Героем стать не трудно

© Светлана Снегова, 2016

ISBN 978-5-4483-6030-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

В Лоренцию пришла ночь. С миллиардами звезд, заглядывающими в окна домов подобно тому, как влюбленные заглядывают в глаза любимых.

Мягким крылом прошлась по улицам, сметая дневную суету и проблемы.

Легким шепотом напомнила фонарщикам об их обязанностях. Засветилась фонарями, собравшими вокруг себя мошек на ночной танец.

Эльфийки отпели ежевечерние гимны заснувшему светилу, протанцевали прощальные танцы, вознесли благодарность удачно закончившемуся дню. Растеклись голубыми ручейками по своим жилищам.

Протрубили горны на Центральной башне замка.

Стражники заперли городские ворота, укрылись в расположенной справа от ворот сторожке. Уселись кружком за дубовым столом, поставили перед собой кружки с горячим ароматным чаем. Из укромного уголка достали надежно спрятанные кости. Кинули их для первой игры. Подсчитали выпавшие зарубки, определяя кому начать бесконечную ночную игру. При этом чутко прислушивались, не раздадутся ли во дворе шаги начальника стражи, обходящего посты с проверкой.

Игра в кости на посту не поощрялась, но, вместе с тем, и не наказывали за данное прегрешение строго. Чем еще заниматься стражникам длинными ночами? Скучно постоянно прислушиваться к тишине. А спать запрещено категорически. Вот за это спрашивалось по самому строгому. Вплоть до увольнения. Служба есть служба. Мало ли кто окажется у ворот? На то они и стражники, обязанность у них такая: успеть поднять тревогу, появись у ворот неприятель. Правда – Слава Солнцу! – никто уже и не помнит, когда последний раз поднимали тревогу.

Лучше стражников охраняют Лоренцию расположенные вокруг болота. Ночью от них лучше держаться подальше. А пускаться в путь через их топи ночью, так это, вообще, гиблое дело. Себе дороже станет.

Даже самые старые жители Лоренции не слышали, чтобы ночью кто-то живой вышел из болот. Не имелось таких сведений в истории города.

Городская молодежь, те, что посмелее и поотважнее, устраивали соревнования кто после захода солнца ближе подойдет к болотам. Но стражникам приказано гнать таких от ворот подальше. Лихими играми нечего испытывать судьбу.

Но все равно умудрялись прорваться через охрану смельчаки. И тот, кто оказывался победителем в этом соревновании, кто приносил горсть болотной земли, заслуженно гордился своей победой. Никто после этого не посмел бы назвать его трусом.

Негайские болота… Проклятие Лоренции и защита ее.

Что там ночью? Даже днем опасно на болотах. Не ошибись, не оступись с проложенной тропы. Шаг в сторону, и поминай, как звали. Затянет трясина.

Недаром Негайские проводники, знающие болота, как собственный двор, – одни из самых уважаемых людей города. Вот кто никогда без пищи не останется. Большие деньги берут за работу. И секретов своих не выдают. Известные только им маршруты, необозначенные тропки, невидимые простому глазу вехи хранятся в страшной тайне. Передаются знания от отца к сыну, от сына к внуку. Проводник – наследная профессия. Никого чужого не посвящают в свои секреты. Знают, всегда найдутся желающие заплатить, чтобы выбраться из изолированной от основных дорог Лоренции поскорее.

Кто поскупее, предпочитают окружной путь. Лишние ликры, конечно. Зато деньги целы. Каждому своя воля. Заплатишь – пройдешь быстро. Не заплатишь – целый день потеряешь.

Но это только днем. Ночью пусты болота. Даже проводники с заходом солнца не решаются ступить на его зыбкие тропы. Ночью на болоте правят другие законы, выползают из топей другие хозяева. Те, которыми пугают непослушных детей, когда они слишком расшалятся. А потом боязливо оглядываются: не накликать бы беду поминанием. Хоть и знают, что не войти болотной нежити в город. Да мало ли что. На всякий случай лучше отвести беду четырехкратным поклоном во все стороны света. А еще лучше, совсем не поминать в доме.

Тишина да смрадный дух доносится до города с болота. И туман, обволакивающий, приносящий сырость, струится по улицам. Даже зажженные фонари не имеют сил пробить его пелену. Туман словно длинными руками хватает за ноги запоздавших прохожий, заглушает своей густотой их шаги. Начинает казаться, что идешь ты не по улице, покрытой брусчаткой, родного города, а продираешься сквозь густой кисель ваты. Становится страшно, что в этой вате ты можешь запутаться окончательно, заблудиться, затеряться.

Поэтому с приходом темноты пустеют многолюдные днем улицы. Жители и гости Лоренции растворяются в домах, принимаются за вечерние дела. Кто-то запоздало ужинает, кто-то обсуждает дела прошедшего дня, кто-то с кем-то спорит или, наоборот, находит примирение. Дома тихо и спокойно. За закрытыми дверями и окнами нет никакого дела до заполнившего город тумана.

А он, словно чувствуя себя полным хозяином покинутого людьми города, становится все плотнее и плотнее, радуется своей власти. Но это он зря. Встанет солнце, пробежится по улицам, просочится меж домов своими лучиками и изгонит туман туда, откуда он незвано явился.

Но иногда случаются неожиданности. Вот как сейчас.

В это неподходящее время с трех сторон к дворцу Правителя подходили три человека. Закутанные в темные плащи, хоть и тепла ночь, да сырость пробирается до самых костей, беззвучными тенями скользили они по пустынным улицам. Словно и не люди, а какие-то фантомы, порождения болотного тумана, нежить, прорвавшаяся за городские стены. Но нет, люди это. Живые, те, которым положено находиться дома и готовиться ко сну. Слишком громко стучат их шаги по мостовой, слишком теплое дыхание вырывается из их ртов. Спешат, торопятся поскорее добраться до нужного места.

Редко жители города в последнее время удостаивались чести быть принятыми во дворце. Даже днем, не говоря о ночи. Только Посвященные имели доступ туда в любое время суток.

Стар стал Правитель. Старость добавляет мудрости, но расплачиваться за это приходится силой. И этот закон одинаков для всех. Будь ты простой ремесленник, будь ты правитель. Весы Жизни всегда находятся в равновесии. Приобретая одно, всегда теряешь другое.

Посвященные пророчили Правителю долгие годы жизни. Говорили, что Путь его светел. То ли и вправду так считали, то ли лицемерили. Скорее всего, правду говорили. Зачем им пятнать себя ложью?

Но никакие предсказания не могли обмануть Роллинга. Никто не знает себя лучше, чем ты сам. Роллинг чувствовал, знал, что силы в нем осталось совсем мало. И с каждым днем вытекает она по старым жилам и растворяется в небытие. И даже, если ждут его долгие годы жизни, то наполнены они будут немощью и болезнями. Такая жизнь страшит Роллинга больше смерти.

Все чаще чувствует Роллинг за своей спиной ропот подданных, все чаще ловит недовольные взгляды. Все отчетливее он слышал шепот: «Не засиделся ли ты, дорогой, на Скамье Мудрости? Не пора ли уйти тебе в Залы Успокоения?»

А, может быть, ему просто мерещится, и он свои старческие фантазии принимает за действительность?

Как бы там не было, но каждый человек умеет оценивать свои силы. Никто лучше тебя самого не определит, на что ты еще способен. Роллинг знал, что его время уходит. Нет твердости в руках, нет зоркости во взгляде. Да и на принятие решений требуется все больше и больше времени. Начинаются ненужные рассуждения, оценивание ситуации. Появились колебания, абсолютно недопустимые для Правителя города.

Лоренция любит своего Правителя. Много подвигов совершил он, мудро правил городом долгие годы. Служил на благо лорентийцев, забывая о себе. Но все уходит в прошлое, растворяется в реке времени. Прошлое уходит и зовет Роллинга за собой.

Эх, некстати подкралась старость к нему. Не вовремя. Хотя, когда она приходит вовремя? Никто в мире с радостью не ждет ее прихода. Мудр тот, кто с достоинством встречает немощь свою. Роллинг – мудр. Он не противится неизбежному. Одно его печалит, что не вовремя, совсем не во время. В трудные времена придется выбирать Лоренции нового Правителя. В другое время спокойно бы передал Роллинг ключи от города преемнику. Уйдя в тень, подальше от правительственных забот, передавал бы молодому Правителю премудрости власти, секреты, накопленные за годы правления.

Беда. Нет времени. Некогда учится преемнику.

Посвященные предсказывают приближение Золотых Драконов. Близко они, уже близко.

Все чаще ночами полыхает небо огненными зарницами, все чаще охотники встречают слишком близко от города нежить, эльфийки своим обостренным чутьем улавливают в эфире с каждым днем усиливающие враждебные эманации, маги в кристаллах наблюдают черные всполохи, а женщины в последний год рожают одних мальчиков.

И на небе загорелась Звезда. Все предыдущие предсказания можно было бы отмести, не обращать на них внимания, но Звезда обмануть не могла. Она сверкала, горела, переливалась пурпурным светом. Пугала выглянувших случайно ночью в окно. Жители Лоренции с наступлением темноты плотно занавешивали окна и не разрешали детям подходить к ним до самого утра, до тех пор, пока теплый свет солнца не разольется по небу, не спрячет от глаз людских пурпурную Звезду предвестия.

Попытка спрятаться от очевидного. Обман самих себя. Словно закрыв глаза на нее, можно оттянуть приближение. Но так людям легче. Кто осудит их? Никто не хочет впускать в голову мысли о несчастьях, что несет Звезда.

И лишь Роллинг каждую ночь поднимается на крышу дворца, закутанный в плащ, скрытый от глаз своих подданных, и с тоской смотрит на небо. С приближением Звезды уходит эпоха спокойствия, мирной жизни, равновесия. Все то, что создавал он сам, жертвуя и собой, и своим счастьем. Ради чего жил, ради чего вершил свои дела.

В эти длинные, бесконечно-бессонные ночи вспоминает Роллинг не свои подвиги, а свои поражения. Хочет разобраться, докопаться, понять, что в своей жизни он сделал не так, где поступил неправильно. Сквозь ночь просит прощения у обиженных им. Их образы окружают понуро сидящего Правителя, разговаривают с ним. Как и много лет назад они молодые, сильные и красивые. Живые. Сколько друзей он потерял за долгую жизнь. И в эти минуты ночных раздумий они приходят к нему.

Если бы кто мог увидеть его здесь, не узнал бы Роллинга. Исчезали куда-то его гордо распрямленные плечи, ссутиливалась прямая спина, потухал ясный взор. Старик, слабый и больной, сидел на крыше в специально принесенном сюда кресле и разговаривал с бесплотными тенями.

Лишь одна тень, самая зыбкая и светлая, молчала, не желала слушать его оправданий. Да и он сам не находил нужных слов, а лишь вглядывался в ночь.

Лина… Прекрасная золотоволосая Лина, дочь сотника Вираса, под началом которого безусый молодой Роллинг постигал путь Воина.

Как давно это было, как недавно.

Лина, с развевающимися длинными волосами, в короткой желтой тунике, бежит по полю. Она хохочет. Звонкий молодой голос несется над лугом:

– Догоняй! Что же ты? Догоняй!

И Роллинг бежит за ней. Ему никак не удается догнать быстроногую девушку, словно летящую над землей. Ее стройные открытые ноги мелькают впереди, волосы развеваются по ветру. Она сама похожа на ветер. Быстрая, легкая, красивая. Роллинг сам себе кажется неуклюжим увальнем, не способным догнать Лину. Но он несется за ней и кричит:

– Лина! Лина!

А потом они, распаренные от бешенной гонки, лежат на берегу реки. Глаза их подняты к небу. А по нему бегут белые облака. Жизнь кажется бесконечно счастливой и вечной для них. Вокруг тишина, такая, что слышно, как бегущая река гладит каменные берега. Они одни в этом мире. Кроме них не существует никого. Солнце светит только для них, ветер ласкает только их. И хочется просто лежать на спине, ощущая мягкость травы, наблюдать за бегущими облаками и молчать. Ибо в этом счастье не нужны слова.

Вдруг Лина приподнимается, подвигается к нему, нежно проводит рукой по щеке, а потом наклоняется к самому-самому лицу и целует в губы.

Роллинг помнит то чувство, что охватило его во время того, давнего, первого, такого неумелого поцелуя. Тогда ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди и закружится в бешенном танце вокруг них. А глаза Лины, глаза цвета неба, смеются. В них пляшет озорной огонек. Девушке самой страшно, что решилась на отчаянный поступок, первая поцеловала. Как тогда Роллинг был счастлив. Ведь сам он никак не мог решиться. Еще бы. Лина такая красавица. А он кто? Просто ученик воина.

Но он помнит и другие глаза Лины. Глаза, полные боли, страха и надежды. Помнит горячие, судорожные поцелуи. Роллингу предстоял первый боевой поход. Куда, против кого – забылось. А глаза Лины помнит. И помнит, что именно они вывели его из боя. Они звали его, защищали, приказывали вернуться домой живым. Он не мог обмануть их. И он вернулся. Хотя много товарищей остались навечно в том бою.

Он помнит вспыхнувший румянец на лице Лины, когда он, смущаясь и волнуясь, протянул Лине Браслет Соединения. И она приняла его, тем самым давая согласие стать его женой.

Но не стала.

Роллинг сам отрекся от своего счастья, накинув на плечи Мантию Правителя, отдав себя служению города.

Сейчас, прожив жизнь, он знал, что жертва была напрасна. Но тогда он думал иначе. О, молодость, молодость! Слишком дорого заплатил Роллинг за бездумные идеи бескорыстного служения народу.

Но кто может осудить его за отказ от любимой? Кто может осудить за мысли о том, что Правитель не должен быть связан семейными узами, не может принадлежать семье, а обязан полностью посвятить себя служению города? Никто. Только он сам.

– Признаю вас Избранными, – до сих пор еще громкий, не утративший с годами силу, голос Правителя пророкотал под сводами зала, но рука, прочертившая Знак Согласия, чуть заметно дрогнула. Чуть заметно. Вокруг никто и не заметил этого, наверное. Но эту дрожь почувствовал сам Роллинг, и от этого недовольно поморщился.

Правитель поднялся с высеченной из цельного камня Скамьи Мудрости. Яркий свет свечей, окружающий полукругом Скамью, осветил, отразился в блестящей Мантии. Роллинг ощущал направленные на него взгляды.

Зал был погружен в тьму. Освещается только место, где возвышается Скамья. Но Роллингу не требовалось освещения. За время правления он изучил зал до последней трещинки на стене. Он прекрасно знал, что в Зале, кроме него, как всегда, находятся тринадцать Посвященных, склонивших в почтении головы перед Правителем. Но кроме них в Зале еще трое. Стоят на одном колене в самом центре, в стороне от расположившихся по периметру зала Посвященных.

Именно они – сегодня главные на Совете. Ради них собрались в зале все остальные.

Роллинг подошел к ним и становился. Свет от факелов почти не достигал этого места. Для Посвященных и троица, и сам Правитель почти не были видны.

Во взгляде Роллинга промелькнула искра жалости. Но троим не суждено было ее увидеть. Головы их были опущены. Без позволения они не смели подняться. Это и хорошо. Правитель не должен проявлять и капли жалости, не должен выказывать даже минутной слабости.

Несколько минут Роллинг стоял над ними молча, глядя, почти не мигая, на склоненные фигуры.

Опущенные головы не позволяли разглядеть лиц, но одежда, смутно видимая в темноте, выдавала принадлежность к кланам. Маг, воин, эльфийка. Посвященные выбрали их, лучших из лучших, только что Правитель подтвердил этот выбор.

Сейчас в руках этих троих судьба Лоренции. Да что там Лоренции. Всего мира.

Роллинг, как никто другой, понимал, что предстоит им. Поэтому глаза его светились добротой и озабоченностью, когда он разрешил им встать.

Два юноши и девушка поднялись с колен. Правитель молча, жестом, пригласил подойти к Скамье Мудрости, выйти на свет, чтобы все присутствующие Посвященные, да и он сам, могли рассмотреть Избранных.

Они были молоды. Совсем молоды. Наверное, совсем недавно приняли обряд Взросления. Но, навалившаяся на них со словами Правителя: «Признаю!» ответственность, сделала их будто бы старше и мудрее. С этими словами навсегда закончилось их детство. А, может быть, и молодость, так и не успевшая начаться. С этой ночи их ожидает совсем другая жизнь. И они сами уже другие. Их прошлое осталось там, на темных улицах Лоренции, по которым они шли во дворец. Оно растаяло, растеклось, растворилось в воздухе. Сейчас они – Избранные.

Трое стояли они под взглядами, скрытых в темноте, Посвященных, открыто глядели в глубь темного зала. О чем они думали, что волновало их?

Самый высокий, Чоусен, в голубом, расшитым золотыми звездами, плаще мага, с черными, абсолютно прямыми, до плеч, разделенными на прямой прибор, волосами. Нос чуть великоват, глаза глубокие. Кажется самым старшим среди Избранных. Маги взрослеют рано. Открывающаяся перед ними в процессе обучения мудрость заставляет проживать год за два. Чоусен спокоен. Скорее всего, он один из всех по настоящему понимает, что предстоит им в этом путешествии. Но не тени сомнения нет на его лице. Гордо и спокойно смотрит на Правителя.

Прокилл – полная противоположность магу. Живой, подвижный, почти на голову ниже Чоусена. Ему трудно устоять на месте. Глаза и руки находятся в постоянном движении. Он готов к подвигу, ему не терпится этот подвиг совершить. Вперед и только вперед. Даже эта задержка у Правителя его раздражает. Прокилл знает, он лучший. Он может всех победить. Для него главное – действие. Стоять и выслушивать наставления не для него. От нетерпения Прокилл постоянно подергивает русоволосой, коротко остриженной, головой, и похож на молодого степного жеребца, рвущегося на волю, на просторы.

Третья среди них Тинка. Кажется совсем девчонкой. Но такое впечатление скорее создается из-за ее худобы и маленького роста. Эта видимость обманчива. У Тинки достаточно сил для выполнения миссии, выпавшей на их долю. Тинка стесняется, старается спрятаться за спину своих спутников. Как и любая эльфийка, Тинка не любит открытых выступлений, предпочитает быть сзади, в тени. Чтобы легче было за всем наблюдать, чтобы не упустить момент, когда понадобиться ее помощь.

Роллинг внимательно вглядывается в их юные лица, пытаясь разобраться: понимают ли они сами, во что превратилась их жизнь с момента вынесения им, Роллингом, своего решения? Знают ли, что одновременно с произнесенным им решением, Небеса переписали Книгу Судеб каждого из них, перечеркнули прошлое, не определив будущего? Ведь даже Небесам не дано знать, что ждет Избранных. Страшатся ли они? Жалеют ли о выпавшей им судьбе?

Но ничего, кроме готовности к выполнению своего предназначения, не видел. Роллинг верил в них, знал, что они смогут.

Давно ли он сам был таким же отчаянным и окрыленным?

Давно ли?

Целую жизнь назад.

Почему не на его долю выпало время испытаний, почему не ему пришлось стать Избранным?

Старый Правитель завидовал им. Как старость завидует молодости. Какой-то тайной завистью, грустной и печальной. Зная то, что молодость не знает. И не хочет знать. Потому что верит только в себя. А, может это и хорошо. Роллинг, как никто знал, что иногда судьба приводит на такие перекрестки жизни, где чужие советы, чужой опыт помочь не могут. Где все зависит только от тебя самого, от твоей решимости, от умения делать выбор, где чужие советы способны лишь навредить. Именно в такие моменты, молодость, отсутствие жизненного опыта не помеха, а удача.

Роллинг смотрел на них, а они, будто не сознавая своей судьбы, во все глаза смотрели на него, и восхищение читалось в их взоре.

Еще бы… Такая честь им оказана. Сам великий и могущественный Правитель Роллинг, живая легенда, стоит перед ними, разговаривает, как равный с равными.

Каждый мальчишка Лоренции в душе мечтает стать таким героем, как он. Каждая девчонка мечтает о любви такого героя, как он.

Мало кому выпадает счастье стать героем легенд еще при жизни. Обычно слава приходит со смертью. Словно переход человека в Залы Забвения дает некий импульс к рождению этой капризной девицы – Славы, которая, попав на благодатную почву, все сильнее расцветает с каждым годом, силится и множится, и обрастает новыми подробностями. И, вроде бы простой и обыкновенный человек, на памяти которого произросла Слава, становится Легендой. Только ему это уже ни к чему. Волны Забвения к тому времени смывают все воспоминания о прошлой жизни.

С Правителем Роллингом все по-другому. Он сам живая легенда. Про него не требуется придумывать небылиц. Его подвигов хватило бы на троих.

Походы в Пустые Земли, бой со страшным Королем Ящеров, освобождение маленького народа Рудокопов от ига Армии Воинов Пустыни и сотни других, больших и малых подвигов. Только их перечисление займет много времени.

Мальчишки Лоренции играют в Правителя Роллинга. Каждому из них хочется исполнить его роль. Но только самым смелым и отважным, доказавшим свою смелость не на словах, а в деле, выпадает данная честь.

А девчонки, от самых маленьких до тех, которые уже начинают приобретать формы женственности, мечтают в этих играх исполнить роль прекрасной Лины, сложившей голову в одном из боев в Пустых Землях. После того, как вернула Лина по просьбе Роллинга Браслет Соединения, стала она воином. Это был один из редких случаев, когда женщина вступала в войском. Ведь всем известно, что предназначение женщины давать жизнь, а не отнимать ее. Лина сумела доказать, что она достойна звания воина, и прошла много боев рядом с Роллингом. Пускай, не как жена, а как боевой друг. Но все равно рядом. До конца. До самой смерти.

Но мальчишки не хотят принимать девчонок в свои игры. Во-первых, потому, что во все времена не любят мальчишки играть с девочками, считая их ябедами и слабачками. А во-вторых, потому, что такие игры не приветствовались в Лоренции. Лорентийцы боялись, что о них станет известно Правителю. И упоминание о Лине ослабит его силу.

Старожилы города помнят, как три месяца без звука и движения пролежал их могучий Правитель после возвращения из того похода.

Даже на проводы Лины в Залы Забвения не вышел.

Смерть любимой чуть не сломила Воина. И только новая, нависшая над городом, опасность заставила Роллинга выйти из оцепенения. Долг перед городом опять оказался сильнее. И вновь вел Роллинг свои полки, сокрушая врагов и давая освобождение друзьям.

Да, славное время было прежде, вспоминают старики. Время подвигов. Время, которое само рождало героев.

Но сейчас Правитель постарел. Нет в нем былой силы и грозности. Никуда от этого не денешься, сокрушались лорентийцы. Не вовремя подкралась старость к Роллингу. Тяжелые времена приближаются. Тяжелые и страшные. И они требовали нового Правителя – молодого и отважного, способного встать один на один против Золотых Драконов.

Роллинг смотрел на стоящую перед ним троицу и гадал: кто? Кто из них наденет Золотую Мантию Правителя и возьмет в руки Ключ Города? Воин Прокилл, маг Чоусен или эльфийка Тинка? Если они стали Избранными, то значит, каждый из них достоин.

Кто?

Роллинг не мог сказать с точной определенностью, кого бы он хотел видеть своим приемником.

Ему нравилась серьезность, обдуманность поступков и слов Чоусена. Такой к любому делу подойдет добросовестно, и будет достойно выполнять по мере своих сил. К любому. Будь то работа в пыльных хранилищах библиотек, будь то правление городом.

В беспокойном Прокилле он узнавал себя. Молодого и бесшабашного. Готового, ради блага других, пожертвовать всем, отступить от всего. Страшащегося только одного: чтобы его не признали трусом.

Он видел в глазах Тинки мудрость Великой Матери, способной на вселенскую любовь ко всем своим детям. Но вместе с тем способной и на наказание нерадивых. Справедливость – неотъемлемая часть эльфиек.

Кто?

Роллинг не знал. А, значит, не знал никто.

В последнее время жизнь стала мирной и спокойной. Благодаря объединению правителей городов наведен порядок. Вражеские силы, потерпевшие поражение, ушли в глубь материка, затерялись в Пустых Землях и не нарушали мирное течение жизни. Города заключили договоры. Земли разделили, каждый довольствовался своими территориями. Конечно, наблюдались мелкие стачки, которые старались разрешить мирными переговорами.

Жить бы да радоваться.

Но проклятие висело над миром. Примерно раз в четыреста лет приходили Золотые Драконы, несущие смерть и разрушения. Кто они? Откуда пришли? Никто толком не знал. Существовали только догадки, рождающие сказки. Золотые Драконы ни в какие контакты не вступали. Да и цель их прихода была не совсем ясна.

Что они хотели? Разрушения. Только разрушения. Такое создавалось впечатление. Уничтожить, стереть с лица земли, не оставить следов. Глупая и бессмысленная задача. Лишенная простой человеческой логики.

Только достойнейший мог противостоять им. Облаченный в Золотую Мантию Правителя, сжимая в одной руке Меч Архангела, а во второй – Щит Хаоса, накинув на плечи Темные Крылья, выходил он против Золотых Драконов. И лишь настоящий герой был способен на это.