Главная роль – 2
- -
- 100%
- +
Финальная часть телеграммы содержала новость, которая, полагаю, должна была меня расстроить, но на деле обрадовала:
«На семейном совете решили придать тело Никки земле, как только его доставят в столицу. Прости, мы не можем ждать твоего возвращения – матушка настаивает на том, чтобы гроб был открыт до последнего момента. Я рад, что ты телеграфировал о готовности продолжить поездку по стране согласно плану. Ее важность слишком велика для Империи. Прошу, не вини нас».
И в мыслях винить не было! Чем позже я вернусь в Петербург, тем лучше: успею наработать репутацию, познакомлюсь с уездной верхушкой, поговорю с народом. Что мне делать в столице? Рассказывать, как безбожно воруют Великие князья? А так у меня есть возможность прокатиться по стране оживляющей волной, вернувшись с такой репутацией и таким влиянием, что Александр с меня пылинки сдувать будет – он же чувствует, что болен, а значит будет рад, что его любимую Россию унаследует достойный этого сын.
– Зови китайца, – отдав почту ординарцу, велел я.
Козырнув, он, на ходу упаковывая бумаги в портфель, отправился на организованное казаками и гвардейцами КПП в двухстах метрах он наших палаток – князья‑соотечественники и вице‑губернатор разместились рядом со мной, Оболенскому ради этого пришлось переезжать со старого места. Спят, лежебоки, ну и пускай – рано или поздно под меня подстроятся.
Китаец прибыл пару часов назад, я тогда еще сладко спал. Нельзя же целому цесаревичу сразу принимать завоеванного простолюдина! В поле зрения он появился в компании пары казаков и коллежского асессора Ковалёва – он будет переводчиком. Визави – не посол, а авторитетный лысый дед с длинной седой бородой. Одет в серое длинное платье – не знаю как называется – с черной бараньей жилеткой поверх нее. На ногах – нормальные сапоги нашего производства, в них много китайцев ходит. По профессии пожилой Куан Су купец, через его компанию проходит добрая треть торгового трафика городка Хуньчунь – специально укрепленного и усиленного войсками опорного пункта с населением тысяч в пять без учета войск, которые уже ушли на Юг. Чиновника посылать нельзя – пока не последует команды, они должны подчиняться Запретному городу. Лезть вперед посла – чудовищное нарушение, но Куан Су после аудиенции явно пойдет на ковер к чиновникам, и мне есть, что им предложить.
Ну а как иначе? Несколько десятков тысяч не знающего языка населения нужно интегрировать в тело Империи, а значит нужны китайцы‑управленцы, которых мы научим работать по‑нашему.
Остановившись шагах в пяти от меня, дед опустился на вытоптанную травку в глубоком поклоне, отразив лысиной рассветное солнышко:
– Долгих лет жизни великому владыке!
Я погрозил пальцем коллежскому асессору – расслабился после совместных посиделок, шутит. Смутившись, он перевел нормально:
– Старый торговец безмерно благодарен Вашему Императорскому Высочеству за аудиенцию.
– Вставай, уважаемый Куан Су, выпей со мной чаю, – пригласил я.
Кофе мне сегодня уже хватит.
Старик поднялся на ноги, поклонился еще раз – изобразив руками «кольцо», как это принято у китайцев – и со словами благодарности занял предложенное место. Индийская, черная бурда в кружке явно не вызвала у него энтузиазма, но он вежливо отхлебнул и поблагодарил.
Я с улыбкой кивнул:
– Говори, уважаемый Куан Су.
– Войска Ее Величества покинули Ханьчунь, – озвучил он. – Торговцы приносят тревожные слухи. Дозволено ли мне будет спросить Ваше Императорское Высочество, что нас ждет?
– Вы разминулись с нашими посланниками, уважаемый Куан Су? – поинтересовался я.
– Простите, Ваше Императорское Высочество, – виновато поклонился китаец. – Я и уважаемые люди, которые оказали мне огромное доверие, отправив сюда, многократно имели честь общаться с вашими посланниками. Их слова повторяли и наши торговцы. Однако люди порой могут исказить даже донесения Императора.
– Расскажи, что они передавали тебе, – велел я.
Китаец оживился и пересказал мне мои указы, приписав к ним пятьсот рублей «подъемных» для решивших остаться манчжуров, возможность для чиновников перейти на службу Империи в соразмерном чине и освобождение «местных» торговцев от пошлины на десять лет.
Как и положено – просит с во‑о‑т таким запасом.
– Хорошо, что вы пришли ко мне сами, уважаемый Куан Су, – улыбнулся я. – Иначе нас всех ждало бы прискорбное недопонимание. Посыльные все же исказили мои указы, но я не стану их за это винить – их путь был долог, а человеческая память несовершенна.
Куань Су с улыбкой покивал, очень довольный тем, что я не погнал его в шею за наглость, а не против поторговаться.
– Верны пункты о… – я перечислил. – Касательно остального уточню. Соразмерный чин для чиновников – это невозможно. Они не знают языка, не знают предстоящей им работы. Зачем они нам?
– Ваше Императорское Высочество, – поклонился визави. – Наши чиновники очень прилежны в работе и честны, многие из них знали русский язык еще до вашего появления, а ныне его учат все. Достойнейшие и честнейшие люди много лет состояли на государственной службе, они знают все об этих местах. Все мы не сомневаемся в вашей мудрости и дальновидности, Ваше Императорское Высочество. Прошу вас – дайте этим честным и высокообразованным людям возможность служить Великой Русской Империи.
«Честность» и «китайский чиновник» штуки несочитаемые, но посыл понятен, а если приставить русских напарников, воровать будут поменьше. Да и есть бонусы покруче возможности «пилить бюджет» – например, народное уважение и вытекающий их этого поток подарков. Подарок же не взятка, правильно?
– Это имеет смысл, – кивнул я. – Достойнейших мы, разумеется, примем на службу, но в малом чине – не выше кабинетского регистратора. Вам знакома наша Табель о рангах, уважаемый Куан Су?
– Знакома, Ваше Императорское Высочество. Кабинетский регистратор – совсем незначительный чин для чиновников среднего класса, – заметил Куан Су.
О верхушке, значит, речи не идет – уже свалили. А как иначе? Высокоуровневый китайский чиновник просто обязан иметь солидные капиталы и связи по всей стране. Как‑нибудь да устроятся на остатках Империи Цин.
– Однако многие наши подданые идут к этому чину годами, – пожал я плечами. – Я понимаю, что ваши чиновники среднего ранга тоже таковыми не родились, но методы китайского управления применимы лишь к Китаю. И кабинетский регистратор – это для самых уважаемых людей, остальным придется довольствоваться меньшим или искать себя в другой работе. Однако, после получения подданства, никто не станет чинить препятствий повышению ваших чиновников. Кто знает – может у них получится взобраться на самый верх?
– Я передам им ваши слова, Ваше Императорское Высочество, – пообещал торговец.
Из палатки выбрался одетый в исподнее князь Барятинский. Сонно таращась на нас, он встал на травку босыми ногами и почесал волосатую грудь в прорехе рубахи, отодвинув мощный золотой крест. Надо заканчивать с дедом и переходить к другим делам.
– Далее, – привлек я внимание отвлекшегося на князя Куан Су. – Пошлина питает государственную казну, однако я понимаю, что сдвиг границы повлечет для вас и ваших коллег определенные неудобства. На один год я согласен уменьшить для вашей и еще трех торговых компаний пошлину в половину, уважаемый Куан Су. Но дальше вам придется работать на общих основаниях.
– Ваша щедрость воистину велика, Ваше Императорское Высочество, – с довольной рожей кивнул не ждавший и этого торгаш. – Но я не могу не заметить, что ускоренное получение подданства хотя бы отдельными представителями выделенных вами компаний стало бы самым желанным подарком для нас.
– Через год, – кивнул я. – Двадцать достойнейших. Дальше, – оборвал возможность торга. – Решившие остаться жители Манчжурии – наши будущие подданные. Как говорил Философ: «Управляйте народом с достоинством, и люди будут почтительны. Относитесь к народу по‑доброму, и люди будут трудиться с усердием».
– Великолепные слова, Ваше Императорское Высочество, – одобрил китаец. – Могу ли я узнать имя философа, которому они принадлежат?
Так себе в Манчжурии с культурным образованием – оно и понятно, тут земледелие и животноводство, зачем им?
– Конфуций.
– Простите этого необразованного старика! – склонился он в виноватом поклоне.
Стыдно! Так, князь Барятинский оделся и движется к нам, мешать мне получать удовольствие от разговора, пора заканчивать:
– Каждая решившая остаться семья крестьян и скотоводов сохранит свое имущество и получит по тридцать рублей помощи. Это все, уважаемый Куан Су.
Поднявшись на ноги, китаец низко поклонился:
– Благодарю вас за уделенное время, Ваше Императорское Высочество! Я буду спешить изо всех сил, чтобы донести вашу мудрость до ваших будущих подданных.
Вроде недорого за обеспечение лояльности населения взял.
Глава 6
Не всякий стереотип основан на реальном положении вещей. Ярким примером стереотипа липового, рукотворного, является склонность русских к алкоголизму. Уважаемые партнеры долго и планомерно над ним работали, заставив поверить весь мир. В мои времена проверить это было очень легко, отыскав в интернете статистику по потреблению алкоголя на душу населения. Много где бухают несоизмеримо круче!
Существуют и другие стереотипы, во многом основанные на реальности. Исключений в любом обобщении можно отыскать достаточно, и красивый стереотип тоже складывается не без помощи из вне, но прибывший по торговым делам мистер Дэвис без сомнения под стереотип «делового американца» попадал идеально, а еще лично представлял половину торгово‑оружейной компании «Дэвис и Мур», потому что русский цесаревич сделал большой заказ, и очень важно прибыть лично для оценки дальнейших торговых перспектив. Ну и расторговаться, воспользовавшись удачно образовавшимся скоплением военных!
Стоящая в степи небольшая портативная сцена с задником в виде красивым шрифтом выведенного названия компании и логотипа в виде перекрещенных револьверов на фоне пушечного ядра закрывала нам вид на редкий лесочек на горизонте. Сцену американец привез с собой, и теперь, стоя на ней, при помощи ассистентов и ассистенток – лабающий веселый мотив на пианино мужик в полосатой жилетке прилагается – устраивал нам с князьями и офицерским составом – полтысячи человек набралось – то, что в будущем назовут «презентацией».
Лихо закатанные до самых локтей торчащей из‑под жилетки белой рубахи рукава обнажали волосатые, загорелые запястья. Средство для укладки волос блестело на безукоризненном проборе. Могучие усы перетекали в не менее мощные бакенбарды, а зычный бас с легкостью перекрывал легкомысленное пианино – бас прибывшего с американцем переводчика с этим справлялся не хуже:
– Следующий образец, господа и Ваше Императорское Высочество, – отвесил мне легкий комплимент. – Представляет собой новейшее изделие разработки Джеймса Браунинга, – принял из рук одетой в легкомысленное белое платьице и застревающие в грунте туфельки на высоком каблуке улыбчивой ассистентки‑брюнетки блестящее лакированным деревом ружье. – Винчестер модели 1887 года. Ружье двенадцатого калибра – 18,4 мм – с хорошо зарекомендовавшим себя рычажным механизмом заряжания. В доставленной по заказу Его Императорского Высочества полутысяче «Винчестеров 1873» точно такой же!
Хитрый жук попользовал меня в рекламных целях, но покажите бумагу, по которой ему нельзя так делать!
Мне рычажные, скорострельные винтовки нужны для перевооружения охраны. Для армии они не подходят – патрон слабоват, но конвою самое то: на длинные дистанции ему стрелять не надо, а скорострельность позволит перестрелять побольше врагов. С армейской винтовкой заморачиваться не буду – смысла нет, скоро в войска начнет поступать «Мосинка», а я лучше займусь пулеметами и автоматами.
– Чарли, продемонстрируй, – передал коммерс ружьё ассистенту.
Фиг бы в будущем кто позволил Чарли спокойно зарядить патроны, подойти к краю сцены и пострелять в висящие на мешках с сеном мишени, продемонстрировав точность и скорострельность – мы не на траектории, конечно, за мешками безлюдная степь на многие километры, но Чарли же мог немного довернуть ствол?
– Настоящая огневая мощь, помноженная на скорострельность! – подвел итог стрельбе торговец. – Мы привезли сотню этих изумительных изделий, господа!
Князь Барятинский показал два пальца, и его секретарь застолбил часть партии:
– Его Светлость князь Барятинский покупают двадцать.
Десяток купил Оболенский – полагаю, чисто за компанию. Остальное – по две‑три штуки – разобрали господа офицеры, в личные коллекции и в качестве подарков.
Арисугава приосанился:
– Не важно, как быстро вылетают пули. Важно – как метко они попадают.
Переводчик оказался многопрофильным, и передал слова японского князя мистеру Дэвису.
– Мудрое замечание, Ваше Высочество, – не смутился тот. – Как раз для этого случая… – он сошел со сцены и пнул по выставленной заднице роющегося в ящике с образцами помощника, повеселив этим зрителей.
Хорошая заготовка. Зарывшись в ящик, мистер Дэвис достал оттуда солидно выглядящий, лакированно‑деревянный с золотыми защелками, чехол:
– …Для настоящих ценителей точности, мы привезли пять эксклюзивных карабинов Шарпса! – вернулся на сцену и поставил чехол на стол.
Щелкнув застежками, открыл крышку, надел перчатки и поднял с обитого бархатом лежбища карабин с оптическим прицелом длиной почти в ствол, украшенным резьбой прикладом и симпатичной гравировкой на металлических элементах.
– В 1874 году Билл Диксон пристрелил индейца из такого же карабина с расстояния в полторы тысяч ярдов!
Чуть меньше полутора километров. Может даже и не врет – всяко на этом свете бывает.
– Компания мистера Шарпса, к великому сожалению, прекратила свое существование. Это великолепное изделие, – повертел карабин, выгодно ловя металлом солнечные лучи. – С четырьмя своими сестрами – из последней произведенной заводами Шарпса партии. Резьба и гравировка – ручной работы, узоры на каждом из карабинов уникальны. В подарок от компании «Дэвис и Мур», покупатель вместе с карабином получит чехол красного дерева, – хлопнул ладонью по крышке. – Патронташ, фотографию Билла Диксона с его подписью – сертификат подлинности прилагается! – и ростовую мишень индейца, дабы лично удостовериться в том, что эта красотка, – снова повертел карабин. – Способна на такое!
Дикий Запад стал популярен не в XX веке, а еще раньше – на последних этапах своего существования. Монетизация его началась примерно тогда же. Ну а Арисугава продемонстрировал, что стереотип о падких на «лимитированное» японцах тоже возник не на пустом месте:
– Господа, могу ли я купить все?
Мы были не против – забирай потешный туристический экспонат за странные деньги – и довольный японец остаток шоу сидел с видом победителя.
Очень странное у нас тут завоевание Манчжурии, конечно.
* * *
Китайские послы прибыли через четыре дня с начала «стояния у Манчжурии». Я ожидал худшего, но, если бы не американские припасы (выписал новую партию, подарки подданным дарить все еще считаю полезным), даже при помощи китайских и наших торговцев – тоже сообразили маркитантов (или как это нынче называется) прислать – войскам пришлось бы посидеть на сухарях. Японцы, зараза такая, жрут как не в себя – с собой они привезли рис, сушеную рыбу да овощи, но сердобольный я распорядился «запитать» япошек из моих запасов. Удалось увидеть, как человек впервые в жизни пробует мясо – эта картина вдохновляет на многие размышления, но я гоню их прочь: переживать за голодающих всего мира – верный путь к шизофрении.
Ну не готовились мы такой группировкой почти неделю стоять, а так бы, конечно, запасли провиант – перебои с логистикой вообще неотъемлемая часть армии, но перетряхнутая по итогам Крымской войны структура Русской Императорской Армии в эти времена работает неплохо. Она и дальше работать в целом будет – эпичность поражения в Русско‑Японской войне связана с чередой удивительных в своей тупости решений, плохой к ней подготовки и критической недооценкой противника. Первая мировая стала вот такой из‑за того, что никто – вообще никто! – не знал, как обилие технических новинок, главной из которых является железная дорога, позволяющая снабжать многосоттысячные группировки – скажется на Большой Европейской Войне. Не только русские генералы формировали из солдат красивые аккуратные «коробочки» и в полный рост гнали на пулеметы и под артиллерию – так делали все.
Словом – армия в России хорошая. Всегда такой была, и дальше станет только лучше! Особенно тяжело ее будет «улучшать» в сторону уменьшения кавалерии. Нет, очень прикольно было наблюдать позавчерашние маневры: у нас все‑таки «учения», поэтому казаки полдня гарцевали по степи огромными конно‑человеческими волнами, в такт командам меняя направление «атаки» и перестраиваясь. Сколько же тысяч часов тренировок ради такой синхронности действий спалить пришлось?
Очень тянуло с ехидной рожей приказать настроить макетов всадников на лошадях и скосить их одной длинной очередью из «Максима» или хотя бы картечницы Гатлинга – мистер Дэвис привез мне оба образца, «в личную коллекцию» – но тут же, зараза такая, Арисугава бродит. Он – носитель стандартной в эти времена идеи «пулемет – это бесполезная трата патронов», но я в его глазах обладаю немалым авторитетом, и «демонстрация» явно натолкнет его на нехорошие для меня мысли. Да, союзник, но я с Александром согласен – кроме армии и флота у нашей Империи реально надежных союзников нет. Давайте сами, уважаемые, без подсказок.
К Гатлингу я по возвращении попробую присобачить движок, автоматизировав это дело. Это же «картечница», и, если нарастить калибр и объемы картечи в снаряде, автоматизировать стрельбу – человек ручку крутит медленнее машины – получится совершенно убойная штука, которую, помимо использования в полях, можно ставить на бронепоезда – а у меня такие обязательно будут – и даже на корабли. Да, нормальный морской бой проходит на чудовищных дистанциях, но, если получится подобраться поближе, пара картечниц в кратчайшие сроки превратит не успевший спрятаться экипаж в смазку для палубы. А «Максим»… «Максим» хорош таким, какой он есть, и его одноименного изобретателя я по возвращении выпишу в Петербург. Можно с этим не торопиться – бедолага и его замечательный пулемет пока никому не нужны, прелесть его изделия не осознала ни одна армия в мире. Большая удача для меня!
Для разговора с китайцами был выбран пограничный пункт – в палатке как‑то не очень. Делегатов прибыло почти три десятка, с лошадьми и нагруженными подарками телегами. В роли переводчика и для контроля надо мной с ними приехал наш посол (в эти времена их называют «посланниками») в Китае – Алексей Михайлович Кумани, сухонький старичок в очках, за которыми прятались умные, выцветшие от возраста глаза. Выглядит довольным, и я хорошо его понимаю: я дел наворотил, а Алексею Михайловичу пришлось разгребать последствия. Причем разгребать в авральном режиме, без инструкций из Центра, на одних намеках из моего письма, и он справился блестяще. Получит орден и следующий чин за это.
Я тоже подарки заготовил – так у китайцев принято, и ритуал от контекста не зависит. В домик всех пускать не стали, но они и не просились – незачем, разговаривать будет чиновник высшего ранга, заместитель Главного Советника Императрицы Цыси, пожилой и бородатый мужик, спрятавший лысину под смешной китайско‑чиновничьей высокой шапкой. Ширина рукавов китайца символизирует его положение в иерархии общества, и рукава уважаемого Чжоу Вэя способны были вместить новорожденного жеребенка. Когда он кланялся мне, изобразив руками «кольцо», рукава свисали почти до его щиколоток. Почти как в сериале, где я снимался! Словом – очень важный и уважаемый китаец, которого незазорно угостить зеленым чаем – черным я пою китайцев попроще, чисто реакцию заценить. Нехорошо, да, но в XIX веке с развлечениями скудно.
Церемония обмена подарками состоялась на улице, перед крылечком поста. Императрица Цыси прислала лучшее, что есть в Китае этих времен: ящики опиума и богато украшенные курительный трубки – это продам кому‑нибудь, мне не надо – набитые отборным шелком сундуки – будет Великим княжнам из чего обновки шить – огромный кусок белёсого цвета нефрита (оттенок называется «бараний жир»), отрубленные головы китайцев в сундуке («Императрица приносит свои глубочайшие извинения за то, что не уследила за происками коварных английских шпионов и надеется, что созерцание голов подлых убийц уменьшит ваше великое горе»), и пятеро поразивших меня щенков‑пекинесов. Два – сестрам, один – матери, один – мне, а последнего заберет маленький Миша, если не застесняется такой несолидной собаки. Насчет Великих Княжон не переживаю – перед этакой пушистостью и маленькостью не устоит ни одна девушка!
Ответные дары представляли собой банальные меха – не горностаевая шуба, которую я дарил Муцухито, но тоже очень дорогие и приличные. Можно найти здесь окно для самоедства и сожалений – вот мы какие, русские, нифига‑то у нас кроме мехов нет, даже дарить нечего – но я не стану. У бритишей что ли «мерча» дофига? У них и меха‑то нет – только геополитическая школа и огромное самомнение. И ничего, не комплексуют.
Напоследок заместитель Главного Советника махнул рукой, и из делегации вышел относительно молодой, лет сорока, одетый в высокую – но не настолько как у Заместителя – черную шапку, и синий халат с рукавами ширины среднего ранга китаец:
– Императрица Цыси высоко оценила стремление Вашего Императорского Высочества к постижению учения великого Конфуция и истории Поднебесной, поэтому распорядилась прислать вам лучшего из способных выдержать долгий путь до великолепного Петербурга учителей. Уважаемый Фэн Зихао, несмотря на молодость, обладает острым умом, великолепной памятью и знает русский язык. Вот уже больше года он лично переводит на русский язык наследие великого Конфуция.
Тут появляется логичный вопрос – а не обманывают ли меня китайские партнеры, чисто ради прикола подсунув мне идиота‑шарлатана? Это же человек‑подарок от самой Императрицы, что автоматически выливается в невозможность отправить мудрого Фэна Зихао, например, курировать курсы по изучению китайского языка в городе, например, Иркутске. Нет, это, конечно, тоже можно, но это – нецелевое и оскорбительное использование «подарка». Пару часов в неделю мне придется «заниматься» с ним лично – и хорошо, китайский выучить полезно – а еще ставить на содержание класса «элитное», заселять во дворец и всячески показывать свое к нему уважение.
– Благодарственные и рекомендательные письма от бывших учеников уважаемого Фэна Зихао находятся здесь, – указал Заместитель на нехилого размера сундук. – Ее императорское Величество лично экзаменовала его, и сочла знания Фэна Зихао достойными.
Ясно, шпион с нюансами и агент влияния. Жалкая попытка, я ожидал от Цыси большего, но сам факт того, как ловко она воспользовалась моими понтами из письма, интегрировав в мое ближайшее окружение своего человека, внушает уважение. Потом придумаю, как половчее использовать Фэна Зихао себе на пользу. Воспользовавшись тем, что учитель не поклонился мне, я выразил понимание уместной цитатой:
– Самое трудное в учении – научиться чтить учителя. Но лишь чтя наставника, сможешь перенять его правду. И лишь перенимая правду, народ способен почитать науки.
Я замолчал и посмотрел на Фэна Зихао.
– Поэтому, согласно ритуалу, даже призванный к государю учитель не совершает ему поклона – так высоко древние чтили учителя, – с жутким акцентом, но очень правильно артикулируя и не ошибаясь в построении фраз, закончил цитату китайский педагог, после чего изобразил глубокий поклон.
Зауважал.
– Передайте Ее Императорскому Величеству мою глубочайшую благодарность за достойного учителя, – попросил я Заместителя. – Я окажу уважаемому Фэну Зихао должные почести.
Зарплату хорошую положу.
– Входите, уважаемый Чжоу Вэй, – пригласил я гостя в дом. – Наше знакомство и подарки Ее Величества доставили мне огромное удовольствие, но оно неспособно развеять скорбь всего нашего народа по Николаю.
– Благодарю вас за приглашение, Ваше Императорское Высочество, – поклонился Заместитель. – Позволю себе выразить робкую надежду в том, что мы сможем достигнуть взаимопонимания ко всеобщей выгоде.
«Выгода» для Китая заключается в том, чтобы потерять меньше, чем они готовы – торги явно будут непростыми, о чем прямо заявляет интеллигентное лицо нашего посланника – вид такой, будто его китайцы на этапе предварительного согласования до капли выжали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.