Тропами святого Урала. Часть 3. В. Н. Татищев. Георг Вильгельм де Геннин. Акинфий Демидов

1.1. Указы Берг-коллегии

Татищев стоял на центральной площади Петербурга и смотрел на крепость, которая возвышалась в аккурат напротив него своим парадным входом. Март не лучшее время в городе. Дул с моря холодный пронизывающий ветер, периодически срывались совсем малюсенькие капельки дождя, но от этого не становилось лучше или приятней, всё также, как и при большом дожде паршиво. Он придерживал правой рукой треуголку на голове, заодно прижимая к ней пышный парик, а левой заправлял отворот плаща военной формы в области шеи, пытаясь сохранить внутри под одеждой, постепенно улетучивающееся тепло.

Петербург. Берг-коллеги

Неподалёку от него замерла и потемнела от дождя деревянная церковь Святой Троицы. Татищев потёр виски: «Ах, да! Трезини, Доминико. Трезини и спроектировал её!», – конечно он помнил, что она поставлена Петром в память о походе на Выбор. Об одном не догадывался ещё Татищев, что пройдёт год с небольшим и именно в этом соборе Пётр I примет титул императора России!

Возле Троицкой площади в Гостином дворе, выстроенном в форме прямоугольника, обычно бойко велась торговля, а на площади происходили торжественные церемонии, праздники, маскарады, бывало здесь казнили важнейших преступников. Тут же рядом в казематах крепости, купцы хранили свои товары. Сегодня из-за погоды торговли не было, одинокие прохожие суетливо проходили в отдалении, пытаясь быстрей заскочить куда-нибудь под крышу.

Татищев перевёл взгляд на располагавшийся на площади Оружейный двор и, стоявшую недалеко, первую в Петербурге типографию.

– Да, город растёт, строятся новые дома, близкие сподвижники Государя, как с цепи сорвавшись, стремятся построить свои жилища именно в этой части, – подумал он.

Взгляд его вдруг остановился, сосредоточившись на чём-то, в глазах пробежала весёлая мысль: «А вот это как раз кстати, как он не подумал, что возле церкви находится первый в городе питейный дом! Продрог ведь до косточки, Василий?» – задал вопрос сам себе. Василий Никитич, наклонив голову от ветра, бодро зашагал в сторону заинтересовавшего его здания.

Подойдя, мельком прочитал: «Царская торжественная Аустерия». В прихожей, расплывшись в дружеской улыбке, его встретил хозяин заведения немец Ян Фельтен. Не так давно Пётр присвоил Фельтену звание «кухмистера его величества», потому что нередко здесь обедал.

– Ваши пожелания, уважаемый, Василий Никитич? – склонил голову Фельтен.

– Продрог больно сегодня! Мне бы уединиться куда в уголок и принесут пусть любимую Государя анисовку, – Татищев снял головной убор и плащ, передавая их подбежавшему к ним юноше из прислуги заведения.

– Конечно, конечно, Василий Никитич, прошу Вас сюда, всё непременно сейчас доставим. Вот меню, выберите, что будете кушать. А пока вам чарочку с прикускою хлеба и сыру от заведения прошу!

Выпив анисовой и выбрав к обеду себе вымороженных щей с подовыми пирогами и блины со свежей икрой, Татищев отбросил все лезшие в голову мысли, сосредоточившись на главном – впереди отъезд на Урал.

«Итак Указы изданы по отправке на Урал, – размышлял про себя Татищев, – 9 марта 1720 года Берг-мануфактур-коллегия подписала Инструкцию бергмейстеру Иогану Фридриху Блиеру, тут же в ней прописываются мои обязанности по организации всех работ, обеспечении дела материалами, рабочими руками и необходимой охраной. Не густо нужно сказать!»

Василий Никитич пропустил ещё рюмочку анисовки. «Дальше, что имеем? А имеем ещё сегодняшний Указ от 12 марта в дополнение к ранее вышедшей инструкции. Вот тут читаем, что коллегия составила «Пункты капитан-поручику Татищеву, по которым надлежит ему отправлять в Сибирской губернии». Пункты, ох эти пункты, конечно они расширяют мои полномочия, оставляя на усмотрение вопрос о целесообразности разработок тех или иных месторождений и строительства заводов, местным властям, губернаторам и воеводам, предписывается оказывать мне «всякое вспоможение» в такого рода строительстве. И дальше смотрим, ага вот, в помощь выделяется «комиссар к деньгам» и в помощь комиссару подьячий с Московского денежного двора. Мне же ещё можно отобрать четырех учеников из Артиллерийской школы для обучения рудному делу. Это уже кое-что. Но где грань взаимодействия с Блиером? Непонятно!»

Василий Никитич, оторвавшись от мыслей, огляделся по сторонам. Да, всё как обычно: в гостеприимной Аустерии, как всегда расположились офицеры, иностранцы, служившие в Петербурге. Татищев посмотрел на молодого поручика с рюмкой в руке, жестикулирующего и с жаром о чём-то рассказывающего своим товарищам. На его лице промелькнула улыбка: «Совсем как мы в молодости. Вроде всё как вчера, а уже лет пятнадцать поди и пробежало, да, летит времечко! Ничего, скоро «сваха» тебя тут оженит!» – подумав об этом, Татищев невольно заулыбался, жена Фельтена была известна в городе как народная сваха, и ее стараниями многие молодые люди, посещавшие Аустерию, обзавелись семьями.

«Пора идти. Завтра пойду в Берг-коллегию опять за разъяснениями, как по поводу размежевания их обязанностей с Блиером, так и в особенности по вопросу источников обеспечения на Урале их предприятия рабочей силой и оплаты труда крестьян», – подумал и раскланявшись с хозяином заведения, Василий Никитич закашлял, видно уже успел простыть от петербургской погоды, и подняв ворот, выскользнул в мартовскую промозглую погоду.

1.2. Подготовка Татищева к первой экспедиции

Яков Вилимович Брюс вышагивал по своему кабинету от одной стены к другой, останавливался, о чём-то всё время думал, поднимая голову, и смотря в потолок. Потом остановился возле окна, с видом на суетливую улицу, внезапно начал рассуждать в слух:

– 23 декабря (1719) мною было отправлено секретарю Петра I А. В. Макарову письмо, в котором просил напомнить монарху о том, что тот «изволил обещать пожаловать прислать в Берг-коллегию из гвардии ундер-офицеров человека три или четыре, для посылки на Кунгур ко устроению тамошних медных заводов, тако жив разныя губернии, ради понуждения в высылке из оных потребных в Берг-коллегию ведомостей». Но уже и март пошёл, а так ответа и не пришло. Да, делать нечего, нужно посылать Татищева с Блиером на Урал, а как не хотелось бы, да, не хотелось! Другие были у меня виды, совсем другие на Василия Никитича. Но Блиер? Отпустить бы малополезного саксонца на все четыре стороны, двадцать лет провёл на Урале «надлежало отпустить, ибо такия немалыя времена в проезде своем имел, а доброго не учинил», да и к тому же запросил отставку. Но нет квалифицированных специалистов в горном деле, к сожалению, нет. Так что, как говорится, хоть шерсти клок.

Надо признаться, что сказано это было вскоре после самой неуспешной поездки Блиера в Кабарду, где Блиер вынужденно издержал казённые деньги, а успеха не достиг.

В это время постучали в дверь. Секретарь доложил, что прибыли капитан-поручик Василий Никитич Татищев и берг-мейстер (горный мастер) Иоганн Фридрих Блиер, а также переводчик с ними П. Бривцин.

– Пусть зайдут! – проговорил Брюс, а в голове у него пронеслось, – Двадцать лет жить в России, а всё ходит с переводчиком, нет от саксонца толка, нет!

– Господа, прошу садиться! – он посмотрел на вошедших, потом на переводчика, – Иоганн Фридрих Блиер, вам за заслуги в горном деле и многолетнюю службу и дабы «в сыскании руд и в произведении заводов медных болшее имел радение» увеличили годовой денежный оклад с 425 рублей до 500 рублей.

Блиер заёрзал на стуле и расплылся в улыбке. Дальше Яков Вилимович подробно остановился на целях экспедиции, обязанностях и государственных задачах обоих по разведке руды и постройке заводов на далёком Урале.

– В помощь вам будут даны берг-шрейбер (горный писарь) И. Ф. Патрушев и комиссар И. Тряпицын, поедите и вы, – Брюс посмотрел на переводчика, – Вы готовы? Насколько я информирован, вы не только переводчик, но и горный специалист, плавильный мастер, так что будете очень полезны экспедиции!

– Да, ваше высокопревосходительство, готов! – вскочил со стула Бривицын.

– Дальше ожидается прибытие с Олонецких заводов штейгера саксонца Г. Шеинфельта с двумя учениками. И, Василий Никитич, будет тебе «комиссар Сибирской губернии к деньгам» Иван Тряпицин и в Москве взять помощником к комиссару с монетного двора подьячего, а «для научения <…> рудному делу» из Артиллерийской школы четырех учеников и отправятся с вами два рудных доносителя – П. Сталов и Л. Зуев и пять человек «из артилериских служителей и конониров, которыя постарее».

– Очень хорошо, Яков Вилимович!

– Разрешите Вам задать ещё один вопрос по существу?

– Конечно, капитан-поручик, задавайте.

– «Ежели из обретающихся в той губернии швецких офицеров и других пленников найдутца к рудокопию способныя и похотят в службу, принимат ли и прежде подлинного о том от каллегии решения, где нужда позовет, употреблят ли и с каким порядком и награждением?»

Брюс посмотрел на Татищева и подумал: «Молодец, молодец, никогда в тебе не сомневался капитан! Вон как сходу задался вопросом о поиске квалифицированных кадров для экспедиции среди пленных шведов, ответственный офицер, широко мыслит! Поиск руд и выплавка металлов – дело весьма сложное, а с тем набором специалистов, которые мы даём в подчинение ему, надо признаться, и почти невозможное. Остается только удивляться, почему столь простое решение – найти знающих горное дело пленных каролинов (так в Швеции называли всех вояк из армии Карла XII) – было предложено только сейчас Татищевым?»

– Василий Никитич, вопрос ставишь правильно, после совещания пройдёшь по коллегии, поговоришь, задачи я уже поставил оказать вам помощь по подготовке экспедиции. Так что давайте, работайте, готовьтесь!

В Берг-Мануфактур-коллегии Татищева внимательно выслушали, посоветовав использовать старых местных умельцев, а также нанимать из вольных (мастеровых), из дворцовых и монастырских крестьян. В соответствии с пожеланиями Татищева, разрешили использовать шведских военнопленных. Коллегия тут же предписала сообщать о ходе найма, а также о населенности местностей в районе заводов. Не забыл Татищев испросить и «ротного цирюльника», а также «лекаря» и лекарств. В последнем нуждался, и он сам в первую очередь. При всей работоспособности Татищев не отличался, что мы с вами выше видели, здоровьем, и болезни сразу давали себя знать, как только он выходил из определившегося рабочего ритма.

Просьба о выделении лекаря была переадресована в Москву к придворному медику Лаврентию Блюментросту. Тот лекарства отпустил, но лекаря дать не пожелал, ссылаясь на то, что «они все обретаются в военном ведомстве, и все… на местах».

1.3. Остановка в Москве. Продолжение подготовки экспедиции

Отправляясь из Петербурга на Урал, экспедиция остановилась в Москве, где находилась с 4 апреля по 25 мая 1720 года. Хоть Москва и не являлась официальной столицей государства, она не теряла статус «первопрестольной», оставаясь истинным олицетворением России. Как говорил Казанова: «Те, кто не видал Москвы, России не видал».

В. Н. Татищев ответственно подошел к новому назначению, в том числе и в вопросах делопроизводства, и уже через два дня по прибытию в Москве 6 апреля отправляет письмо Брюсу, которое отмечено в «Книге записной письмам и доношениям», которая велась с 6 апреля по 31 декабря 1720 года и где фиксировались исходящие документы экспедиции за подписью В. Н. Татищева. Самыми первыми были записаны два письма от 6 и 14 апреля, адресованных Я. В. Брюсу. В них В. Н. Татищев сообщал о своем прибытии в Москву и о первых мерах в подготовке поездки на Урал. Что примечательно: первое из этих писем Брюс передал в коллегию, а второе по какой-то причине удержал у себя, хотя в обоих письмах речь шла исключительно об экспедиционных делах. Не менее интересно и то, что Татищев, как свидетельствуют сохранившиеся оригиналы писем, продолжил писать Брюсу, однако после этих двух документов татищевские письма 1720–1721 годов, перестали фиксироваться в официальной документации экспедиции. Получалось, что В. Н. Татищев для себя вывел переписку с Брюсом из нормализированного документооборота. В то же время Я. В. Брюс в ряде случаев считал возможным пересылать такие письма в Берг-Мануфактур – коллегию с последующей их фиксацией в делопроизводстве последней.

Солнце уже по-теплому начинало светить и греть москвичей, а поэтому погода способствовала решению всех многочисленных вопросов, необходимых к решению до отправки на Урал экспедиции Блиера и Татищева. А вопросов было множество!

– Иоганн Фридрихович, давайте берите на себя денежный вопрос, получайте на экспедицию выделенные деньги (расходовать которые предусматривалось «за рукой» Татищева), а я займусь И. Тряпициным. Ещё никуда не поехали, а он уже под следствием! Потом в Артиллерийскую школу на беседу с артиллеристами, которых выделили нам в экспедицию. Да, пушкарей забрать нужно!

– Хорошо, Василий Никитич, – Блиер при помощи жестов, каких-то слов на смешанном непонятном с русскими словами немецком языке, пытался объяснить, что он всё знает и приступает к выполнению плана подготовки экспедиции.

Татищеву, при всей его настойчивости в просьбах о посещении Ивана Тряпицина и настоятельных просьбах к его освобождению, твёрдо отказали.

– Ни в коем случае, капитан-поручик, не имеем права! – и никакие хождения Татищева, его просьбы и попытки к его освобождению ни к чему не привели.

Мало того, его с Блиером вдобавок огорошивают известием, что не прибыл в Москву и штейгер Г. Шеинфельт, который изволил умереть дорогой. Тучи сгущались над экспедицией, всё выбивая из её рядов новых и новых участников, никуда ещё не отправившейся экспедицией.

В артиллерийской школе Василий Никитич всё время пребывания, посвятил изучению организации учебного процесса, программ обучения, сравнивал то, что он видел, учась сам за границей, в придачу выпросил ряд документов по учебному процессу. «Руда рудой, но готовить специалистов, поднимать грамотность населения – никогда не мешает!» – постоянно у него вертелось в голове. Посмотрев личные дела в канцелярии школы, предлагаемых ему в экспедицию учеников – артиллеристов, он отбыл из школы, забрав их с собой.

По дороге бравые артиллеристы устроили игру. Трое выстраивались и сгибаясь, держались друг за друга, а четвёртый разбегаясь прыгал, стараясь их перепрыгнуть. Если не перепрыгивал, то менялся с одним из стоящих. Задний шёл прыгать, а не справившийся вставал самым дальним от прыгающего.

– О хо-хо! Серёга, ты куда улетел!

– Афанасий, да ты задницу выше держи, что провалился, так он, понятно, вперёд улетит!