Главная роль – 6
- -
- 100%
- +
Закончив перечислять очередных фигурантов очередной порции проверок, Военный министр перешел к более важному делу – формированию полноценной Военной полиции, потому что сейчас она моим высоким стандартам не отвечает – пригляд за служивыми в мирное время, несмотря на уже прикрученные костыли, до сих пор держит Охранное отделение. Во время военное или в случае учений назначаются «смотрящие» из самой армии. Отдельный орган должен быть, автономный и контролируемый «смежниками».
В дверь моего кабинета постучали, и к нам с министром присоединился Анатолий Федорович Кони. Был такой интересный «кейс» в нашей истории, когда этот славный на всю страну «стряпчий» красивой риторикой в суде убедил суд присяжных вынести оправдательный приговор Вере Засулич – террористка попыталась пристрелить петербургского градоначальника. Дело было громким, и при вынесении вердикта учли тот факт, что градоначальник грубо нарушил закон о запрете телесных наказаний, велев выпороть за неуважение к себе политического заключенного. Мне не нравится – очень плохой прецедент тогда создали, на целую новую волну терроризма хватило, но талантов Кони умалять нельзя. С Анатолием Федоровичем мы неоднократно виделись – в том числе обсудили расследование того самого крушения Императорского поезда, по итогам которого никто не сел – папенька велел закрыть дело. Кони был против, но против политической воли не попрешь: просто перетасовали некоторых деятелей по должностям и на этом сочли дело сделанным.
Именно Анатолия Федоровича, человека сугубо гражданского, а значит обреченного на отсутствие друзей в высоких погонах и некоторую обструкцию, я прочу на должность начальника военной полиции. Структуру выстроить Кони сможет – план мне уже представил, и именно по этому плану Ванновский ведет приготовления. Опыт в расследовании сложных дел у Анатолия Федоровича огромный, и его пригодность к актуальным задачам он продемонстрировал во главе одного из «чистящих» флот отделов.
Как минимум при мне и моих постепенно проникающих во все сферы жизни государственного аппарата доверенных людях (еще парочку переселить на каторгу пришлось, слаб человек) мужики демонстрируют профессиональную этику. Мотивация Ванновского проста – он же опытный, чувствует, как земля горит под ногами, а падать с такой высоты очень-очень больно. Мотивация Кони сложнее – он, зараза такая, честнейший человек, для которого главное – это Закон. Чисто судья Дредд!
Обсудив сделанное и запланированное, мы попрощались, и место визитера занял Сандро. Довольный последнее время ходит – раньше на балах да по салонам флиртовать из-за Ксюшиной любви было чревато, а теперь личная жизнь Саши целиком в его руках. Ныне приставлен к авиаторам – как только он осознал, сколько бомб может сбросить на врага с недостижимой для ПВО (которого физически не существует и о котором никто и не чешется, дирижабль же очень ненадежный и взрывоопасный – если гелием не накачать, а о нем тоже никто из врагов не думает) высоты, сразу же полюбил воздух во всех его проявлениях. Тема сегодняшнего визита – парашюты. Из будущего я знаю, что для них потребны крепкие стропы, шелк, дырка по середине и хитрый способ укладки в рюкзак. Шелк – меньшая из проблем, и именно с ним экспериментируют на полигоне около Петербурга. И никаких «эти трусы при первой опасности будут выпрыгивать из ценной техники» – Сандро лично посмотрел, чего стоит подготовить толкового авиатора: те, что ныне катают меня на дирижабле, еще на шарах налетали сотни часов, а последний год тренировались на «пепелацах». Дирижаблей-то мы сделаем, пусть и дорого, а вот пилота учить нужно много лет – когда перейдем на самолеты, эта тенденция только усилится.
Три десятка угробленных манекенов, десяток вырванных клоков из бород в ходе научных диспутов и несколько сотен квадратных метров ткани да три десятка образцов стропы – такие пока итоги. С чистой совестью записываем в блокнот «прогресс идет» и прощаемся с Сандро.
Следующий визитер – Дмитрий Иванович Менделеев, который порадовал новостями о том самом гелии: опыты с добытым на северо-западе горы Бештау уранинитом (он же Настуран, если правильно) увенчались успехом: спектрографический анализ показал в нем содержание гелия. Никудышное и непригодное к промышленному получению, но нам главное само вещество найти там, где это проще всего. Основой получения станет природный газ, который никак в этом времени не используется и почти не добывается – основные залежи на глубине от километра, технически недостижимых. Прогресс имеется и здесь, и у Империи есть весьма реалистичные шансы все дирижабли к Большой Войне перевести на гелий, получив ультимативное «вундерваффе», которое можно смело применять как минимум месяца три – до момента, когда военная машина врагов не сделает оборот и не породит способную дотянуться до непривычной угрозы ПВО.
* * *На открытие Большого Музея Азиатской Культуры собралась изрядная толпа. Здание стильное – точно не скажешь, какой культуре и какому историческому периоду принадлежит его архитектура, но абстрактной «азиатщиной» от него разит за версту: черепичная характерная крыша поверх двухэтажных белых стен, на участке разбит весьма симпатичный сад с применением ручейков (трудится насос), бамбуковых трубок и растений, способных расти как у нас, так и на далеком Востоке. Растения немного портят вид – им же нужно подрасти – но уже сейчас сад вполне достойный. На территории имеется сад камней с площадкой для любования им и памятники – один Сунь-Цзы, другой – абстрактному поэту эпохи Басё. Конфуция ставить нельзя – его, конечно, там сильно уважают, но нужно учитывать многовековой китайский конфликт между конфуцианцами и легистами. Первые упирают на моё любимое «понимание» и выступают за то, чтобы каждый знал свое место и подчинялся тем, кто выше по социальной лестнице, а вторые уважают Его Величество Закон. Вроде бы так себе конфликт, очевидно в наши времена устаревший – по законам нужно жить, четко прописанным и старательно соблюдаемым – но в свое время Китай из-за этого не раз утопал в реках крови. Словом – ну его нафиг, Конфуция, лучше поставить Сунь-Цзы, к нему ни у кого вопросов нет.
Внутренние помещения поделены на три зоны – две большие, японская и китайская, и поскромнее – корейская. Экспозиции сформированы, экскурсоводы-аборигены в наличии: русский в тех краях теперь учат многие, оно и для карьеры с торговлей полезно, и модно. В музей, как и ТЮЗ, тоже будем возить детей – не только в этот, а вообще во все, кругозор расширять.
«Приглашенными звездами» выступают: мы с Маргаритой (любимая жена чисто засветиться: жива, здорова, беременна), маленькая принцесса Масако со своей мамой Харукой (от их лица будет вещать японский посланник) и мой учитель Фэн Зихао – у них с посланником китайским одна речь на двоих.
Последнее время из-за нагрузок пришлось сбавить интенсивность уроков китайского языка, но я не филоню и стараюсь уделять ему хотя бы пару часов в неделю. Прогресс идет отлично – весь «дьявол» китайского языка кроется в произношении и необходимости учить иероглифы. Понимать среднего китайца из Пекина (в Поднебесной много диалектов, которые и Фэн не поймет) я уже способен, и даже избавлен от рисков нанести смертельную обиду, надавив голосом не на тот слог. Миша после того многообещающего разговора в Крыму таки пересилил лень и плотно засел за китайский – грезит лаврами тамошнего Императора, прибавил в усердии на всех уровнях. Я доволен – главное, чтобы ребенок занимался созидательными вещами, а не слонялся без дела.
– По ту сторону континента, в далекой Азии… – начал я толкать вступительную речь.
Где-то на пятой ее минуте я краем глаза заметил, как стоящему неподалеку от скопления людей – скромно так – Остапу что-то докладывает на ухо корнет Васильев, из моего личного аппарата, числится фельдъегерем по особо деликатным (считай – донести информацию до моих ушей в кратчайшие сроки) поручениям. Секретарь «край» моего взгляда почувствовал и показал распальцовку: «Очень срочно, но речь договорить можно». Где-то что-то происходит, и от этого в душе шевелится недовольство и желание махнуть с плеча, но выдержка позволила закончить и впитать аплодисменты. Покинув трибуну, я уступил место японскому послу, улыбнулся сидящей в первом ряду Марго – «все хорошо, милая» – и направился к Остапу, в пути обрастая коробочкой охраны.
– Вечная дружба между Российской Империей и Великой Японией… – на великолепном русском языке взялся за дело японец.
– Докладывайте, Николай Леопольдович, – подставил я ухо фельдъегерю.
Просто поразительно, насколько эффективной в эти времена может быть совсем простенькая, обреченная на неминуемый провал во времена «Холодной войны», разведка. Совсем мало Первое главное управление КИБ РИ, и двухсот человек-то не наберется, опыт работы «за речкой» у которых стремится к нулю, и держится оно только на системных дырах в контуре безопасности интересных для меня стран (в том числе и дружеских, основанных на корпоративной солидарности («у-у-у, я тебе такое щас расскажу, только ты мне честное рыцарское дай!») связях по линиям армии и МИДа), но даже этого хватает, чтобы видеть в «тумане войны» на беспрецедентную глубину. Мои агенты работают в основном прислугой – первое, что пришло в голову и самое, как ни странно, эффективное: это же предмет интерьера, он туп, слеп, глух и нем, и болтать при нем можно сколько угодно – его больше интересует как ассигнацию-другую спереть, быдло оно такое!
Мало агентуры, но сложил я ее в Лондон и у австрияков: именно оттуда исходят проблемы достойного траты ценнейших (потому что другие пока не выросли), прости-Господи, «специалистов» уровня. У Османов, к огромному моему удовольствию, у нас имелась уже готовая, более чем приличная «сетка» – эхо бесконечной войны. Неплохо все и на Балканах – там чисто по-человечески к нам расположенных господ несмотря ни на что довольно много, и я обещал себе после разгребания неотложной «текучки» плотно заняться этим направлением. Специалисты с османского и балканского направления Первому Управлению изрядно помогают.
Неделю назад я испытал сильную встряску – полковник Курпатов принес стенограмму и фонограмму разговора с участием человека, к которому обращались «лорд Ротшильд». Натан Ротшильд – за ним целенаправленно следят, а теперь вот удалось даже подслушать. «Лордом» он назывался неспроста – в гостинице «Лэндхем» регулярно собирается пятерка джентльменов, и у каждого есть «внутренний» титул. Записанное собрание посвящалось обсуждению большого плана по созданию мне проблем, поэтому глобальных целей «кружка» пока не знаем. Тем не менее, такую удачу с первой же попытки не объяснить ничем кроме божественного провидения. Будем слушать дальше, а пока, благодаря донесению фельдъегеря, я удостоверился что запись – не подделка от хитрых сотрудников ПГУ и не сливаемая прознавшим про нашу за ним слежку Ротшильдом дезинформация, а всамделишные разведданные.
Оставшийся повод для паранойи – демонстрация «Лордом» силы: «я знаю, что ты слышишь, но мне всё равно». Это крайне сомнительно – просто старый адепт над-национального капитала решает свои чисто экономические задачи. Опытный и хладнокровный игрок знает, что главный приз судьба вручает ему не всегда – даже если все условия для этого он подготовил максимально возможным способом. В этом случае лучше зафиксировать прибыль и сохранить возможность дальнейших комбинаций. Гинцбурга Ротшильд решил слить – теперь, когда тот не служит ему трудолюбивой, таскающей золотые рублики пчёлкой, никакого интереса дружить с ним нет. О моем плане на отжатие приисков Натан не знает, иначе не стал бы форсировать бунты на предприятиях Горация – надеется выкупить, когда Гинцбург из-за репутационного удара будет вынужден чисто рыночно их продать. По плану же должны полыхнуть и другие прииски, для распыления сил и чтобы не обвинили самого Гинцбурга.
Второй удар – Кишинев, где с самого утра начались подозрительные брожения на улицах, к обеду «бродили» уже толпами, а в полночь первые кирпичи полетели в окна евреев. Цель этого не ясна – либо для отвлечения сил, либо Ротшильд решил провести стресс-тест в бывшей черте оседлости. С тех пор минуло уже девять часов – вот столько тамошние власти молчали о проблеме. Страшно, за всю Империю – это что за задержки? Вы что, погромов не видите? Понадеялись на «авось», даже окрестные гарнизоны в город не ввели, а теперь, комкая в метафорических руках метафорические шапки, застенчиво просят инструкций у Центра. Первым новость из рук дежурного телеграфиста получил нашедшийся на рабочем месте Вячеслав Константинович Плеве. Министр Внутренних дел Иван Николаевич Дурново в это время находился дома и «не мог подойти к телефону». Плеве, в точном соответствии с нашей договоренностью, чужую ответственность на себя брать не стал, снарядив курьера к министру и засев – чего время зря терять – планировать план умиротворения Кишинева: все равно пригодится, да и чувство долга не дает сидеть сложа руки.
Дурново фельдъегеря продержал у ворот добрых полтора часа, но после получения доклада растерял солидную ленцу и устремился в Зимний, не забыв, впрочем, должным образом переодеться. Прибыв на рабочее место, он привычно спросил у Плеве «Что делать?», не услышал ответа, поорал пару минут и велел спросить моего мнения. Полный паралич государственного аппарата налицо!
– Передайте Ивану Николаевичу, что это – сфера ответственности Министерства внутренних дел, – проинструктировал я фельдъегеря и пошел сидеть рядом с Марго.
Ну не знал ничего, я же царь, а виноват – вон тот боярин. Грустно, но кто виноват, что столько людей решит так сильно ошибиться и дать мне возможность перетасовать аппарат?
Глава 5
Большой и давний друг семьи, который в целом нормальный, не шибко-то и вороватый чинуша с поправкой на любовь спихивать работу на подчиненных – сложная цель для кадровой перестановки, поэтому рубить с плеча не стоит: мама и папа мое решение примут, но будут недовольны. Зачем мне их недовольство, если можно просто передвинуть опытного деятеля туда, где его легко подпереть моими людьми – это позволит минимизировать потенциальный вред архиважному делу.
– Устали вы, Иван Николаевич, – сочувственно покачал я головой, подошел к буфету и лично налил в бокалы легкого винца. – Годы берут свое – я вижу, что вы всем сердцем радеете за благо Империи и много лет добросовестно исполняли свои обязанности. Мы с Его Величеством и Ее Величеством глубоко ценим ваш вклад в наше общее дело.
Дурново, старательно скрывая недовольство – хорошие разговоры так не начинаются – с поклоном принял бокал, и мы выпили.
– У китайцев есть поговорка – «никто не хочет жить в эпоху перемен», – продолжил я. – Но увы, нам с вами такая эпоха и выдалась. Наша задача – войти в нее с честью, подготовку к чему мы и ведем. Реформы в недрах Министерства внутренних дел – дело жизненно необходимое, и вы прекрасно с ними справляетесь, Иван Николаевич. Однако мир вокруг нас ускоряется, Новейшее время ставит перед нами новые, доселе небывалые вызовы. Вызовы, на которые нужно реагировать столь же небывало – быстро, дерзко и решительно. Простите за прямоту, но тратить на МВД вашу золотую, склонную к вдумчивым размышлениям с учетом всех последствий, голову, мы с Его Величеством и Ее Величеством считаем непозволительной роскошью – с наведением порядка справится и человек попроще, и именно такой там и нужен. Вам, Иван Николаевич, я предлагаю возглавить самое важное в свете входа в XX век направление – Министерство Просвещения.
Дурново обмяк лицом и почти искренне улыбнулся – отставка не грозит, просто перекатываемся на другую, вполне почетную синекуру, да еще и цесаревич вон как распинается, значит ценит. Хрен там – если бы не маменька с папенькой, отправил бы в Крым жить гражданским пенсионером: единственно возможный в данной ситуации вариант отставки.
– Доверю вам тайну, – понизил я голос.
Иван Николаевич наклонился поближе, едва не уперевшись в столешницу «клинышками» бород.
– Пенициллин, Сибирий, открытые не так давно особенности принятия родов, принятые меры по купированию последствий недорода и общий экономический рост вскоре начнут давать свои плоды – Империю ждет взрывной рост населения.
– Позволю себе заметить, Георгий Александрович, что вы неоднократно озвучивали сей тезис в своих выступлениях, – продемонстрировал Дурново внимание к Высочайшему слову. – Равно как и вызванные этим феноменом перспективы.
– Помимо светлой стороны, есть и темная, – грустно улыбнулся я. – Сейчас в нашей стране имеется баланс между людьми в годах, людьми так сказать средних лет, и молодежью. Но с ростом рождаемости этот баланс сильно нарушится – на одного пожилого человека будут приходиться двое людей средних лет и условная пятерка людей молодых. Молодости свойственны горячность, дерзость и стремление бросать вызов устоявшемуся порядку. Сейчас, когда носителей жизненного опыта и продиктованных им правильных взглядов больше, чем молодежи, и неприятности создают только откровенные кретины. Но в будущем, когда юность станет превалировать над опытом, количество потенциальных проблем рискует стать чрезмерным. Называя просвещение важнейшим направлением, я ничуть не преувеличил – если мы не будем заниматься нашей молодежью, предоставляя ей возможность служить Империи приемлемым для нее способом и встраивая в столетиями существующие механизмы, этим станут заниматься наши враги – юноше легко внушить любые идеи, и он даже не поймет, что играет на руку врагам.
Министр подобрался, пожевал губами и серьезно кивнул:
– Дурно воспитанная молодежь способна испортить жизнь и себе, и другим, и я клянусь вам приложить все оставшиеся у меня силы на ниве Просвещения, Георгий Александрович. Кто, если не мы, опытнейшие подданные Его Императорского Величества, привьют юности правильные ценности?
– Я очень рад, что мы с вами разделяем одно видение, – улыбнулся я. – Передавайте дела вашему «товарищу», Иван Николаевич, проверим, насколько он справится с внутренними делами.
– Вячеслав Петрович – настоящий умница, – отрекомендовал Дурново заместителя, как бы показав, что не станет чинить тому неприятностей и смирится с моим решением.
Мы попрощались, и я в кресле повернулся к окну, поглазеть на гуляющих по площади дам и господ. Тяжелая неделя была – сначала Кишинев, потом, с интервалом в сутки – прииски. Масштаб последних я переоценил – ротшильдовским провокаторам удалось неплохо отработать владения Гинцбурга, а на большей части остальных хозяева оказались более вменяемыми и хоть как-то успели привести свои промыслы к заданным Законом об охране труда стандартам. Нормальный мужик с киркой на вооруженную охрану не пойдет, если его не довести до полнейшего отчаяния. Теплый барак, добротная кормежка, нормальные деньги с гарантированной возможностью отложить денег на то, чтобы перебраться с рудника в нормальное место до того, как могильный холод шахты вытянет из него все здоровье – всего этого уже достаточно, чтобы подавляющее большинство рабочих покрутило на провокатора пальцем у виска. На глазах же жизнь улучшилась, и цесаревич, который ее и улучшил, обещает не плошать и дальше. А слово он, все знают, крепко держит.
С рудниками разобрались быстро, в полном соответствии со спущенной мною «на места» еще давно инструкцией: по «бунтовщикам» стрелять только в крайнем случае – если совсем вразнос пойдут и начнут устраивать погромы за пределами «родного» рудника. Это, опять-таки, не разбойники и не душегубы, а нормальные православные мужики, которых довели до ручки. Ярость, пусть хоть трижды праведная, долго в душе кипеть не может, и, передушив охрану (около семи человек погибших, остальным хватило мозгов сдаться и посидеть в подвале, где их даже особо и не били), подняв на вилы парочку управляющих, мужики сами испугались содеянного и с великой радостью и уважением принимали переговорщиков-казаков. Совсем без наказаний не обойтись – кровь пролилась, а значит ответить за нее придется – но работяги, не будь дураки, согласились выдать для суда провокаторов.
Случись подобное в деревне, хрен бы нам «фигурант» обломился, пришлось бы выдергивать кого-то наугад – там община и многовековая круговая порука, а здесь – наемный труд и странный молодчик, который втянул в откровенный «блудняк». Местные следователи работают, им помогает моя частично «вскрытая» агентура – тоже в соответствии с инструкцией. Прииски работают под внешним управлением и за счет их хозяев приводятся к законным нормам.
Расследование и суды будут тянуться долго, и господин Гинцбург ныне сидит в родном особняке, под домашним арестом. С должности столичного Гласного его до окончания разбирательств сняли, а во всех его конторах кипит работа – гофмейстеры и стряпчие собирают фактуру.
Кишинев поинтереснее – причиной погромов стали листовки и тревожные слухи о том, что я, мол, в рабстве у иудеев, Александр (которого давно не видели) давно мертв, а значит добрым православным жителям бывшей черты оседлости нужно любимого цесаревича спасти. Поразительно, но никому и в голову не пришло подумать о том, что погромы в Кишиневе как-то слабо похожи на мое «спасение». Просто там, где намешано много разного человеческого материала, неизбежно возникают и копятся обиды. Высказался лично, через газеты, указав на несоответствие методов поставленной задаче. Поговорил о том, что «во имя царя» делать вообще ничего не нужно – никогда, ни при каких обстоятельствах, только если я прямо не попрошу об обратном.
Поговорил и о том, что громите вы вообще-то соседей, многие из которых не одно поколение там живут, и погромам подвергались еще от рук дедов и прадедов. Этому пора положить конец. Снисхождения не будет – зачинщики погромов уедут на каторгу до конца своих дней, остальные – в зависимости от личной вины, но не меньше чем на год. Осудил бунтовщиков и свежеизбранный православный Патриарх. Осудил их и Синод, всей своей многоконфессиональностью – объективно нужный орган расформировывать не стали, переформатировав в Совет по делам религии при Государственном совете.
Мир на очередной наш «мракобесный» закидон смотрел во все глаза, естественно осуждая и припоминая богатую историю еврейских погромов в наших землях. На себя смотрите, черти – у вас эта «история» в десятки раз богаче! Пофигу, пошумят и забудут. Польза от истерии в газетах имеется – состоятельные евреи со всего мира надонатили почти миллион рублей на помощь пострадавшим. Им столько не надо, поэтому 3/4 суммы уйдет в городскую казну и будет потрачено на инфраструктуру. Больше всех прислал Натан Ротшильд. Блистательная хуцпа!
Всю кишиневскую администрацию, включая городское собрание, отстранили к черту, а губернатора за преступную нерешительность назначили главным стрелочником. Будет пропущен через суд с полной конфискацией имущества и переездом на каторгу.
В полном соответствии с традицией – «пока петух не клюнет…» – мы с Госсоветом покопались в профильных должностных инструкциях, немного их причесав и дополнив. Теперь при любом намеке на бунт – а не заметить толпы на улицах городов попросту невозможно! – в городе вводится комендантский час с усиленными патрулями, а высшим должностным лицам предписано всеми силами успокаивать народ, прибегая к силовым методам только в крайнем случае.
Под шумок я добавил механизм, который позволит подданным совершенно законно собраться на заранее согласованный митинг и поговорить о наболевшем – за образец взял свою реальность. Из нее же решил позаимствовать механизм иностранных агентов – пока на этапе ранней проработки, сложно все нюансы этих времен учесть. Не тороплюсь – не сильно-то и нужен, просто считаю правильным показывать подданным, за чей счет и в чьих интересах ему что-то рассказывают.
В дверь постучали, сидящий за секретарским столом Остап разрешил войти. Повернувшись, я увидел Сергея Андреевича Антонова – усатый (у меня уже почти весь личный аппарат с усами и без бород и бакенбардов ходит, под меня косят) тридцатипятилетний статский советник в пенсне. Глава пока небольшого, но уже очень полезного нового органа – Всероссийского центра изучения общественного мнения. Прибыл с приятно-толстой папочкой, хранящей результаты свежих соцопросов, проведенных в Пермской губернии – третья по счету всего, мало специалистов, но рано или поздно организуем местные филиалы везде.
Хуже всего с народной поддержкой у меня там, где этого допускать нельзя – среди крестьянства. Соцопросы показывают страшное – лишь один из пятнадцати «середняков» с оптимизмом смотрит в будущее и доверяет центральной власти. Понять мужиков настолько можно, что хоть вериги надевай и иди в лесной скит, оплакивать многовековую боль русского крестьянина – столетиями царь-батюшка вытирал о податное население сапоги и выжимал все соки. Его тоже понять можно – крестьяне далеко, а табакерка – прямо вот она. Хорошо, что мне не надо отменять крепостное право – пришлось бы натурально в крови аристократию топить, потому что там либо я, либо они.