Жрец и Проклятый

Как только ветер коснулся кожи мальчика, он почувствовал, что его словно затягивает куда-то. Алтарь, выцветший рисунок перед глазами, Грешник, прислонившийся к стене позади него, храм, город и будто бы весь мир закружились и куда-то пропали. Он снова оказался на том поле из своего сна. Здесь по-прежнему было мало красок, и ветер обдувал мальчика со всех сторон. Он оглянулся в поисках богини, пытаясь укрыться от порывов. На мгновение ему показалось, что вдалеке он видит очертания крыльев Черной Совы, но образ исчез так же быстро, как и появился. Мальчик подождал еще немного, чувствуя, как внутри нарастает ощущение легкости.

И снова яркий свет ударил мальчика по глазам. Богиня снова пришла к нему, но на этот раз ему казалось, что он видит ее губы. Едва-едва, неуловимо. Возможно, он лишь хочет верить в то, что видит. Богиня протянула к нему руку со сжатым кулаком. Адриан, прорываясь сквозь ветер, старался приблизиться к ней, услышать ее послание. Когда подойти ближе было уже невозможно, она раскрыла ладонь. Из ее руки плавно, будто порывов ветра, от которых Адриан едва стоит на ногах, не существует вовсе, к мальчику в протянутую и раскрытую руку упало что-то металлическое. Как только оно коснулось его кожи, Адриан вскрикнул от боли. Подарок богини был раскален и обжег мальчику ладонь, но он не выронил его, а лишь стиснул зубы. Боль не прошла, она нарастала. Все вокруг снова начало плыть, кружиться, ветер становился еще более сильным. Напоследок взглянув на богиню, исчезающую в смазанных красках, он увидел,как она что-то прошептала. А затем все пропало.

Адриан пришел в себя, словно вынырнув из воды. Он резко вскочил, пытаясь сориентироваться в кружащемся мире, но его тут же уложили обратно. Когда расплывшаяся картинка собралась, мальчик увидел над собой мужчину с длинными седыми волосами, собранными в хвост, в коричневой рясе.

– Лежи, дитя, – сказал мужчина, положив руку на лоб Адриана.

Мальчик послушно опустил голову на подушку и осмотрел помещение. Это была обычная скромно обставленная спальня, но книг здесь было очень много. Они лежали повсюду стопками.

– А где я? – спросил Адриан, чувствуя, как пересохло у него в горле.

Седоволосый мужчина, услышав его сиплый сдавленный голос, тут же протянул мальчику стакан воды. Судя по одеяниям, он был служителем храма.

– Ты занял мою кровать, – добродушно улыбнувшись, сказал старик. – Мне пришлось спать на неудобной кушетке. Почти сутки не просыпался, я уж думал, снова как попало спать придется.

– А где Эйден? – отхлебывая воду, спросил мальчик.

Мужчина недоуменно взглянул на мальчика.

– Ну, то есть, я хотел сказать, Грешник… Он же был со мной в храме…

– Впервые слышу, чтобы Проклятых звали по имени, – забирая у мальчика пустой стакан, произнес монах.

– Это я дал ему имя, – сказал Адриан, будто бы немного хвастаясь. – Так где он?

Он оглянулся, чуть привстав на локтях. В комнате его не было. Неужели ушел? Хотя чего Адриан ожидал. Уговор был лишь на то, что Грешник доведет его до храма. Наверняка он уже на пути в какой-нибудь другой город, в поисках неприкаянных душ. Эта мысль расстроила мальчика. Не только потому, что ему показалось, словно Грешник потеплел к нему за время дороги, но и потому, что нужно было сказать ему кое-что очень важное.

– Да лежи ты, ребенок, – снова добродушно отозвался монах, укладывая Адриана. – Позову сейчас, на улице он.

– Он не ушел! – радостно воскликнул мальчик, снова подскакивая.

Цокнув языком, монах встал и, волоча подол своей длинной коричневой рясы по пыльному полу, вышел из комнаты. Адриан услышал стук двери, а затем приглушенные голоса. Он должен сказать Грешнику, что видел. Юнец сел на кровати, свесив ноги. Голова еще немного кружилась. Мальчик поднес руку ко лбу, будто стараясь удержать головокружение, и с удивлением обнаружил на ладони повязку. Неожиданно откуда-то сверху к нему на кровать спикировала Нерриолея. Она подпрыгнула к нему и хлопнула крыльями. Мальчик дотронулся до перьев своей богини, а та лишь несколько раз моргнула глазами.

В этот момент дверь в комнату скрипнула. Грешник вошел в узкий и низкий дверной проем, чуть наклонившись и стукнув болтающимися на поясе ножнами об косяк.

– Очухался? – холодно спросил он.

– Ага!

– Это хорошо, а то еще б немного – и я ушел бы, не попрощавшись.

– Не можешь ты уйти! Я должен тебе кое-что сказать!

В комнату зашел монах, неся в руках несколько свертков.

– Говори, – стараясь не показывать заинтересованности, произнес Грешник, слегка покосившись на вошедшего монаха.

– Я говорил с богиней, – начал Адриан. – Точнее, не совсем говорил, я ее не слышал, но я видел, как она произнесла кое-что…

Монах положил свертки на кровать и присел рядом с мальчиком.

– И что же сказала богиня? – спросил старик, слегка понижая голос и вглядываясь в лицо мальчика.

– «Грешник»… Она сказала: «Грешник»…

Грешник усмехнулся, даже почти рассмеялся. Свалился же на его голову мальчишка. Либо он не в своем уме, либо просто любит фантазировать.

– Дочь Ветра Еврипидия? Говорила с тобой обо мне? – продолжая улыбаться, переспросил он.

– Правда! Честно-честно!

– С богами говорят либо мертвые, либо другие боги. Ты слишком живой и слишком человек.

– Много ли вы знаете о богах, молодой человек? – не отрывая взгляда от Адриана, подал голос монах.

– Достаточно, чтобы не быть от них в восторге, Ваон. И я уже далеко не молод.

– Позволь твою руку, сынок, – словно бы пропустив ответ Грешника мимо ушей, обратился монах к Адриану.

Мальчик протянул Ваону руку, и монах осторожно начал снимать бинт. Он отбросил его на колени и повернул руку Адриана так, чтобы все могли увидеть необычный ожог. Это был знак, напоминающий круг с линией, делящей его пополам. Линия выходила за пределы круга, была прямой посередине и закручивалась к центру с разных сторон – снизу по правой половине и сверху по левой. Адриан вспомнил, как богиня передала ему что-то, и ахнул. Это был не просто сон.

– Это Еврипидия что-то мне передала! – воскликнул мальчик.

– С богами говорят не только мертвые и им подобные, – сказал Ваон, взглянув на Грешника.

– Ты же не думаешь, что… – начал было Грешник, но тут же замолчал.

– Разве ты не видишь? Знак, оставленный одной из Высших. Что это еще может быть?

– Жрецы вымерли еще до того, как я стал Проклятым. С чего бы мальчишке быть одним из них?

– Мне-то объясните! – возмутился мальчик.

Ваон отпустил руку Адриана и достал из свертка новую повязку. Он осторожно начал перевязывать ладонь мальчика, стараясь не причинить ему боли. Адриан нетерпеливо смотрел то на него, то на Грешника, ожидая рассказа.

– Давно, очень давно, в мире были люди, способные говорить с богами. Мы назвали их Жрецами. Они связывали наш человеческий мир с Мирэнортом – Миром Богов. Раньше их было много. А потом они просто вымерли. Жрецы перестали рождаться. До тебя.

Мальчик округлил глаза. Он знал, что способность говорить с богами – это дар и большая редкость, но не думал, что настолько.

– Получается, я Жрец? И что мне делать?

– Не знаю, – чуть склонив голову, ответил Ваон. – Но ты очень важен для богов. Особенно, если ты первый за множество лет и единственный на данный момент Жрец.

– Почему? Разве богам нужно, чтобы с ними говорили люди?

– Богам нужно не только, чтобы с ними говорили. А еще, чтобы их слышали. Ты ниточка между богами и людьми. Ты делаешь богов сильнее. Без людей не будет богов, без богов люди превратятся в живых неприкаянных. Понимаешь, как важна связь между нами? И одно твое существование делает эту связь сильнее.

– На мою землю пришли люди, которые не чтят богов. Они уничтожили храм и идолов моей богини, – компания дружно посмотрела на Черную Сову, высунувшуюся из-за спины мальчика. – Захватили нашу землю и заставили Нерриолею бежать из ее же дома.

– Тогда понятно, почему боги действуют так рано, – вздохнул монах. – Ты слишком мал по меркам Жрецов. Говорить с богами опасно. Погляди на себя, ты даже не услышал ее голос, а уже рухнул без сознания с лихорадкой. Жрецов воспитывали, готовили. Они жили рядом с обителью богов, рядом с вратами в Мирэнорт, но сперва им приходилось тренироваться годами. Сколько тебе лет?

– Десять, – ответил мальчик. – Почти одиннадцать, вообще-то.

– Прекрасно, – хмыкнул Грешник, скрестив руки. – Жрец-десятилетка. Теперь-то боги могут спать спокойно. Если они спят, конечно.

– У них должна была быть причина, почему они не дождались, когда он подрастет. Говоришь, какие-то люди пришли и уничтожили храм?

Мальчик кивнул и снова посмотрел на Черную Сову, смирно сидевшую около него.

– Если кто-то пошел на богов войной… Если этот кто-то ступит на земли Нерудина и доберется до Ущелья Высших… – нахмуря брови, произнес монах.

– Если они не идиоты, то даже не сунутся в Нерудин. Одно дело захватить беззащитный мирный Ихарт, а другое – напасть на самое крупное государство с кучей союзников и развитой военной системой.

– Если их план в том, чтобы ослабить богов… Тем более у Нерудина не так уж и много союзников осталось.

– И что нам делать? – спросил Адриан.

– Я не знаю, сынок, – ответил Ваон, погладив мальчика по непослушным волосам. – Что-то мы заболтали тебя. Тебе еще нужно отдохнуть, восстановить силы. Можешь поспать еще пару часов.

Мальчик взглянул на Ваона, а потом на Грешника. Лицо последнего выражало недоверие и долю неприязни ко всему происходящему, а Ваон же выглядел добродушно, будто жалел Адриана. Указав на сверток, лежащий на кровати, Ваон встал.

– Там новая рубашка. Твою пришлось выбросить, она никуда не годилась. Отдыхай.

Ваон, посмотрев на Грешника, кивнул. Тот, в свою очередь, задержался в комнате, наблюдая за тем, как Адриан разворачивает новую светло-голубую рубашку. На первый взгляд она была мальчику впору, что радовало его после старой, рваной и грязной одежды, которая явно была велика для него. Адриан аккуратно сложил подарок и положил на тумбочку возле кровати. Затем, с видимой усталостью, он лег обратно в постель. Мальчик выглядел помятым. Нерриолея пристроилась рядом с мальчишкой, сев на изголовье кровати и уставившись на Грешника.

– Все-таки беда, – тихо произнес молодой человек.

Он повернулся к двери и уже собирался выйти вслед за Ва-оном, когда Адриан тихо позвал его:

– Эйден…

– Тебе повезло, что ты паршиво выглядишь, – оборачиваясь на мальчишку, произнес Грешник. – А то я дал бы тебе по лбу хорошенько, чтобы ты забыл это имя.

– Ты же не уйдешь сейчас? – снова спросил мальчик, не обращая внимания на возмущения Грешника.

У Адриана слипались глаза. С самого пробуждения голова была тяжелой, хотя больше не кружилась. Он смотрел на спину Грешника, стоящего в дверном проеме, и думал, что может больше его не увидеть. Мальчику нравился Грешник, он был похож на его дядю. Адриану было приятно произносить вслух его имя и видеть, как кто-то похожий откликается на него.

– Да куда я денусь… – пробурчал Грешник, закрывая за собой дверь.

В темной небольшой комнате его ждал Ваон. Седовласый монах сидел на стуле у печи и ворошил угли под чайником. Теплый свет создавал причудливые тени, делая его морщинистое лицо похожим на лица старых резных фигурок, с которыми когда-то играли дети. Грешник плотно закрыл за собой дверь в комнату, затем опустился на стул рядом с монахом. Они сидели молча какое-то время, пока Ваон не нарушил тишину протяжным вздохом.

– Маловат он еще. Совсем ребенок, – сказал он, чуть погодя.

Грешник промолчал, однако, он был согласен. Пацан был не готов к тому пути, который избрали для него боги.

– Дочь Ветра не просто так упомянула тебя, ты же понимаешь? – поворачиваясь к Грешнику, произнес Ваон.

– И что? Предлагаешь последовать зову богини, что со своим папашей обрекла меня на многолетнее страдание?

– Ты сам обрек себя на страдание.

– Возможно, – чуть погодя ответил Грешник. – Не знаю. Мне ведь не удосужились сказать, почему я Проклятый.

– А точно ли ты хочешь знать причину? Может, это было милосердием с их стороны? Никто не может утверждать, что, узнав правду, ты не будешь страдать еще больше. Тем более сам знаешь, что грехи, за которые тебя наказали, были совершены много веков назад. Даже если бы ты хотел выяснить правду, то не смог бы, ведь тех, кто помнил тебя, столетия как нет в живых.

Монах тяжело поднялся со своего места, подобрав полы своей длинной рясы, чтобы они ненароком не коснулись углей. Затем Ваон аккуратно снял с огня чайник с ароматным травянистым напитком и разлил его по кружкам. Одну он протянул Грешнику. Тот не стал отказываться, приняв из рук монаха стакан, и тут же сделал несколько глотков, несмотря на то что в кружке был самый что ни на есть кипяток. Монах, увидев это, чуть сморщился. Он пару раз подул в кружку, стараясь чуть остудить питье, но, хлебнув, все равно обжег язык и отставил кружку в сторону.

– Мальчик должен был уже вернуться домой. Его наверняка ждут, – сказал Грешник, за пару глотков допивая содержимое своего стакана.

– Значит, будем ждать гостей. Ты иди, ложись вон на кушетку. Не спал же совсем. До завтра точно ничего нового не узнаем. На выспавшуюся голову намного легче думается.

– Обойдусь.

– Как знаешь. Уж прости, но я все же прилягу. Меня боги молодостью, силой и непомерным здоровьем не снарядили.

Ваон встал и направился к кушетке, стоявшей у окна. При каждом шаге его длинные белые волосы в хвосте покачивались из стороны в сторону в такт его походке. Он немного повозился, а затем затих, и через мгновение Грешник уже слышал мирное сопение за спиной.

Проклятый еще долго сидел неподвижно, наблюдая за догорающими углями и ощущая, как в летнем воздухе начинал звенеть рассвет. Когда темно-синее небо стало голубым, а на востоке едва-едва начинало пробиваться розовое рассветное зарево, Грешник снял с пояса меч, прислонил его к камину и, сложив руки на столе, позволил себе уснуть.

Его недолгий сон был прерван Ваоном, который осторожно потряс его за плечо. Грешник открыл глаза и инстинктивно потянулся за мечом, по привычке. Но монах мягко удержал его руку.

– Это ни к чему, – сказал он, и в этот момент Грешник почувствовал на себе чей-то взгляд. В дверях стоял Гаос, его лицо выражало усталость и беспокойство.

Ваон указал на стул и предложил:

– Садитесь, пожалуйста. Чаю?

Гаос сел за стол, не отрывая взгляда от Грешника.

– Я понимаю, что мальчик еще мал и впечатлителен, но вы ведь взрослый человек. Могли бы хотя бы предупредить, что забираете ребенка с собой. Хотя, что это я… Сам виноват, старый дурак. Он раньше никогда не убегал куда-то без спроса, так что я заволновался, когда вечером он не вернулся. Всю ночь я бегал по округе, пытаясь его найти. А потом Луна вспомнила, что он ушел одновременно с вами, и я осознал, что сам подтолкнул его на это, упомянув храм в Садисе.

– Вы правы, – вежливо выдавил из себя Грешник. – Мне следовало сообщить кому-то, что он со мной.

– А где, собственно, Адриан? Он в порядке? – спросил Гаос, крутя головой.

– Он спит, – ответил Ваон, ставя перед Гаосом и Грешником чашки с чаем и тарелку со сладостями.

Грешник взглянул на монаха. Как он успел вскипятить чайник, когда на улице только начинало светать?

– Я рано встаю и тихо хожу. С рассветом я обычно встречаю прихожан в храме, – ответил он на немой вопрос Грешника и, пододвинув тарелку, обратился к Гаосу: – Ешьте, вы, наверняка всю ночь шли. Мое имя Ваон, кстати.

– Гаос Царо, – представился целитель, отхлебывая из чашки. – И я не шел, а одолжил лошадь у знакомого. Честно говоря, я никогда не был хорошим наездником, поэтому плелся дольше обычного.

Ваон и Гаос дружелюбно поговорили еще немного, а затем, когда ненадолго повисла пауза, монах, словно воспользовавшись моментом, начал разговор о том, что действительно интересовало Гаоса – о мальчике. Он рассказал целителю о произошедшем, изредка обращаясь к Грешнику, который каждый раз кивал головой, подтверждая слова монаха.

Адриан проснулся от того, что Нерриолея, перелетая с края кровати на шкаф, снесла крыльями несколько старых пыльных книг, лежавших на нем сверху. От неожиданности мальчик открыл глаза и услышал знакомые голоса. Потянувшись, он встал с кровати, стараясь не делать резких движений, чтобы не вызвать головокружение. Поняв, что с ним все в порядке, он осторожно приоткрыл дверь и увидел Гаоса, который стоял, опершись на стол. Рядом с ним сидел Ва-он, откинувшись на стуле, а у камина стоял Грешник, повернувшись к ним спиной и положив руку на меч, висящий на поясе. Они разговаривали так громко, что не заметили, как любопытный мальчик подслушивает их через приоткрытую дверь.

– Он еще мальчик! Он ребенок! Я взял на себя ответственность и уже корю себя за то, что позволил ему пойти с незнакомцем! Вы предлагаете и вовсе отправить его в опасный путь? И куда? У вас даже нет идей, куда ему идти! Еврипидия не сообщила нам, где мальчик будет в безопасности. Может быть, ему стоит остаться дома и расти, как обычный мальчишка, а затем уже посмотрим, – сказал Гаос.

– Гаос, вы должны понимать, что боги не просто так дали нам понять, что мальчик – Жрец. Значит, он им нужен сейчас. Что-то надвигается, это точно. Его родную страну захватили люди, несущие безверье! Если это не угроза, то что? Я не говорю, что он готов, но у нас нет выбора… Тем более боги, кажется, выбрали ему защитника, – ответил монах.

Грешник обернулся. Гаос и Ваон весьма выразительно смотрели на него.

– Я? – спросил он, подняв одну бровь.

– Да, – ответил Ваон, подавшись вперед и облокотившись на стол.

– Я не нянька. Я Проклятый. У меня свой путь.

– Дочь Ветра говорила о тебе, значит, без тебя мальчик не справится.

– Вы даже не знаете, куда его посылаете, а уже меня в это втягиваете. Еще чуть-чуть, и я, наконец, освобожусь от наказания, а вы хотите, чтоб я рискнул ради мальчишки?

– Я посвятил свою жизнь служению богам, уважаемый Грешник, и одно знаю точно: если…

Ваон осекся, услышав скрип половицы. Трое мужчин обернулись и взглянули на дверь, из которой торчала любопытная голова. Поняв, что его заметили, мальчик вздохнул и вошел в комнату. Гаос подошел к нему, осмотрел со всех сторон и приобнял за плечи.

– Мы скоро пойдем домой. Я рад, что ты в порядке. Ты ведь в порядке?

Мальчик кивнул.

– А мы не можем остаться здесь? Хотя бы еще на денек, пожалуйста, а?

Это был первый раз, когда Адриан что-то открыто попросил у Гаоса. Лекарь слегка опешил. Мальчик смотрел на него янтарными глазами, задрав голову.

– Ты сказал, что тебе снилась богиня и предупреждала о чем-то. Перед тем, как ты ушел, помнишь? Что конкретно ты видел? – спросил Гаос.

– Я не мог услышать ее, поэтому она показала пальцем на дым. Там был огонь и все было таким черным и едким, что мне стало тяжело дышать.

– Не знаю, – со вздохом сказал Гаос, обращаясь к Ваону и Грешнику, отходя от мальчика и садясь на стул. – Он еще ребенок. Но если боги выбрали его, то, возможно, нужно хотя бы попытаться… Я все еще не согласен с тем, что мы позволим ему пойти по выбранному богами пути, но с другой стороны, кто я такой, чтоб останавливать его.

– Это значит, мы остаемся? – едва не подпрыгнув от радости, спросил мальчик.

– Да, – тяжело ответил ему Гаос. – Но ненадолго! Если не найдем решение, то вернемся домой и будем жить, как жили.

Гаос понимал, что пытается оттянуть неизбежное. Адриан – Жрец. Они не смогут жить дальше, не обращая на это внимание. Что-то надвигается, и боги не оставят мальчика в покое. У Гаоса болело сердце. Он с тяжелым, словно камень, ощущением в груди смотрел, как мальчонка садится за стол, и Ваон ставит перед ним чашку и тарелку с только что сваренной кашей. Оголодавший Адриан тут же начинает уплетать ее за обе щеки, закусывая свежим хлебом, при этом не переставая коситься на тарелку со сладостями. Покупал ли Гаос мальчику сладкое? Кажется, нет. Давно ли мальчик его ел? И ел ли вообще? В их доме сладкое никто не любил. Точнее, Гаос и Луна к такому равнодушны, но любит ли мальчик… Что Гаос о нем знает, если даже не может сказать, любит ли этот ребенок сладкое?

– Куда ж ты так уплетаешь-то? Аж бугры по спине идут, жуй хоть чуть-чуть, – беззлобно прикрикнул он. – Живот же болеть будет, балда.

Мальчик кивнул, но есть медленнее не стал. Он быстро расправился с тарелкой каши и робко потянул руку к тарелке с печеньем, посыпанным пудрой, мармеладом и сушеными яблоками, при этом оглядываясь на Ваона. Тот, заметив взгляд мальчика, тут же со смехом придвинул мальчику тарелку, отчего Адриан расцвел еще сильнее, чем от новости о том, что они остаются. Грешник негромко хмыкнул, все еще продолжая, как статуя, неподвижно стоять у камина. Лишь длинные пальцы, бегающие по эфесу меча, доказывали окружающим, что он живой человек, а не каменное изваяние. Грешник думал. Он не знал, стоит ли ввязываться в божественные дела, но в то же время ему было любопытно. Грешник понимал, что если Адриану предстоит далекий путь, то единственным, кто сможет помочь мальчику добраться до цели, будет он сам.

– И с чего нам начать? Что делать? – тихо подал голос Гаос, наблюдая, как Адриан с удовольствием уплетает печенье, запивая его чаем.

– Меня учили, что все ответы уже есть, нужно только уметь искать, – ответил ему монах, щурясь и глядя на солнце, заглядывающее в окно.

Когда Ваон притащил целую стопку книг из спальни, еще одну – из храма, а Адриана отправил с запиской в местную библиотеку, Грешник глубоко вздохнул. Зарыться в книги было планом монаха. Грешник не мог поспорить, что это было полезно, но как же это было скучно.

Пока Гаос и Ваон уже не первый час корпели над толстенными томами, прибежал Адриан, неся с собой еще около десяти массивных и старых книг. Ближе к обеду Ваон молча и демонстративно бросил пару томов на живот Грешнику, который в этот момент лежал на кушетке. Слегка согнувшись от неожиданного удара довольно тяжелыми фолиантами, задремавший Проклятый приоткрыл один глаз. Намек был понятен, и ему пришлось взять одну из книг и начать изучение.

Адриан, к слову, тоже старался помогать с чтением. То, что он был грамотен, для Грешника оказалось приятным сюрпризом. Конечно, мальчик читал не так быстро, как взрослые, и ему было сложно отделить полезное от бесполезного. В какой-то момент он так увлекся чтением, что забыл о цели их поисков и надолго погрузился в историю давно умершего принца и его дворцового переворота, древние мифы, сказки про Старых Богов и битву в Долине Усгуна близ Асехарда.

Уже ближе к ночи, когда у всех от длительного чтения голова готова была взорваться, глаза ныли и болели, а от горы исписанных заметками бумаг на пальцах образовались мозоли, Грешник, издав отчаянный вздох и откинув книгу в сторону, вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Через пару минут к нему присоединился Гаос, достав из-за пазухи потертую трубку. Засыпав в нее табак из небольшого холщового мешочка, целитель поджег спичку, подкурил и с наслаждением выдохнул пахнущие жженой травой клубы дыма.

– Луна ругает меня за это, поэтому я прячусь от нее. Уже три трубки выбросила. – с улыбкой начал он, делая еще пару затяжек. – Однажды, когда ей было лет пятнадцать, она нашла мою шкатулку с дорогущим омсульским табаком. Чудесный был табак, ароматный, крепкий. Крохотной горсточки хватало за глаза. Так она всю шкатулку в огонь швырнула. А главное, сама от дыма чуть не задохнулась. Потом три недели запах выветрить не могли, будто в саму нашу сущность въелся. Вот так вот бывает, да. Иногда хочешь, как лучше, а вляпываешься так, что рад бы отделаться, да не можешь.

Грешник взглянул на старого лекаря. Хитрый прищур, сверкавший от висящего напротив них фонаря, клубящаяся дымом трубка и улыбка одними уголками губ делали его похожим на мудреца из сказок. Может быть, он таковым и являлся. Грешник был старше по возрасту, но, как ни странно, чувствовал себя рядом с ним как малец. Да, если честно, Грешник действительно был молод. Просто судьба преподнесла ему шанс прожить другую долгую жизнь, но от этого он не стал мудрее. Он просто был человеком, живущим так долго, что дети, которых он встречал, успевали превратиться в стариков и умереть, а затем и их внуки покрывались морщинами и следовали за ними. Много лет он провел взаперти, умудрившись сохранить рассудок, что даже для самого Грешника было удивительно. Он не взрослел, не старел, не менялся. Так что, хоть он и был намного старше Гаоса, но испытывал к этому бодрому пожилому лекарю уважение. Как, собственно, и к Ваону, который хоть и восхвалял богов, любил их и служил им, был человеком образованным и неограниченным, не полагавшимся лишь на судьбу, что боги ему уготовили. Сегодня Грешник увидел в коллекции монаха занятные экземпляры книг, повествующих о ремесле, сельском хозяйстве, искусстве и даже несколько неприметных книжечек, отдаленно напоминавших любовные романы, что так часто видел молодой человек в гостиницах и ночлежках, где ему приходилось время от времени останавливаться.