Две полоски

Стоял яркий солнечный денек, теплый, тихий, безветренный. Воздух, напоенный ароматом осени, проникал в открытое окно, маня бросить работу и выйти на улицу. Побродить по парку среди стройных, золотолистных березок, по устилавшему землю шелестящему ковру из опавшей листвы. Но, увы! Это было невозможно! Рабочие заботы не давали расслабиться ни на минуту. От этого напряжения заболела голова. Сначала едва-едва, потом все сильнее. В конце рабочего дня боль стала просто невыносимой.

Сев в автобус, она была вынуждена выйти через 4 остановки, что б немного пройтись пешком, проветриться. Каждый шаг болью отдавался в голове, поэтому еле доплетясь до следующей остановки, она села в автобус снова. Добравшись до дома, она рухнула на постель, не переодеваясь, сбросив с себя только куртку. Голова болела до тошноты. Виски пронзала острая боль при малейшем повороте головы. Она пыталась уснуть, но боль не давала ей. Пролежав, таким образом, часа 3 и выпив 2 таблетки, ей все же удалось снять ее. Эту ужасную боль. Однако подташнивание осталось. «Да что это со мной! Уж не заболела ли я?». Она измерила температуру 36.6. Подумала немного, достала мамин аппарат и проверила давление. 120/80. Для всех норма, но у нее всегда пониженное. «Может поэтому так болела? Высоковатое все же! Или на погоду, говорят, завтра резкое похолодание. Хотя смешно, реагировать на погоду в моем столь молодом возрасте!» И все-таки что-то с ней было не так. Она чувствовала в себе какие-то необъяснимые перемены. «Что же со мной может быть?» – размышляла она. И вдруг шальная мысль промелькнула в ее голове.

«А вдруг?». Она заволновалась, нервно заходила по комнате. «А вдруг?» Мысль не оставляла ее. Она преследовала ее. Наконец, она не выдержала, оделась и дошла до соседней аптеки.

Купив то, что хотела, пришла домой.

Вообще-то положено утром, но терпеливость это не ее добродетель, и она решила, плюнув на то, что и как положено, проверить догадку сейчас.

Подождите 5 минут. Гласила инструкция. Она задумалась, стараясь не смотреть.

Долгие годы она каждый месяц надеялась, сначала удивлялась увиденному, считая это нелепой ошибкой, потом стала очень огорчаться, спустя несколько месяцев – рыдала, закрывшись в ванной. Потом снова яростно надеялась, ведь столько сил, столько средств положено на это! Надеялась, потому все у них хорошо, и все в голос твердили- «ждите! Просто не пришло еще ваше время». Она ждала. Надеялась, верила, молилась всем богам, упрашивала судьбу, писала бумажки с желанием и развешивала по дому, съела не один счастливый билет, загадывая заветное желание везде. Ей казалось, все на нее косятся. Особенно родня мужа. Ей было крайне неловко под их косыми, недобрыми, как ей казалось, взглядами. Она так старалась! Перечитала кучу литературы, обошла кучу врачей и даже не врачей, пытаясь решить свою проблему. Но все было безуспешно.

5 минут давно миновали, но она не смотрела. Пока не посмотрела, еще есть надежда! Давно. Очень давно она не делала тест. Слишком ярко она помнила жестокие разочарования, когда волна боли захлестывала ее. Непереносимой боли. Сродни сегодняшней головной. Только болела душа. Она разрывалась на части. Как много бы отдала бы она за слово «Мама» – сказанное в ее адрес малюсенькими пухлыми губками. В ее глазах стояли перетяжечки на детских мягких ручонках, пальчики-горошинки на стопочках… Как много бы она отдала за это!!!

Печально вздохнув, приготовившись к тому, что она сейчас увидит, и уговаривая себя не расстраиваться, взглянула на то, что принесло уже ей столько слез.

2 полоски.

Она не поверила своим глазам!

ДВЕ ПОЛОСКИ! Выскочив из дома, она ругала себя, что не купила еще тестов. Ведь правильный результат должен быть утром. На всякий случай купила 2. Дома, ходя из угла в угол, все еще не веря в происходящее, боясь, что чудо исчезнет, она не выдержала ожидания утра и сделала еще один.

2 полоски.

А потом и еще один.

2 полоски.

Не поленилась сходить в аптеку еще раз. Купить еще. Аптекарша уже улыбалась, увидев ее третий раз. «Сколько на этот раз, девушка» – промолвила сквозь улыбку она. «Один» – чувствуя неловкость и радость одновременно, ответила она, тоже сдерживая довольно разъезжавшиеся в стороны, губы.

«Девушка, вы беременна. Вы вся светитесь. Можете не сомневаться!» – сказала провизор. «Но ведь, что б не было сомнений надо утром! А сейчас вечер!»

«Девушка, уж если показало 2 полоски, значит точно. Утром делают для того, что б концентрация гормона, вырабатывающегося только у беременных, была выше. А у вас этого гормона и так достаточно! Сомнений нет. Вы беременны! Я вижу, что вы счастливы, но боитесь открыться счастью. Это свершилось. Я рада за вас! Я запомнила вас еще с позапрошлого года. Девушка, у вас все будет хорошо!»

«Все уже хорошо!» Она звонко рассмеялась и стремительно вышла.

Долго-долго она бродила по осеннему парку, шурша пожухлыми листьями, средь янтарных пятен берез.

А утром она подала мужу завтрак прямо в постель. Чашечку свежесваренного ароматного кофе и тарелочку, накрытую белоснежной накрахмаленной салфеткой.

Сонный муж чмокнул ее в щечку, приоткрыв глаз, отхлебнул кофе и, заинтригованный, с большим интересом, откинул салфетку.

Две полоски!

Он счастливо рассмеялся, притянул ее к себе и поцеловал долгим страстным поцелуем.

«Любимая! Это самый вкусный завтрак, из всех, что мне довелось в своей жизни попробовать!»

Он мягко потянул ее за руку, приглашая ее прилечь, и они долго-долго, лежа в обнимку, молчали, думая об одном, и у обоих перед глазами была одна и та же картина:

Две полоски.

«За что?»

– Алло! Это Антонина Владимировна?

– Да. Я вас слушаю.

– Ваш муж, Антон Игоревич находится в реанимации. Не кладите трубку, пожалуйста! С вами хочет поговорить лечащий врач – сказал усталый женский голос.

Трубка выпала у нее из рук.

Муж! Реанимация! Врач. Хочет поговорить…

Больше всего ее насторожила фраза- «хочет поговорить»

Она не знала, что ей сейчас скажут, и молилась о том, чтобы не самое страшное.

Шли минуты. В трубке, которую она подняла, по-прежнему была тишина. Целая вечность прошла с того момента, как она услышала слово «реанимация». За это время в голове пронеслась вся их жизнь. Она успела перебрать тысячи вариантов, почему он мог оказаться в реанимации. От аварии до банального аппендицита.

В трубке что-то брякнуло. Она вздрогнула.

– Антонина..эээ… Владимировна! -сказала врач, с некоторой задержкой, видимо забыв отчество и придвинув историю болезни на которой были записаны ее данные, -Ваш муж в тяжелом состоянии.

– Что с ним? Что произошло? – выдохнула, не находящая себе места, Тоня.

– У него инсульт. Кровоизлияние в головной мозг. Прогноз неутешительный. Будьте готовы к любому исходу. Мы делаем все, что в наших силах. Ему сделана спинномозговая пункция и в ликворе кровь. Много крови. Вы меня понимаете?

Антонина в целом понимала о чем речь, но понятные слова перемешивались с какими-то чужими. Словами из чьей-то чужой жизни.

Какое отношение к ним может имеет кровь непонятно в чем. У них ведь только все стало налаживаться! Антон одумался и вернулся.

Точнее его выгнали.

Но ведь вернулся же к ней.

«А куда еще-то ему было деваться- нашептывал кто-то внутри. – Кому он нужен, кроме тебя, дуры?»

– Вы меня слышите? Слышите? – вопрошал в трубке голос, и Тоня поняла, что уплыла мыслями далеко-далеко!

– Да! Слышу.– ответила она.

– В реанимацию мы не пускаем обычно, но вы приходите.-

– Попрощаться? – горько сказала она.

– Не надо так. Мы делаем все что можем. И не тяните, пожалуйста, берите такси и приезжайте. До свидания- сказала врач и отключилась.

Значит, все плохо! – решила Тоня. Трясущимися руками она пыталась расстегнуть замочек сумки, чтоб положить сотовый. Накинула пальто и побежала по ступеням.

«Ой! Нужно же предупредить начальство!» – пронзила ее внезапная мысль.

Она побежала по ступеням вверх. Аркадия Мажитовна прихорашивалась у зеркала. Это была очень экстравагантная дама с необычным именем и отчеством и с самой, что ни на есть, обычной фамилией, Иванова, по совместительству ее давняя подруга.

– Аркаша, у нас беда! Антон в реанимации. Инсульт. Я побежала!

– Туда ему, и дорога! – громогласно заявила подруга.

– Аркадия! Ты с ума сошла! Что ты несешь?

– Это ты с ума сошла. Он же тебя бросил. В 15-тый раз, или 20-тый, я уж сбилась со счету. Пусть та курица и беспокоится! Тебе -то что до него? – начальница говорила, крася при этом губы.

– Аркаша! Так нельзя! Нельзя желать никому зла!

– Да я и не желаю. Я просто не понимаю, какое он имеет к тебе отношение. Ты ж подала на развод, наконец-то! Недели еще не прошло. Ну, и зачем он тебе сдался? Всё. Хорош с ним возиться, пусть другие теперь мучаются! – пудрясь, наставляла ее Аркадия.

– Он вернулся.

Пудреница выпала у нее из рук, подняв вверх целое облако бежевой пыли.

– Когда? – еле выдавила из себя подруга.

Тоня бросилась к пудренице.

– Слава Богу, зеркало целое! -воскликнула она. И еле слышно добавила- позавчера…

– А вчера ты забрала заявление! Ведь так? – грозно надвигаясь на нее, спросила начальница.

– Даааа..– проблеяла подчиненная.

– Тонька, ну ты и дура! Прости меня, но полная дура! Круглая! А этот -то! Хорош! Жареным запахло, примчался! -качала головой с укоризной Аркадия Мажитовна.

– Аркаш, сказали прогноз плохой. Бери, мол, такси, а то не успеешь. Он.. он… может…

– Поехали подброшу.– все равно на встречу собралась. И если все сложится, если все сложится… то… смотрясь в зеркало, вытягивая губы и разглаживая лицо, говорила госпожа Иванова.

– И сколько ему? – спросила Тоня.

– Молодой. Скажем так, весьма молодой.

У начальницы была одна особенность. Каждая новая ее пассия оказывался моложе предыдущего. А учитывая, что разница с последним составляла 21 год, Тоня решила не спрашивать, сколько именно, боясь услышать цифру.

В прошлом году она отметила золотой юбилей, а Аркадии он предстоял в этом.

В машине паника охватила Антонину. Ей представилось, что именно сейчас, в эту минуту он лежит, увешанный трубками и зовет ее.

Он всегда ее звал. Когда только поженились, звал, потому что соскучился. «Тоооонь!» – кричал он из спальни.

Он звал ее, когда заболевал, будучи у какой-нибудь очередной любовницы. «Тооонь… – умирающим голосом сипел он в трубку- привези мне таблеток!»

И она, среди ночи, бежала в аптеку, покупала за свои деньги самые лучшие лекарства. Привозила, наняв такси, на другой конец города. Дверь открывала какая-нибудь очередная длинноногая фифа, которая среди орала на весь дом, «Тоша! Тут тетка твоя, таблеток привезла, пускать?» —

И слышала в ответ: «Люсенька/Наденька/Настенька/Юлечка или еще кто-нибудь, я же могу заразить ее!»

Она спускалась, садилась в такси и плакала всю обратную дорогу. От безысходности. От того, что не может отказать ему, но более всего от того, что ей было безумно жалко его. Вряд ли эта фифа дает ему лекарства как положено. По три раза в день. Через 8 часов. Запивать пол стаканом воды. После этого стакан чая с малиной и укрыть, чтоб пропотел, с потом вся болезнь выходит.

«Да она, наверное, и в комнату-то не заходит! Заразный же! „Тетка“!» – всплывало в ее мозгу, и горькая обида охватывала все ее существо.

«Тооонь…» – тихим и трагическим голосом звал он ее, когда его в очередной раз выставили на улицу.– приедь, забери меня! Я на качелях у песочницы, по адресу…»

Приехать домой сам он, видите ли, не мог.

И она ехала.

«Тооонь! Я умираю! – звал он ее с очередного похмелья, в те моменты, когда удостаивал чести жить с ней под одной крышей, и она несла ему аспирин и рассольчик в высоком бокале.

«Что ты принесла, банку неси» – возмущался муж.

«Тооонь… Я умираю…» – стучало у нее голове.

«Антоша, потерпи! Я еду к тебе! Все будет хорошо! Ты только дождись меня! Молю тебя- дождись! Я ведь так тебя люблю»

И всю оставшуюся дорогу она молила небеса пощадить его!

И ее. Поскольку жизни без него не представляла…

***

Все подруги осуждали ее, называли дурой, давали ценные советы, учили жизни и учили любить себя. Она внимательно слушала, запоминала, искренне пыталась воплотить советы в жизнь, но ничего не получалось. Других мужчин она не видела. Для нее существовал только он. Ее ненаглядный Антон. Антошенька. Ее любимый.

Она любила его, со всей страстью, с 13 лет. Он был такой взрослый! На целых 4 года старше ее. Дружил с ее старшей сестрой. Точнее, у них была любовь. Правда длилась она всего полтора месяца, после чего отношения перешли в дружбу.

Антон продолжал бывать в их доме.

«Привет, малая!» – неизменно говорил он при встрече, и легонько щелкал ее по носу.

В 18 его забрали в армию, и она ждала. Он, конечно, об этом и не подозревал. Изредка он присылал Марии дружеские письма. Маша, прочитав, выбрасывала их в мусорное ведро, а Тоня, подкараулив этот момент, оттуда их извлекала. У нее накопилось целых 6. Она прятала эти сокровища от всех, и частенько поливала их ночью слезами умиления.

Он пришел в мае, когда яблони нарядились в свадебные платья, когда сирень раскрыла свои грозди с четырехлистными цветочками, среди которых можно было поискать счастливый пятилистный. Цветочек счастья и исполнения желаний, если его съесть.

В эту весну ей везло. Она нашла целых 6. Желание у нее было одно.

Тоня усердно искала седьмой, для полного счастья. Ведь 7- счастливое число.

Вдруг кто-то закрыл ей глаза теплыми ладонями. Она положила на чьи-то руки свои, неистово мечтая, о чуде. И оно произошло. Обыкновенное чудо.

Перед ней стоял Он.

Антон. Повзрослевший, возмужавший. Она смотрела на него, совершенно потеряв дар речи.

Воздух был напоен ароматом сирени и яблони, он сводил с ума, дурманил, пьянил.

«Привет, малая! – сказал он и взял ее, безвольно висевшую руку в свою, – Ба! Да, ты стала совсем взрослой! Сколько тебе? Уже 16? Как быстро время летит! Женихи-то есть?» – улыбался он, не сводя с нее взгляда. Весной, стоявшая пене белых кружев легкая, хрупкая, неожиданно повзрослевшая, девочка, поразила его воображение.

«Тургеневская!» – подумал он про нее.

На Машкиной свадьбе, Антон был свидетель жениха. В самый разгар веселья, когда все танцевали, заиграла медленная песня. Она до сих пор помнила ее. Алла Пугачева пела про какую-то белую дверь. В этот момент он и пригласил ее на танец в первый раз.

Эта белая-белая дверь стала для нее символом надежды, и до сих пор в ее квартире были обычные, с советских времен, белые двери, которые она ежегодно красила. С ними было столько мороки, они не вписывались в интерьер, но Антонина стояла горой, не давая сменить их.

Вскоре после свадьбы он пригласил ее на настоящее свидание. Тоня была на седьмом небе от счастья! Они гуляли по городу, до самой ночи и счастливее ее не было на всей земле.

Мария частенько предупреждала Тоню, чтоб та не обнадеживалась, что Антон жуткий бабник, и долго удержать его интерес невозможно.

Тоня видела это. Не возможно было не увидеть его восхищенных взглядов, которыми он провожал каждую юбку.

Он родился таким, говорила впоследствии ее свекровь. С пеленок он умел так улыбаться женщинам, ее подругам, что те души не чаяли в этом, малюсеньком херувимчике, белокуром и кудрявом, голубоглазом и очень жизнерадостным. Начиная с детского сада, девчонки толпами ходили за ним. Подруги свекрови продолжали любить его и для каждой он умел найти слова: «Тетя Лиля, какая у вас красивая кофточка!» или «Тетя Оля, угощайтесь конфеткой, последнюю для вас оставил»

«Это у него в крови. Прими его таким, если желаешь ему счастья. Он ведь и сам не рад, тому, что родился ловеласом» – говорила ей свекровь.

И она принимала.

Они встречались в среднем раз в месяц, после встречи он пропадал, и появлялся в ее жизни тогда, когда ему заблагорассудится. Иногда она узнавала о каком-нибудь головокружительном романе с какой-нибудь блондинкой, или брюнеткой. Бывали и шатенки, но они скоро надоедали ему. В ней же он находил покой и умиротворение.

Когда ей исполнилось 18, он неожиданно сделал ей предложение, удивив ее безмерно. И через месяц их левые руки украшало непростое украшение- обручальное кольцо.

Точнее украшало ее руку, так как свое он снял сразу после свадьбы, и больше его она кольцо ни разу не видела.

Тоня была счастлива! Она даже в самых смелых своих мечтах и надеяться не могла, что он снизойдет до нее. Для нее он был почти божество.

«Только учти, чтоб никаких детей!» – заявил он ей тогда. И она строго следила за этим.

Теперь она жалела о том, что не ослушалась его. Детей она очень любила и хотела. Но… увы, ей не хватило силы духа на это.

Тоня считала себя серой мышкой, каким-то немыслимым образом получившей главный приз в лотерее «Спортлото». Вся жизнь ее вертелась вокруг него. Лишь бы Антошеньке было хорошо! Она безмерно утомляла его этой приторной заботой, этой бесконечной любовью, от которой он чувствовал себя неполноценным, ведь он так любить не умел. Он сбегал от ее заботы, бесконечного ее самопожертвования. Он чувствовал себя грязным на фоне ее ослепительно белой, без малейшего пятнышка, души.

О! Как бы он хотел, что бы она была человеком. Простым обычным человеком, но она была ангелом. С нимбом.

Они оба комплексовали и чувствовали себя неполноценными рядом с друг с другом.

Ей казалось, что она недостойна его, ему, что он недостоин ее.

Он снова и снова уходил, в надежде, что когда-нибудь ей это надоест, и она бросит его, недостойного. Но она всегда была рядом, всегда прощала. Точнее, ей даже и в голову не приходило обижаться на него.

Ее чистота и доброта раздражали его.

А Тоня даже подумать об этом не могла, и если б узнала бы, удивилась бы безмерно.

Он любил ее. Весьма своеобразной любовью. Но любил. Куклы с пустыми глазами надоедали ему уже на третий день. И он вскоре находил любой предлог, чтоб набрать ее номер и позвать: " Тоооонь!» – боясь, очень боясь, что в этот раз она не приедет. Но она приезжала. Каждый раз. И его сердце наполнялось теплом.

Он возвращался, переполненный чувствами к ней, благодаря судьбу, но чувствуя себя недостойным и ее мизинчика. Когда чувство вины достигало своего апогея, он сбегал вновь. Страдал, мучился, но так и продолжал мучить себя и ее.

В этот уход он не смог найти никакого предлога и позвонил просто так. Он так долго обдумывал слова, он мечтал сказать ей о том, как любит ее, и как жалеет обо всем.

Но она, подняв трубку, не дав сказать ему ни одного слова ранила его в самое сердце: «Антошенька, прости меня, я мешаю тебе жить своим присутствием в твоей жизни поэтому я хочу освободить тебя! Я подала на развод!»

Но он не хотел! Он не хотел свободы! Он хотел бы любить ее так же, как она любит его. Он хотел сделать ее счастливой.

Но она вряд ли могла это предположить.

Целую ночь он не сомкнул глаз и утром, в 5 утра выскользнул от очередной Барби. Как ее зовут, он не запомнил. Все они были для него на одно лицо. С пустыми глазами.

Сначала она не пускала его, волнуя, но и умиляя его этим до бесконечности. Но стоило ему только перестать стучать, как дверь тут же открылась и оттуда выпорхнула его птичка. Он порывисто обнял ее, и через 2 часа они вместе рвали заявление на развод.

Тоня убежала на работу, а он после 3 бессонных ночей и всех треволнений решил выпить чашечку крепчайшего кофе. Сварил и отпил чуть больше половины. Сердце бешено застучало, и кинжалом полоснула резчайшая головная боль.

Он, чуть не теряя сознания, превозмогая боль ради нее, добрался до двери, открыл и пластом рухнул в подъезд. Скорую вызвали соседи.

«Тооонь…» – шептал он перед потерей сознания, зовя ее, быть может в последний раз, промелькнуло в его голове, и свет померк.

***

На дороге была огромная пробка, Антонина сидела как на иголках. В ее голове звенели слова: «Тонь, я умираю…»

«Антошенька, ты только, пожалуйста, дождись меня! Дождись, и тогда все будет хорошо! Я нежно обниму тебя, и ты вернешься! Ты всегда возвращаешься ко мне! Только дождись! Я лечу к тебе, мой любимый!» – шептала она.

Аркадия смотрела и укоризненно покачивала головой.

«Куда тебя такую денешь! Ты, Тонь, спроси там, может чего нужно, лекарств там, или еще чего. Мы поможем. Лишь бы все обошлось. Жалко все-таки мужика, хоть и бабник, но ведь уж слишком молодой! Подумать только инсульт в 54! Да! Как бы душа не была молода, а годы свое берут. Изнашиваемся, как и все механизмы! Тонька, ты это… держись! Сейчас уж доедем скоро! Может, черт с ней со встречей, с тобой пойти?» – спросила Аркадия.

«Нет, что-ты! Там же реанимация. Не пустят!» – ответила она.

«Да, я ведь чтоб тебя поддержать! Мало ли что…» – потихоньку, почти прошептала подруга.

«Аркаша, милая! Ты его живого не хорони! Лишь бы дождался! Да я его и с того света достану!» – с жаром проговорила Тоня и схватилась за сердце. Острая игла пронзила ее насквозь мгновением острой боли.

Антонина замерла и замолчала. Страшная мысль промелькнула в ее голове.

«Аркаша, мне страшно! Похоже, я опоздала…» – и вдруг слезы ручьми брызнули из ее глаз.

«Не реви! Смотри, больница уже видна, беги быстрей!» – подъехав к шлагбауму. Аркадия буквально вытолкнула ее из машины. «Беги я сказала!» – закричала она, и Тоня побежала.

Она ворвалась в приемное отделение и расталкивая всех побежала по коридору, надеясь, что бежит в правильном направлении.

«Где реанимация?» – остановила она медсестру.

«На пятом этаже» – ответила девушка, но в верхней одежде и без халата не пустят»

Тоня бежала по лестнице, перепрыгивая через 3 ступеньки, скидывая по пути с себя куртку, шапку, бросая прямо на пол лестницы.

5 этаж. Реанимация.

Кровати. Трубки. Жужжание аппаратов.

Вот он!

Около него стояло 4 врача, один убирал в чехол дефибриллятор.

«Что с ним?» – закричала она.

«Женщина, вам сюда нельзя! Выйдите!»

«Что с ним?» – она подбежала к нему и обняла. Горячие слезы лились прямо ему на лицо. Глаза его были закрыты. Он был безучастен ко всему.

«Антошенька! Вернись! Я тебя умоляю! Вернись ко мне! Я никогда тебя не просила об этом. А сейчас прошу! Вернись! Открой глаза! Посмотри внимательно к кому ты уходишь? Это же кривая старуха с косой! Антошенька, у тебя всегда был хороший вкус! Что за соперницу ты мне нашел? Смерть! Я не отдам тебя в ее ледяные объятья! И если ты не вернешься, я приду к тебе сама! Слышишь? Мне тоже придется отдать в ее костлявые руки свое тело! Жить без тебя я не буду!»

«Ну сделай те же что-нибудь!» – закричала она.

Врачи переглянулись, они сделали все, что могли. Они проводили реанимационные мероприятия больше получаса, и прекратили лишь тогда, когда надежды совсем не осталось.

Но видя ее страдания, решили дать еще пару разрядов, чтобы она собственными глазами убедилась в том, что сделать уже ничего нельзя. Они снова достали дефибриллятор, приложили электроды к его груди.

«Все убрали руки с кровати! Разряд!»

Тело Антон дернулось. Но монитор продолжал показывать лишь прямую линию.

«Еще разряд!»

Линия. Ровная. Совершенно прямая.

«К сожалению, мы бессильны помочь…»

«Еще, раз молю вас! Еще раз! Что вам жалко что-ли?» – плакала она.

«Батарея разряжена. Аппарат вряд ли выдаст еще один разряд. В его головном мозге уже начинаются необратимые изменения. Мы бессильны…

Но покачав головой, молодой доктор снова приложил электроды к груди.

«Разряд!»

Аппарат на последнем издыхании со злобой выплюнул всем в лицо последний разряд, и безжизненно погас.

Раздался грохот. Антонина пластом упала на пол. К ней подбежали.

«Вероятно, она держалась за спинку кровати во время разряда!» – сказал кто-то из них. Тоню стали приводить в чувство, подносить к ее носу вату, смоченную нашатырным спиртом, похлопывать по щекам.

«Смотрите! – воскликнула одна врачей, показывая рукой на приборы- по монитору пробежала молния- QRS- комплекс.

Реаниматологи снова принялись за свою, самую обычную, повседневную работу. Спасать людей, вытаскивая их в самом прямом смысле этого слова, с того света. Никого произошедшее не удивило. Обыкновенное чудо не раз случалось в этих стенах.

Через минуту Тоня очнулась. Ее вывели в коридор.

«Не волнуйтесь! Теперь, надеемся, все будет хорошо! Он жив. Первый кризис миновал!» – сказал ей кто-то и торопливо скрылся за дверью.