- -
- 100%
- +
© Лазарь Соколовский, 2016
ISBN 978-5-4483-3376-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Перекличка
Душный июль. Комариные сумерки. Пусто…Словно на суше русалкою бить плавником.Солнце сползло с горизонта. Ломает о брустверШаткий прибой свою волю и сходит тишком.Что-то пробьется сквозь дней уцелевших соломуили захлопнется шторка, замрет объектив?Стул, как присевший кентавр, погружается в дрему.Темной стеною крадется какой-то мотив.Кто же, Катулл, подберет его – музыка скисла,не принимает ее новоявленный Рим,даже на Сене, Дунае, на Волге и Вислетолько едят да торгуют, и ямбам твоимвряд ли пробиться, ранимая лирика сможетздесь задохнуться, впервой попадая впросак.«Брось эту стерву! – подскажут. – Себе же дороже…»Век примитива – пивка бы… Сплошная попса.Вот и не пишется. Нет озорного запала.Ангелы не прилетают, и в гавани спят корабли,что прорвались из-под Трои. Какие началазадал Гомер!.. и мы, было, за ними пошли.Мысли крылатой простор расширялся и крепнул,полнилась мудрость трагическим женским пластом,войны теснила любовь, и с космическим ветромплача Франчески и Данте справлялся с трудом,в обморок падая… Та же ленивица-лиране отсыпалась в чехле, даже не усомнясь,помолодевшая, мчалась за Гете с Шекспиром,с вами, Катулл, обретая забытую связь,прерванную фанатизмом святош… Но стихиивзвихренного языка не унять даже им:переболев у Бодлера с Рембо маляриейдуха, чтоб в Лорке с Цветаевой ритмом живымснова взметнуться на почве распаханной, плотскойв нашей пусть разноязыкой – особой стране,чтобы сберечь, уходя, Пастернаком и Бродскимпрелесть и суетность мира слепого…Но мне…мне что досталось в немытой посуде обменаслужбы на деньги, а деньги на вещи, когданищего нашего действа пустует арена,ярость толпы и тщеславие цезарей – так, ерунда…Что пересказывать мастеру – знаешь не хуже:время все переиначит, скрещеньям дорогпутать пространства и дальше, пусть Рим занедужил,слово осталось твое – ты-то сделал, что смог.Я не ропщу, сам же эту неверную выбралсмутную долю, питаясь от ваших корней,так уж сложилось – вдали от тревожного Тибра,тщась не уснуть в обывательских сумерках дней.Год пролетел… Но терпения хватит едва лидлить на Онтарио не унывающий рай.Город налево, где трубы устали сигналить,прямо и вправо Канады загадочный край.Что мне до них, когда снова завертит крамоласвой, как у вас, проржавевший пустой детективна языке, где упрямо давиться подзоломв этой игре, где не мертв ты, хотя и не жив.Но я несу свой огарок, шепча поминутно:не угасай, я умолкнуть еще не готовпусть вдалеке от оставленной родины смутной,где ты любил хоть и стерву – какую зато!Жизнь деревьев
Жизнь в природе не так уж проста,как покажется с первого взгляда.От росточка, затем от куставстанет дерево, и водопадомзаполощутся листья, ветвейпаутину раскрасивши яркоот гудящей весны и до днейтихой осени… Коли наcмаркукружевное с дождями тепло,снег на крыши хозяином ляжет,то и здесь естество не ушло —нет, оно не смутилось и дажене расслабилось, в почках копяподсознание нового роста.Так и нам никуда от себя,хоть порой развернется непростожития-бытия полоса,где не двинуться дальше передней…Что же юный мой клен не взялся,потянувшись к березке соседнейпо апрелю? Случайно их свел,в прошлом августе рядом сажая,где еще только стволик, не стволи не крона – пугливая стаяхрупких былочек… Что он затих,пятипало сжелтевши по низу?..Так порою сжимается стих,и уже никакому капризуне пробить отчужденности строк,не раздвинуть сомкнувшихся створокперламутра. Конечность дорогподрывает всесилье простора —целый лес!.. Но из тысяч, из стаодному оторваться от стада…Жизнь в природе не так уж проста,как покажется с первого взгляда:ускользает, как ниточка, пульс,что пробился сквозь тьму поначалу…Чей-то новый потянется путь,заполняя пустые причалы —нет в природе изъяна: другимвстать на месте ушедших недавно,в павших листьях наплачется дым,семя новое ляжет на равных.Отчего ж неуютно душе —вроде, с этим согласен укладом,но чьего-то не будет ужени касанья, ни слова, ни взгляда…Июльская гроза
Дождь колотит о стекло,он примчался прямо с ночиозорным чернорабочим —чуть всю зелень не пожгло.Дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло —так уже жара достала,из лилового металлатучи тянут тяжело —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,наконец чего-то смоетв этом раковом застое,(вот случиться где свезло…) —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,посвежел, налившись, воздух,государственные звездынасовсем чуть не снесло —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,будто кто-то льет из лейкина трибуны, на скамейкимавзолеев – ну, пошло!Дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,еле дышат свечи в храме,как ни прячься под зонтами,не спасет ничье крыло —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,серебра в окне полоски,это молний отголоски,без цитатников светло —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,позабавимся немножко,нам храбриться из окошка —(волю судорогой свело?) —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,стать бы всем как сестры-братьяхоть в недолгой благодати(время к краю подошло…) —дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,сыпет громом с небосвода,словно шанс дает природа —налегай! крепи весло!Дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стеклона смоленщине, в Небраске,приобщиться к этой пляскевсем, куда б не занесло!Дождь колотит о стекло!Дождь колотит о стекло,бьет по стенам, бьет по крышам,спящий мир свободней дышит —и на этот пронесло…Дождь колотит о стекло!Попытка вести
(Евангелие от Иакова)
Я одобряю только тех, кто ищет
стеная…
Б. ПаскальПредисловие
Мне голос был, или слукавилподпасок? Берусь за перо.Две версии – Петр и Павел.Не выдержал первый, второй —и не подступиться… А в сумме —порфир, образа, аналой.Сказал им лишь: талифа, куми!,лишь: встаньте, идите за мной!Как братья сидели вначалепо вечеру, хлеб и вино…Зачем же в язычество впали,мол, тело и кровь? Не даножить тихим добром? Обезумелнарод, что рожден под плетьми?А было лишь: талифа, куми1!да будьте вы просто людьми!Под куполом ангелов пеньеда трон на седьмом этаже —искусство? тупик? продолженье?ущерб или польза душе? ***Куда вас несет! На полушкусиленок – туда же, в мечи…Забыли, что Рим не игрушка —таскайте теперь кирпичи!Все вам не сидится, евреи,на месте: не так, мол, не сяк —в безбожной чужой Ватанеетолпиться, наперекосякустои привычные, знаковнасилья, гонений не счесть,и церковь не церковь… Иаковрешался на правую весть,боясь, как иные пророки,естественно впасть в перебор,споткнувшись на притчах… Но срокидавили и братний укор.«Все в почву уйдет бестолково… —так загодя сетовал он. —Запомни же: главное – словонадежды, ветшает Закон,становится утлым корытом,где все упирается в счетпривычек, отмеренных бытом.Хотел бы чего-то еще…Озвучилась самая малость,да ту переврут по пути.Жаль, мне никогда не писалось,попробуй хоть каплю спасти». ***Как будто расписаны роли:стол ветхий, продавленный стул…Сил не было, времени что ли —чего-то тянул да тянул.Жизнь сходит. Пора за уборку.Нехитрый он скарб оглядел.Уж август катился под горку —что может важнее из дел,чем отзвук оставить хотя бытой правды, как утро, простой…Начетчики воют, что бабы,тревожа великий покойблажною своей благодатью,где всякий скорее артист.Иаков молился о брате,что был так пронзительно чист,наивен, а вызвал стихии,хотя возвратить лишь хотелзаветы Исайи, Илии…Что ж… выпал обычный уделбыть понятым тоже превратно,как те, бился о стену лбом,где мне не по склонности братнейуныло озвучить пером.Ну, с богом! арбу на подъемеосаживать тем же плечом.Мне как-то сказал он: «При домемы сами, Господь не при чем».I
Как странно… не помню началатой вехи – малец как малец,мать гукала с ним, пеленала,всегда был в сторонке отец.Куда ему: старый, понурый,все что-то шептал вестаку.И позже лицом ли, натуройбрат не был в него. Не могуи слышать о чуде зачатья —мать только смеялась в ответ.Не кровные, кровные братья —да ей что, ей разницы нет.Конечно, к нему, как меньшому,на капельку больше склонна.Родильница бога… по домутопталась, жена как жена.Семью не укормишь полушкойотцовой – работу брала,да все за плитой, постирушкой —какие у бабы дела:уложены дети, у мужарубаха к субботе чиста.Семья как семья, и не хужедругих. Ну, а сказочка та,что выдал Матфей для приваркак похлебке дежурных чудес…На это указывал Марку,чтоб в детство хотя бы не лез.Он нет – да, ученая гнида,Лука разыгрался настоль:«Мессия! Из рода Давида!»Еще бы – такая же голь. ***Что было тогда в Назаретесвятого? Взгляните окрест —скучища… Обычные дети,как в тысяче маленьких мест.И рос он, как все, разве слушатьлюбил побродяжек из странсоседних. Имеющий ушида слышит: пацан как пацанво всем остальном, и едва лиуймешь его – слишком горяч!За шкоду когда и дирали,то гордый, не выдавит плач,читал же не как мы – вприглядку:отец чуть задремлет, и пусть!Да книг-то не больше десятка,он их затвердил наизустьи спорил от юности с раббио сути. Тот, что бы ни нес,все только по букве, на грабитьграбителя: «Что за вопрос!Не кради! – почти до икоты.В народе так шло искони,особенно, чтоб не в субботуи в праздники бог сохрани!» —«Учитель, задачка не в этом —что если злодея злодей?» —«Молчи, несмышленыш, есть сети,в которые лазить не смей!» —«Но должен же кто-нибудь». – «Кто-то,кто следом придет, чтоб открытьв иные просторы ворота.Куда ты?» – «Учить так учить…»II
И начал… Сказать: Иоаннего этой вервью попутал —скорее набросить туман.Уж слишком был дик, ни минутыне мог усидеть, теребяочески на шерсти верблюжьей.Так ангелы вряд ли трубят,хотя их не слышно снаружи.Пророки, едрит! Этот выл,тот трясся, а кто и чечеткой…Креститель, конечно, учил,да брал-то скорее на глотку,плюс это купанье… Водадуши не очистит, лишь телона малое время. Нуждав ином – чтоб взлететь захотела.«Нет, я отпечатаюсь безспектакля с таким вот подвохом…» —дней на сорок вовсе исчез,в ответ лишь, что это эпохабыла для него. «С кем хоть? Где?»Молчал, надевая обноскиотцовы. «Не лезь, не в воде…» —упрямо остругивал доски,и только лишь «марана фа2!»призывно слетало от двери…А, может быть, это листваберезы считала потери —сентябрь уж резвился слегкавеселеньким крапом на кронах.Привычно держала рукарубанок. Тогда еще дома… ***Чем дальше, теснее ему —сам вырос ли, притолка ниже?Однажды спроcил: «Почемуздесь время теряю?“ – „Но мы же, —отчаянно всхлипнула мать, —так любим тебя!“ – „И любите,но то что я должен отдать…»Так в нем проявился учитель,и, значит, пора подошла,как птиц выпускают на волюк апрелю… Такие дела…И вот уже вьются над полем,над лесом… Сложил в узелоккниг пару, сандальи, рубаху.Мать плакала: «Как же, сынок…куда ты… натерпимся страху,ведь люди жестоки и злы». —«Вот это поправить и надо!»На память ощупал углыпрощальным как будто бы взглядоми вышел. Слегка моросилосенний проснувшийся дождик.Мне б следом… да не было силтогда, обозначится позжене братняя – высшая связь,роднит что не кровью, а духом.Мать хоть и с трудом унялась,шепча лишь: «Вот ты и старуха…»Так наша распалась семья,святейшей считаясь некстати:Иуда-брат, сестры да яи (как там ее?) богоматерьостались. Отец – не отецпокинул нас с этой загадкой… ***Он вольно вздохнул наконец.Кому-то покажется краткимотмеренный путь, но вместитьтьму света, что нам как сквозь щелку!Мне долго назначено жить —не зря говорится, что толку!Бывало, берешь на распилбревно, весь в поту, на поверку —лишь сучья. Когда б его пылулегся в какую-то мерку…Причины не ведомы мне:пал взгляд на Петра и Андрея,что сети чинили, вполнедовольные жизнью евреи.Рыбачили, чтили Закон;что бог посылал, то на рыноксвозили. Какой им резонтаскаться босым по чужбине?Что он им сказал, что ониработу забросили, близких?Петр стал ему больше роднитогда уже. Чтобы запискикакие-то… – тупо бубнилпо памяти братние речи,перо не далось, но любилдо жути, до боли сердечной.Никто так его не берег,пылинки сдувая с одежи,шептал ему на ночь: «Ты Бог,но только добрей и моложетого, что зовется Отцом».Тот лишь улыбался неловко:«Любовь поверяют концом,а прочее все – подготовка». —«Где будням скупым вопрекизовешь нас прощать?» – «Не иначе».И Петр сжимал кулаки:«Где ж око за око?» – «Задача —себя переделать, дай срок…» —«Господь позабавился что ли?» —«Ты думаешь, этот божокеврейский – вся высшая воля?Подвинься поближе к костру,смотри, как играют стихииогня…» Это только Петру,не слышали чтоб остальные.Тот мне, расставаясь, шептал:«В бумагу впиши хоть полслова». —«А сам?» – «Знать, каких-то началмне не дал суровый Иегова.» —«Но брат с тобой столько…» – «Рассуд-ком вряд ли…» – «Хотя бы основы». —«Я свет его глаз понесудо муки последней – крестовой». ***Что скажешь… и вправду понес,в жестоком конце не слукавил,хотя и не смог перекосунять – обозначился Павелпотом уж… Гонитель – и вдруг!Савл шел от железной программы —Христа вбить в параграфы, кругзамкнется: иконы да храмы…А мы-то?. Тропинкой такойУчитель вел… Быть бы крылатым!Тогда еще жидкой толпой,как овцы, шли следом куда-то,считая украдкой грошина ужин. Округа темнела.Он тихо сказал: «От душине вера останется – делопростое, казалось бы: скиньоружье, не трогай чужого,храни свою женщину, синьнебесную суетным словомне пачкай, на то эта высь,возможно, и Бог… без испугаработой живи, не ленись.» —«Всего-то?» – «Любите друг друга,прощайте друг другу, едвавзыграет лишь искорка злости». —«А знаменье?» – «Вам волшебства…Мы все здесь случайные гости,я скоро уйду насовсем,когда не словами, то кровьючтоб сдвинулось что-то, и с темостаться… Живите любовью!»III
Как это – любовью?.. В кружок,припомнилось, сели однаждыусталые, злые. Востокуж тьмой затянуло, и каждый,наверное, думу таил:что вынесем с этой дорогиотчаянной, хватит ли силкуда-то с ним… Сбитые ноги,пустая сума да тряпье,сопревшее с пота и пыли…Он грустно: «Что слово мое,когда ваши души сносились?»Гляжу, поначалу поник,шепча только: «Снова потери…»Затем, пересиливши крик:«Ну, что же… готовьте вечерю!»Сел рядом. Расставил Фоманехитрую снедь на подстилку.«И вам бы – гремели б грома! —Сказал. – Опустела копилка —и скисли… Вот хлеб, кто в рукеудержит еще?.. Не берите жс избытком – идти налегкеспособней. Запутаться в быте…Я вас оторвал от него:свобода первичней да пищапростая, был дух бы живой…Те власти, те золота ищут —глупцы… Что копить про запас —снесешь лишь одно коромысло.Пусть вечность не светит, от нас,какому довериться смыслу,зависит. Отбросьте же страх,ищите путей настоящих,творец – часть самих вас, в трудахна небо глядите почаще,там тучи подчас напроломнесутся – да что с этой прыти?Как делится Солнце теплом,любовью сердечно делитесь,твердя неотступно другим:блаженны не нищие духом,а те, кто наполнены им,чтоб двигаться дальше. А слухи,что нам уготовано статьспасителем мира от Рима —оставьте… рать снова на рать…Иная вам доля кроима:суть веры нести по землев добро вне границ языковыхи прочих. Провижу во мгле,какие вам светят оковы…Но вышли, так вышли, чредабольших перемен на подходе.А гнали пророков всегда,такая уж тяга в народе —при жизни проклясть и вознестьпо смерти. Спознавши и это,трубите нетленную весть —одним сохранится планета:изменим себя – и уйдетвсе зло, словно ржавь из металла.Довольно, чтоб род шел на род,идите хотя бы сначалас любовью к вчерашним врагам,кем наши подрезаны крылья,чтоб щеку подставить… как вамни трудно, добром – не насильемсольемся с природой, простортерпенья ее у предела…У вас же о суетном спор —душе нужно больше, чем телу,настолько… Но это потомпостигните, сами отмеривдороги великим трудомапостольским… Эту ж вечерюхраните и помните: следостанется только с любовью».Вовек не забыть мне – рассветкровавый сошел на предгорья.IV
Деревья не гнулись под ветром,дни в дрему вгоняла жара…Что видел он дальше, чем смертнымдано? из какого нутра?Терялась, петляя, дорога,курился над сопками дым…С каким разговаривал богом?с пространством шептался каким?Но вылечить эту проказу —наверно, скорее просчет…Матфей напридумает сказок,Лука с Иоанном ещепокруче, мол, крах и гееннада близящийся пересудпосмертный… И это на сменуего откровенных минут!«Любить всех людей без разбора, —он грустно, – вам трудно пока.Я знаю, готовит мне скоропогибель из ваших рука…Храм рухнет – «Какая забота!Что мы-то с того соберем?» —«Напрасно вы ждете чего-то,ни богом не быть, ни царемдано мне…» Упрямо сквозь векислеза просочилась. «Страдамоя подошла.» Человекомтаким, что уже никогдане быть… Я влачусь безутешен —почто не впитал с молоком:бог всякий на страхе замешан —свободно добро и легко,как шло от него… Но откудата сила взялась – от семьи?Полати одни и посуда —свет миру один из восьми… ***Но миру всегда не до слова,ему бы каких-нибудь дел,подсунут слепого, хромого:«А что – исцелить бы сумел?!»«Мессия… что дашь для примера?дождя б хоть на первых порах…»Скорей любопытство, чем вера,сомненье в усталых глазах.Где слушали, где и камнямишвыряли. Народ не готов:«Чтить Бога – понятно, а с вамикуда? Наломаете дров,а мы отвечай». Уводилиего от греха за село.С тех пор уж исхожены мили,а как на душе тяжело,что не сберегли… Да и самивсе ждали зна-ме-нья – а вдруг!Менял расхерачили в храме,фанаты ж явились – испуг!Как будто глазами слепымисмотрели… Да что тут сказать!Весна ли в Иерусалимерасслабила… Если бы знать —всего-то толпа хулигановс мечами, а больше с кольем.Разбуженный сад Гефсимана…И как же отдали живьем?!Отключка какая-то, словносвалил летаргический сон:Петр трижды отрекся, неровнобродя уж средь римских знамен…И дальше как будто проспали:Каифа, трусливый Пилат…Теперь уж какие детали,где каждый кругом виноват.Не то, чтоб зубами вцепиться,а тупо смотрели на крест…Апостолы!.. Вижу, как птицысорвались с насиженных мест,и черная тень по пригоркамтекла до последних минут.Казалось, им наши разборкиземные до фени, но тут…V
С чего задождило? Как чудослучилось – в такую вот сушь!Что после… Об этом не буду,повылезла всякая чушь:два ангела встали помпезнос мечами, разъята стена…А просто сказала: «Исчезло…» —на утро Мария-женаи, даже не вытерев слезы,тихонько домой погребла.Там холмик земли у березы,где корни бегом от ствола…А дождь разошелся, с неделюмесили под окнами грязьоблезлые куры. С апрелемжизнь новая не началась,все то же, ни шатко ни валко:пьют, лаются, молятся – что ж,мирская обычная свалка.Но вдруг через этот галдеж:«Ну, как вы там, братцы-евреи?» —с завалинки будто опять. —«Да так… я все глубже старею,последняя вылезла прядь.Братишка, несу через силутвой улей, хоть пчел не рои…Уж осень. Туманом обстилоскупые дороги твои.Писаки, фанаты, прохвостыпугают конечностью дней.И щеку подставить не просто —любить же намного трудней.Порыв твой не дальше, не ближе —и совесть продашь за пятак,без этого, видно, не выжить…А бога как не было, так…Ужели уроки задаром,что вера внутри, не во вне?Подсидки, грызня за тиару,за место у трона… По мнео смерти твоей пересуды —напрасная трата чернил.При этом, кто больше Иуда —кто выдал? А кто извратил!Не то чтобы здесь, да и в Риме —какую строку ни возьми,все правы, божатся святыми…»«Да будьте вы просто людьми!» —и голос исчез, будто не был. ***Года промелькнули, как сон…Сидим полукругом, но хлебыедва преломили – вновь онтут, рядом, и духом, и плотьюсредь осиротевших детей,сандалии те же, лохмотья…Вот разве следы от гвоздей.Какие б тогда разговорымогли о бессмертье вести:«Коснется ли свет от Фавораи прочих на этом пути?Как строить ученье – скатитьсяк подгнившим библейским задам?Исчезнет с веками границамеж богом с смертными там?Откроются, может, секреты,что люди пытают у нас,повязанных новым заветом?»Ни слова… смешинка у глаз…Подводят слова или память —последнюю, вроде, межукривлю ненароком, а я ведьпоклялся, что правду скажу.Довольно! Что вылезет ночью,об этом не стоит в отчет.Приехали, ставлю отточье.А дальше легенда течет…И как в этом мире бескрыломиначе? какая латынь?Нет, вынести нам не по силам:дойти до такой доброты,любви, где нельзя без испуганикак – дней всего-то в обрез,где все пожирают друг другаи кто-то смеется с небес…Послесловие
Иаков устал. Оплываласвеча на дощатом столе.Чем глуше мерцают начала,настойчивей клонит к земле.Накинув хламиду на плечи,лег. Вот и причалил ковчег.Не знаю… надеюсь на встречуне с богом – се был Человек!Я что-то слепил, но загадкана каплю не стала ясней…Уж тьма надвигается. Шаткосреди обступивших теней.Читаю – и странно: зачем Тытеряешься с каждой строкой?Довольно чуть сдвинуть акценты —и вот уже кто-то другой.А будут свидетелей толпы,узнай тут, поверить кому.Не в сказанном дело – что толку,когда не созвучен Ему.Да сам я?.. Припомнил о пастве,оставленной им на авось.Эпохи пройдут, государства —а Слово неслось и неслось…«Конечно, со смертью не умер.Как ни было б вам тяжело,Иаков, для «талифа, куми!»,знать, время еще не пришло.Чем больше духовной работы,тем тоньше меж нами стена —дерзайте!» – как выдохнул кто-тои взмыл… И опять тишина.В окошке прозрачен и светелзаката кровавый овал.Иаков уснул. Тот же ветерв осенней листве бушевал.Еврейская баллада
Переселенья людского потокто как цунами, то вялотекуще,словно в природе. Хотя бы глотокхрупкой надежды на райские кущи…Где вы, герои дворовых балладс чудаковатых окраинных кровельнищей Москвы, чьей беде невпопадРахманы, Бильдеры и Рабинович?Часть населенья, чьи деды, отцыштопали жизнь по клоповым местечкам,носик не римский, глаза – антрацит,«эр» несуразное через словечко…Валкой России осколки: Мешкат,Эфраимсон, Асташкевич с Кажданом —будто бы кто-то из вас виноват,что сохранился, не выйдя в мараныдаже в погромы. Крушил самогон,войны мели, навалился советскийдушный барак – упирается он,нессякаемый Сруль Жидовецкий.Вновь поредевшим взмахнет хохолком,братью мушиную сдует с окрошки,если Господь и обидел ростком,стайка детишек иная немножко.«Лишь подрастают – и по городамне торговать, не блажить, не портняжить,все в институтах и – я тебе дам! —Йоська, поганец, в писателях даже,» —так он (лет сорок промчалось) вещалв хатке хохляцкой у автовокзала.Пригород тот же и мемориал —что сосестер, что собратьев лежало!Молодость… молодость… Где вы теперьсели, какой ностальгией омыты —та же ль мезуза вколочена в дверь?те же ль соседские антисемиты?Послевоенная ниточка дней —знать, недопили властители крови…Мы наливались от ваших корней,Гинзбург, Гилод, Могилевский, Шахнович.Выпало так: не Кулик, не Петров —общей повязаны речью и роком.Что же вас сдернуло, вроде, с основ,за океан понесло ненароком?Коднер, Малаховец, Кацанельсон…не от зарплаты – скорей от обидытысячелетней… Что ж тычатся в сонте же снежинки звездою Давида,что укрывают российскую тишь,уж не услышишь где вас, не увидишь?..Топятся печи другими, но с крыштянется следом молитва на идиш.К хаосу
Зависим ли – куда судьбе приспичитзабросить нас? в какой присест, прилегв сплетениях времен, страстей, дороги наделив зачем-то горлом птичьим?Что в нашей донкихотовской отваге —нуждается она хоть в ком-нибудь,чтоб обессмертить иль перечеркнутьее причуды на клочке бумаги?Абсурдом обозвать ли чей-то опытиль это пляска строгая частиц,где кружит карусель из тех же лици тех же строк невысказанных шепот?…По Питеру в припадке ностальгиибродя, спустились как-то в тот подвалдавнишний пронинский, где пишущий знавал,каким стихам сойти за чаевые.Увы, дух испарился почему-то,старинную посуду со столасмели и не мелькнула в зеркалахотставшая случайная минута.Хотя бы зацепиться за какой-тосигарный, пьяный, вымышленный мир:начало века, скомканный ампир,угрюмость толп и жалкая прослойкабогемы – проходимцы и таланты…Еще вчера, столетие назад,ты б мог войти в жирафствующий Чад —в «Бродячий пес», в «Привал комедиантов».Всего лет 20 до стези барачной,но выбор есть – остаться ли, уйти,ты молод, тебе нет тех 20-ти,там ждут конца… Но ты еще не зачат,все впереди: растрепанные книги,кастальский обезвоженный ручей —осколок пионерских лагерейв подполье перевернутых религий.Тебе б туда, где олонецким патламс рязянскими сплестись, где фрак и тростьот Цезаря, случайный Снежный гостьи царская горбинка Клеопатры —где это все? куда кого размечет?..Как не избыть из памяти покакровавые подвалы ВЧК —игра вслепую та же: в чет и нечет.Но та страна была? и нам не снится,пускай сейчас понуро и мертво —когда-то здесь дышало естествопоэзии с горбинкою царицы?То Высший Хаос был, девятый валстихии масс ворвался в праздность пауз —платить счета… Ты снова опоздална пир чумы – остался пошлый хаос?…Мы вышли, приотставшая чета,съезжая с ритма в мелочи событий,жизнь вновь текла, хотя уже не та,пусть впереди кроился бродский Питер,а там иной, возможно, и бог весть,в какой абсурд сместятся формы, темымостов, каналов, рек… Да город есть,опять гудит толпа – а где богема?Счета давно оплачены и как!..Что ж… вместо вдохновенного бомондас горбинкой царской – тот же рабский стяги серая полоска горизонта.