Океан жизни

Мы достигли места нашего рождения – того самого, где она когда-то появилась из столба света. Теперь это было просто заснеженное поле под безжалостно красивым небом.

– Поставь меня, – попросила она.

Я опустил ее на ноги, но продолжал держать, опасаясь, что она упадет. Она стояла, опираясь на меня, и смотрела на луны. На ту, что была ее домом.

– Было красиво, правда? – сказала она, и в ее голосе снова зазвучали прежние нотки, словно последний луч заходящего солнца. – Особенно та, что алая… из нее выйдут великие воины с сердцами из вулканического стекла.

– А из той, что изумрудная, – певцы, – добавил я, заставляя себя говорить сквозь ком в горле. – Их голоса будут звучать в кронах летающих деревьев.

Мы стояли молча, держась за руки, и достраивали в своем воображении миры, которым только предстояло родиться. Это был наш прощальный подарок друг другу – разделенная фантазия, последний акт совместного творения.

Вдруг она вздрогнула и схватилась за грудь.

–Пора.

Ее тело начало светиться изнутри, но свет был неровным, прерывистым. Он вспыхивал и гасился, словно свеча на ветру. Из-за раны, из-за потери энергии, трансформация давалась ей с трудом.

– Держись за меня! – я обнял ее, вливая в нее остатки своих сил, становясь якорем в бушующем море боли.

– Я… всегда держусь за тебя, – она выдохнула, и ее пальцы впились в мои плечи.

И тогда случилось то, чего не было никогда за все наши циклы. Ее свет погас, не сумев собраться в чистую сферу. Вместо маленькой розовой звезды, в небо поднялся бледный, дрожащий огонек, больше похожий на угасающую искру. Он медленно, неуверенно поплыл в сторону луны, колеблясь и мерцая, словно вот-вот погаснет навсегда.

Мое сердце разорвалось. Я протянул руку, как будто мог удержать ее, как будто мог вернуть.

– Лети, – прошептал я, и мой голос сорвался. – Лети, моя любовь. Я буду ждать. Всегда.

Я стоял и смотрел, пока тот огонек не превратился в крошечную точку, не отличимую от других звезд. Только я знал, что одна из звезд на небе – ранена. Только я знал, какая боль пряталась за этим сиянием.

Полярная ночь снова сомкнулась над планетой, холодная и безмолвная. Но теперь ее безмолвие было не мирным, а гнетущим. Я остался один. С пустыми руками и сердцем, полным новой, неизведанной тоски – тоски не просто по возлюбленной, а по части ее, которую она оставила в битве.

Я медленно повернулся и побрел к своей ледяной пещере. Снег хрустел под ногами, и этот звук был одиноким и безнадежным. Впереди была тысяча лет сна. Но впервые за всю вечность я боялся заснуть. Боялся, что ее огонек в небе не дотянет до нашего следующего пробуждения.