- -
- 100%
- +
Глава 1
Вечер медленно окутывал город, но здесь, в шикарном зале ресторана, царил ослепительный, пирующий праздник жизни. Это был выпускной, тот самый вечер, о котором мечтали все. Все смеялись, кружились в танце, делились головокружительными планами на будущее. А я стояла в углу, как незваный гость на собственном празднике, и в груди разрасталось тягучее, давящее чувство пустоты.
Гости, в роскошных платьях и смокингах, порхали по залу, словно яркие, беззаботные мотыльки. Шум их веселья, их объятия и напутственные слова перед «взрослой жизнью» – всё это долетало до меня, и каждый смех отдавался болезненным уколом. Для них это был триумф, для меня – горечь: рядом не было никого, кто мог бы разделить этот рубеж, кто гордился бы мной.
Бокал с шампанским тяжело лежал в моих руках, взгляд был затуманен тоской. Это платье… Мы с мамой Мадлен так мечтали выбрать его вместе. Я будто слышала смех папы Луи, представляла его гордый взгляд. Их отсутствие сегодня – не просто пустота, это оглушающая тишина в центре торжества. Они всегда были моей опорой. Теперь они где-то далеко, в мире, который мне недоступен.
Почти полтора года назад произошла катастрофа. Мама Мадлен, мой биологический отец Луи, второй муж Фабрис и мой маленький братик Илис. Они возвращались домой из столицы, Ксанрома, когда неконтролируемый грузовой аэрокар, нарушивший все мыслимые правила и график в сезон дождей, врезался в их машину на аэростраде. Итог: вся моя семья погибла. Водитель грузовика отделался царапинами. Несправедливость, от которой до сих пор перехватывает дыхание.
От пережитого шока я едва не забросила колледж. Меня буквально вытащили из этого состояния мой друг Сорин Шаббо с его семьей и… третий муж матери, Ален Шовви-Серро тоже старался. Вот только Алена я старалась избегать всеми силами. Он заботился, но его присутствие, его опека душили меня.
Мама любила Луи и Фабриса, и третьего мужа она не хотела. Но два года назад Совет Ксанрома издал указ: каждая женщина планеты обязана иметь троих мужей. Причина проста и трагична для мужчин: их в пять раз больше, чем женщин. Это попытка хоть как-то дать им шанс на семейное тепло, так как многие оставались одинокими до конца жизни. Поэтому многие мужчины соглашались быть даже мужьями нагинь с планеты Нагайн, нашим магическим сородичам по солнечной системе.
– Агнес, ты совсем задумалась, – голос Сорина вырвал меня из петли воспоминаний.
Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. В свои девятнадцать, он вымахал почти до 1,9 метров, делая мои 1,75 метров демоницы не такими уж внушительными. Волосы его были угольно-черные, с модным, чуть небрежным, но всегда аккуратным фасоном, который подчеркивает его красивые черты лица. Он часто проводит рукой по короткой стрижке, когда нервничает или задумывается. Его самая яркая черта – изумрудные глаза. Они не просто зеленые, а насыщенного оттенка, который особенно выделяется на фоне его чуть загорелой кожи. В них часто мелькают озорные искорки.
– Есть немного, – призналась я, ощущая ком в горле. – Вспомнила… о них. Мне их очень не хватает.
– Ох, Агнес, – Сорин мгновенно притянул меня к широкой груди, целуя в лоб. – Мне очень жаль. Но ты же знаешь: моя семья – это и твоя семья. Мама в тебе души не чает.
– Я просто не такая "баламутная", как вы, – я хихикнула, вспоминая всегда шумные вечера у Шаббо. – Особенно, как Клео и Оскар.
Клео и Оскар – это воплощение вечного движения и синхронного хаоса. Их нельзя представить по отдельности: четырнадцатилетние двойняшки всегда держались вместе, образуя мини-торнадо, вечно находящееся на пороге какого-нибудь очередного проступка. Лиам, их отец, ждал их почти восемь лет от Оливии, и теперь они были его обожаемой, избалованной головной болью.
– О, да – усмехнулся Сорин, отпивая вина. – Я вернулся к ним на неделю, пока буду искать квартиру. Мама уж очень просила.
– Уедешь из Меуса? – этот вопрос вырвался раньше, чем я успела его сдержать.
Сорин был моей опорой, последней неразрушенной частью жизни. Мысль о том, что он может уехать, что наша дружба изменится, вызвала приступ панического холода. Я боялась, что потеряю его так же, как потеряла остальных.
– Нет. Хочу приобрести квартиру поближе к бизнес-центру. Семейные домики пока не для меня, – он мне подмигнул.
Я почувствовала, как холодный узел паники ослабевает. Это было как глоток свежего воздуха, щекочущее облегчение. Дыхание, которое я непроизвольно задерживала, вырвалось из легких с тихим, судорожным вздохом, которыц я надеюсь он не заметил.
– А ты? – поинтересовался он.
Я вмиг помрачнела. Родительский дом. Огромный, пустой. Он напоминал о них, и его стены теперь казались холодными и безжизненными. Единственный человек, который там жил, был Ален.
– Возвращаюсь домой. Там Ален. Присматривает за домом, и ему до госпиталя близко, – я отпила рубиновую жидкость из бокала.
– До сих пор цапаешься с Аленом? – понял он, усмехнувшись. – Ты ведь его даже на выпускной не позвала.
Я недовольно фыркнула. Сорин попал в самую точку. Наши отношения – это постоянные ссоры. Он пытается контролировать меня. Возможно, из лучших побуждений, он ведь был лучшим другом Фабриса, моего второго отца, и работал с ним в госпитале. Именно поэтому мама и выбрала его третьим мужем – он был близок к нашей семье.
– Ведешь себя как маленькая, а он просто о тебе беспокоится, – стал нравоучать меня Сорин.
– Мне не нужна его забота, – я немного покривила душой, потому что знала: он прав. – А вот танец мне нужен прямо сейчас.
Я выхватила бокал из его руки, поставила мой и его бокал на поднос мимо проезжающего робота-официанта и потащила Сорина, одетого в черный костюм, на танцпол.
Музыка обрушилась на нас, словно теплая, сносящая волна. В этот момент я забыла всё: Алена, родителей, братика, горящую внутри пустоту. Мы танцевали, держась за руки, и я чувствовала, что всё еще жива.
Но даже за этой светлой, пьянящей иллюзией, в глубине души таилась большая, острая боль. Чувство одиночества, которое обязательно прорвется наружу, как только закончится музыка. Я старалась спрятать его поглубже, держалась за мысль: мама была бы счастлива видеть меня такой. И Ален… он, вероятно, хотел лучшего. Но его методы. Возможно, он просто не умеет воспитывать по-другому.
Я пыталась растянуть этот вечер, последний вечер студенческой жизни, прежде чем нас поглотит взрослая.
Но когда я, слегка подвыпившая и уставшая от притворства, вышла из ресторана, идиллия рухнула. Прямо у входа, облокотившись на свой черный спортивный аэрокар, скрестив руки на груди, стоял он. Мой опекун. Ален Шовви-Серро, во всей своей красе.
Глава 2
Ален стоял у своего спортивного аэрокара, подсвеченный мягким, серебристым светом одинокой луны, и казался высеченным из камня.
– Садись, – отдал мужчина короткий, решительный приказ, который прозвучал как приговор, и указал на салон аэрокара.
Вот опять. Он не спрашивает, не просит, он командует и приказывает мне. Он всегда пытается всё контролировать, как будто держит скальпель в руке, и жутко злится, когда что-то выходит из-под контроля. Это, наверное, профессиональное – хирург-травматолог обязан всегда быть в абсолютной власти над ситуацией.
– Ален, ты всегда делаешь то, о чём тебя совсем не просили, – я демонстративно скрестила руки на своей немаленькой груди, пытаясь выглядеть уверенной.
– Агнес, ты пьяная, поехали наконец домой, – устало вздохнул он. Он запустил пятерню в свои чуть неопрятно уложенные черные волосы, словно пытаясь снять внутреннее напряжение. – Агнес, я не хочу сегодня ссориться.
Как же он был красив. Подчеркнуто высокий, статный, с темными глазами, которые всегда казались проницательными и немного холодными, словно ледник. Я замерла, наблюдая за ним. В голове мгновенно вспыхнули сцены всех наших ссор: недопонимание, споры о мелочах, которые с пугающей легкостью перерастали в острые, глубокие трещины в наших отношениях.
Мне стало даже немного его жаль. Я сквозь затуманенный от алкоголя взор всмотрелась в его лицо и заметила тяжёлые, тёмные круги под его обсидиановыми глазами. На мужественном, красивом лице виднелась лёгкая, суровая щетина. Мужественный стан, хоть и прямой, выдавал некое глубокое, подавленное внутреннее напряжение.
– Тяжёлый день? – спросила я, впервые сдаваясь, и сделала шаг в его сторону.
Я осторожно подошла к нему, стараясь не выдавать своё состояние, но он сразу заметил мой покачивающийся ход.
– Тяжёлый год, как минимум, – Ален приоткрыл для меня дверцу и я присела на кресло, подобрав свой длинный подол роскошного красного платья.
Я обожала красный цвет, что приятно оттенял мои рыжие волосы. Я была достаточно красивой, с милым личиком и немного острым подбородком, а еще яркими, необычайно живыми, бирюзовыми, лисьими глазами. Это особенность демонов, жителей планеты Ксанрома: наши глаза сияют, как драгоценные камни. Всё из-за особенных магических потоков нашей планеты. Но у нас есть и побочный эффект от магии – малое рождение девочек. Правда, и жизнь на Ксанроме долгая, более ста пятидесяти лет.
– Прекрасно выглядишь, – кинул на меня короткий взгляд Ален, когда сел за руль аэрокара.
Вообще, у каждого аэрокара была функция автопилота, но мой опекун обожал водить сам. Вот и сейчас он завёл свою мощную, зверскую машину, которая издала низкий рык, ринулся с места и ворвался в небольшой поток аэрокаров.
– Спасибо, – тихо ответила я, глядя на проносящуюся дорогу.
Опять этот мужчина врывается в мои планы, ломая мой последний вечер в роли студентки. Он, как неуклюжий медведь, рушит их все, но в то же время защищает. Даже его сильные мужские ладони, что держали руль, напоминали огромные медвежьи лапы. Как только он ими может делать такие тонкие операции?
– Ты уже построила планы на лето? – поинтересовался Ален, разрывая установившуюся, давящую тишину, что царила в аэрокаре.
– Нет, пока. Все экзамены сданы, а вот идти в университет пока не желаю. Вообще, я хотела бы попробовать сходить на кастинги, – пожала я плечами.
Я закончила лишь колледж по специализации «журналистика». Можно было идти учиться в университете или же сразу попробовать пойти на работу в какое-то издательство или на гало-канал. Также меня привлекала работа актрисой.
Вообще, на нашей планете конкуренция среди девушек была небольшая. Многие девушки предпочитали сразу после совершеннолетия выйти замуж и жить за счет мужа. Да и Совет Ксанрома выплачивает материальную поддержку каждый год на счёт представительниц женского пола.
Сорин же, кстати, учился на режиссера и уже получил предложение о работе, правда, пока лишь помощником. Он пообещал сообщить мне, если будет какой-то кастинг.
Мне можно было бы и не работать, по родителях у меня осталось неплохое состояние. Да и замуж я пока не спешила. Но по новым законам Ксанрома до двадцати одного года я должна найти себе обязательно одного мужа. Но пока я об этом старалась не думать, у меня впереди еще почти три года.
– Тогда, может, согласишься провести время в компании наших родственников? – предложил он, осторожно, словно проверяя минное поле.
– Бабушки и дедушки настаивали? – догадалась я.
– Именно, они соскучились по единственной внучке, – посмотрел он на меня своими черными, как ночь, глазами, в которых читалось одновременно и требование, и будто просьба.
Это да. На всю нашу большую семью я лишь одна девочка из внуков, все остальные – мальчики. Я вспомнила свою многочисленную родню, бесконечную череду дядей, тетей, двоюродных и троюродных братьев. Все они – шумные, веселые, с искрящимися от жизни глазами. Но в этой шумной компании я была одна, единственная девочка. В их глазах, полных любви, я видела и нежность, и беспокойство – они боялись, что я, среди такого количества мужчин, останусь слишком мягкой, не научусь стоять за себя. И они слишком меня опекали.
Именно поэтому я любила ездить к Оливии, матери Сорина. Ее дом был оазисом спокойствия в этом вихре мужской энергии. В Оливии я видела женственность – нежную, сильную, полную достоинства. У нее, в отличие от моей семьи, было аж две дочери: Пенелопа и Клео, а также она воспитывала свою сестру Ниневию, что немногим старше её детей. С ними я всегда чувствовала себя, как дома.
– Я подумаю, – сухо ответила я. – Только немного отдохну от колледжа.
– Хорошо. Кстати, я вычистил бассейн, – сообщил мне Ален, и я заметила, что мы въезжаем в наш район.
Мы жили в прибрежном городе Меусе. С трех сторон его омывало одно из морей нашей планеты, по сути, Меус был полуостровом. Город самый туристический среди больших городов Ксанрома, находится в тропической зоне, а еще недалеко от столицы Карвиды. Многие туристы говорили, что город им напоминает земной Лос-Анджелес – центр всей киноиндустрии Галактики. Единственный минус этого города – лишь периоды тропических дождей, когда льет всё время, как из ведра. Правда, эти дожди максимально длятся неделю или десять дней. Иногда бывают сильные ветра.
– Спасибо, – вымученно улыбнулась я ему и отвернулась к окну, чтобы увидеть наш дом.
Ален припарковал аэрокар перед двухэтажным белым домиком с темной крышей. К дому вела каменная дорога, а по бокам – ровный зеленый газон. Дом был перевернутой буквой «L». На заднем огороженном дворике был небольшой бассейн, пара лежаков и зона барбекю с деревянным столиком и креслами.
Я вышла из аэрокара, как и Ален, и прошла в сторону дома. Дом, милый дом. Сколько у меня воспоминаний с ним. Дом, такой знакомый и родной, стоял передо мной, и в то же время – чужой, пустой. Как будто кто-то вытащил из него душу, оставив лишь пустую оболочку.
Странное чувство овладело мной – смесь тоски, печали и недоумения. Я ведь знала, что родителей уже нет, но, увидев этот дом, я снова ощутила острую, режущую боль потери. Как будто я ожидала, что они выбегут из дома, замашут руками и кричат мне: "Агнесса! Ты приехала!"Но вместо этого я увидела пустые окна.
– Я ничего не менял, лишь обновил кое-какую технику и купил робота-помощника, – произнес Ален, когда мы вошли в дом.
– Робота? – удивленно приподняла я брови.
– Мне в последнее время было не до готовки с уборкой, – честно признался он, бросив рюкзак в сторону.
Мы попали в просторный холл со светлыми стенами. Тут стоял комод с обувью, вешалка для верхней одежды и зонтов. Также была лестница на второй этаж и дверь на задний дворик. Вправо был небольшой коридор. Там был кабинет, гостевая комната, техническое помещение и вход в гараж. Влево же была арка, что вела в светлую гостиную с большим мягким бежевым диваном, напротив был большой галовизор, перед диваном стоял стеклянный журнальный столик, на полу – пушистый ковер. Между гостиной и кухней был туалет. На небольшой кухне был светлый кухонный уголок со всем необходимым и большой обеденный круглый стол. Тут еще был один выход на задний дворик. На втором этаже было еще четыре главные спальни и три ванные комнаты.
– Я сплю на первом этаже, в гостевой комнате, – встал возле прохода в коридор Ален.
– Почему? – удивилась я, округлив глаза.
– Мне неуютно было жить наверху, – хмыкнул он. – Без них дом будто вымер.
Я посмотрела на него. Мы никогда не были близки, но в его глазах я увидела ту же боль, ту же пустоту, которая была и у меня.
– Мне тоже дом кажется одиноким, – я подошла к мужчине и положила свою руку на его скрещенные на груди руки. – Спасибо, что смотрел за домом, Ален. Мне их тоже не хватает.
Я не знала, что ему сказать еще. Он не был моим отцом, но и не был чужим. Он был частью их жизни, частью их любви, частью того, что делало этот дом таким теплым и родным. И сейчас, в этом пустом доме, он был единственной точкой тепла.
Ален открыл объятия, и я, поддавшись порыву, уткнулась в его широкую грудь, а он меня обнял. Я, не задумываясь, прижалась к нему сильнее, чувствуя его тепло.
Глава 3
В этот миг, когда наши тела соприкоснулись, ледяная стена отчуждения, которую я возводила полтора года, рухнула с оглушительным внутренним грохотом. Я вдруг пронзительно ясно увидела: наша боль – одна, общая, неразделимая. Эта пустота, это чувство утраты – мы разделяем его. И я была такой абсолютно слепой, такой глупой, не видя этого раньше. Я не замечала его одиночества, его тихой печали, которую он прятал за маской жесткого контроля.
В этот момент, прижавшись к его твердому, неподвижному телу, я почувствовала не просто утешение, а острую, почти физическую, жгучую вину. Вину за свою детскую отстраненность, за то, что все эти месяцы я видела в нем только надзирателя, а не человека, пережившего ту же катастрофу. За то, что не замечала ту же боль в его усталом сердце, что и в моём. Какая же я была эгоистичная и несправедливая. Он потерял не только лучшего друга Фабриса, но и Мадлен, которую любил как жену, и Итана, ставшего ему родными.
Он потерял их так же, как и я.
– Прости, Ален, – голос мой сорвался, став тонким шепотом. Я приподняла лицо вверх, всматриваясь в его темные, теперь чуть смягченные, глаза. – Я была так эгоистична, думала только о своей боли.
Под ладошками, покоившимися на его груди, я чувствовала мощный, уверенный ритм его сердца, бьющегося под плотной тканью рубашки, – ритм, который внезапно показался мне родным и необходимым.
– Ничего страшного, Агнес, – ответил он низким, глухим голосом. Он нагнулся, и его горячие губы легко коснулись моего лба, жест, полный нежности, немного уколов своей щетиной.
Мне было на удивление хорошо в его объятиях. Мои руки покоились на его груди, а его – тяжелые, сильные, дарящие ощущение абсолютной безопасности – лежали на моей талии. Я вдохнула глубже, и в нос ударил теплый, обволакивающий запах его дорогого одеколона с нотками сандалового дерева. Очень приятно, а еще ощущался именно его собственный, мускусный, чистый запах, пахнущий силой и немного медициной. Мне так он понравился, что я невольно подалась вперед, словно цветок к солнцу, и уткнулась в его шею, вдыхая этот почему-то одурманивающий, пьянящий, совершенно незнакомый аромат.
Наверное, это всё расслабленность в моей голове из-за алкоголя, потому что иначе я не могла объяснить своё дикое, необъяснимое, абсолютно спонтанное поведение. Ведь я взяла и лизнула его шею. Это было электрическим разрядом, неожиданным, необдуманным движением. Я не понимала, почему я это сделала, но что-то внутри меня – возможно, магия, возможно, демонический инстинкт – просто перехватило управление. Меня охватило головокружительное, острое, почти греховное чувство, одновременно приятное и пугающее.
Тело Алена каменным монолитом напряглось под моими прикосновениями. Я почувствовала, как мышцы его груди и спины стали жесткими, как сталь.
– Что ты… – его голос был резок, сдавлен, прозвучал как приглушенный рык. Ален мгновенно всполошился и резко, решительно отодвинул меня от себя на вытянутые руки, нарушая только что установившуюся близость.
В его глазах мелькнуло чистое, неприкрытое удивление и он пристально, прожигающе, словно рентгеном, смотрел на меня. Но перед этим я успела заметить, как у него по шее волной побежали мурашки, выдавая его реакцию.
Я едва не упала из-за резкости его движений, но устояла. Благо, каблук был невысокий и устойчивый. В груди вспыхнуло жгучее, обжигающее чувство стыда, такое сильное, что хотелось провалиться сквозь пол, смешанное с острой растерянностью. Я не знала, как себя вести, что сказать. Слова застряли в горле, а мысли метались, словно стая испуганных птиц, не давая сосредоточиться.
– Прости, я, похоже, слишком много сегодня выпила, – слова прозвучали жалко. Я поняла, что натворила, и, подхватив длинный подол платья, не поднимая глаз, чуть ли не бегом ринулась на второй этаж.
Я пролетела по коридору и ворвалась в свою старую комнату, захлопнула за собой дверь с такой силой, что задребезжали стекла в ней, и облокотилась о нее спиной.
Сердце невероятно сильно колотилось, отдаваясь гулом в ушах, и вот-вот будто вырвется из грудной клетки. На щеках появился жаркий, пылающий румянец, и я приложила похолодевшие руки к пылающим щекам. Мысли путались, чувства переплелись в один тугой клубок. Оглушающий стыд за свой порыв, странное, непонятное разочарование от его мгновенной реакции и… что-то еще, горячее, запретное, непонятное, тревожное.
Было ли это влечение? Или просто странная, мимолетная вспышка, спровоцированная алкоголем и горем? А что он подумал обо мне? Будет ли он смотреть на меня иначе? Вопросов возникало всё больше, ответов – ни одного.
Я чувствовала себя абсолютно растерянной, словно ребенок, потерявшийся в темном лесу, и всё это из-за одного нелепого, спонтанного жеста, который я совершила, не контролируя себя.
– Что со мной произошло? – прошептала я, почти плача, в темноту комнаты и бессильно стукнулась затылком по двери. – Мне нельзя пить.
Был мой единственный, четкий вердикт. Усталость и путаница в мыслях взяли верх. Я упала на кровать, одеяло укрыло меня от всего мира, и я уснула, так и не разгадав загадку своих чувств. Внутри, в глубине души, оставалось странное, неясное ощущение – смесь смущения, растерянности и… новой, пугающей, но сладостной тяги, которой я никак не могла найти имя.
Глава 4
Я медленн
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.