Теория случайных встреч

Автор выражает свои благодарности

Марине. Она не давала останавливаться ни на минуту.

Сергею. Без этого источника вдохновения и воспитания ничего бы не вышло. Вернее, вышло бы гораздо меньше.

Светлане. Она поддерживает в самые трудные времена.

Надежде. Она укажет выход из любой ситуации.

Александру. Без него эта книга никогда не увидела бы свет.

Виталию. Его критически взрослый взгляд был бесценен.

Ксении. Правила русского языка никто не отменял.

Василию. Всегда интересно услышать и точку зрения младшего поколения.

Антону. Просто за то, что он существует и с ним всегда весело.

Людмиле, Галине, Елене и Ольге. Они могут сказать самые важные и теплые слова в нужный момент.

И всем неравнодушным к моему творчеству людям, всем первым читателям, за ваше время, внимание и замечания.

Вениамин, с которым ничего не происходит

С Вениамином никогда не случалось ничего необычного, и это его ужасно раздражало. Ему казалось, что жизнь течет мимо него прямо в сточную канаву. Ну сами посудите, один из его друзей таинственно исчез во время экспедиции на Мачу-Пикчу, второму еще в детстве посчастливилось увидеть леприкона, а третий успел продать душу дьяволу уже к тридцати годам. Даже родная бабушка Вениамина хранила в сундучке историю для гостей – в нее по молодости влюбился заезжий саксофонист из Парижа, и целых пять лет слал ей по почте французские духи, которые она выставляла на специальной полочке на память потомкам.

Короче говоря, со всеми кругом что-нибудь да происходило, но только не с ним.

Вениамин все ждал и ждал, душевно страдая, пока на него нахлынут происшествия – ведь это все-таки должно начаться. Он сидел и ждал, сидел и ждал, и вот, когда ему стукнуло за сорок, он понял, что ждать больше невмоготу, и решил взять дело в свои руки. Точнее, в свои пухленькие ручки, так любимые его матушкой.

Мать была женщиной монументальной, чья грудь колыхалась как рыбное заливное и пахла примерно также. Увидев своего, довольно зрелого с точки зрения возраста сына в коридоре, она спросила:

– Веня, ты куда собрался с утреца пораньше? – и ее подбородок задрожал, а сердце сына дрогнуло в унисон.

– Мама, я пойду искать приключения, – откровенно заявил он.

– Это всё, конечно, прекрасно, но зачем ты старые ботинки надел? В них только в гроб ложиться, когда ничего уж не надо, да и то перед богом стыдно. Мы же купили тебе новые прошлой осенью.

– Ах да, совсем забыл.

Он благодарно принял коробку с обувью из ее щедрых ладоней. Матушка оглядела его с ног до головы сперва критически, потом одобрительно, отметив, как хорошо сидит пуховик, скрывая его выпирающий животик. Вениамин возвышался над ней закутанной в шарфик башней, и чтобы поцеловать его в щеку, ей пришлось встать на цыпочки.

Он зажмурился перед подъездной дверью и вытряхнул свое тело из уюта и тепла на лютый мороз. День для поиска приключений Веня выбрал, прямо скажем, не лучший – сказывалось отсутствие опыта. Пуховик плотно облепил его крупную скругленную тушку. Жировые запасы создавали дополнительный пакет теплоизоляции, однако Веня все равно предательски мерз.

Его толстые ноги, засунутые в угги, проваливались в снег; открытые участки лица немели. Веня плохо представлял себе, как искать приключения. Для начала он попробовал сесть в трамвай и прокатиться пару кругов зайцем. Он воображал, что зайдет контролер, он пустится удирать, контролер схватит его за рукав, в ответ он эффектно оттолкнет контролера, выскочит на улицу – и вот в городе объявлен план-перехват, и Веня попадает во все местные новости.

Вениамину страшно не везло. На пятом круге ему совсем наскучило, и он сошел у железнодорожной станции. Тогда он разработал очередной гениальный план – купить бутылку дешевого пива и распить его прямо перед носом патрульного полицейского. И снова результат неутешительный: в замотанном в шарф Вене трудно было признать законопослушного гражданина, и патрульный спутал его с местным алкоголиком, которого бесполезно штрафовать, да и мозг полицейского слишком проморозился, чтобы искать различия и устанавливать личность нарушителя, поэтому он просто лениво проводил Веню взглядом. По итогу почти не выпивавший Веня слегка захмелел. Он решил сесть в любой поезд и ехать, куда глаза глядят. А вот эта достойная идея уже отдавала настоящей авантюрой! Для пущего экстрима билет он не купил.

Поезд напоминал мороженый кусок трески, обтянутый серой шкурой, холодный и белый внутри. Вениамин приземлился на жесткую скамейку. Его душа открылась приключениям нараспашку – как жаль, что они упорно продолжали игнорировать его. В вагон заходили совершенно архетипичные бабки, замотанные в шерстяные платки, скучные мужчины с серыми испитыми лицами, молодые парни группками по трое, ехавшие на крытый футбольный стадион в соседний город – в этот морозный субботний день там проводили важный отборочный матч, о чем давно пестрели афиши. Народу прибывало; брюхо поезда раздавалось вширь и прогревалось. Веня прилепился лицом к окну в надежде увидеть хоть что-то. За стеклом бежали города и городки, поселки и деревеньки – знакомый маршрут: летом они с мамой каждые выходные ездили по этому направлению к бабушке. Напротив Вени сидела толстая женщина с унылой болонкой и двое из ларца, угрюмые и невыносимо серые; рядом – еще одна женщина с огромной сумкой, занимавшей полноценное место. Через час проехали деревню Ива; вагон резко отощал, поскольку оставалось всего три остановки до конечной станции. Женщины, болонка и сумка вышли на Кореновской. Вениамин не знал финальной точки маршрута – он никогда не ездил дальше Ивы. Следующей после Кореновской объявили конечную – Чертово.

Расстроенный Веня приготовился выходить, чтобы сесть на обратную электричку. Приключений не предвиделось – день был потрачен зря.

В вагоне находилось мало людей. Двое серых так и располагались напротив; качался на соседней лавке лысый дедушка с тонкой бородой; одна довольно эффектная и не по сезону легко одетая дама украшала собой место через ряд. Веня принялся разглядывать ее. Роковая, в меховом манто, с волосами, выкрашенными в насыщенный красный, она игриво барабанила по стеклу, оставляя теплые отпечатки. Внезапно дама подняла голову, встретилась глазами с Веней и поманила его пальцем. Ему стало резко не по себе; в кишках скрутился тревожный тугой узелок. Он с нетерпением заерзал на сиденье. Поскорее бы остановка. Казалось, перегон длится неприлично долго.

За окном темнело. Веня нервно кусал толстые губы. Он уже проклинал себя за авантюризм. Один из серых мужчин напротив развалился, бесстыдно расставив ноги, и захрапел. Из раскрытого рта спящего потянулась серебристая слюнявая нить, а из его кармана на пол вагона выпорхнул билет. Второй мужчина хитро подмигнул Вене и возбужденно зашептал:

– Хватайте быстрее, пока не поздно!

– Что хватать? – не понял тот.

– Билет хватайте.

Вениамин прекрасно умел исполнять приказы – это, пожалуй, единственное, в чем ему сопутствовал успех. Поэтому стоило только незнакомцу использовать повелительное наклонение, как он тотчас же послушался. Не думая, зачем, он закряхтел, всколыхнулся толстым тельцем, наклонился и поднял билет.

– Простите, – смущенно промямлил Веня, теребя бумажку в потных от стресса ладошках, – а когда конечная?

– Конечная? – переспросил мужчина, картинно подняв брови. Его тонкие губы вытянулись в злую усмешку.

– Смотрите-ка, конечную захотел! – откликнулась роковая дама.

– Конечной не будет, только бесконечная, – буркнул дедок на соседней лавке.

«Контролер! Контролер!» – послышались громкие голоса. Из перехода между вагончиками выскочил растрепанный гражданин, воплощение концентрированного ужаса. Он бежал прочь ошалело, не видя пути, спотыкаясь на ходу о скамейки, и проскочил дальше, гремя распашными дверьми.

Контролер вступил в вагон. Он выглядел очень необычно: высокий, в черных очках, шляпе, с длинными волосами и в длинном темно-синем пальто, полностью скрывавшем ноги и волочившимся за ним по полу. Наконец-то с Вениамином что-то начало реально происходить, он это ясно осознавал, однако совсем не обрадовался, свинья неблагодарная. Его начинало подташнивать от страха.

– Билетики предъявляем! – слова контролера по-старушечьи задрожали.

Первым билет показал старик. Контролер пробил бумажку степлером и одобрительно кивнул:

– Будем рады снова видеть вас на нашем празднике!

Дед крякнул жизнерадостно.

– Ваш билет, уважаемый! – контролер двинул спящего мужчину напротив Вени носком невидимого под пальто сапога. Серый человек заспанно встрепенулся.

– А, билет? Конечно, одну минуточку.

– Быстрее.

Несчастный засуетился, шаря по карманам; билет, билет, билет, он же был здесь, где-то здесь, где же он.

– Билета нет, – констатировал контролер.

– Он есть! Он есть! – в отчаянии застонал человек. – Я…

Мужчина не успел закончить фразу, потому что контролер вытащил из-под полы пальто огромный тесак и с размаху всадил его пассажиру промеж глаз. Неловкая ситуация вышла, прямо скажем! Веню парализовало от страха. Однако, он не мог оторваться взглядом от обмякшего и осевшего, словно пустой мешок, тела, и заворожено следил за струйкой ярко-алой крови, стекавшей по лбу серого пассажира, который бледнел и стремительно терял краски жизни. Контролер, как человек доброй души, вошел в положение взволнованного Вени и не стал ничего спрашивать, просто вырвал билет из его рук и щелкнул степлером. Второй мужчина протянул билет контролеру, многозначительно подмигнув.

– Молодец, Иуда, ты как всегда в своем репертуаре. Господин скоро начнет, – сказал ему контролер.

У роковой дамы с билетом также все оказалось в порядке. Покончив с работой в вагоне, контролер вытащил тесак из мертвого лба и отправился дальше ловить зайцев.

Губы Вениамина распечатались и его прорвало. Он тяжело дышал, сердце билось.

– Как мне выбраться отсюда? – прохрипел он, обращаясь вроде бы ко всем сразу.

– Отсюда не выбраться, – с готовностью пояснил дедок, – только если Господин тебя отпустит.

– Что ж вы так разнервничались, уважаемый? – ласково-отечески промолвил хитрец Иуда, продолжавший спокойно сидеть рядом с телом своего некогда товарища. – Господин не кусается, и сегодня будет весело. Вы запомните сегодняшнюю ночь надолго.

Эффектная женщина подошла к ним и присела рядом с Веней.

– Не переживайте, – она погладила Веню по колену, и в его глубине под слоем жира шевельнулось живое. Он никогда так близко не соприкасался с женщиной, за исключением собственной матери.

– Мы с вами сейчас отправимся в вагон-ресторан, потанцуем, вы расслабитесь. Думаю, Господин не сильно рассердится из-за билета. Полезно иногда видеть новые лица.

Она взяла его под локоть и потянула кверху. Веню охватили странные эмоции – страх от увиденного, и вместе с тем сладость от прикосновения к запретному; ощущение безысходности, угрозы, опасности – и одновременно томное сладострастие. Он никуда не ходил с незнакомцами за всю свою продолжительную жизнь. И сперва робко, медленно и нерешительно, а потом все более резво и бойко, увлеченный красной копной волос роковой женщины, он потащился в вагон-ресторан. А почему бы и нет?

Эффектная спутница Вени скинула с себя практически все, кроме исподнего – здесь все дамы так ходили, что повергло воспитанного толстячка в шок; вопреки пожизненному воздержанию, не сумев воспротивиться природе, он пялился во все глаза. Кругом шумела музыка, кружились в танце полуобнаженные пары, сближаясь до неприличия. Они подошли к круглому столу, за которым восседал некто проницательный и пил вино из хрустального бокала.

– Господин, – громко рявкнул Иуда, и все танцующие мигом остановились. Музыка смолкла. Некто внимательно посмотрел на Веню. Беднягу охватил такой лютый ужас, что он уперся ногами в пол, как последний осел, и совершенно отказался возобновлять движение. Он знал этого господина! Совершенно точно! «Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, левый почему-то зелёный. Брови чёрные, но одна выше другой». Он где-то о нем читал! Вот только забыл, где.

– Что же вы так напугались, Вениамин Степанович? Садитесь пожалуйста, мы вам вина нальем, – вежливо предложил Господин.

Возникла небольшая заминка, затем роковая дама вместе с Иудой усадила Веню за стол; не обошлось без легкого пинка под толстый зад со стороны старичка.

– Я…я…можно мне домой? – выдавил из себя он.

– Подождите, куда вы так торопитесь.

– Меня там мама ждет, да и поздно уже…

– М-да, мама – это, конечно, самое важное в жизни мужчины после сорока. Но есть одна небольшая проблема. Да вы выпейте пока.

По жесту Господина от собравшейся у столика группы людей отделился официант в белом сюртуке с черной бабочкой на шее и поставил перед Веней полный бокал.

– Проблема в том, – продолжил Господин, – что билет-то у вас, Вениамин Степанович, чужой. Стало быть, вы должны либо привести мне другую душу, либо отдать свою в счет оплаты проезда.

– Я тут совершенно ни при чём, – задрожал Веня. – Это все он! – и он указал пальцем на хитреца Иуду.

– Неужели? Тогда я требую объяснений.

– Помилуйте, Господин, – со шкодливой улыбкой поклонился Иуда. – Ну как я мог не помочь хорошему человеку, облегчив ему муки выбора? Да я вообще-то ему жизнь спас!

– Ах ты обаятельный мерзавец, – покачал головой проницательный некто. – А стоило ли? У меня, конечно, есть вакантное место, но поискал бы ты кого-нибудь получше. Поезд большой. Вы присоединитесь к моей свите, Вениамин Степанович?

– Я право, никак не могу, – промямлил Веня. Узелок страха разросся до неимоверных размеров в его кишках, частично перекрывая возможности нормально дышать и говорить. – Матушка всегда предупреждала меня держаться подальше от сомнительных компаний.

– Ах да, она, безусловно, права. Вот видишь, Иуда? Кого ты мне привел, шельмец?

– Ну, если Господину будет угодно, я уберу его прямо сейчас, – отозвался слуга, и потянулся к ножику для рыбы, блестевшему на столе. – Наши гости давно проголодались.

Вениамин в ужасе закрыл лицо руками.

– Зачем же такая жестокость? – возразил хозяин праздника. – Гостям будет, чем полакомиться – зайцев контролер наловил предостаточно. А Вениамина Степановича мы отпустим домой, хотя бы из уважения к его достопочтенной матушке – чтобы воспитать такое чудо природы, надо вложить немало кропотливого труда. Однако напоминание о долге нужно оставить.

– Пренепременно, – согласно кивнул Иуда.

Эффектная дама с красными волосами романтично отняла руку Вени от лица, поцеловала и понюхала ее. Он наблюдал, весь бледный, как больничная простыня. Затем женщина вонзила зубы прямо ему в ладонь. Находясь в состоянии шока, Веня даже не закричал. Старичок с Иудой подхватили Веню подмышки и вышвырнули в окно. Он глубоко нырнул мордой в снег, захлебываясь от страха и холода.

Наутро перед матушкой предстал ее сын, усталый, слегка поседевший и с тяжелым взглядом.

«А мальчик-то возмужал!» – гордо подумала она.

– Веня, ты где шлялся всю ночь? – спросила она высоким визгливым тоном.

– Потом расскажу, – буркнул Веня, и прошел в кухню, не глядя на нее.

«Настоящего мужчину воспитала!» – не могла нарадоваться мать.

– Я тебе сырников сделала, твоих любимых, и чаю заварила, садись, поешь.

Она перемещалась по кухне с завидной скоростью, колыхая грудью под просторным халатом и распространяя тонкий рыбный запах.

– Кушай же, кушай, дорогой.

Вениамин как-то странно посмотрел на нее, потом на нож, которым она резала торт, потом опять на нее, потом на нож. Долг же когда-то надо будет отдавать.

Больше по выходным он из дому не выходил, а по будням ездил только на работу и обратно. Ну их к черту, эти приключения!

Судьбоносная бабка

По улице шла старуха в шерстяном пальто с притороченной к меховому воротнику массивной цепью, вся в масштабном облаке кудрявых буклей, и было не совсем понятно, бабка ли это или Людовик Четырнадцатый. Судя по ее густо нарумяненным щекам и обсыпанному пудрой носу, у нее явно существовала какая-то тайная и очень интересная жизнь, о которой догадывалась только она одна. Это была очень манящая старуха, ну правда. За ней хотелось последовать куда-то за грань, за рамки и подальше.

«Неужели никто не видит, насколько она странная?» – не уставал думать я, пристально рассматривая ее, – сперва частями и анфас, когда она медленно и неизбежно приближалась мне навстречу как природная катастрофа. Затем я не удержался и обернулся ей вслед, целиком охватив взглядом ссутуленную сухую фигуру в мехах. Она удалялась так же медленно и плавно, как до этого приближалась, задерживаясь на скользких кусках раскисшего асфальта и словно приглашая.

«Надо понаблюдать, куда она направится», – решился я наконец.

Надо признаться, я проклял все. Сыщик – вообще не мое. Я постоянно оскользался, поскольку снег наполовину растаял и покрылся водой, а вода в течение нескольких дней многократно подмерзала и снова оттаивала, от чего мир кругом скользил. Неторопливая старуха неслась просто метеором по галактике в сравнении с моим осторожным черепашьим шагом; вот она скрылась в узкой арке, а вместе с ней и моя надежда догнать жертву. Но я упорный, пусть и толку в этом немного. Пошатываясь, я вцепился в край дома, чтобы не упасть, и заглянул в арку; бабка стояла перед массивной подъездной дверью, очень грандиозной для такого занюханного двора, будто из этой грязной подворотни с заскорузлыми, как старые пятки, домами открывался вход во дворец. Золоченые круглые ручки выступали из открытых пастей двух львов; справа на замызганной стене чернела панель с кнопками; видимо, старуха уже позвонила в квартиру и ждала, что ей откроют.

Я шел прямо к ней аккуратными шажками, чувствуя себя тигром на охоте; один прыжок – и я настигну ее; было в моей вороватой повадке нечто от Раскольникова, и, хотя я не горел желанием убивать каких-то случайных бабок, признаться, ситуация наполнила мое естество азартным возбуждением. Все испортил лед – находясь от нее на расстоянии вытянутой руки, я со всего размаху рюхнулся в лужу об асфальт с громким шлепком; слава богу, бабка оказалась не только странная, а еще и напрочь глухая, и даже не обернулась. Время отчаянно поджимало: двери уже раскрылись – старуха начала стремительно растворяться в подъезде. Я собрал всю свою мужскую мощь, оттолкнулся руками и ногами от склизкого снежного дна лужи, и вбросил себя в дверной проем, распластавшись на кафельном полу. Несгибаемая обстоятельствами старушка гордо несла сухое тельце в меху вверх по шикарной мраморной лестнице, будто ничего не произошло. Впрочем, у нее действительно ничего не произошло.

Двери квартир в подъезде отсутствовали. По обе стороны от главной лестницы открывались длинные коридоры с анфиладами комнат; над резными ступенями висела хрустальная люстра в форме распустившегося цветка. Шум меня больше не волновал; я внаглую следовал прямо за старухой, мерзлый и жалкий, не таясь мокрых шлепающих шагов. Мы вступили в красивый малахитовый зал, где за столом сидел вытянутый старец с длинными волосами, похожий на седого жирафа в парике. Я быстро юркнул вбок за первую подвернувшуюся колонну; благо в этом супер особняке их была понатыкана тьма тьмущая, к месту и нет.

Старуха продефилировала к столу, изящно откинула со лба крупные кудряшки; дед-жираф сразу же отложил свои бумажки в сторону с удивительным проворством и воззрился на нее, сверкая крупными мягкими глазами парнокопытного.

– Чем у тебя можно поживиться, купец? – игриво спросила бабка. – Найдется ли что-нибудь для ребенка?

– Для ребенка? Хммм… – дед задумался. – Молодые необремененные судьбы все вышли вчера. Остались только такие, тяжелые.

– Дело дрянь, – расстроилась старуха и шмыгнула носом, с которого отлетел кусочек пудреной штукатурки. – Думаешь, это зло или благо – дать ребенку тяжелую судьбу? Или лучше дать ему спокойно умереть? Что из этого большее зло?

– Ну и вопросы у тебя, бабка. Мне чуждо добро и зло, я в этом не разбираюсь, я всего лишь торговец. С тебя оплата, с меня товар. Какой есть. Не хочешь – не бери. А хочешь – называй цену. Все просто, ты же знаешь.

– А ты как думаешь, юноша? – спросила старуха. До меня не сразу дошло, что она обращается ко мне. – Хватит там сидеть, за колонной, можешь не прятаться.

Из укрытия вышел юноша шестидесяти лет, то бишь я. Я приготовился словесно защищаться, но к моему стыду, они меня совсем не осуждали. Просто смотрели спокойно, словно давно ждали моего появления у стола.

– Говори же. Какой поступок несет большее зло: даровать ребенку жизнь с тяжелой судьбой, или же подарить его душу смерти?

– Как по мне, смерть – всегда худшее из злейших зол.

– Очень человеческий взгляд, – прокомментировал дед. – А в человеческом, как тебе известно, много ошибочного.

– Я лично с ним сейчас согласна, – отозвалась бабка. – Ладно, – вздохнула она, – давай из тех, что есть. Моя цена – слезы и молитва матери.

– По рукам.

Дед склонил жирафью шею с большим трудом, будто она была на жестком каркасе и не гнулась. Он достал из шкафчика маленький сверток и положил его на стол; бабка, в свою очередь, извлекла из-за пазухи пальто стеклянную бутылочку. Обмен валюты состоялся.

– Бери кулек, юноша, поможешь мне донести, раз уж ты ко мне прибился. И аккуратней, это тебе не чушь нести, по привычке, а судьбу человеческую!

Сверток оказался просто тяжеленным, я совершенно не предполагал в кульке такого веса. Черная дыра какая-то, маленький объем и огромная масса. И зачем я поперся за этой старухой? Мало того, что я в театр теперь не успевал, так еще и работать заставили.

Мы вышли из подъезда на свет дневной; свет уже сгущался – вечерело. По капле капало тьмой, черным кофе в небесную чашку.

– Давай поживее, до темноты, – подгоняла меня бабка, – тут совсем не далеко.

Легко говорить, когда идешь порожним! Хотя, она не обманула – буквально через пару домов направо через слизь, лед и грязь обнаружился обычный многоквартирный муравейник, пахнущий мусором, сигаретами и бытом. На втором этаже мы позвонили в квартиру. Открыла женщина, такая мокрая от слез, что все ее лицо набухло и вытянулось к низу; по нему текли тени, бессонные ночи, сплошное страдание, а украшала его лишь нежная материнская кротость.

– Я сделала для тебя всё, что могла, бедная женщина. Твой ребенок будет жить. Правда, какой ценой! Нелегко тебе придется.

– Плевать. Главное, чтобы жил, – ответила мать.

Я притащил кулек к пропитанной потом и лихорадкой кровати, в которой лежал ребенок, чудный светловолосый мальчик. Старуха велела мне положить сверток под подушку.

Когда мы вышли на улицу, свет маячил где-то на горизонте тонюсенькой полоской; остальное наполнилось темной синевой.

– Это что же, мы даровали ребенку новую судьбу? – полюбопытствовал я.

– Так точно, – кивнула старуха.

– Ужасно тяжелая!

– А что поделать? Ты же сам все слышал, нормальные судьбы вчера вышли. Опоздала я к распродаже. Зато ребенок выживет. Мать будет счастлива. Вопрос, надолго ли…

– И ничего нельзя потом исправить? Облегчить судьбу? Изменить ее?

– Можно все. Но душа для этого должна иметь исключительную силу. Нечасто настолько сильные души приходят в мир… Ладно, что-то я заболталась с тобой. Тебе на спектакль надо, у тебя же премьера. А у меня дела. Счастливо оставаться!

Внезапно я обнаружил, что стою прямо перед дверью театра. Старуха помахала мне рукой в роскошной отороченной мехом перчатке с нанизанными на замшевые пальцы перстнями и шустро куда-то смоталась. А я поймал себя на мысли, что так до конца и не понял, была ли это всё-таки бабка или Людовик Четырнадцатый. Наверно, бабка, – король-то помер давно.