотели поздравить императрицу и её будущего мужа. Радость их была настолько сильной, что императорскую чету вынесли обратно во двор прямо на руках. Кубки поднимались, песни гремели, девушки плясали в венках и пёстрых платьях.

Екатерине поднесли кубок с медовухой.

Да чёрт с ними, с этими мыслями. Катя залпом выпила содержимое. Медовуха оказалась намного крепче классической, алкоголь тут же ударил в голову.

– Чёрт, это откуда? – спросила Катя.

– Так из наших же дальних запасов! – рассмеялся Павел. – Ещё довоенная, самой крепкой выдержки. Я специально распорядился, чтобы достали именно её!

Гул голосов, смех, звон тостов. Кто-то танцует прямо на скамейке под звуки баяна. Павел обнимает её за плечи, и она впервые за день позволяет себе улыбнуться свободно.

Третий кубок.

Девушки в венках тянут её в хоровод. Екатерина вертится, волосы выбиваются из причёски, юбка подскакивает в такт. Павел стоит в стороне, хлопает в ладоши и подначивает, а у неё кружится голова, и всё кажется настоящим.

Пятый кубок.

Дружинники уже пляшут на столах в обнимку с кочевниками. Один падает, но встаёт, и все смеются, будто так и надо. Кто-то поёт фальшиво, но странным образом это звучит идеально в общем гуле. Катя ловит себя на мысли: а может, это и есть жизнь?

Екатерина ощущала, как праздник превращается в сумбур: слова сливались в гул, лица мелькали, время скакало от сцены к сцене. Она смеялась, отвечала на тосты, позволяла себя кружить в танце.

Десятый кубок.

Кто-то кричит:

– Императрица должна спеть!

Кубок вручают ей, как микрофон.

– «Шальная императрица!» – подхватывает один из байкеров, тот самый, что больше всех дерзил в зале Советов.

Екатерина хрипло тянет первый куплет:

– Будуар императрицы повидал немало на своём веку…

Толпа разошлась в восторженных аплодисментах. Музыканты подхватили ритм и начали драматичный, но при этом крайне сексуальный проигрыш. Это вызвало невероятный эмоциональный подъём у Екатерины, и она вошла в раж:

– Кавалеров вереницы навевают на неё теперь тоску.

Она демонстративно зевнула и хищным взглядом посмотрела на Павла:

– Только сердцу не прикажешь, сердце просит продолжения любви.

Катя подошла ближе и эротично обвила его. Едва он захотел её обнять, как она тут же выскользнула:

– И вечерний экипаж её уносит… – музыканты намеренно дали паузу, – на окраину… Свияжска!

Музыка окончательно стихла, кто-то засвистел, кто-то легонько зааплодировал, ожидая продолжения. И тут же начался активный музыкальный отыгрыш. В этот момент Павел вскочил и запел:

– И там шальная… императрица, в объятьях юных кавалеров, забывает обо всём!

Неожиданно к нему присоединился Тимер:

– Как будто вечно ночь будет длиться, как будто разочарованье… не наступит новым днём!

Они поют пьяным дуэтом, совершенно не попадая ни в какие ноты, но весь двор взрывается овацией. Их смех сливается в единый хор.

Кубок номер… да чёрт его знает!

Смешанные лица. Танцы. Чьи-то руки тянут её за запястья, потом хлопают по плечу. Павел рядом, но лица расплываются, слова сливаются. Мир становится калейдоскопом красок, песен и гулких ударов в сердце.

И в один момент всё оборвалось.

Смех превратился в шёпот, кубки в руках исчезли. Темнота сомкнулась внезапно, как если бы кто-то выдернул свечу из мира.

* * *

Голова гудела, словно в неё загнали целый оркестр. Катя зажмурилась, пытаясь вспомнить, где она и что вчера происходило, а перед глазами всё ещё прыгали обрывки вечера.

– Катюша. Вставай, – раздался рядом бодрый голос.

Она приоткрыла глаза. Павел стоял у кровати уже в дорожном камзоле, подтянутый, выбритый, будто вчерашнего безумного пира вовсе не было.

– Что? – хрипло выдавила Екатерина. – Который час?

– Время вставать, государыня. Мы едем в Казань, – сказал он так буднично, словно речь шла о прогулке по саду.

Екатерина села, чувствуя, как мир вокруг качнулся.

– В Казань? – переспросила она. – Но… ты же вчера спорил до последнего и ничего не хотел про это слышать!

– Я думал, ты уже догадалась, почему. Не хотел портить вечер, к которому так долго готовился, – Павел улыбнулся. – А теперь вставай, соня, всё готово. Люди собраны, припасы загружены. К полудню будем в дороге.

Она с трудом нашла слова:

– Ты серьёзно?

– Более чем, – отрезал Смолов. – Давай, завтрак ждёт.

Екатерина осмотрелась:

– А где… слуги?

– Я дал всем выходной. Вчера был такой пир, что сегодня полгорода почти в коматозном состоянии. Я с трудом дружинников в чувства привёл. Так что на завтрак у нас сегодня сэндвичи. С тостами.

– Ого, где ты взял тосты? Я не видела их последние лет десять.

– А что, у нас хлеба, что ли, мало в городе? Всё, давай, – он помог ей подняться и подтолкнул к выходу прямо обнажённой. – Пошли.

– Эй! – наиграно возмутилась Катя. – Прямо так?

– А ты против? Мы во дворце одни.

– Ну… на самом деле нет.

В обеденном зале, как обычно, было светло и чисто. Правда, на столе не дымились десятки разновидностей каш, румяные пирожки, резаная зелень и кувшины со свежим квасом. А стояла одинокая тарелка со свежеприготовленными тостами и чашка горячего чая.

Катя машинально потянулась за хлебом – и только тогда вспомнила.

– Па-аш, – осторожно начала она, – а чертёж?

Он приподнял бровь.

– Какой?

– Городской план, помнишь, который я пыталась тебе показать. Он был совсем не таким…

Павел усмехнулся, подхватил свёрнутый лист с полки и развернул прямо перед ней.

– Вот этот?

Катя склонилась над бумагой. Да, это был тот самый план: перепутанные улицы, остров меньше, площадь не на месте, узкие проулки и… огромный паркинг перед въездом. Но при этом надпись: «Карта Свияжска начала XVII века» никуда не делась.

– И тебя ничего не смущает? – спросила Екатерина, запив тост чаем.

– Ты про это? – Павел показал на надпись.

– Именно. Какой к чёрту семнадцатый век с городским паркингом.

Павел совершенно не смутился. Он спокойно развернул карту, где с обратной стороны имелась другая надпись:

«Сувенирная продукция»

– Видишь? – спокойно сказал Смолов. – Шуточная карта-открытка. Туристы любили такие. Тут вон, смотри, – он снова перевернул чертёж и ткнул в самый центр, где располагалось то, что Катя сначала приняла за большой дом. – Даже посадочная площадка для летающих тарелок есть.

Она замерла. Ей было что возразить? Всё выглядело слишком… просто.

– Шуточная… – повторила Катя глухо.

Павел подошёл к ней и приобнял её.

– Расслабься, милая. Я понимаю, что ты сильно себя накрутила из-за моего, эм, перфоманса. Но сегодня мы всё увидим сами. В Казани.

Он говорил легко, уверенно. Но где-то внутри Катя чувствовала: всё равно что-то не сходится.

Она в мыслях дожевала завтрак, добила остатки чая и едва встала, как Павел тут же развернул её, прижал к столу, усадив задницей прямо на дубовую поверхность и растолкав посуду.

– Ой! – вскрикнула она, упираясь ладонями в край. – Кажется, мне нужно одеваться.

– Нужно ли? – хищно прищурился он, наклоняясь так близко, что его дыхание обжигало её щёку.

Она попыталась высвободиться, но Павел не отпустил. Его руки уверенно скользнули по её талии, прижимая сильнее, будто он боялся, что стоит отпустить – и она исчезнет. Катя почувствовала, как сердце бьётся в груди, будто готово выпрыгнуть наружу.

– Паш… – прошептала она, – ты сошёл с ума, нас же могут застать… Вдруг войдёт кто-то…

– Пусть застают, – перебил он горячо, с вызовом. – Пусть знают, кто твой император.

По залу прокатился звон: опрокинутая чашка скатилась со стола и вдребезги разлетелась о пол. Где-то рядом зазвенела упавшая вилка. Но никто из них не обратил внимания: в этот момент страсть окончательно задурманила сознание.

Он поймал её за затылок и потянул назад, заставляя запрокинуть голову. Его поцелуй был не нежностью, а требованием, огнём. Катя застонала и вцепилась в его плечи, начала жадно раздевать, почти разрывая одежду. Стол сдвинулся и заскрипел, пустая тарелка отправилась следом за остальной посудой, усыпав весь пол осколками.

Павел снова потянул её назад, уложив на поверхность стола целиком.

– Смолов! – полушёпот, полукрик, в котором смешались протест и азарт.

– Тише, государыня, – он усмехнулся, прижимая её крепче. – Сейчас ты только моя.

Катя почувствовала на коже холод металла, нож со стола, случайно задетый рукой, и жар его тела, накрывающий её с головой. Всё вокруг превратилось в хаос, перепалённый желанием.

Он вошёл. Резко. Это был настоящий эмоциональный и физический взрыв ощущений.

Она застонала, изгибаясь телом, словно змея.

В какой-то миг она запрокинула голову и увидела сквозь витражи бледное утреннее солнце. Лучи падали прямо на них, и казалось, что само утро подглядывает за их безумием.

Они тонули в этом вихре – смех, страсть, хриплые шёпоты. Весь мир сжался до одного стола, на котором решалось всё: долг, любовь, власть.

* * *

Главная площадь гудела, как улей после удара палкой.

Но это был не бодрый гул, а вязкий, с хрипотцой, как у человека, которому слишком тяжело после ночной пьянки. Потому что сегодня Свияжск был тем самым человеком.

Воздух дрожал от рёва моторов. Колонна смотрелась внушительно. Впереди – два бронированных «Тигра», за ними грузовики с ящиками припасов, следом микроавтобусы с охраной. В хвосте санитарки и бензовоз. На каждой машине висел красный штандарт с золотым солнцем Свияжска, трепыхался на ветру, будто старался перекричать тяжесть этого утра.

Несмотря на общее сонное состояние, вдоль улицы выстроились люди. Ещё бы – не каждый день практически вся верховная знать Свияжска собирается в рейд до Казани. Кто-то махал шапкой, но как-то вяло, будто делал одолжение. Кто-то зевал, прикрываясь рукой.

Дружинники возле конвоя держались прямо, но по глазам было видно: многим это удавалось с трудом. У кого-то щёки ещё серели, кто-то украдкой прикладывался к бурдюку с водой. Один молоденький боец едва не выронил автомат, когда у него дёрнулась рука, но сосед сразу шикнул, и он подтянул ремень.

– Вон они, герои вчерашнего банкета, – хмыкнула Екатерина.

Павел усмехнулся, поднимаясь в свой строгий, почти трезвый образ:

– И всё равно они встанут, если придётся. Даже с похмелья.

– Удивительно, что ты вообще позволил им такие вольности.

– Я что, по-твоему, какой-то кровавый диктатор?

– Нет, но во время праздников ты обычно всех держишь в боевой готовности, а вчера они чуть ли не на брудершафт с нами пили.

– Нужно же людям тоже отдыхать, – улыбнулся Павел.

В этот момент прямо к императорской чете подъехал самый роскошный автомобиль этого города – красный бронированный Range Rover.

Катя посмотрела на него с лёгкой дрожью в сердце. Тот самый автомобиль Хаматова. Автомобиль отца. Как же много с ним связано теперь.

Павел открыл ей переднюю пассажирскую дверь.

– Поведу я, так что прошу.

Она на секунду задержала руку на стойке и задумчиво произнесла:

– Давненько я его не видела. Думала, он уже развалился.

– Почему?

– Я даже не знала, где он у нас хранился. Вообще не помню столько техники. Мы же всё время только лошадьми и пользовались.

– У нас всё это время был армейский гараж в Исаково, – ответил Павел и сделал ей жест, приглашающий внутрь. – Просто не было нужды тратить топливо.

Когда дверь захлопнулась, звук показался ей слишком знакомым. И запах кожи, и глухое рычание мотора. Салон ещё раз освежил ей все события из прошлого.

Сердце ударило больнее, будто вспоминая то, что сознание ещё не хотело называть.

– Что? – заметил Павел её реакцию.

– Просто… – она провела ладонью по торпеде. – Дежа вю.

Он пожал плечами:

– Ещё бы. Я помню наш первый секс здесь. И он был бесподобен.

Екатерина улыбнулась и даже немного покраснела. Но не от стыда, а скорее от лёгкого возбуждения.

Колонна тронулась. Дворец и шумная площадь остались позади, город быстро растворился за окнами. Немного движения по разбитой брусчатке, пара поворотов – и вот они уже на главном шоссе.

Машины постоянно петляли из стороны в сторону, проезжая по более уцелевшей и не заросшей тропе и обходя сгнившие до основания остовы фур. Катя совсем забыла, что за территорией Свияжска вообще-то царствует постапокалипсис.

Но в салоне при этом царил почти уютный покой – мягкий гул, тепло, тишина.

Мысли потекли сами собой, и теперь им практически ничего не мешало. Вспышки воспоминаний начали собираться воедино, как куски рваной картинки: жизнь в правительственном бункере Федерации под гнётом отца, визит Павла из Волгограда, неожиданное чувство свободы. Рейдеры, которые украли секретную боеголовку и привезли её лидеру сопротивления Вдовину.

Вдовин. Он же… не просто какой-то мужик… Он же…

– Брат моего отца, – неосознанно пробубнила Катя.

– Что? – спросил Павел.

– Эм… да так…

– Да ладно тебе, скажи, о чём думаешь? – Павел не отрывал взгляда от дороги. – Снова о прошлом?

– А ты что, готов это обсудить?

– На самом деле не особо хотел, как ты поняла. Я всё давно отпустил ещё тогда, когда потерял всех, кто мне дорог, в Волгограде. А в Казани я и вовсе турист. Всё, что для меня было важно, – это ты!

Он мельком посмотрел на неё с глазами, полными любви.

– Как мило! – оценила она.

– Надеюсь, – он снова улыбнулся. – Однако раз мы всё равно едем в Казань… если ты хочешь немного поностальгировать, думаю, сейчас самое время.

Она вздохнула:

– Не то что поностальгировать… просто… я не знаю, что со мной происходит.

– В смысле?

– Ну, знаешь, я будто последние два года была в каком-то сказочном сне. Я совсем забыла, кто я, как оказалась здесь и что меня связывало с Казанью. Я же пыталась тебе об этом сказать всё это время.

Павел провёл машину через разбитый пост ГИБДД, и колонна выехала на мост.

– Прости, – ответил он. – Я просто так сильно был погружён в организацию своего плана, что в последнее время даже немного был на нервах. Хотел, чтобы всё сработало, и мне правда казалось, что всё может пойти не по плану, если мы заговорим об этом… Ты что, правда ничего не помнишь?

– Ну, помню, что переворот был. Помню этого… Стаса Пенькова, лидера Лесничества, который организовал с байкерами налёт на наш… ну, в смысле, федеральный конвой и украл боеголовку секретную. Помню, как мы все стояли на «Козьей Слободе» – я, ты, байкеры, Вдовин, Пеньков – и готовились к бою. И ты уговорил меня уехать. А дальше как во сне. Как сюда попали, как развили город до такого состояния…

Смолов хотел было ответить, но Катя подняла руку:

– Нет, это я уже поняла, как. Меня напрягает другое – что я не только не знаю, что стало с Казанью потом, так и то, что я этим даже не пыталась заинтересоваться.

– А тебе и не нужно было. Моя разведка мне всё докладывала, и ничего криминального там не происходило.

Колонна проехала мост через Волгу.

– Поясни?

– Ну, я не хотел, чтобы ты думала о прошлом, которое и так доставило тебе хлопот. Чтобы ты знала, что отца твоего в итоге свергли и сослали с его элитой на дальнюю станцию. И то, что от Федерации как от государства, которое ты помнила, не осталось и следа, и теперь там всё по-другому.

Катя усмехнулась:

– На самом деле я не была ярой патриоткой Федерации, я же тебе говорила. Да и отец заслужил такой участи… он же точно жив?

– Точно. Хочешь с ним увидеться?

– Если получится.

Катя замолчала. Она чувствовала тепло его руки, мягкое покачивание авто, спокойный шум колёс. Всё это успокаивало. Почти как будто их жизнь действительно нашла свой путь.

– А кто правит городом сейчас? – спросила она.