Пёс его знает

– Значит, подтвердить доходы не можете, – сипло подытожила эта гадина. – Может, у вас есть залоговое имущество? Квартира? Машина?

– Квартира есть. Но в стадии переоформления, – торопливо соврал я. – Смогу оформить её в залог позже.

Мерзкая баба снова хмыкнула:

– И где она находится? Стоимость?

– Котельническая набережная 1/15. Стоимость пока не знаю, но уж точно не ваш несчастный миллион! – прорычал я.

– Мужчина, сбавьте тон, – раздражённо начала тётка и вдруг запнулась на полуслове, осознав, о каком доме идёт речь. –

Как вы сказали? Котельническая набережная?

Невозможно сладким голосом она начала выпытывать подробности: размер общей площади квартиры, количество комнат и собственников, на какой стадии оформление документов. Я безбожно врал: квартира моя, досталась от бабушки, вступаю в наследство через полгода, так как старушка скоропостижно скончалась пару дней назад. А миллион, естественно, нужен, чтобы достойно похоронить родственницу.

– Станислав Андреевич, – менеджер волшебным образом сразу вспомнила моё имя, – мы с радостью вам поможем, но не хотим рисковать. Давайте впишем вашу недвижимость в договор займа, как отдалённый залог, но нам нужно что-то ещё. Чем вы владеете сейчас.

– Окей, пишите. БМВ-кабриолет, 430i M Sport Convertible…

Заложив свою единственную ценность – любимый кабрик, я отправился на операцию: будет внешка – будут деньги.

Байдаров меня не подвёл. Несмотря на скандальную репутацию, которую доктору создали изуродованные клиентки, над моим лицом Дамир потрудился на славу.

Хотя в первые часы после наркоза мне казалось, что по моей голове проехали катком для асфальта. Кожу невыносимо пекло и тянуло, глаза сузились до щёлочек на оплывшем, как блин, лице. Но медсестра, прибежавшая на мой вопль, успокоила: отёки временные и через неделю-другую начнут сходить.

– Через семь дней вам снимут швы и выпишут домой. А пока полежите здесь, отдохните. Или вам у нас не нравится? – кокетливо спросила она.

Приобняв хорошенькую сестричку за талию, я ухмыльнулся, насколько позволяли тейпы на лице.

– С вами я готов лежать тут вечно!

Медсестра хихикнула и удалилась, виляя задом. А я настроился на недельный релакс в комфортабельной палате, забив на долги, кредиты, Аллу Горенштейн, Аглаю и даже Софью.

Но они не позволили мне этого сделать.

– Приветули, зай.

Этот хриплый голос я узнал бы даже во сне. Ну, если бы мне снились кошмары. Брошенная жена миллионера-фармацевта напоминала о себе и о моём долге с завидной регулярностью.

– Привет.

– Ты совсем рамсы попутал?!

– В смысле?

– В коромысле! Схренали ты со своей шмарой решил права качнуть? Какая нахрен уголовка за сломанный шнобак? Вы что там курите на пару?!

Из этого потока ругани я понял две вещи. Первая. Даже большие деньги и тридцать лет светской жизни не смогли вывезти из деревни в приличные люди выпускницу мытищинского интерната Галу Зардывай.

Второе было куда неприятнее. Аглая решила надавить на Аллу моим разбитым лицом, угрожая уголовным кодексом и своими связями в прессе.

Я уже видел заголовки таблоидов:

«Знаменитая светская львица лишила молодого любовника самого дорогого! Чем теперь будет зарабатывать на жизнь избитый альфонс?»

Я поморщился. И швы тут же напомнили о себе тянущей болью.

– Пять миллионов долга я тебе вернул. Остальное – твои личные хотелки. Скромнее надо быть, Аллюня.

– Ах ты, мразь! – окончательно потеряла лицо светская львица.

Хотя какая она львица? Так, кошка драная.

– А я смотрю, знатно у тебя полыхает, – я решил тоже не церемониться с бывшей любовницей.– Ты это, поаккуратней там, а то хлебало треснет. И филеры растекутся.

Из смартфона на меня полился поток отборного мата, но я уже не слушал. Послав Аллу с её гориллами по всем известному адресу, я нажал на кнопку отбоя. Телефон тут же завибрировал сообщениями. Сыпала проклятьями Алла, сухо интересовалась моими делами Аглая и, наконец, прорезалась Софья.

– П-привет, – робко произнесла она. – У т-тебя всё в п-порядке?

Я заверил, что всё. Но Софью не убедил.

– У м-меня п-плохое п-предчувствие, – от волнения она запиналась сильнее, чем обычно. – Т-тебе н-нужна п-помощь?

Бедная глупышка! Помочь в моей ситуации могло только её жирное наследство, но говорить об этом было ещё рано. Зато наследница оказалась сердобольной – это хорошо. И я тут же нацепил маску страдальца, которая безотказно действовала на жалостливых женщин.

– Сонечка, – вздохнул я так глубоко, что чуть не разошлись швы под волосами. – Ты прости, не хотел тебя расстраивать… Такое дело… я заступился за подростка на улице – к нему приставали какие-то упыри. Ну и мне прилетело…

Сработало, конечно. Не могло не сработать. Софья тут же налетела на меня с вопросами: где я, что со мной, чем помочь.

– В к-какой ты б-больнице? – требовательно спросила она. –

Я с-сейчас же п-приеду!

– Нет-нет! Не надо! – испугался я.

Не хватало ещё, чтобы она здесь появилась! Я представил, как по роскошной клинике Байдарова мечется растерянная Софья в своём растянутом свитере и морально устаревших джинсах. Как презрительно улыбается надменная администраторша на ресепшене, удивлённо хмурит брови Байдаров и хихикают богатые и знаменитые пациентки доктора, наткнувшись на эту странную фигуру в коридорах.

– Сонечка, милая, не беспокойся! У меня ничего серьёзного, пара царапин. Через неделю выпишут и буду, как новенький!

Бесполезно. Пару часов спустя, с пакетом фруктов в руках, Софья стояла у моей кровати.

– Т-ты с-стеснялся из-за п-пластики? – ласково спросила она. – З-зря. Я же п-понимаю, что т-ты п-пострадал.

– Думал, ты меня разлюбишь, – отшутился я. – Видишь, какой теперь красавчик.

Но Софья глядела на меня сияющими глазами, гладила мою руку, не решаясь прикоснуться к оплывшему лицу, и уверяла, что я – самый красивый мужчина в мире. А когда раны заживут, стану ещё краше. Ну, в общем-то, это я и без неё знал. А доктор Байдаров, подтвердил неделю спустя, выписывая меня из клиники.

– Ай, какой! – цокал он языком, снимая швы и рассматривая лицо. – Красавчик! Хорошо, что я не женщина, влюбился бы!

Я тоже радовался тому, что доктор Байдаров – не женщина. Мне их и без него хватало, а мужскую любовь я, мягко говоря, не одобрял. К счастью, Дамир был не из «этих», что подтверждала пятая молодая жена хирурга и многочисленные романы с пациентками, из которых он лепил красоток с огромными сиськами и задницами – по своему вкусу. А сомнительный комплимент доктор Байдаров отвесил мне, просто любуясь своей работой.

В целом, я разделял его мнение. Отёки ещё не сошли, да и окончательно лицо должно было «стать на место», по словам Байдарова, месяца через три. Но уже был виден первый результат и он меня радовал. А шрамы под волосами, внутри щёк и на веках были совсем не заметны.

Я улыбался своему отражению в витринах, шагая по осенней Москве. Последние сентябрьские дни были непривычно тёплыми, солнце – ласковым и неярким, а прохожие – на удивление дружелюбными. Я шёл домой, наслаждаясь моментом, и стараясь ни о чём не думать. В прозрачном дрожащем воздухе словно растворилась и сгинула без следа вся мерзость и гадость, налипшая на мою жизнь, как грязь на солдатские сапоги.

Ещё не поздно. Всё можно переиграть, думал я, попивая кофе в крошечном уютном кафе и рассматривая сквозь панорамное окно прохожих. Подумаешь, тридцать девять! В сорок лет, как известно, жизнь только начинается! Тем более после пластики Байдарова, кто даст мне сорок? Тридцать, максимум.

– Что-нибудь ещё? – спросила официантка, неодобрительно косясь на мою чашку кофе.

Я посмотрел на серое от усталости лицо, мешки под глазами, застиранный длинный фартук, руки с обломанными ногтями. Вспомнил свою подработку в новгородской забегаловке – беготню с грязными подносами, тошнотворных клиентов, их скудные подачки, которые в конце смены с руганью делились на всех. Нет, такой честной жизни я не хотел!

Я привык просыпаться не раньше полудня, долго валяться в кровати, листая соцсети за чашкой кофе или стаканом фреша. Есть овсянку серебряной ложкой, носить брендовый шмот, который сидел на теле, как вторая кожа. Гонять по МКАДу на премиальной тачке. И удирать из слякотной зимней Москвы к бирюзовому океану и белоснежному мальдивскому песку.

Вздохнув, я оставил хмурой официантке щедрые чаевые и вышел вон.