Миры в моём сердце

Серия «Мастера прозы»

© София Дэмир, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

– Всё‑таки родила-ась… – хриплым низким голосом проскрипела женщина.

– Простите, это вы мне? – спросила Камилла.

«Наверное, это какая‑то местная сумасшедшая», – промелькнуло у неё в голове.

– Родилась, значит… ключ.

– Какой ключ? – машинально переспросила она.

Резкий сигнал проезжающей машины, визг тормозов…

Глава 1

Если вы хотите представить самый тихий и уютный город на земле, то вот он: городок на побережье тёплого моря, почти всегда залитый солнцем. А люди здесь практически никогда и никуда не торопятся – зачем спешить, когда ничто от них не убежит? Море как плескалось сотни и тысячи лет, омывая белые, серые и цветные камни, так и плещется по сей день. Солнце как выкатывалось лениво из-за гор каждое утро, чтобы днём раскалить дома и тротуары, а вечером усталым медленно опуститься в море, так и продолжает. Эту размеренную жизнь нарушает, пожалуй, лишь курортный сезон, который местные жители воспринимают как стихийное бедствие: оно неизбежно закончится, просто надо пережить. Все доброжелательны, и каждый занят своим делом.

В этом городке родилась и выросла Камилла. Росла, покинув его пределы разве что на время учёбы (а куда выезжать, если даже море – и то здесь?), когда пришлось временно перебраться в большой и шумный город в двух часах езды отсюда. С самого своего детства она мечтала о медицине – помогать людям и всё такое. Она была тем, кого сейчас модно называть эмпатами: чувствовала чужую боль как свою, плакала при виде птички с повреждённым крылышком или худого бездомного котёнка. Соседи по старенькой малоэтажке с облупленными барочными балкончиками смеялись над Камиллой, называли её «наш подорожник». И правда – хоть к ране прикладывай: никогда не откажет в помощи.

Окончив мединститут, она вернулась в городок. Все ждали, что она станет педиатром или, на худой конец, терапевтом на приёме: бесконечное терпение позволяло ей выслушивать жалобы бабушек на «всё болит, ничего не помогает». Но неожиданно для всех Камилла избрала исконно мужскую специальность: стала реаниматологом. Правда, характер её ничуть не изменился.

Порой, приходя с ночной смены в отделении реанимации, она буквально падала от усталости, но через полчаса уже мерила давление или делала укол соседке-старушке, постучавшей в дверь с жалобой на плохое самочувствие. Да, ей приходилось быть и кардиологом, и терапевтом, и даже педиатром. Только в свободное от работы время и, разумеется, бесплатно.

После учёбы Камилла ненадолго сходила замуж. Будущего мужа встретила в больнице. Он был пациентом, и его было жалко. Это чувство жалости не прошло даже после того, как молодой человек выписался и начал таскать букеты охапками и приглашать в кафе. Жалость легко спутать с любовью – и вот Камилла уже шла с ним под венец. Излишне говорить, что после свадьбы всё превратилось в тыкву, а принц оказался… ну, не будем копаться в этом. Однако Камилла успела родить дочь, о чём не жалела ни капли, и вскоре с семимесячной крошкой на руках торжественно появилась на пороге отчего дома. Мама с папой поохали, но втайне были даже рады. Родительский эгоизм: и дочка тут, и внучка. Милана – крохотный ангелочек, ей уже два. У неё светлые кудри и большие зелёные глаза. Бабушка и дед её обожают: из-за ответственной маминой работы малышка почти всё время с ними.

Конечно, они желали своей дочери обрести настоящее счастье, но…

Каким бы суетным и напряжённым ни обещал быть день, мама всегда начинала его с чашечки крепкого ароматного кофе, который сама варила в медной турке из зёрен, купленных у надёжного поставщика. Не какая‑нибудь бурда, а качественный продукт из жарких стран. Потом по старой привычке шла будить Камиллу. Иногда этого не требовалось: за годы студенческой жизни Камилла привыкла просыпаться по будильнику. Но эти утренние моменты были бесценны для обеих: единственное время, когда им удавалось побыть вместе, обсудить семейные дела, помечтать и зарядить друг друга позитивом.

У папы была своя утренняя миссия: приготовление «правильного» завтрака и бурчание себе под нос, но так, чтобы все обязательно слышали:

– Вот, только я думаю о твоём здоровье… Нормально не ешь, вкалываешь как лошадь, лишь о больных своих и думаешь… Угробишь себя скоро совсем…

Папа казался строгим и ворчливым, но по-другому не умел выразить любовь и заботу.

За этим тихим семейным благополучием Камилла спрятала и свой стремительно закончившийся брак, и то, что ей уже двадцать восемь, а рядом никого и в перспективе так же… Мама, папа, дочка – это была её семья, её счастье, которое она ценила.

Работа врачом-реаниматологом в отделении реанимации многопрофильной больницы маленького городка отнимала много сил: порой минута могла стоить жизни человеку. Малейшее замешательство, потеря бдительности – и уже ничего не исправить. Впрочем, штат отделения был укомплектован прекрасными специалистами, и каждый из них всегда знал, что делать.

– Мы не имеем права на ошибку, – часто повторяла Камилла молодым интернам, проходившим практику в их отделении. Заезженная фраза, но ведь правдивая.

Разумеется, за пределами больницы каждый из сотрудников жил какую‑то свою жизнь, решал свои проблемы. Впрочем, многие дружили семьями, отмечали вместе праздники и всячески поддерживали друг друга.

Была подруга и у Камиллы: Адель, как и она сама, работала врачом в реанимации. Да и жила в соседней малоэтажке, одна в небольшой уютной квартирке, доставшейся ей по наследству от бабушки. С балкона в барочных балясинах и чугунных завитушках открывался чудный вид на лес. Он не спеша поднимался в горы, из-за которых по утрам выкатывалось жаркое оранжевое солнце. Адель предпочла бы балкон с видом на море, но и так было неплохо. В тёплое время года она выносила сюда горшки с комнатными растениями, маленький стеклянный столик и пару икеевских кресел с пластиковыми сиденьями, летом балкон сплошь увивал виноград, превращая его в тенистую зелёную беседку. Здесь молодая хозяйка отдыхала после работы, попивая чай, который любила гораздо больше кофе, сюда приглашала подруг. Чаще других бывала Камилла – с ней они особенно сблизились в последнее время. Девушки старались выкроить хоть пару часов в неделю, чтобы провести их вместе за чашкой ароматного чая, болтая «о своём, о девичьем». Когда наступали холода, посиделки переносились в дом, но чаепития на свежем воздухе всё же были полны особого очарования. Таким выдался и этот вечер.

– Адель, знаешь, я всё чаще стала задумываться… Мне нравится моя работа, я выбрала её сама и считаю, что это моё, но… Наш маленький городок давит на меня. Про смешную зарплату в нашей больничке я вообще не говорю. Когда у нас сломалась стиралка – помнишь, прошлым летом? – я брала дополнительные смены, чтобы купить новую. Это при том, что живу с мамой и папой – всё же две пенсии плюс алименты, хотя… не будем о грустном. Я работаю на износ, мало времени остаётся на семью, на ребёнка… Родители стареют, цены на лекарства растут. Я просто не вывожу. Мне кажется, надо что‑то менять.

В глазах Адели появилось непонимание: «Что ты несёшь, подруга?»

– Ты просто устала. Не выдумывай, это минутная слабость. Знаешь, как говорят: где родился – там и пригодился. Я в этом убеждена, и так живу. Чего фантазировать? Кто тебя где ждёт? Говорят ещё: хорошо там, где нас нет. А ты устала, конечно, тем более в отпуске давно не была. На-ка вот, выпей чаю ещё. Я с ромашкой заварила, говорят, очень полезно для здорового сна. Выспишься как следует, и всё пройдёт.

Адель аккуратно вынула чашку из рук задумавшейся Камиллы и долила в неё ромашковый чай из пузатого заварного чайника с золотым ободком и в розочках – всё, что осталось от бабушкиного сервиза. Чашки были современные, дутые, прозрачного стекла. В них хорошо было изучать цвет напитка: светло-жёлтый, травянисто-зелёный, янтарный, с красными искрами или даже сине-фиолетовый – от экзотических цветов, которые на вкус были абсолютно никакими, но брали необычностью цвета.

– Знаешь, я оставила резюме на работном сайте. Сегодня утром мне ответили из одной столичной клиники – приглашают на собеседование. Зарплату предложили почти в десять раз больше, чем здесь со всеми моими переработками. Представляешь, какие там перспективы и возможности? Я наконец смогу приобрести собственное жильё, обеспечить хорошее лечение родителям и больше вкладывать в ребёнка. Поехали со мной?

– О нет, дорогая! Я точно никуда не поеду. И вообще, если ты помнишь, я на своей личной жизни крест ещё не поставила. У меня роман с Амуром и…

– И что? – с изумлением спросила Камилла.

– И… по секрету его сестра сказала, что он хочет сделать мне предложение! – Адель довольно улыбнулась. – Только это пока секрет, так что я тебе ничего не говорила!

– О господи! Врач-реаниматолог верит в приметы! – засмеялась Камилла. – Ну, подруга, тогда я за тебя очень рада. Ты заслужила счастье, и я надеюсь, что этот человек сделает тебя счастливой…

Камилла искренне радовалась за подругу, но где‑то там, в глубине, кольнуло: чужое счастье слишком явно напоминало о её собственной неустроенности. Это омрачило радость, и Камилле стало совестно, что она не может разделить счастье Адели до конца, до донышка, как хотелось бы.

Утром Камилла проснулась раньше мамы. Вышла в гостиную, где возле окна стоял допотопный компьютерный стол. Открыла электронную почту и ещё раз перечитала приглашение. Внутри неё боролись разные чувства: грусть от скорого расставания, тревога и сомнение в том, что она поступает правильно. Есть люди, способные легко и враз переменить свою жизнь, но она‑то явно не из таких. Переживания о дочке и родителях – как они перенесут разлуку, как справятся без неё, – терзали сердце.

Тихо отворилась дверь родительской спальни, вышла мама. Подошла, положила руку на плечо Камиллы, взглянула на экран:

– Тебя что‑то беспокоит, моя девочка? Ты сегодня проснулась так рано. У тебя всё хорошо?

– Мам, мне пришло приглашение на собеседование в крупнейший стационар страны. Возможно, это лотерейный билет, который бывает раз в жизни. Это перспективы, о которых можно только мечтать. Я могла бы поправить наше материальное положение, обеспечить будущее для Миланы…

– Ну и что тебя тогда беспокоит?

Камилла грустно опустила голову.

– Пошли на кухню, – сказала мама.

На кухне она привычно насыпала кофе в турку, поставила на плиту. Камилла села за стол, вжавшись в угол. Она не хотела расстраивать маму, но прекрасно знала, что будет жалеть, если упустит этот шанс… По кухне разлился аромат кофе, над туркой поднялась шапка пены, и мама отставила её в сторону.

– Вот ты сейчас думаешь: как же мы тут с отцом, два пенсионера, без тебя будем жить? Тебе кажется, ты такая мать-кукушка – бросаешь своего ребёнка? Или думаешь, как только ты выйдешь за порог, с нами сразу что‑то случится?

Мама тихо засмеялась:

– Мы с отцом не так уж стары и больны, что не сможем прожить без присмотра. О Миланочке позаботимся, пока ты будешь там налаживать свои дела – до сих пор всё получалось прекрасно, сейчас разве что‑то изменилось? И никто тебя не осудит – ты же это делаешь для семьи и лучшего будущего. Доченька, ты молода, у тебя перспективы, ты прекрасный врач. Не переживай ни о чём, езжай и пробуй! С нами ничего страшного не случится, я тебе обещаю.

Мама поставила изящную фарфоровую чашечку, над которой вился тонкий пар, на стол перед Камиллой:

– В конце концов, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть всю жизнь!

– Мама! Ты правда так думаешь? – глаза Камиллы прояснились.

– Конечно – так и никак иначе! – мама крепко обняла Камиллу.

Громко хлопнула дверь спальни – это встал отец.

– Милый, у нас для тебя новости! – крикнула мать.

– Что ещё за новости? Всё‑таки гастрит у этой девочки? А я говорил, что доведёт тебя эта работа. Есть один раз в день – это совсем не дело! – привычно запричитал отец.

– Нет, не то. Нашу Камиллу пригласили в столицу работать.

Огорошенный новостью, он застыл на пороге кухни.

– Вот те раз! А кто ж ей там завтрак готовить будет?

Все дружно засмеялись.

– Ну, поздравляю, доченька!

– Папа, я буду часто приезжать. Как обустроюсь, вы сразу приедете ко мне. Не переживай, мы будем часто видеться. Только не забывайте принимать свои лекарства – я буду звонить каждый день и проверять.

– Да… звонить и проверять… ты поесть забываешь, – напомнил отец. – Я о тебе думаю. У нас‑то всё хорошо будет, а вот за тебя волнуюсь.

Глава 2

Покупая билет в авиакассе, Камилла не могла унять тайную дрожь. Это был первый раз, когда ей приходилось уезжать так далеко и так надолго.

«Ты сильная девочка, Камилла, и обязательно со всем справишься», – повторяла она про себя, успокаивая тревожные мысли.

Пугало не только предстоящее собеседование. Ей хотелось понравиться руководству, убедить, что она хороший специалист, получить эту работу… А как потом сложатся отношения в новом коллективе, сможет ли она не потеряться в новом большом городе? Всё это крутилось в голове и не давало покоя. Впрочем, дороги назад уже не было: заявление на увольнение главный врач, пусть и после долгих уговоров, но подписал, и эта страница её жизни была перевёрнута навсегда.

За день до вылета прощались с подругами. Говорили все по очереди: в основном поддерживали смелый поступок и желали удачи, но некоторые сочли эту затею полным сумасшествием. А одна из не самых близких подруг даже прорыдала весь вечер, опрокидывая бокал за бокалом, потому что теперь не осталось свободных ушей, куда можно облегчить душу после очередной любовной истории.

Впрочем, в какой‑то мере Камилла была для всех «подорожником», пытаясь излечить раны каждого, кто попадал в её поле зрения. Потому и отпускать её не хотелось никому.

Последний вечер дома прошёл за сбором вещей и зацеловыванием сквозь слёзы ничего не понимающей Миланочки.

– Мама уезжает по работе, но мы очень скоро встретимся. Хорошо себя веди, слушай бабушку и дедушку, – наставляла она дочку.

Собеседование прошло на удивление быстро и гладко. И рекомендательное письмо с предыдущего места, и точное знание алгоритмов работы не позволили руководству клиники усомниться в её компетентности. Камиллу зачислили в штат. Поиск съёмного жилья на удивление тоже не стал проблемой. Ничего нового в специфике работы не было, поэтому Камилла быстро влилась в общий ритм и новый коллектив. Умение расположить к себе людей тоже сыграло на руку: она быстро обзавелась новыми друзьями. Полная отдача на работе и долгие телефонные разговоры с семьёй в свободное время – вот что составляло жизнь Камиллы теперь. Но это придавало уверенности, что всё идёт правильно.

Несколько раз приезжали родители с Миланой на неделю или две. Так прошло полгода.

Меж тем мир вокруг менялся. В политическом климате явственно повеяло холодом. Что‑то невидимое назревало в мире, но плод этот был не румяным и сочным, а холодным и сверкающим, как ледяной шар, грозивший взорваться изнутри и рассыпаться мириадами ранящих осколков. Это понимали и чувствовали многие, но обсуждать никто не хотел. Камилла редко включала телевизор, немногим чаще листала ленту новостей, чтобы лишний раз не расстраиваться. Молилась только об одном: хоть бы их маленький городок продолжал оставаться тем же тихим и спокойным местом. Но день ото дня кислый дух пороха всё явственнее щекотал ноздри. Объявили набор в войска по контракту, военкоматы «пылесосили» всех подряд: слепых, хромых, придурковатых… А вскоре возникла острая нужда в медицинском персонале.

Однажды днём раздался звонок от брата из родного маленького городка:

– Алло, Камилла, привет! Ты представляешь, мне «письмо счастья» пришло, он громко рассмеялся, но этот смех не предвещал ничего хорошего.

«Да… этого ничто никогда не пугало», – подумала Камилла.

– Ну и над чем ты смеёшься, умник? Мне вот совершенно не смешно, – ответила она.

– А что плакать‑то? Ты же знаешь, я ничего не боюсь.

Эдвард был двоюродным братом Камиллы, младше неё на три года. Но иногда ей казалось, что младшей в их большой семье была она.

– Камилла, ты представляешь, меня определили в медсанчасть, а я из медицины знаю только твой номер телефона!

Снова хохот.

Камилла знала, что этот парень даже пластырь приклеить ровно не мог – какая ему медсанчасть…

– Эдик, приятного тут, конечно, мало. И в двух словах я не проведу тебе урок первой медицинской помощи в военно-полевых условиях. Могу сказать только: если будет возможность позвонить… – в последнем Камилла очень сомневалась, – то ты мне набери. Объяснишь вкратце ситуацию и что там даёт визуальный осмотр. Скажешь, что у тебя в аптечке и из подручных средств, а я скажу, что можно сделать. Без паники и лишних вопросов ты под мою диктовку будешь проводить ту или иную манипуляцию. Понял меня?

– Понял, сестрёнка! Люблю тебя!

Гудки…

Есть люди с тревожно-мнительным типом личности, именно такой всегда казалась Камилла. Но в глубине её души была скрыта натура неистовая и сильная, что проявлялось лишь в самые тяжёлые и опасные минуты. Всё же не зря она выбрала экстремальную профессию: в нештатных ситуациях, когда многие впадали в панику, хрупкая девушка сохраняла удивительное самообладание, проявляла хладнокровие и даже отвагу.

В скором времени в стационар, где трудилась Камилла, стали поступать раненые военные. Корпуса закрывались для гражданских пациентов. Спецтранспорт привозил «трёхсотых» разной степени тяжести. Самые тяжёлые прилетали вертолётами санавиации. А набор добровольцев продолжался: по городу запестрели баннеры с призывом молодых мужчин на контрактную службу. Но военные события происходили где‑то очень далеко и потому не вызывали паники у населения. Многие, принявшие решение полностью абстрагироваться от ситуации, продолжали жить своей обычной жизнью в привычном ритме. Работали торговые центры, в театрах шли спектакли, в залах – концерты, на площадях время от времени шумели натужно-весёлые ярмарки…

Этот утренний сбор в стационаре принято было называть «пятиминуткой», хотя никто не помнил, чтобы когда‑нибудь он ограничивался пятью минутами. Ежедневно по будням руководство больницы и дежурные врачи собирались, чтобы разобрать сложные истории болезни, озвучить новые приказы и инструкции. В то утро всё было не так, как обычно. Главврач объявил о сборе в конференц-зале по рации, и в его голосе было что‑то неуловимо новое. Собирались молча, отчего коридоры казались непривычно тихими, но это затишье предвещало бурю. Недобрая тишина словно навалилась на плечи, и её ощущали все врачи: и приходящей, и уходящей смены.

В одном из холлов на втором этаже стоял кофейный аппарат. Это было, пожалуй, любимое место всех врачей и персонала, к концу смены еле передвигавшего ноги от усталости. К нему спешили при первой возможности: в минуты передышки после экстренных ситуаций или оторвавшись от бесконечных историй болезни… Припасть к стаканчику с обжигающим напитком было равно глотку свежего воздуха. Камилла тоже бежала сюда, как только появлялась свободная минутка, хотя кофе был сомнительного вкуса и ещё более сомнительного качества, совсем не тот, что варила по утрам мама… Но эти пять минут тишины в прохладном кожаном кресле под фикусом, с маленьким бумажным стаканчиком в руках были бесценны, чего не поймёт тот, кто там не работал.

Объявление по рации застало Камиллу именно там.

– Вставай, пошли, – потянула её подруга Люси.

– Не торопись, успеем. – Камилла только что сменилась после очень трудного дежурства и теперь тянула свой капучино медленно, закрыв глаза. Ноги гудели, и казалось, этот гул она слышит в ушах.

За время работы в стационаре Люси и Камилла сдружились. Люси было двадцать девять, и их многое объединяло: она тоже одна воспитывала ребёнка, сына четырёх лет. Ей так же помогали родители, и так же непросто складывалась её судьба. Одно отличие всё же было: некоторое время назад Люси встретила молодого человека. Теперь они жили вместе, а в скором времени их должно было стать ещё больше. В последнее время Люси ходила счастливая: наконец‑то всё в жизни складывается точно так, как она мечтала: любимый заботливый мужчина рядом, пополнение в семье и куча планов. Чего ещё может желать молодая женщина в этом возрасте?

– Ещё бы здоровый позвоночник – да, Люси? – подшучивала Камилла. – Если вы проснулись утром и у вас ничего не болит – задумайтесь: а живы ли вы?

– Камилла, твой чёрный юмор…

Зайдя в конференц-зал, они быстро поняли, что, как говорится, «это “жж” неспроста». Главный врач – статный широкоплечий мужчина сорока восьми лет с очень серьёзным лицом – молча прошёл в зал. Широким шагом он проследовал к своему столу, держа в руке какую‑то папку.

– Здравствуйте, коллеги, – его тон также не предвещал ничего хорошего. – Как мы знаем из обстоятельств происходящего, а также помня о том, что все медицинские работники имеют воинскую обязанность, возникла необходимость организации командировки персонала нашей больницы в госпиталь другого города. Сразу хочу сообщить, что командировка не длительная и стационар находится вне зоны опасности.

– Ой, Камилла-а… ой, бли-и-ин… – пролепетала Люси прямо ей в ухо.

– Люси, не наводи панику. Девушек никуда не отправят. Вон, мужиков полно, – ответила Камилла, но ей самой было не до смеха.

Главврач меж тем продолжал:

– Повторюсь – командировка не длительная, около двух недель. Хорошо (он подчеркнул это слово) оплачиваемая. Необходимо четыре человека на две недели в промежуточный сортировочный стационар другого города, который находится в безопасной территориальной зоне.

– Камилла, это, конечно, хорошо, но у нас в отделении всего три мужика. Четвёртого кого они будут брать? Явно не бабу Валю, – тревога Люси росла.

Баба Валя была «динозавром» стационара. Безусловно, когда‑то она была прекрасным врачом, но при всём уважении к её труду, багажу знаний, опыту и стремлению к стажу работы в сто лет Камилла и Люси считали, что женщина на седьмом десятке должна работать максимум в поликлинике, а минимум – на грядках дачного огорода. Может, это суждение было и неверным, и предвзятым, но уж какое было.

– Итак, – продолжил главврач, – поскольку наше отделение я не могу оставить без персонала, то, посоветовавшись с вышестоящим руководством, было принято решение, что в командировку едет…

Секундная пауза показалась длиною в жизнь.

– Альберт Александрович, Константин Витальевич, Георгий Эдуардович…

Снова пауза… Камилла мгновенно провалилась в воспоминания из детства: «А к доске пойдёт… к доске пойдёт…» И именно тогда, когда ты совершенно не готова.

Голос главврача изменился. Он выдохнул. Показалось, или в его глазах промелькнуло: «Господи, что я делаю?»

Взрослый мужчина опустил глаза, затем поднял голову, посмотрел на девушек и спросил:

– Кто из вас поедет?

И тут несдержанность Люси превзошла все границы:

– Баба Валя поедет, Игорь Анатольевич! Баба Валя!

– Люси, угомонись, прошу тебя, – тихо, сквозь зубы, процедила Камилла.

Но нет. Истерику уже было не остановить. Понятно, что ни о какой командировке не могло быть и речи. В её голове не было других мыслей, кроме выбора свадебного платья и красивых приглашений на торжество, а потом и цвета детской коляски.

Боясь уронить авторитет в глазах подчинённых, Игорь Анатольевич стукнул рукой по столу:

– Люсине Альбертовна, прекратите своё безобразное поведение!

Люси плюхнулась в кресло, уронила голову и зарыдала.

– Куда мне беременной ехать? Не хочу! – шептала она в промежутке между всхлипываниями.

Ситуация явно выходила из-под контроля. А точнее, как показалось Камилле, имела единственный выход:

– Игорь Анатольевич, я извиняюсь за эту ситуацию. Возможно, произошло какое‑то недопонимание. Я, конечно же, поеду в командировку вместе с коллегами и считаю, что на этом разговор окончен. Смена выдалась не из лёгких, всем хотелось бы уже отдохнуть. Это всё из-за усталости.

– Хорошо, – тихо сказал Игорь Анатольевич. – Коллеги, на этом конференция окончена. Распоряжения о дальнейших действиях будут позже.

Заведующий встал из-за стола и тем же широким шагом вышел из конференц-зала.