Пуля без комментариев

В этот момент Игорю надо было замолчать или перевести тему в другое русло, но он пошел до конца и потерпел сокрушительное фиаско.

– Марина, я два раза предлагать не буду. Если ты сейчас останешься…

Федосеева не стала дослушивать его заманчивое предложение и заявила:

– Я могу остаться только до вечера. Игорь, не обижайся, но замуж за тебя я не пойду.

После откровенного разговора Федосеева засобиралась домой.

Чтобы хоть как-то отыграться напоследок, Игорь спросил:

– Марина, ты слышала поговорку «С милым рай и в шалаше»?

– Слышала, и во многих шалашах была.

– И как оно? – спросил Ефремов, сбитый с толку.

Откровенность Федосеевой поставила его в тупик. Он, воспитанный на советских стандартах приличия, до сих пор не мог принять теперешние реалии. Свободная женщина вольна спать с кем хочет, и ничего предосудительного в этом нет.

– В шалаше можно встречаться, а жить надо в благоустроенной квартире, – глядя Ефремову в глаза, ответила гостья.

После ее ухода Игорь достал бутылку водки, спрятанную на черный день, и распил ее в одиночестве. С каждой рюмкой он все больше ненавидел Козодоева, развратившего своих секретарш.

«Ничего, козлик, скоро поквитаемся, и никакие доллары тебе не помогут! Я выпрошу у Живко ОМОН и устрою на проходной, в берлоге у Лотенко, такой тарарам, какого свет не видывал! Охранников прикажу положить мордой в пол, чтобы они, сволочи, поняли, кто в нашем городе власть, а кто – шавки подзаборные. Я спрошу этих ребят, зачем они в камуфляж вырядились. В лесу от кого-то прятаться собрались? Посмотрим, что они ответят».

Игорь выкуривал одну сигарету за другой и представлял, как он защелкнет браслеты на руках Козодоева и скажет директорскому сынку: «Ты арестован за совершение убийства!» В этот момент дверь в кабинет Козодоева должна оставаться открытой, чтобы Марина могла услышать, как Ефремов объявит об окончании ее карьеры в СГТС.

«Марина не знает сути моего интереса к Козодоеву, – злорадно подумал он. – Она думает, что я расследую стрельбу на площади, и будет неприятно удивлена, когда узнает, что ее хозяин – убийца. Да что там удивлена, она в осадок выпадет! Если Козодоев убийца, то его ждет долгий срок. Для нее это будет катастрофа, конец несбыточным мечтам. Папаша Козодоева гарем своего сына содержать не станет, на другой день всех секретарш и референтов выгонит. Пойдет Марина искать себе нового хозяина и уже вряд ли такого щедрого отыщет».

В первом часу ночи Ефремов посмотрел на опустевшую бутылку и решил добавить. Он стал собираться на улицу в круглосуточно работающий ларек, но вовремя спохватился и лег спать.

«Одним ударом я убью двух зайцев, – рассматривая потолок в темной комнате, думал он. – Козодоеву отомщу за дела прошлые, а Марину верну с небес на землю. Пусть она призадумается о своем будущем».

Ефремов взбодрился кофе, приготовил яичницу, наскоро позавтракал и поспешил на работу.

Около одиннадцати часов он покончил с неотложными делами и спустился в следственный отдел, к Лаптеву. Андрей был в кабинете один, Воронов ушел к директору «Сибпромвентиляции».

– Андрей, я пришел заключить сделку, – откровенно сказал Ефремов. – Я подготовил операцию по разоблачению Козодоева. После моего удара ему ничего не останется, как чистосердечно признаться в убийстве, но я без вашей помощи не смогу провернуть это дело.

– Игорь, а ты уверен, что начальство позволит тебе ворошить прошлое? Сергей Козодоев не слесарь с завода «Красный пролетарий», а сын известного бизнесмена, члена Союза предпринимателей Западной Сибири. Как только мы задержим Козодоева-младшего, так же вся демократическая пресса тут же взвоет о милицейском произволе. Представь текст в газете: «Вместо поисков убийцы директора банка сотрудники уголовного розыска обрушили репрессии на невинных граждан».

– У меня есть другой вариант: «Под личиной бизнесмена скрывался кровавый маньяк. Свое первое преступление он совершил еще подростком». Андрей, ты о прессе не думай. Как только на нас попытаются вылить ушат грязи, я тут же организую ответную кампанию. У меня есть с кем поговорить на эту тему.

– Выкладывай, что ты задумал.

– Вдвоем с Вороном вы памятник не потянете, – сказал Ефремов. – Без оперативной поддержки вы забуксуете на месте, утонете в бумагах. Я могу помочь вам людьми, силами и средствами. Вам не будет отказа ни в чем. Наружное наблюдение, прослушивание телефонных разговоров, изъятие любых документов. Только скажи, и мои парни выполнят любое поручение. Взамен мне нужно, чтобы Ворон поднял архивное уголовное дело в Ленинском РОВД и приступил к расследованию.

– Мне не доверяешь?

– Андрей, какой из тебя следователь? Ты как был опером, так им и остался. Мне нужен крючкотвор, знаток законов, мастер проведения следственных действий. Только Ворон сможет вдохнуть в мертвое дело новую жизнь.

– Вряд ли Роман Георгиевич согласится забрать дело в городское управление.

– Андрей, прошу тебя как брата, помоги! Я в долгу не останусь. Поговори с Самойловым. Ты сможешь убедить его.

– Предположим, Самойлов пойдет навстречу, а вот Ворон – не знаю. У него сейчас своих дел полно.

– Ворон не откажется поучаствовать в интересном деле. Если его подразнить сложной задачей, то он не успокоится, пока всех на чистую воду не выведет. Андрей, вспомни себя в молодости. Ты усидел бы на месте? Нет, конечно же. Первым ринулся бы в бой. – Ефремов хотел привести еще какие-то аргументы, но не успел.

Дверь распахнулась, и в кабинете появился довольный, сияющий Виктор Воронов.

– У нас к тебе предложение, – обратился к нему Лаптев. – Ты возьмешься раскрутить Козодоева?

– Вы шутите, господа? – Ворон в притворном удивлении развел руками. – Кого там крутить, если в квартире палец обнаружили? Пришел, увидел, победил! Работы на два дня.

– Погоди бахвалиться, – попробовал поставить его на место Ефремов. – Ты еще уголовного дела не видел. Оно толстое, листов двести, никак не меньше.

– За час изучу от корки до корки.

– Ворон, если сегодня это дело привезут, завтра сможешь обвинение предъявить?

Виктор посмотрел на оперативника с недоумением, как на человека, сказавшего явную глупость.

– Объем обвинения зависит не от толщины уголовного дела, а от количества серого вещества в голове следователя, – нравоучительно изрек он. – С этим у меня все в порядке. Вези дело.

Ефремов вопросительно посмотрел на Лаптева. Андрей пожал плечами и вышел из кабинета.

– Куда это он? – спросил Воронов.

– К Самойлову. Без его разрешения Козодоев для нас будет недосягаем.

Через несколько минут Лаптев был у Самойлова. В двух словах он изложил фабулу дела об убийстве Бурлакова.

Самойлов слушал его с отсутствующим видом, но, как только речь зашла о Козодоеве, напрягся.

– С этого момента поподробнее, – потребовал он.

– Смертельную травму Бурлаков получил двадцать девятого ноября восемьдесят второго года. Осмотр места происшествия был проведен первого декабря. В ходе осмотра был обнаружен отпечаток пальца Сергея Козодоева. В результате расследования было установлено, что в момент убийства Бурлакова у его подъезда стоял некто Быков, бывший одноклассник Козодоева. Шестого декабря Быков покончил жизнь самоубийством, сбросился с двенадцатого этажа. Перед Новым годом начальник Ленинского РОВД Балагуров распорядился располовинить дело по факту убийства Бурлакова. Номерную часть, ту, которая идет на проценты, они прекратили в связи со смертью Быкова, а вторую, выделенную в отдельное производство, приостановили.

– Если бы меня проценты давили, то я поступил бы точно так же, – заметил Самойлов. – Где это дело сейчас?

– В архиве следственного отдела Ленинского РОВД.

– Представляю, какой вой поднимется, если мы его возобновим и привлечем к ответственности сына директора СГТС. Андрей, это точно тот Козодоев, который послал Живко матом на площади?

– Он самый. Роман Георгиевич, Козодоев – убийца. Преступление он совершил десять лет назад. Какие к нам вопросы? Мы в политику не лезем, своими делами занимаемся.

– Как только газетчики пронюхают про задержание сына известного бизнесмена, тут же появятся заказные статьи, в которых все будет переврано и искажено. Представь, какой соблазн соединить воедино арест Козодоева и его вызывающее поведение на площади. – Самойлов замолчал, прищурился, посмотрел в окно, подумал и продолжил: – Значит, так! Дело это мутное, с политическим подтекстом. Я на себя ответственность за его возобновление брать не буду, но и вам препятствовать не стану. По закону следователь принимает решения самостоятельно, вот и действуйте в рамках УПК.

– Действовать будет Воронов, – сказал Андрей.

– Тем более! Он сотрудник молодой, неопытный. Мог не разобраться в ситуации и наломать дров.

Андрей вернулся в свой кабинет и застал там одного Воронова.

– Выкладывай, что наработал, – сказал Лаптев.

– Подземный ход идет от нового корпуса облисполкома к подстанции, поворачивает на девяносто градусов и выходит на улицу Арочную. Резкий поворот в подземелье сделан, чтобы погасить взрывную волну. Представь себе, как партократы бегут по подземной галерее. Позади них гремит взрыв, но вреда им не причиняет. Ловко придумано!

– Где вход в подземелье?

– В подвале дома номер восемь по улице Арочной. Ты знаешь, это так называемый профессорский дом, построенный для семей преподавателей университета.

– Вот это действительно ловко придумано! – похвалил неведомых архитекторов Лаптев. – Даю гарантию, что ни профессора, ни их жены ни разу в жизни в подвал не спускались.

– Андрей, а ты в подвале своего дома часто бываешь?

– Никогда не был. Я как представлю себе, что там крысы, сырость, мусор!.. Что я там забыл? Если трубы потекут, то я слесаря вызову, а сам в подвал не полезу.

– Вот и они так же. Живут-поживают и о входе в подземный ход ничего не знают.

– От профессорского дома до набережной – рукой подать, – проговорил Лаптев. – В случае эвакуации лучше места не придумать.

– Что дальше будем делать?

Воронову не терпелось заняться всем сразу. Он был готов и Козодоеву обвинение предъявить, и в подземелье спуститься. Что говорить, молодость – великая сила! Если энергию понапрасну не растрачивать.

– Завтра вплотную займешься Козодоевым, а я встречусь с человеком, который откроет вход в подземелье. Виктор, прошу тебя, к профессорскому дому не лезь, не светись раньше времени. Я понимаю, соблазн велик, любопытство разбирает. Но давай с подземельем немного повременим.

– Как скажешь! – неохотно согласился Воронов.

На другой день к Андрею зашел водитель Самойлова.

– Слышал новость? – спросил он. – Похоже на то, что Живко и командира ОМОНа снимут с должности, а начальника управления переведут в штаб областного УВД.

– За пропажу оружия и стрельбу на митинге могут снять, – сказал Лаптев. – Кого начальником городского управления назначат?

– Роман Георгиевич к креслу присматривается. Кроме него, реальных кандидатов нет.

Во вторник, третьего ноября, Ефремов изменил обычный распорядок дня. Проснувшись, он не прикоснулся к сигаретам и не стал пить оживляющий горячий кофе, а сделал зарядку, принял прохладный душ. Во время завтрака Игорь прислушивался к себе, пытался найти отголоски внутренней неуверенности, робости или заторможенности, любого человеческого чувства, которое помешает ему с блеском провести задержание Козодоева, но не находил.

Организм, настроенный на решительные действия, раз за разом рапортовал: «Я готов!»

Приехав на работу, Ефремов не находил себе места. Он рвался в бой, но должен был выждать несколько томительных часов, пока Живко определится, кто будет сопровождать Игоря во время проведения силовой акции, ОМОН или группа захвата шестого отдела городского УВД.

Около одиннадцати часов к нему зашел Лаврентий и сказал:

– Козодоев сдал анализы на гонорею и хламидиоз. Результаты будут готовы к концу недели.

– С гонореей все понятно, а хламидиоз – это что такое? – спросил Ефремов.

– Палыч, я не в курсе, чем хламидиоз отличается от триппера. Ты мне велел узнать об анализах, я это сделал.

– Что за привычка останавливаться на полдороге и не доводить дело до конца! – начал заводиться Ефремов. – Если не смог узнать в лаборатории, что это за болезнь, надо было купить брошюрку и изучить ее на досуге. Ты чем в воскресенье занимался? Пузо чесал? Мог бы расширить кругозор. Какая разница, с брошюркой на диване валяться или с газетой?

– Палыч, я женатый человек. Представь, о чем подумала бы моя супруга, если бы увидела такую брошюрку у меня в руках? Ты, Палыч, мужик холостой, тебе сам бог велел венерическими болезнями интересоваться.

– Ладно, проехали! – Ефремов махнул рукой. – Будем считать, что хламидиоз – это разновидность гонореи. – Он посмотрел на телефон, отстучал пальцами дробь по крышке стола и принял соломоново решение: – Иди в книжный, купи брошюрку про венерические болезни. Вечером отдашь ее мне, а если я к тому времени не вернусь, просунешь в щель под дверью. Хотя нет, не пойдет. Изучишь брошюрку и сиди в кабинете, жди моего звонка. Перед тем как начать игру, я должен знать особенности хламидиоза.

Не успел Игорь отдать распоряжение, как наконец-то зазвонил телефон. Стадниченко, начальник городского уголовного розыска, вызывал его к себе.

Стадниченко с самого начала был против участия городского ОУР в расследовании убийства Бурлакова: «Игорь, на кой черт нам раскрытие дела, которое на проценты не идет?» – сказал он как-то раз своему заместителю.

Ефремов, для которого разоблачение Козодоева было делом чести, тогда не стал юлить и напрямую сказал: «Пока я не растопчу эту гниду, не буду считать себя настоящим человеком. Витя, тебе нужен неполноценный заместитель? Я думаю, что нет».

– Я готов! – отрапортовал Ефремов, войдя к начальнику. – Кто со мной едет?

– Наша группа захвата и Леонид Попок.

– Он-то на кой черт мне сдался? – не понял Игорь.

– Живко посылает Попка в качестве контролера, чтобы ты дров не наломал в горячке. Леонид – мужик рассудительный, где надо, притормозит тебя. Вот еще что. Игорь, я даю тебе двое суток на Козодоева. Начиная с пятницы, я эту фамилию слышать не должен. Ты понял?

– Я сломаю его за сутки, – сказал Ефремов.

Во дворе городского УВД он проинструктировал бойцов группы захвата, одетых, как рэкетиры, в кожаные куртки и спортивные костюмы:

– Если на проходной охранники станут в позу, всех опрокинуть на пол. Со мной к Козодоеву пойдут Сергей и Ветерок. Андрей, ты останешься у кабинета. Если что, отсечешь внутреннюю охрану. Оружие не применять!

Парни из группы захвата засмеялись.

– Игорь Палыч, ты с кем-то воевать собрался? Какое оружие? Мы голыми руками всю козодоевскую шайку рылом в грязь положим, – заявил один из них.

– Ну, с богом! – скомандовал Ефремов и первый пошел к служебным «Жигулям».

В то время как милиционеры рассаживались по автомобилям, на парадное крыльцо бывшего здания профсоюзов вышли Лотенко, Лукашов и Корнилов.

– Где транспорт? – недовольно спросил Лотенко. – Что за организация работы?

– Сейчас выясню, – сказал референт и вернулся в здание.

Лотенко и советник остались вдвоем.

– У меня есть интересные сведения о СГТС, – сказал Корнилов. – Похоже, Козодоев решил продать фирму и смыться за границу.

– Пусть валит, нам-то что? – безразлично проговорил Лотенко. – Хотя погоди-ка. У нас с ними договор аренды на сколько лет заключен?

– В июле следующего года заканчивается. Если он свалит до этого срока, то нам придется новых арендаторов искать. Я дал задание финансовому отделу просчитать убытки от простоя площадей. Вечером доложу. – Советник явно хотел сказать еще что-то, но замолчал.

Прямо напротив крыльца остановились «Жигули» и микроавтобус «РАФ». Из автобуса выпрыгнули несколько крепких парней, по виду – спортсменов. Из «Жигулей» вышли двое мужчин постарше.

– Вон тот, с приметными усами, мент, – тихо проговорил Корнилов. – Я его на площади в форме видел.

– Добрый день, господа! – Лотенко остановил милиционеров. – Позвольте узнать, что привело вас в мой скромный офис? – Анатолий Борисович развел руками.

Этим он показывал визитерам, что скромным офисом является не кабинет и не этаж, а все огромное здание с вычурной лепниной у крыльца и светлым пятном на фасаде в том месте, где некогда красовался гипсовый герб СССР.

Ефремов не растерялся. Весь его план полетел к чертям, но не для того он настраивал себя все утро, чтобы стушеваться в неожиданной ситуации.

– Господин Лотенко, я заместитель начальника уголовного розыска городского УВД майор милиции Ефремов. Я прибыл сюда для задержания особо опасного преступника, убийцы, – сказал Игорь.

За спиной Лотенко громко хлопнула входная дверь и раздалась сдержанная ругань. Это референт Лукашов запнулся на выходе и чуть не упал к ногам бойцов группы захвата.

Лотенко никак не отреагировал на шум позади себя. Секунду-другую он обдумывал то, что сейчас услышал. Потом рот Лотенко скривился от отвращения к убийце, а брови взлетели домиком. Мол, как? Неужто этот негодяй работает в моем здании?

– Вы нашли убийцу Мякоткина? – спросил он первое, что пришло ему на ум.

– Нет, – ответил Ефремов. – Мы пришли арестовать человека, совершившего зверское убийство десять лет назад.

– Кто же это? – Брови Лотенко вновь взметнулись, но челюсть осталась на месте.

– Сергей Владимирович Козодоев.

– Ах, вот как! – без тени удивления произнес председатель Союза бизнесменов Западной Сибири. – Позвольте поинтересоваться, господин Ефремов. Вы привезли с собой столь внушительную группу поддержки. Неужели вы полагаете, что Козодоев окажет вам вооруженное сопротивление?

– Как бы сказать?.. – Ефремов замялся, как хороший актер, изобразил, что не хочет выкладывать правду, но вынужден сделать это под давлением обстоятельств. – Анатолий Борисович, у нас был неприятный инцидент на проходной. Ваши охранники….

– Господин Ефремов! – не дал ему закончить Лотенко. – Не надо возводить случайный эпизод в некую систему. – Он обернулся и отдал приказ референту: – Охране ни во что не вмешиваться! – Проходите, господа! – Лотенко широким жестом указал на дверь. – Я, мои сотрудники и арендаторы, мы все чтим представителей власти! Если было некое недоразумение между вами и нашей охраной, то забудьте о нем.

Ефремов сдержанно кивнул председателю союза в знак благодарности и вошел в вестибюль. Группа захвата и Попок последовали за ним.

Лотенко вновь остался наедине с советником и распорядился:

– Через час узнай, в чем Козодоев обвиняется и насколько серьезны подозрения в отношении его.

– Я…. – начал было Корнилов, но Лотенко грубо перебил его:

– Через час, ты понял? Менты тоже люди. Подойди к кому надо, посули, подмажь, пообещай. Мы просим самый пустяк, всего лишь информацию о деле и готовы хорошо оплатить услуги, оказанные нам. Тысячу, две, пять. Не скупись, отдашь свои, потом я тебе верну. У тебя есть к кому подойти?

– Есть. Сделаю, – сказал Корнилов.

Ефремов вошел в огромный вестибюль, остановился, мрачно осмотрел охранников в пятнистом камуфляже, вытянувшихся по стойке смирно.

«Если я сейчас выкрикну: «Здравствуйте, товарищи охранники!» – то они хором, во всю мощь глоток, завопят в ответ: «Здравия желаем, товарищ Ефремов!» Вот что значит хозяин бровью повел. Совсем недавно рожи корчили от презрения, а сейчас стоят навытяжку, прямо как новобранцы перед командиром роты».

– Мы наверх, – сказал Игорь вместо уставного приветствия.

– Вас проводить? – спросил референт, подскочив к нему.

– Спасибо. Я знаю, куда идти.

Не оглядываясь, Ефремов взбежал по широкой лестнице.

На четвертом этаже ему на глаза попалась незнакомая женщина с сумочкой красного цвета. Увидев Игоря, она подала ему условный знак, мол, объект на месте, и пошла вниз, на выход.

Каким образом эта особа наблюдения попала в охраняемое здание и как смогла несколько часов беспрепятственно прохаживаться вдоль кабинетов, Игорь не знал. Служба наружного наблюдения к своим тайнам никого не подпускала. Ее взаимодействие с оперативниками шло бесконтактным способом. Если возникала необходимость в визуальной передаче информации, то она была очень быстрой и внешне неприметной. Женщина опознала Ефремова по фотографии, поправила косынку на шее и исчезла.

Вполне возможно, что для проведения операции ее пригласили из другого города. Или она жила где-то рядом с Игорем, и он несколько раз видел ее, но в другом обличии, загримированную, в парике. Словом, Ефремов взглянул на разведчицу и тут же забыл, как она выглядит.

– Не отставать! – скомандовал он бойцам, которые и так не отходили от него ни на шаг.

При появлении оперативников девушки в приемной Козодоева вздрогнули. Рыженькая Аня ничего не поняла, а Марина побелела как смерть. Она сразу же догадалась, что сейчас наступит катастрофа, жестокая и неотвратимая.

Игорь рывком открыл дверь, ворвался в кабинет Козодоева, подскочил к нему и закричал:

– Руки на стол!

Козодоев-младший в момент появления оперативников сидел за рабочим столом и размышлял о предстоящем лечении нехорошей болезни. Переход от гонореи к реалиям в своем кабинете дался ему нелегко. Он тупо и отрешенно, как рыба в аквариуме, посмотрел на оперативников и остался недвижим.

– Руки на стол! – повторил Ефремов. – Живее, сволочь, пока мы тебя прессовать не начали. Ну, что ты замер, подонок? Мозги склеились?

Боец группы захвата по кличке Ветерок зашел к Козодоеву сбоку, силой положил его руки на стол. Второй боец сдвинул их вместе и защелкнул на запястьях наручники.

В тишине, наступившей после этого, Ефремов отчеканил:

– Козодоев, вы арестованы за совершение убийства гражданина Бурлакова!

– Было бы за что! – меланхолично, словно дело касалось не его, проговорил Сергей.

Потом он много раз спрашивал себя, что эти слова означали, но ответа не находил.

Боец Ветерок рывком выдернул Козодоева из-за стола и поволок к выходу. Ефремов с каменным лицом шел следом.

В приемной он остановился и сказал Ане:

– Гражданин Козодоев арестован за совершение убийства. Первый допрос его будет проведен сегодня в помещении ИВС, в четыре часа дня. Если директор СГТС намерен подключить к делу своего адвоката, то мы будем ждать его. Если защитника с вашей стороны не будет, то мы вызовем дежурного адвоката.

– Я… – пролепетала Аня, смутилась и замолчала.

Марина безмолвствовала. Каждое слово Ефремова было для нее пощечиной, расплатой за воскресные откровения.

«Вот так причудливо тасуется колода!» – мог бы сказать по этому поводу булгаковский Воланд.

«Вот так слетают с небес на землю!» – мог бы добавить Ефремов, но уже остыл от секундного триумфа и добивать Марину не собирался.

Она просто перестала для него существовать.

Бойцы вывели Козодоева из здания, остановились на крыльце.

Игорь подошел к арестанту и вполголоса сказал:

– Посмотри на небо. Нынче ясная погода, светит солнце. У нас в Сибири триста дней в году тучи, мрачно, тоскливо. А сегодня солнце! Ты, Сережа, видишь его в последний раз.

– Я… – ошарашенно протянул Козодоев, но так и не нашел, что сказать.

Ефремов показал рукой вверх.

– Это солнце свободы. Для тебя оно светит в последний раз. Через полчаса ты будешь в камере. Взойдет тюремное солнышко, а оно, поверь мне, всегда в клеточку. Парни, по машинам! Едем в ИВС.

В четыре часа дня Козодоев оказался в комнате для допросов. Это было небольшое помещение, всего-то три на три метра, с одним узким окном, забранным толстой решеткой. Из мебели в комнате были только стол и два табурета. Тот из них, который предназначался для Козодоева, стоял далеко от стола. Сергей попытался его подвинуть, но не смог. Он был намертво вмонтирован в пол.

– Давайте знакомиться, – предложил арестанту молодой мужчина, одетый в строгий официальный костюм, при галстуке. – Меня зовут Виктор Александрович Воронов. Я следователь городского УВД. Это ваш адвокат. – Воронов кивнул в сторону мужчины лет пятидесяти, стоявшего рядом с ним.

Тот был гладко причесан, одет в костюм-тройку с красным галстуком в белую полоску.

Называть защитника по имени-отчеству Воронов не стал. Между ним и этим человеком, нанятым отцом Сергея, была давняя неприязнь. Началась она с некорректного поведения адвоката на следствии по делу об ограблении ювелира Батурина.

– Меня зовут Шнайдер Роберт Евгеньевич, – представился адвокат. – По закону нам должно быть предоставлено свидание наедине, но следователь….

– Не вводите клиента в заблуждение, – перебил его Воронов. – По закону вам положено свидание наедине в условиях визуального контроля с моей стороны. В коридоре вам разговаривать никто не даст, так что можете пошептаться здесь.